«Любовь во время чумы» kitabından alıntılar, sayfa 8
Он был идеальным мужем: никогда в жизни ничего не поднял с полу, никогда не гасил свет, никогда не закрывал двери.
На кой черт веера, если существует ветер.
В том возрасте, в каком находился доктор Хувеналь Урбино в тот знаменательный вечер в кино, мужчины обычно расцветают осенней молодостью, первые седины придают благородство их облику, и они вдруг опять становятся блестящими и соблазнительными, особенно в глазах молодых женщин, в то время как их увядшим женам приходится цепляться за их руку, чтобы не споткнуться о собственную тень. Но проходит еще несколько лет, и мужья внезапно проваливаются в пропасть отвратительной старости, разом одряхлев и телом и душой, и теперь женам приходится водить их под руку, точно слепых, и нашептывать на ухо, дабы не ранить мужскую гордость, чтобы смотрели под ноги хорошенько, там три, а не две ступеньки, а посреди улицы – лужа, а мешок на тротуаре – вовсе не мешок, а мертвый нищий, и с таким трудом они перебираются через улицу, словно это последний брод последней в их жизни реки.
Так было всегда: запах горького миндаля наводил на мысль о несчастной любви.
Я предпочитаю находить язык непосредственно с Богом.
Воспоминания о прошлом не приближали будущего...
"однако позволил убедить себя в том, что человек не рождается раз и навсегда в тот день, когда мать производит его на свет, но что жизнь заставляет его снова и снова - много раз - родиться заново самому."
У женщин существовало только два возраста: на выданье, другими словами, не старше двадцати двух, и старая дева – кого замуж не взяли. Все остальные – замужние, матери, вдовы, бабушки – принадлежали к особому виду, и они вели счет не прожитым годам, а тем, что оставались им до смерти.
… человек знает, когда начинает стареть, ибо именно тогда он начинает походить на своего отца.
Она объяснила откровенно: лицемерие монахинь отвратило её от церковных обрядов, однако веру не затронуло, и она научилась хранить её в молчании.
