Kitabı oku: «Ничья», sayfa 2

– Однако вы приехали на Бали? – Марк посмотрел на Левона с виноватой улыбкой и продолжил, – пожалуйста, не судите меня строго. Вы совсем не обязаны отвечать на мои дурацкие вопросы. Но я дожил до седых волос, немного разбираюсь в людях и, поверьте, проявляю интерес к тем, к кому отношусь с симпатией.

– Марк Львович, вы можете обращаться ко мне на «ты».

– Хорошо, гроссмейстер, только давай начнём новую партию. Здесь явно ничейная ситуация, – предложил Марк, указывая на откровенно проигрышную с его стороны позицию.

– Давайте, – улыбнулся Левон и начал расставлять фигуры. – А вопросы, на мой взгляд, абсолютно нормальные. После окончания художественного факультета я поступил на курсы дизайнера с надеждой устроиться на хорошую работу. В Ереване с этим туго. Полтора года назад, благодаря моему приятелю, я подвизался в одну московскую дизайнерскую компанию. Сделал им всю работу, но мне не заплатили. Это был горький опыт, но всё же полезный, поскольку позволил претендовать на вакансию в другой, более крупной компании. Мне повезло, меня взяли, и я стал зарабатывать, снял квартиру, полгода назад перевёз в Москву жену с ребёнком. Шеф меня ценит, в качестве бонуса оплатил наше пребывание в этом отеле. Мне бы в голову не пришло ехать на Бали. Мы с женой собирались в Египет (давно никуда не ездили), но там появились акулы-людоеды, и жена отказалась. Шеф рекомендовал Бали. Правда, затраты на дорогу и прочие расходы значительно превосходят стоимость двухнедельной поездки в Египет, но нам здесь очень нравится: климат, природа, экзотические фрукты.

Утром следующего дня во время завтрака Левон представил Марку и Оксане свою жену Гаянэ. Столы их оказались рядом, что позволяло общаться. Впрочем, в беседе женщины не участвовали. Гаянэ занималась маленьким Давидом, Оксана откровенно выражала безразличие. Им стоило взглянуть друг на друга, чтобы сразу почувствовать взаимную неприязнь. Мужчины в этом отношении тугодумы, женщины мгновенно оценивают друг друга. Более того, когда Левон стал задавать вопросы Оксане, из которых следовало, что она дочь Марка, а той пришлось отвечать уклончиво, Гаянэ, которая, казалось, поглощена процессом кормления сына, снисходительно взглянула на своего наивного мужа и улыбнулась.

– Ну что, гроссмейстер, сегодня надо сдвинуться с мёртвой точки, нельзя же заканчивать все партии вничью. Начинай.

Марк заметил, что Левона что-то гложет.

– О чём задумался? Если не знаешь, как начать, могу подсказать: Е2—Е4.

– Марк Львович, можно задать… глупый вопрос?

– С твоими мозгами глупый вопрос? Ну, задавай.

– Скажите, Оксана ваша…

– …любовница, – завершил Марк. – Этот вопрос тебя так захватил, что заставил забыть о шахматах?

– Мне Гая сказала, но я…

– …не поверил? Почему? Я что, по-твоему, не мужчина? Я, может, ещё тебе фору дам.

– Вы очень представительный мужчина, – засмеялся Левон.

– Оксана небось понравилась тебе? – Марк лукаво улыбнулся, – я заметил, как ты на неё смотрел.

Левон растерялся:

– Нет… я… не смотрел.

– Ладно, не смущайся, на неё все смотрят.

Левон решил поменять тему:

– Марк Львович, а где вы были в Армении?

– Во многих местах. Например, в Бюраканской обсерватории, когда ещё Виктор Амбарцумян был президентом Армянской Академии наук. Приглашал мой друг-астрофизик. На Севане был, в Цахкадзоре на горных лыжах катался, последний раз три года назад. В Эчмиадзине был, видел храм Гарни, пещерный монастырь Гегард. Дальше перечислять?

– Вы, я вижу, Армению знаете.

– Я лет десять назад был в Турции, – продолжал Марк, – и там гид-турок назвал самую высокую точку своей страны – гору Арарат. И вот что любопытно – многие наши туристы были удивлены: разве Арарат не находится в Армении? Причём гид сказал мне, что это не первый случай, люди из России почему-то думают, что Арарат в Армении. И я тогда подумал, а ведь он на самом деле в Армении, я не имею в виду историческую территорию. Для Турции Арарат географическое понятие – самая высокая точка страны, не более того. Для армян – символ родины. Он настолько глубоко заложен в каждом армянине, что не важно, где гора находится. Арарат даже лицом обращён в сторону Армении – с противоположной стороны нет такого величественного вида. Он виден в Ереване практически отовсюду. Мандельштам писал, что у него в Армении выработалось шестое «араратское» чувство: чувство притяжения горой.

– Как вы здорово говорите. Я, признаться, не задумывался над этим.

Шахматы стали ежедневным занятием. Марку нравился мозговитый и несколько прямолинейный и наивный Левон. Партии прерывались, и начинались новые, когда позиция у Марка становилась безнадёжной. В такой ситуации он предлагал ничью, противник миролюбиво соглашался.

Четвёртый матч был пропущен по той причине, что Левон повёз семью на экскурсию. Об этом он заранее предупредил соперника во время завтрака, на что Марк обещал не объявлять ему поражения, поскольку причину находит уважительной.

На другой день после завтрака Левон с женой и ребёнком пришёл на пляж. Вступив на песок, он обнаружил, что забыл сменить кожаные сандалии на пляжные шлёпанцы и решил за ними вернуться.

Левон шёл по длинному коридору, отвечая на приветствия улыбчивых горничных. Возле номера Марка и Оксаны стояла тележка с бельём, дверь была распахнута, что свидетельствовало о проводимой внутри уборке. Когда он миновал тележку, его вдруг окликнули:

– Левон!

Он обернулся и увидел Оксану, которая, заметив его через открытую дверь, выглянула и позвала. Похоже, она тоже по какой-то причине вернулась в номер и застала уборку. Он, улыбаясь, подошёл к ней.

– Слушай, Левон, у меня сломались маникюрные ножницы. У жены наверняка есть такие, маленькие с загнутыми концами… ну ты знаешь. Мне сейчас они нужны. Может, принесёшь? Мне на пару минут. Я их после спиртом почищу.

– Сейчас схожу, посмотрю.

– Если она завершит уборку до твоего прихода, – добавила Оксана, указывая на горничную, – постучи.

– Хорошо.

Он пришёл в свой номер, открыл косметичку жены, но ножниц в ней не нашёл. В ванной комнате возле зеркала лежали в чехле маленькие ножницы, но они не были с загнутыми концами. Левон схватил их и вернулся к Оксане. К этому времени горничная уже завершила работу, и после того как он вошёл в номер, она успела ему улыбнуться, вышла и захлопнула дверь. В комнате никого не оказалось. Дверь в ванную была чуть приоткрыта. Оттуда доносилось жужжание работающего фена. Оксана укладывала волосы. Левон постучал и открыл дверь.

– Ой! – вскрикнула Оксана и схватила с полки банное полотенце, чтобы прикрыть обнаженную грудь. Она была в шортах, но сверху ничего не было.

– Как ты меня напугал! Я думала, это горничная ушла, когда дверь захлопнулась. А ты уже здесь.

– Извини, Оксана, я постучал.

– Принёс?

Левон вошёл в ванную комнату и протянул ей чехол с ножницами.

– Спасибо, посиди там, я через пару минут верну, – сказала Оксана и, достав ножницы из чехла, скорчила кислую мину.

Он стоял совсем близко к ней, невольно вкушая аромат её тела и ощущая магнетическую силу нарастающего влечения. Когда Оксана доставала ножницы, полотенце чуть спало с плеча, пленительно открыв его взору красивую грудь. Внутри у него вспыхнуло, огонь страсти мгновенно воспылал с той неукротимой силой, с какой он может возгореться в такой ситуации у молодого мужчины.

– Ну что ты принёс? – Оксана разочарованно вздохнула.

И тут она почувствовала его дыхание и увидела пылающие страстью глаза.

– Левон?.. что такое?.. – спросила она, лукаво улыбаясь. Но лукавство это не было оружием соблазна, а скорее снисходительной иронией к очередному мужику, не сумевшему обуздать свою похоть. Оксане действительно нужны были маникюрные ножницы и отнюдь не Левон. Ей казалось, что она сейчас чуть пожурит парня и отправит к жене. Но то, что произошло дальше, стало для неё неожиданностью. Он был уже словно под дурманом, в состоянии столь сильного возбуждения, что последующие свои действия плохо контролировал. Рука вожделенно потянулась к её груди и стала гладить.

– Прекрати! – вспылила Оксана и решительно отвела его руку. Но Левон вдруг отбросил полотенце, которым она прикрывалась, схватил её за талию и, прижавшись к ней, впился губами в её губы. Оксана какие-то секунды сопротивлялась, даже пустила в ход кулаки, пытаясь вырваться из объятий. Но он всё крепче прижимал её к себе, не прерывая страстного поцелуя. Вскоре она расслабилась и поддалась, а после длительного лобзания, когда губы их разомкнулись, она смотрела на него уже другими глазами:

– Какой ты горячий… – шепнула Оксана.

Опьяненный услышанным, он стал исступлённо целовать её шею, грудь и судорожно расстёгивать на ней шорты. Затем неожиданно повернул её спиной к себе, вынудив ошалевшую Оксану нагнуться и ухватиться руками за ванну.

– Ну, ты изверг!.. – выговорила она, повернув к нему голову. – Только не рви мои дорогие трусики, – добавила Оксана сквозь учащенное дыхание и подняла ногу, давая ему возможность снять их.

Перевозбуждение привело к утере контроля. Едва Оксана успела завестись и войти в раж, как услышала глухое ржание жеребца, извещавшее о финальном аккорде. Левон застыл на минуту, закрыв глаза, страсть стала стремительно угасать. Он стал медленно освобождаться от обуявшего его неистового возбуждения.

– Что, всё? – вырвалось у Оксаны. Она ещё несколько секунд оставалась в ожидании, потом выпрямилась и разочарованно бросила: – Эх, ты, килька! А как хорошо начал!

Левон сконфуженно поднял свои шорты и, ещё окончательно не придя в себя, спросил:

– Хочешь, я найду ножницы?

Оксана улыбнулась, провела тыльной стороной кисти по его щеке и сказала:

– Да ладно, не надо. Всё, иди, забирай ножницы. Не бойся, жена не узнает.

Левон вышел от Оксаны растерянный и внутренне неудовлетворённый. Физическая удовлетворённость не могла снять нервного напряжения, которое он продолжал испытывать. Причина такого состояния, казалось бы, лежала на поверхности – тревога о том, что о случившемся может узнать Гаянэ. Словам Оксаны «Не бойся, жена не узнает» Левон интуитивно верил, хотя её, по сути, не знал. Однако она почему-то внушала ему доверие. Более того, он был убеждён, что произошедшее с Оксаной – это даже не измена, а случайность, стечение обстоятельств, мгновенная вспышка страсти, и второй раз такое не может произойти. Что же тогда его так мучает? Будучи склонным к анализу, Левон стал искать причину своей подавленности. Когда точно знаешь, что именно тебя гнетёт, в чём корень душевного расстройства, легче преодолеть такое состояние. И сразу нашёл, вернее, извлёк из подсознания причину внутреннего дискомфорта. Он вспомнил брошенные Оксаной слова: «Эх, ты, килька!» – вот где источник его переживаний. Конец фразы: «А как хорошо начал!» не мог служить даже слабым утешением. Мужчины воспринимают подобные выпады в свой адрес со стороны женщин болезненно. Случайность? – вдруг спросил он себя, продолжая анализировать. Конечно, встреча была случайной. А её развитие? Если следовать Фрейду, то какая тут, к черту, случайность?! Спрашивается: зачем вместо того чтобы позвонить Оксане в номер и сказать, что маникюрные ножницы не нашлись, хватать те, что в чехле, и бежать к сексуально привлекательной женщине, заведомо зная, что ей они не подойдут?

Левон пришёл в свой номер, положил на место ножницы, с минуту в задумчивости постоял перед зеркалом, затем быстро вышел и вернулся на пляж. Когда он вновь вступил на песок, вдруг с ужасом обнаружил, что всё ещё в кожаных сандалиях. Возвращаться за шлёпанцами было уже поздно – Давид радостно бежал ему навстречу, размахивая руками. Подошла Гаянэ и с недоумением посмотрела на его сандалии.

– Ты где был? – спросила она.

Мозги у Левона в эту секунду разве что не вскипели от напряжения. «Ну, давай же, соображай!» – хлестал он себя мысленно. Мимо по выложенной плитами дорожке, которая тянулась по всему побережью, пронеслась группа молодых парней и девушек на велосипедах. Левону в этот момент за какие-то доли секунды пришла, как ему показалось, гениальная идея.

– Ты представляешь, пришёл в номер и вдруг вспомнил, что обещал Давиду прокатить сегодня на велосипеде. В шлёпанцах неудобно, они сваливаются с педали. Покатаю, а потом поменяю. – Сказав это, он обратился к сыну: – Ну что, берём большой велосипед?

– Берём! – обрадовался Давид.

Левон был так доволен своей находчивостью, в таком восторге пребывал от пришедшей на ум неожиданной идеи, что совершенно расслабился и уже не ожидал каких-либо вопросов со стороны жены, которые могли быть вызваны подозрением или догадками об измене. Но когда они вернулись в номер, чтобы уложить маленького Давида спать, Гаянэ вдруг спросила:

– Почему ты рылся в моей косметичке?

Левон растерялся и глупо переспросил:

– Кто?

– Ну не горничная же? Это исключено.

Он не то чтобы не нашёлся что ответить, просто в эту секунду Левон точно знал, что ложь чревата, она будет сразу разоблачена и может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому он сказал почти правду и чуть не выдал себя:

– А!.. – будто вспомнил, – Оксана попросила маникюрные ножницы.

– Что? Она была здесь?

– Нет, я проходил мимо их номера, там убирали, дверь была распахнута. Она меня увидела, вышла и попросила принести ей твои маникюрные ножницы. Я пришёл, открыл косметичку, но ножниц не нашёл.

– Они у меня в чемодане. Она даже не понимает, что это негигиенично?

– Оксана обещала их продезинфицировать. Её ножницы сломались, можно же понять женщину?

– Я вижу, ты понял. Так спешил к ней, что забыл надеть шлёпанцы? – Гаянэ несколько секунд смотрела на мужа испытующим взглядом, но он, кажется, выдержал экзамен, мускулы на лице не дрогнули.

– Во-первых, – начал Левон, решив проявить характер, – ты говоришь глупости. Во-вторых, она куда-то торопилась, я позвонил ей в номер, извинился, что не нашёл ножниц.

В этот день на встречу с Марком Левон шёл как на заклание. Теперь, когда жена знала о его случайной встрече с Оксаной, он вдруг сообразил, что на самом деле следует опасаться реакции Марка на то, что сегодня произошло. Она была действительно важна. Да, Оксана обещала о случившемся не говорить жене, но то, что она сообщит об этом Марку, у Левона почему-то не вызывало сомнений. Скорее всего, думал он, скажет, что было лишь посягательство, которое она гневно отклонила. Но это ничего по существу не меняло. Если Марк, после того, что узнает, отвернётся от него, что вероятнее всего, жена непременно обо всём догадается. Уж в этом Левон не сомневался. И тогда последствия могут быть плачевными, может произойти непоправимое. Левон хорошо знал норов Гаянэ и не сомневался, что измены она ему не простит. А значит, он может лишиться любимой женщины и сына. Да, он любит жену, умную, преданную, тонко чувствующую жизнь, свято верящую в его талант художника, составляющую основу его семейного счастья. «Что я натворил!» – сокрушался Левон.

– Ты сегодня какой-то подавленный, – удивился Марк, увидев вместо широкой улыбки Левона его растерянное лицо. «Он пока не в курсе, – смекнул Левон, – лучше рассказать ему сейчас, а там… будь что будет».

– Что-то случилось? – спросил Марк.

– Да.

– Что такое? Ребёнок заболел?

– Нет, слава богу. Даже не знаю… как вам сказать…

– Скажи как есть. Я смотрю, ты так убиваешься, словно произошла трагедия.

– Может произойти, если… жена узнает…

– Жена? – удивился Марк, – что же такого ты натворил? Совершил смертный грех?

Левон кивнул. Марк улыбнулся:

– Ты что киваешь? Согрешил? – спросил он в шутку.

Левон опять кивнул. Марк посмотрел на него с ещё большим удивлением:

– И как же?

– Если Гая узнает…

– Неужели изменил жене?

Левон, глядя на него, виновато поёжился.

– Что, правда, изменил? – Марк улыбался.

– Да.

– Ты уезжал куда-то?

– Нет.

Марк задумчиво наморщил лоб и несколько секунд продолжал с недоумением смотреть на Левона, который сейчас походил на побитого щенка. И вдруг его осенила догадка:

– Постой… – Марк рассмеялся и, прищурившись, спросил, – ну и как тебе Оксана?

Левон, широко открыв глаза, с изумлением смотрел на Марка:

– Как вы догадались?

– Левон, с кем же ты можешь согрешить, не выходя за территорию отеля? Ха! Ну не с японкой же!

– Я думал, вы меня… убьёте.

– Бог с тобой, за что? Это даже забавно. Где же этот акт мог произойти? Неужели в женском туалете? Она любит неожиданности!

– У вас в номере.

– Вот как? Она что же, тебя в номер пригласила? Что-то на неё не похоже.

– Нет, всё произошло случайно, неожиданно… она стояла так близко, такая соблазнительная… я был в каком-то дурмане… – и Левон рассказал про ножницы и секс без интимных подробностей.

Марк внимательно выслушал, затем, лукаво улыбаясь, спросил:

– Ну что ж, надеюсь, проникновение было приятным?

– Как вы спокойно воспринимаете?! Словно Оксана не имеет к вам никакого отношения?!

– Левон, успокойся, она самостоятельный человек и никак со мной не связана. Я даже думаю, что это у нас разовая поездка и мы вряд ли будем встречаться в Москве.

– Она что… проститутка?

– Нет, конечно. Я с проститутками не сплю и тебе не советую. Она нормальная девушка, немного резковатая, но вполне приличная и, как все нормальные девушки, хочет выйти замуж, но пока не встретила своего парня. Просто большинство хороших парней вроде тебя женаты.

– Я боюсь, Гая догадается, она очень смекалистая.

– Не беспокойся, Оксана болтать не будет.

И действительно, Оксана ни словом после не обмолвилась с Марком об этом случае. А по утрам, когда все встречались во время завтрака, она почти не общалась, вела себя индифферентно, как прежде.

– Марк Львович, можно задать вопрос?

– Опять глупый?

– Да.

– Задавай.

– Почему вы не женаты?

– Вот как раз поэтому. Я не боюсь, что кто-то о чём-то догадается, устроит мне сцену, будет уничтожать мои драгоценные нервные клетки. Я сплю с женщинами, которые мне нравятся, и расстаюсь с ними, когда этого захочу.

– А как же семья, дети?

– Я имел неосторожность в молодости жениться. Был влюблён и думал прожить с ней всю жизнь. У жены была подруга, у которой однажды задралась юбка. Зацепилась за металлические перила, когда она сбегала по лестнице. Я помог отцепить, но успел разглядеть её попу. Она так меня завела, что при первой же возможности я осуществил проникновение. Надеюсь, ты способен по достоинству оценить элегантность моего определения этого сладострастного акта?

– Оценил уже дважды, – смеялся Левон.

– Так вот, – продолжал Марк, – эта дура, то бишь подруга, через полгода всё рассказала моей жене. И хотя к тому времени я успел осуществить ещё несколько проникновений, но уже с другими женщинами, жена, узнав только об одном, пришла в бешенство. На меня полетели предметы кухонной утвари. А моя хрестоматийная тёща подкладывала ей под руку сковородки. У меня до сих пор остались шрамы.

– Где? – удивился Левон.

– В душе. Словом, с супругой мы расстались. И я подумал: если жена будет так реагировать на каждое проникновение, а я без них точно не смогу, зачем мучить бедную и себя любимого, зачем жениться? С тех пор ни одна из моих женщин из-за такого пустяка сковородку в меня не бросала. Я со всеми поддерживаю замечательные отношения.

– А как же дети? Вам не хотелось иметь детей?

– Признаться, не очень. Притом что к детям невозможно относиться плохо. Они чисты, непосредственны и поэтому прекрасны. Но жениться только для того чтобы иметь детей, я не стану.

– Ваш подход к жизни совпадает с мировоззрением, которое исповедует мой московский дядя.

– Значит, твой дядя самых честных правил, – скаламбурил Марк, улыбаясь, – почему ты называешь его московским?

– Он почти всю жизнь живёт в Москве. Приехал поступать в институт, если не ошибаюсь, ещё при жизни Сталина. Он старший брат моего отца. В отличие от вас, дядя был женат дважды. Второй раз, как он утверждает, заставили жениться родственники. У нас в Армении, вы знаете, мужчина должен создать семью. После развода с первой женой, русской, родственники подыскали ему армянку, но с ней он прожил ещё меньше, сказав, что первая была намного лучше. У него очень неуживчивый характер. Я в этом убедился, живя с дядей полгода в его квартире, до того как снял жилье для семьи. Я не хотел с ним жить, но он страдал от одиночества, даже намекал, чтобы я ему какую-нибудь женщину подыскал, только не старуху. К женщинам был очень неравнодушен, друзей не имел. Иногда приходил к нему бывший сослуживец, некий Василий Кузьмич. Неприятный тип, выпивоха и антисемит. Вместе работали, вместе уходили на пенсию. Я спрашивал дядю, как он может с таким общаться. «А я его не слушаю, – говорил дядя, – и потом, он эту ересь несёт лишь в твоём присутствии, мы с ним обычно говорим о бабах». После я понял – ведь у дяди никого нет, друзей он со своим характером не приобрёл, а на безрыбье и Кузьмич сгодится. Когда дядя работал, жизнь была терпима, но он уже десять лет на пенсии. Получает гроши. Женщины перестали к нему ходить. Вот он и страдает в четырёх стенах. Моему переезду в Москву он очень обрадовался. Каждый день с нетерпением ждал меня с работы, ходил в магазин, ужин готовил, за долгую холостяцкую жизнь неплохо научился готовить. Я время от времени летал в Ереван с женой и сыном повидаться. Однажды уехал на три недели. Вернулся, а дядя сидит на стуле и плачет, да так надрывно. Не хочу, говорит, жить, хочу умереть. Так мне его жалко стало. Обнял я его, стал шутить, мол, что за глупости, сейчас посидим, поговорим, выпьем. Достал марочный коньяк, бастурму¹, сыр, фрукты, отвлёк его от дурных мыслей. Мы даже напились в тот день, и дядя вдруг запел древнюю народную песню, чего за ним я раньше не замечал. Но плач этот надрывный и слова его врезались мне в душу. А ведь всего восемь лет назад, помню, он хорохорился, на мой вопрос, не тяжело жить тридцать лет одному, без жены и родственников, дядя ответил: «Ты не представляешь, сколько у меня за это время побывало молодых красивых женщин». Но больше всего меня поразило то, что, будучи дважды женат, дядя сознательно не рожал детей. Мы с отцом думали, он не способен, бывают же такие мужчины, и полагали, что именно по этой причине у него жизнь так сложилась. Ведь у нас в Армении культ детей, а я не так давно вдруг узнаю от дяди, что в этом отношении он был очень осторожен и всегда предохранялся.

Марк внимательно слушал и смотрел на шахматную доску. «Какие мозги у этого парня! – думал он, – одним взглядом оценивает позицию, делает ход и уже не смотрит на доску. А ведь я не такой уж слабак».

– Сейчас он один живёт, твой дядя?

– Нет, сейчас его одного оставлять нельзя. У него постоянная сиделка.

– А что с ним?

– Примерно год назад у него был инсульт. Представляете, прихожу домой и вижу: лежит он на полу неподвижно, часто дышит. Я не сразу сообразил, что произошло. Глаза открыты, что-то хочет сказать, не может. Приехала «скорая», забрала его в больницу. Выходили дядю, и речь, и движения восстановились, правда, не до конца – передвигается с трудом. Хорошо, что я тогда у него жил. Даже страшно представить, что бы произошло, не будь меня рядом. С тех пор с ним постоянная сиделка.

– Да… – вздохнул Марк задумчиво, – мрачную картину рисуешь, художник.

– Дядя сам загнал себя в этот угол, – сказал Левон, не подозревая, что Марк имел в виду свою собственную жизнь.

– Ладно, гроссмейстер, предлагаю ничью.

– Согласен.

Следующий день начался как обычно, ничем не отличаясь от предыдущих. Разве что Гаянэ была за завтраком несколько напряжена, время от времени бросая взгляды то на Оксану, то на мужа. Левон почувствовал её настороженность и держался естественно, даже бодро, не давая повода для подозрений. Оксана ни на кого не обращала внимания, быстро поела, поцеловала Марка и побежала на утренний шаттл в Grand Hyatt.

На другой день Марк пришёл на игру и застал Левона в удручённом состоянии.

– Что такое? Опять согрешил?

– Простите, Марк Львович, но сегодня игры не будет. Я должен идти, ждал вас, чтобы сказать об этом. Мне необходимо срочно возвращаться в Москву.

– Что случилось?

Левон был в сильном возбуждении:

– Минут двадцать назад, когда я шёл сюда, позвонила сиделка. Говорит, дядя стал агрессивен, швыряет в неё всё, что под руку попадётся. Бросил в неё настольную лампу. Всю ночь она не могла заснуть, говорит, спрятала острые предметы, но всё равно боится. Сказала, что больше работать не может. Поставила ультиматум: если я завтра не вернусь, закроет дядю одного в квартире и уйдёт. Мне надо вернуться в Москву, я ещё не говорил об этом Гае, она будет очень расстроена.

– Понятно… – произнёс Марк задумчиво, – но сейчас тебе необходимо успокоиться и трезво оценить возникшую проблему. Мне кажется, её надо решать иначе.

– Как – «иначе»? – растерянно спросил Левон, готовый молиться за появление иного решения.

– Ты можешь вылететь отсюда в Сингапур в лучшем случае завтра, а в Москве будешь ночью послезавтра, то есть по существу через два дня. И что дальше? Ты же не можешь заменить сиделку, надо искать новую, а это можно делать отсюда. В Москве есть у тебя родственник, кто мог бы этим заняться?

– Нет. Я могу позвонить отцу в Ереван, но… родители мои уже не молоды, у них там внуки, своих забот хватает, я не хочу их загружать.

– Это понятно. Знаешь, у меня есть одна сиделка, она ухаживала за моей мамой. Женщина добросовестная. Но это было десять лет назад, ей сейчас около пятидесяти. У меня, кажется, остался её номер. Я ей сейчас позвоню, – сказал Марк, доставая телефон, – посмотрим, согласится ли она ухаживать за мужчиной, да ещё агрессивным.

Марк стал перебирать имена в телефонном списке, потом вдруг задумался, посмотрел на Левона и сказал:

– А знаешь что, гроссмейстер, давай сначала попробуем ход конём: позвони-ка этой сиделке и предложи ей двойную цену за те дни, которые тебе понадобятся, чтобы найти другую. Это может сработать.

– Да, сейчас попробую, я об этом не подумал.

– Попробуй.

Левон держал звонок, но сиделка долго не отзывалась. Наконец взяла трубку. Оказалось, она тоже уснула, дождавшись, когда дядя заснул. Левон стал объяснять ей, что завтра он никак не сможет быть в Москве, что просит дождаться его приезда и повышает ей плату за услуги в два раза. Лицо Левона стало меняться по ходу телефонного разговора. Завершив его, он посмотрел на Марка восторженным взглядом:

– Марк Львович, вы гений! Она обрадовалась, сказала, что теперь будет очень осторожна и станет во всём потакать дяде, чтобы не провоцировать его гнев.

– Вот и замечательно. Я тебе всё же оставлю телефон моей сиделки. Твоя, похоже, корыстная и, возможно, даже шантажировала тебя. От такой лучше избавиться.

– Спасибо вам большое, Марк Львович!

– А ты собирался в Москву лететь. Расставляй фигуры, гроссмейстер.

Москва встретила Марка и Оксану двадцатиградусным морозом. Был конец февраля, шёл снег. В аэропорту Домодедово Марк перед вылетом оставлял свою машину на парковке.

– Нам направо, – сказал он Оксане, когда они вышли из зоны контроля, и она почему-то остановилась.

– Марк, знаешь, я лучше поеду на электричке. Ты, пожалуйста, извини меня, но не хочется в такую погоду торчать часами в пробках.

– Конечно, детка, езжай.

Оксана поставила чемодан, обняла Марка и чмокнула его в щёку:

– Ладно, созвонимся. Целую в грудь!

– Счастливо!

Любопытное слово – созвонимся. В устах того, кто его произносит, чаще всего оно означает – ты мне не нужен, если я тебе понадоблюсь, звони. Они оба чувствовали, что вряд ли встретятся ещё раз. Без сожаления и без какой-либо неприязни. И отнюдь не потому, что разочаровались. Наоборот, оба испытывали симпатию друг к другу. Марк – человек обаятельный, и по-своему он девушке нравился, даже отдавалась ему она с желанием. Марк это чувствовал и тоже старался. Правда, иногда её необузданная страсть напрягала, когда, достигнув апогея, вдруг переходила в буйство. Но он терпеливо выдерживал, за что награждался благодарными поцелуями.

После отпуска Марк окунулся в работу, которая, как известно, имеет свойство за время отсутствия быстро накапливаться. По вечерам поздно уходил из офиса, ни с кем не встречался. В субботу играл в теннис на крытых кортах, воскресенье провёл у друга на даче, выгребая её из-под снега.

Прошло две недели, прежде чем Марку после бурно проведённого отпуска захотелось женской ласки. Оксане звонить желания не возникало, Лёня не приглашал, пришлось перебирать в памяти старых знакомых. Марк достал свою потрёпанную записную книжку и начал листать её. С каждой страницей всплывали в памяти былые связи, полузабытые лица, пикантные и забавные истории минувших дней. Большинство связей реанимации не подлежало. Более или менее реальными оставались две кандидатуры, с которыми его контакты были последними. Одну из них звали Светлана. Марк решил сначала позвонить ей. Она была непритязательна, с мягким характером. После термоядерной Оксаны ему захотелось покладистой Светланы. Правда, Марку сразу вспомнилась её привычка часто жаловаться на жизнь, но это было терпимо.

– Привет, Светик!

– О! Марк! Привет! Даже не верится! Надо же, вспомнил!

– Не забывал. Помню даже родинку у тебя на бедре.

– Ой!.. Никак соскучился?

– Конечно. Как поживаешь? Замуж не вышла?

– Пока не берут. А ты? Не женился?

– Боже упаси!

– Ну да, ты в петлю не полезешь.

– А ты, значит, арканы закидываешь?

– А что остаётся? Возраст критический – тридцать один.

– Что за глупости! У тебя вся жизнь впереди!

– Может и впереди, но пока топчусь на месте, даже зарплату в этом году не подняли, гады! Говорят, не отошли от кризиса.

– Ну, если тебя может немного утешить ужин со мной, приглашаю.

– Ты что же, решил тряхнуть стариной? вспомнить былое?

– Если ты, конечно, не против.

– Да нет, я не против. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Я даже замуж за тебя пойду, если позовёшь. А что, слабо?

– Неужели ты хочешь, чтоб через полгода мы возненавидели друг друга?

– Разве это происходит так быстро?

– Есть горький опыт.

– Ты меня пугаешь. Ладно, куда идём?

– Вот это разговор! Мы можем сегодня пойти…

Со Светланой он стал встречаться раз в неделю в выходные. Всё происходило по избитой схеме: ресторан – постель. Даже общались они по одной и той же схеме – она жаловалась на жизнь, он пытался сменить тему.

Как-то вечером Марк привёл Светлану в кафе, расположенное на третьем этаже торгового центра, недалеко от своего дома. Они уже заканчивали ужинать, и Марк попросил у официанта счёт.

– Зря я не принял таблетку до ужина. Головная боль уже тогда подступала, теперь заглушить её будет не просто, – посетовал он.

– Бедненький! – жалостливо промурлыкала Светлана.

– Здесь есть аптека, этажом ниже. Пошли.

Марк оставил деньги за ужин, и они вышли из кафе. В аптеке он быстро прошёл к стеллажу, взял упаковку болеутоляющего и, подойдя к кассе, вдруг обнаружил, что в зале нет обслуживающего персонала.