Kitabı oku: «Тоже люди», sayfa 6

– Для этого нужно их освободить, – ничуть не смущаясь, ответила девушка.

Лео на секунду приостановился и, сжав ручку пистолета, грозно спросил:

– Уж ни этот ли умалишенный нашептал тебе такую крамолу?

– Нет, это мне самой пришло в голову, – поспешно проговорила Кошечка.

– Больше никогда не говори и даже не думай об этом. Стоит нам освободить рабов, и они сразу же откажутся работать на нас, или, того хуже, вздумают наводить тут свои порядки, возьмут оружие и просто перестреляют нас, – строго сказал Лео. – Мало того, они наша безоговорочная собственность, за которую были выплачены немалые денежки, мы их купили и обязаны ими распоряжаться. Ты же не хочешь лишиться всего, что имеешь, и стать обычной нищебродкой, каких пруд пруди?

– Подожди, отец. – Кошечка перешла к мягким маневрам. – Я думаю, что стоит все же дать частичную свободу группе наиболее сообразительных и способных рабов, а также начать обучать их обращению с шахтной техникой и ее ремонту. В этом случае они вскоре смогут обслуживать всю механизированную часть рудника. Остальные же невольники будут переведены на более легкий труд на поверхности, ведь теперь сырья будет гораздо больше. Польза от таких нововведений вполне очевидна.

– Все кажется тебе очень гладким. Но ты не подумала, что таким образом мы своими руками создадим шайку одаренных разбойников прямо у себя под боком. Почувствовав отсутствие жесткого контроля, эти «частичные» рабы неизбежно возжелают большего, постараются взять оружие и, следовательно, власть в свои руки. Как тебе понравится такой оборот, когда в одно злополучное утро в твой дом ворвется этот грязный скот и твой земляшка или кто-нибудь из его ученичков пристрелит меня и тебя?

– Ты сгущаешь краски, папочка, – опять улыбнулась Кошечка. – Я ведь говорю всего лишь об ограниченной свободе, а не об абсолютной неподконтрольности. Они же все равно останутся нашими рабами, просто будут пользоваться определенными привилегиями, то есть послаблениями в режиме содержания. Организуем им лучшую кормежку и дадим больше времени на отдых, разрешим беспрепятственно передвигаться по территории рудника в дневное время, поселим в отдельном бараке с лучшими условиями быта или же разрешим проживание в поселке на постое. Они будут работать хорошо потому, что побоятся лишиться всех этих благ…

Лео молчал, пока они окончательно не вышли на поверхность, а выйдя из шахты, наконец произнес:

– Ты права, дочка. Раз уж мы решились механизировать шахту, то техники нам все равно понадобятся. Я прикажу, чтобы отобрали десяток рабов помоложе и поздоровей. Да, и потише… Разбойники и тем более бунтовщики нам без надобности. – Тут он споткнулся и закашлялся. – Чертова руда! Я стал стар… Кому следить за всем этим хозяйством?

– Ничего, папа, ты еще крепкий мужик. – Кошечка быстро забралась во флаер, уже не стараясь выглядеть эффектно.

Старый Лео, продолжая кашлять в кулак, тоже плюхнулся на сиденье и хлопнул дверцей. Флаер заурчал и тяжело двинулся прочь, набирая высоту и скорость.

Шло время. Добыча уже была автоматизирована полностью. Но неуемный земляшка и не думал на этом останавливаться, а умудрился спроектировать линию по сортировке и обогащению сырья и усердно трудился над воплощением очередного проекта в реальность. Но теперь, параллельно работе над задуманным оборудованием, он еще и обучал эксплуатации и ремонту уже установленных автоматов десяток «школяров», отобранных из общей невольничьей массы и прикомандированных к нему по личному распоряжению хозяина. Кстати, «любимчик хозяйки» в этом отборе весьма настойчиво (хотя и с редкой тактичностью и отсутствием раздражающей навязчивости) и потому эффективно участвовал, практически самолично выбрав себе учеников. Таким образом, на руднике возникла целая бригада счастливчиков, бывших на особом положении благодаря своей теперешней принадлежности к «технической элите». Отныне эти невольники стали гордо называться техниками, переоделись в новенькие синие костюмы из более мягкого и дорогого материала, нежели у остальных рабов, и даже удостоились чести именоваться не просто порядковыми номерами, а индивидуальными кличками, как и вольнонаемные личности. Кроме того техники получили право на жительство в деревне (и сразу же переселились туда), один день в неделю для дополнительного отдыха и даже небольшую сумму денег, выплачиваемых как раз к этому выходному. Эти деньги они могли потратить по своему усмотрению, в том числе и на любое «легальное» развлечение, будь то лакомство, курево, выпивка или общение с женщинами легкого поведения.

Остальные рабы, конечно, завидовали такому положению своих недавних товарищей по несчастью, но по необходимости довольствовались уже тем, что их ядовитых подземелий выбрались на поверхность. Охранники тоже были довольны, потому что им не было больше нужды лазить по забоям.

К чужаку, несомненно бывшему мозгом и сердцем этих разительных перемен, на руднике прониклись искренним почтением, хотя одновременно и считали его человеком, мягко говоря, с большими странностями. За ним даже устойчиво закрепилась насмешливая кличка Святоша за абсолютную и поэтому сильно шокирующую трезвость и воистину запредельную сдержанность.

Ученики поначалу все время норовили подшутить над своим наставником, уж очень сильно веселила его неадекватная реакция на эти чересчур грубые и злые шутки. Бывало, что Святоша совершенно без обиды смеялся над собой вместе с ними, но чаще всего только кротко улыбался, неодобрительно качая головой, однако никогда не пытаясь вразумить «шутников» самым понятным методом. Это и удивляло более всего, и сначала все было подумали, что он просто слабак, что опять же сразу стало поводом для насмешек.

Однажды техники ради шутки приготовили огромный булыжник, подперли им дверь душевой пристройки, в которой находился землянин, и спрятались за оградой, давясь от еле сдерживаемого смеха и переговариваясь. Святоша, заслышав возню и выглянув в окошко, заметил прямо перед дверью этот «камушек». Насмешники так и прыснули, предвкушая, как он будет «немощно» ругаться, звать на помощь и корячиться, безуспешно пытаясь выбраться. Тем временем дверь медленно и плавно приоткрылась, неумолимо сдвигая камень так, чтобы возможно было протиснуться человеку. Святоша вышел на крыльцо, поплевал на ладони и поднял булыжник (техники еле притащили его сюда вчетвером), поудобнее перехватил его, прицелился, раскачивая (ни дать ни взять как спортсмен-метатель тяжестей), и ловко и точно бросил, слегка подкрутив «снаряд» для вящего эффекта. Описав высокую дугу, камень перелетел через ограду и приземлился прямо за шутниками, обдав их фонтаном пыли и мелкого песка с головы до ног. Святоша же, демонстративно отряхнув ладони, сказал с всегдашней спокойной расстановкой:

– Выходите, чего там застыли? Я давно заметил вас. – И он перечислил имена сидевших «в засаде». Была у него такая причуда: он называл всех людей по именам, а клички просто демонстративно не признавал, хотя на свою собственную охотно отзывался.

Оторопевшие техники вылезли из-за ограды и теперь не знали, куда деваться. Увиденное послужило им таким ярким уроком, что они даже сразу же попытались загладить свою выходку самым распространенным «мировосстанавливающим» способом извинения.

– Ставим тебе по большой кружке пива за такой бросок! – пообещали перепуганные насмешники практически хором, когда к ним вернулся дар речи.

– Я не люблю пиво. Вы же знаете. Так что, спасибо, не надо. – Святоша улыбнулся и развел руками. – А вот когда я еще учился, с друзьями тоже позволил себе подобную шуточку над своим наставником, и, кстати, с тем же результатом. Только мы положили плиту раз в пять потяжелее.

После этого случая ученики зауважали своего учителя не только за «мозги», хотя им и оставалось непонятным, почему он при такой исключительной силе и поразительной ловкости ни разу еще не воспользовался этими физическими качествами, чтобы вразумить кого-нибудь из очень уж назойливых шутников самым быстрым и действенным способом. Некоторое время кое-кто даже пытался спорить на деньги, что сможет все-таки раскачать Святошу настолько, что заставит подраться, но неизменно проигрывали споры. В конце концов одни решили, что он неисправимый трус, а другие посчитали его человеком просто клинически неспособным злиться и обижаться.

Как бы то ни было, а работа и отдых с развлечениями шли своим чередом. Поселок у рудника жил обычным порядком. В урочный час открывался холостяцкий бар с программой кабаре, где было всегда полно посетителей, большинство которых составляли солдаты стражи и вольнонаемные работники, к которым теперь временами прибавлялись и подневольные техники, ведь им среди других «привилегий» было разрешено посещать данное злачное заведение.

«Синеблузники» (так техников прозвали в деревне по цвету одежды), как правило, приходили тесной компанией, когда у них появлялись денежки. С учениками приходил и Святоша, который сразу же становился центром внимания женщин кабаре к немалой зависти всех остальных мужчин.

– И чем он их так заводит? – бубнили завсегдатаи у стойки. – Все красотки просто готовы его облизать с ног до головы.

– Он – признанный красавчик, каких прежде не водилось в наших краях. Гладкий да сладкий, как рекламная картинка, а не какой-нибудь там изъеденный угрями и циррозом тип со зловонной отрыжкой, – серьезно объясняли они сами себе и вздыхали: – Бывает везуха – родятся же такие субчики, всем на зависть.

– Дуростью своей он баб привлекает, – язвили другие. – Телкам то только сумасшедших и подавай. Болтают, что даже хозяйская дочка, и та купилась на его невинные гляделки и возвышенный треп.

И те и другие были, в общем то, правы: женщин, никогда не видевших элементарного к себе уважения, просто до самой глубины сердца поражала его ненаигранная вежливость и воспитанность вкупе с чистоплотностью и ухоженностью. Они просто млели от страсти и удовольствия, когда Святоша «при полном параде» (синий невольничий костюм на нем всегда сиял безупречной опрятностью, к тому же, как ни странно, очень ему шел), улыбаясь, говорил кому-нибудь из них «спасибо» или «будьте так добры». А уж когда он подавал руку, чтобы женщина спустилась со сцены, усаживал за столик, предупредительно отодвигая стулья, или пропускал вперед, открывая перед «дамой» дверь, они просто готовы были выпасть в натуральный блаженный обморок.

Все самые дорогие и симпатичные проститутки старались предугадать появление Святоши заранее, чтобы вырядиться поэффектнее к его приходу и выбрать самое лучшее место, на которое он обязательно обратил бы свое внимание. Иногда между «девочками» вспыхивали прямо-таки кровавые потасовки из-за споров, кому же этот «лакомый кусочек» достанется. Все это происходило тихо, за закрытыми дверями, так как каждая женщина была в курсе слухов, что желанный объект не выносит грубости и тем более драк, и боялась, что если он вдруг узнает о случившемся, то наверняка обойдет ее вниманием. Еще больше разжигало страсти то, что Святоша ни разу не пожелал воспользоваться своей популярностью и изобилием желающих бросится к нему в объятия представительниц женского пола в корыстных целях. От таких предложений он вежливо, но категорично отказывался.

Вскоре дамы твердо усвоили, что Святоша не любит общаться с пьяными, одурманенными и вызывающе нагло ведущими себя людьми, и уже старались проявлять себя так, чтобы совершенно удовлетворять его взыскательному вкусу. При этом женщин совершенно не смущало то, что чужак всего лишь бесправный невольник, и они неизменно предпочитали его любому свободному и никогда не брали у него денег. Те счастливицы, которым повезло добиться расположения «капризника» и побывать ночью в его объятиях, потом говорили, что никогда прежде не встречали такого мягкого и нежного и в то же время такого неукротимого и страстного мужчины. Их рассказы о просто райском наслаждении, полученном от интимного общения с «ангелом с рудника», вызывали искреннюю зависть и ревность у других, менее «счастливых» подруг.

Святоше тоже завидовали. Даже его ученики иногда подступали к нему с «неприличными» вопросами и требованием денег, мотивируя это тем, что ему они по большому счету все равно ни к чему, да и вообще «мог бы и сам начать подрабатывать ночью в свое удовольствие товарищам на пивко». Впрочем, чужак к таким нападкам относился со своей всегдашней спокойной выдержкой, упорно делая вид, что подобных намеков просто не понимает, тем более что никто из завистников не решался пустить в дело кулаки, памятуя инцидент с камушком.

Кошечка по-прежнему частенько наведывалась к руднику и наблюдала в бинокль, как Святоша с улыбкой, без какого-либо видимого нажима или ругани руководит бригадой своих учеников. Теперь она уже почти не спускалась вниз пообщаться с земляшкой, потому что он всегда был в окружении «свиты» техников, и просто «снизойти» и заговорить с ним при этих «синеблузых зубоскалах» не позволяла ей хозяйская гордость (а может быть, и какое-то другое чувство, она еще сама не знала точно).

Слухи о происходящем в поселке тоже достигали ушей Кошечки, и тогда она со стыдом замечала, что поддается всеобщей страсти и даже испытывает подобие ревности.

«Немудрено, что эти деревенские шлюхи мечтают о нем как о боге, – пыталась успокоить себя тогда Кошечка. – Они просто никогда не имели дела с людьми такого сорта. Ведь земляшка все-таки бывший капитан звездолета и, следовательно, представитель высшего сословия. Поэтому нет ничего удивительного, что эти низкопробные, неумытые бабы, не видевшие в своей жизни ничего хорошего, кроме грубых, плохо выбритых и вечно потных стражников, без ума от этого обходительного чистюли».

Но как ни глушила она своей симпатии, все равно ее взгляд упрямо возвращался к чужаку, и она находила в нем все больше привлекательных черт. Наконец она стала серьезно подумывать о том, чтобы забрать Святошу с рудника и заставить служить ей дома. Предлог можно было легко придумать – например, неисправность флаера или еще что-нибудь в этом роде. Ведь он так хорошо разбирается в любой технике, как, пожалуй, никто другой на Джорджии. Даже сплетен она практически не боялась, да вот только пресловутая гордость мешала ей: сознание того, что она, как и деревенские дуры, поддается его обаянию, охлаждало пыл. Но однажды произошел случай, который ускорил ее решение.

Было раннее утро, когда отец, не обращая внимания на настоятельные просьбы и уговоры, в очередной раз все-таки отправился на рудник «с инспекцией». Кошечка сидела на крыльце, поеживаясь от утренней прохлады. Вдруг у ворот появилась какая-то закутанная в плат женщина. Охрана остановила ее. Она просила, чтобы ее провели к хозяину, но ей отвечали, что хозяина нет дома. Она уже сказала, что придет в другой раз, и собиралась уходить, но Кошечка заинтересовалась странной посетительницей и крикнула, чтобы ее пропустили к ней.

– Что тебе нужно от Старого Лео? – спросила она. – Я его наследница.

Женщина распахнула плат, и Кошечка узрела полузнакомое лицо дочки начальника стражи рудника, давнишнего приятеля отца.

– Мое имя Мила, но чаще меня зовут Мышкой… – начала пришлая девушка.

Кошечка внимательно рассматривала ее невинное ненакрашенное личико, обрамленное почти черными, слабо вьющимися кудрями. Да, папаша оберегает свое чадо от жирных лап похотливых проходимцев! Во всяком случае, эта девочка явно не завсегдатай салунных гулянок.

–…Мы с отцом мечтали, что когда я стану взрослой, то мы улетим на накопленные деньги на Лею-4, и я буду там учиться, а потом, может быть, выйду замуж. Но теперь мои планы изменились. Я передумала улетать отсюда и хочу выйти замуж здесь за человека, которого полюбила.

– А хозяин то тут причем? – Кошечка сразу же начала что-то смутно предчувствовать.

– Дело в том, что мой возлюбленный – «синеблузый» невольник с рудника из тех, кому разрешено жить в поселке, – продолжала Мышка. – Папа как-то говорил, что именно он исключительно ценен как специалист по новому оборудованию шахты. Однако, он, ведь, на руднике не единственный техник, теперь есть и другие. Я бы купила его, хорошо заплатив. У меня достаточно денег…

– Так ты желаешь приобрести у хозяина приглянувшегося раба для ведения домашнего хозяйства? – Кошечка сделала удивленное лицо.

– Я хочу выкупить этого человека из рабства, дать свободу и… если он только захочет, выйти за него замуж. – Мышка покраснела. – Я уверена, мы будем очень счастливы вместе, ведь я готова стать ему преданной и любящей женой, для которой он первый и единственный… Поверьте, он – самый лучший из всех мужчин, он необыкновенный, очень добрый, милый и… такой беззащитный. Я даже знаю его настоящее имя. Его зовут Эмиль. Все называют его Святошей.

Сердце Кошечки неприятно екнуло, хотя она уже чуть ли не с самого начала разговора поняла, о ком идет речь. Стараясь казаться как можно более спокойной и равнодушной, она спросила:

– Святоша, говоришь? Знаю. Это тот самый парень, что всю шахту переоборудовал. А сам-то твой избранник знает о твоем решении? Он в курсе твоих чувств? Давно вы с ним встречаетесь?

– О, нет-нет! – заверила Мышка. – Пока что он еще ни о чем даже не подозревает. Просто я довольно часто вижу его, когда приношу отцу обед, мы здороваемся, и он всегда улыбается мне. А еще однажды он помог донести тяжелую сумку из лавки до самого дома, и дорогой мы просто болтали о том о сем, а потом отказался от денег, которые я хотела вручить ему за услугу. Вряд ли про это можно сказать, что мы встречаемся.

– А знает ли о твоем решении еще кто-нибудь? Отцу ты об этом рассказала?

– Еще нет. Я говорю об этом вам первой.

Кошечка ободрилась. План уже созрел в ее голове.

«Ничего себе, новость! У меня появилась непрошеная соперница! Но я-то тоже не дура и смогу постоять за свои интересы», – подумала Кошечка, а вслух сказала:

– Тебе просто несказанно повезло, что ты наткнулась именно на меня, а не на моего отца. Уж поверь, я тебе очень сильно сочувствую, ведь сама знаю, что такое настоящая любовь. Однако я должна тебе сказать честно: то, что ты задумала, просто неосуществимо. Твой поход к хозяину крайне неразумен и даже чреват. Мой отец, узнай о твоем желании, наверняка ужасно рассердится на тебя и даже на твоего, ничего еще не знающего отца. Последствия для вас могут быть очень неприятны…

– Но как же так? – У бедной Мышки выступили слезы.

– А вот так, – с еще большей убедительностью продолжала Кошечка. – Узнай о твоих намерениях относительно Святоши, мой папаша просто турнет тебя и твоего отца с этой планеты. Я-то знаю, как он презирает невольников – по его мнению, так они вообще к роду человеческому никак не относятся, а уж свободных, которые сочувствуют рабам, просто люто ненавидит. Кстати, и твой отец вряд ли поймет всю силу твоей любви и, скорее всего, осудит тебя за такой поступок…

– Отец меня очень любит. Только поругает чуть-чуть и простит, и мы улетим куда-нибудь в другое место, – всхлипывая, все еще не сдавалась Мышка.

– Но ты не подумала о том, кого так опрометчиво полюбила. – Кошечка подготовилась нанести решающий удар. – Старый Лео никогда не согласится продать тебе Святошу даже за тройную плату. Дело в том, что раб, которого ты жаждешь купить, не просто рядовой подневольный работник, а настоящий военнопленный враг. Мой отец сохраняет ему жизнь только потому, что имеет очень ощутимую выгоду от его работы, но он никогда никому его не отдаст, особенно узнав, что его ожидает свобода. Мало того, если ты заявишься к моему отцу с просьбой о продаже именно этого раба, он, вполне возможно, в гневе прикажет тут же расправиться с беднягой. Сама же сказала, – теперь он на руднике не единственный техник, смена найдется… Скорее всего, после твоего разговора с хозяином Святошу просто без лишнего шума пристрелят, отведя за бараки к санитарному рву. И если ты непременно жаждешь скорой смерти несчастного, тебе стоит просто немного подождать, пока мой отец приедет. Он, наверное, совсем скоро вернется.

– Нет! – крикнула Мышка и безутешно разрыдалась.

– Ах, бедняжка! – Кошечка сменила тон с грозного на ласковый. – Жаль мне тебя, да и твоего Святошу тоже жалко. Видать, не дурной парень, коли такая девушка, как ты, готова за него в огонь и воду. Знаешь, будем же с тобой настоящими подругами, поклянемся, что твоя тайна останется только между нами и никто не узнает, зачем ты сюда приходила. Даже твой отец не должен ничего знать об этом, иначе не ровен час он сильно рассердится на твое своеволие. Да и Святоше ты не должна ничего говорить при встрече, ведь ты же не хочешь огорчать и обязывать его.

– Конечно. – Слезы так и текли из глаз Мышки. – Я ни слова не скажу ему. Он ведь и без того очень несчастен из-за неволи, и я не буду лишний раз напоминать ему, как он унижен. Но правда ли то, что вы, госпожа, не скажете о цели моего визита своему отцу? Я просто не переживу, если безвинный человек погибнет из-за меня. Ведь Святоша даже ни разу не прикоснулся ко мне, и это чистая правда!

– Я клянусь, что не проболтаюсь, – торжественно сказала Кошечка и заключила в объятия обливающуюся горючими слезами Мышку. А про себя она со свойственным ей скепсисом отметила: «Девчонка насквозь пропитана книжной романтикой. Она наивно верит в чистую любовь с первого взгляда и готова наделать несусветных глупостей».

Ей было искренне жаль девушку, которая решилась на такой странный и в то же время самоотверженный поступок ради своей первой любви. Она также прекрасно осознавала, что лишает возможности вольной жизни, а может быть, даже и семейного счастья Святошу, которому, судя по всему, вообще не суждено было даже смутно догадываться, насколько близко он только что был от освобождения. Но когда страсть теплится где-то в глубине сердца, то все угрызения совести не стоят и ломаного гроша. Кошечка хотела сама обладать сим недостойным предметом, и эта власть была дана ей судьбой. Неужели она откажется от того, что и так ей принадлежит, и даст завладеть этим другой женщине? Нет! Она не привыкла уступать!

Как только безутешная Мышка удалилась, Кошечка больше ни минуты не раздумывала и сразу же послала на рудник стражника с приказом немедленно доставить техника Святошу к ней лично.

Не прошло и часа, как Святоша предстал перед Кошечкой, возлежащей на диване в гостиной. Он вошел, сопровождаемый солдатом, и сразу же очень вежливо поздоровался.

– А теперь на колени, недостойная тварь. И всегда делай только то, что тебе приказывают. Тогда не придется наказывать тебя по всей строгости, – громко сказала она, с демонстративным высокомерием вздернув подбородок, а в душе откровенно наслаждаясь абсолютной властью над «объектом притязаний».

Земляшка уставился на нее в крайнем изумлении. Он явно не ожидал от обычно весьма благосклонной к нему хозяйки подобных выкрутасов. Однако без звука повиновался.

– Твоя вольная жизнь на руднике закончилась. Пора наконец вспомнить, кто ты такой на самом деле, – продолжала Кошечка, стараясь произносить слова как можно внушительнее и строже. – Я решила сделать тебя своим личным слугой. Так что теперь твоя обязанность: ждать моих распоряжений и приказов и немедленно выполнять их. Отныне тебе запрещено посещение поселка и рудника без личного моего на то разрешения. Твое место жительства теперь – хозяйская усадьба, и, кстати, у тебя не будет больше никаких выходных.

– Но работа по наладке оборудования еще не закончена. Нужна хотя бы еще одна неделя. Я думаю, что было бы целесообразно… – попытался возразить земляшка, но Кошечка даже не дала ему договорить, почти крикнув:

– Молчать, раб! – Слово «раб» при этом она произнесла с особенно издевательским ударением, настолько ей сейчас было приятно сознавать, что он всего лишь ее безоговорочная собственность. – Думать имеют право только хозяева, а твое дело – исполнять хозяйскую волю.

Тут она обратила внимание на упрямо сжатые, как ей вдруг показалось, от обиды губы пленного и осознала, что, пожалуй, несколько перехватила.

Тогда она махнула рукой страже в красноречивом жесте и, когда солдат удалился, произнесла уже гораздо мягче:

– Встань.

Землянин повиновался. Теперь он стоял перед ней по стойке «смирно», расправив плечи и замерев, и ни один мускул на его лице даже не дрогнул, а глаза, всегда такие живые и яркие, казалось, подернулись прозрачной, но непроницаемой для чувств, пленкой и глядели куда-то сквозь нее.

– Смотри-ка каков! Хорош со всех сторон! Никак обиделся? – Кошечка в душе уже пожалела, что затеяла «игру» в подобном тоне. Она встала с дивана и подошла к нему почти вплотную. На этот раз ее слова прозвучали почти ласково: – Дурак ты… Я ведь просто хочу, чтобы ты дольше жил. Я ведь вижу, как работа на руднике убивает тебя. Ты уже итак серьезно болен. Так что наладкой оставшегося оборудования теперь будут заниматься твои ученики. Я ведь знаю, ты с ними времени даром не терял, а значит, справятся. Здесь для тебя тоже найдется достаточно работы.

Тут она недвусмысленно требовательно протянула ему руку.

Взгляд чужака как будто слегка «оттаял». Он склонился перед девушкой, и Кошечка вновь почувствовала, как к ее пальцам прикоснулись его теплые губы. Это нежное тепло отозвалось в сердце и разлилось по всему телу, хотя она вовсе не хотела признаваться себе в том, что любовь уже поразила ее.

– Ну, иди, устраивайся. – Кошечка легонько толкнула землянина в грудь. – Я прикажу, чтобы тебе была отведена комната. Кстати, вот тебе и дело – никуда не годный флаер в гараже.

Пленный еще раз склонил голову и вышел.

Сара пожаловала в гости так же неожиданно, как и в прошлый раз, с той лишь разницей, что привез ее уже не отец Толстый Джек, а тот самый вихрастый парень с Леи. Кошечка и Старый Лео встречали их катер на площадке, весело размахивая руками.

– Поздравляем! Поздравляем! – кричала Кошечка. – Жених и невеста, тили-тили-тесто!

– Мы уже не жених и невеста. Мы уже целую неделю муж и жена! – весело заявила Сара.

– Этот юбилей стоит отметить! – важно заявил Лео.

– Нет-нет! – отрицательно покачал головой муж Сары, тыкая пальцем в нашивку на рукаве. – Я ведь на службе. Вот только забросил Сарочку в гости к подружке и опять в патруль. Так что, до свидания. Сарочка, я завтра за тобой залечу.

Он отсалютовал и побежал обратно к катеру. Через пять минут серебристая точка растворилась в небе Джорджии, а хозяева и гостья забрались во флаер.

Сияющая полировкой машина без единой царапинки бесшумно заработала гравитатором и бодро и гладко взвилась в воздух.

– Вы купили новый флаер? – удивилась Сара. – Очень круто выглядит!

– Нет. Просто старый подремонтировали и почистили, – скромно призналась Кошечка.

– Шутишь? Я ведь помню тот ваш флаер. Он совсем проржавел с самого днища до капота и был на последнем издыхании. – Сара провела ладонью по изгибу дверцы. – Только настоящий волшебник смог бы превратить ту несчастную развалюху в лимузин, достойный королей.

– Об этом мы поговорим потом. А вот и дом.

– На этот раз мы доехали так быстро, что я даже не успела проболтаться по дороге о сюрпризе, который я тебе приготовила, – сказала Сара, выходя из машины во дворе. – Ой! Ну вот, теперь уже проболталась! Я ведь привезла тебе подарок. Ты его примерь, пожалуйста.

И подруги побежали в дом…

Потом был традиционный праздничный обед, на котором девушки больше болтали, чем ели.

– Теперь я бы с удовольствием куда-нибудь прогулялась, – наконец заметила Сара. – Тем более что меня зависть берет, когда я вспоминаю, как солнце отражалось от зеркальных стенок флаера.

– Сейчас я позову водителя, и мы покатаемся, – пообещала Кошечка, и они вышли на крыльцо. – Святоша! – крикнула она, оглядываясь. – Святоша! Куда этот несносный запропастился!

– Какое смешное прозвище! – Сара захихикала. – Он что, такой смешной?

Тут появился землянин.

– Ты заставил себя ждать, – строго сказала Кошечка.

– Прошу прощения, леди, больше не повторится. – Святоша склонился, целуя ручку Кошечке, а потом и пораженной Саре.

– Ты поведешь флаер. Мы едем кататься, – отрезала Кошечка и переглянулась с Сарой: – В какую сторону полетим?

– Тебе лучше знать. Ведь хозяйка планеты у нас ты. – И Сара направилась к флаеру.

Святоша опередил ее и распахнул дверцу перед дамами. Потом, удостоверившись, что женщины уселись, быстро занял место водителя.

– К кромке ртутных озер, – приказала Кошечка.

Святоша одним еле заметным движением руля заставил флаер плавно развернуться и подняться на довольно приличную высоту. Вся усадьба оказалась как на ладони.

– Какой красивый вид! – воскликнула Сара и уже вполголоса добавила: – Кстати, твой водитель тоже очень-очень ничего. И почему же у этакого симпатяги такое смешное прозвище? Кто он вообще такой?

– Невольник, мой личный слуга.

– Раб? – Глаза Сары округлились. – И ты доверяешь ему управление своей машиной?

– Почему бы и нет? Знаешь ли, он отлично водит, я сама пытаюсь у него учиться, но мне очень не хватает его реакции и внимательности. Мой Святоша вообще мастер на все руки: нет такой техники, в которой он бы не разбирался.

– Значит, флаер починил он?

– И флаер отреставрировал, и всю электронику в усадьбе наладил, и рудник модернизировал. Он очень трудолюбив и умен.

– А ты не боишься его ума? – настороженно заметила Сара.

– А почему я должна бояться? – рассмеялась Кошечка. – Вообще то, он просто идеальный слуга. Его ум сочетаются с просто поразительной кротостью. Представляешь, он даже просто один разочек сдачи дать и то ужасно стесняется, не то что как следует кулаки почесать.

– А я-то гадаю, отчего у него такое прозвище! А это ты позабавилась.

– Не угадала. Эта кликуха прилипла к нему еще на руднике. Дело в том, что он не переносит спиртное, даже пиво и то не пьет!

– Никогда не видела мужчины, который хотя бы по праздникам не прикладывался к рюмашке, – не поверила Сара. – Наверняка ему просто не представлялось подходящего случая.

– Таких возможностей у него было множество, но похоже, что к спиртному у него стойкое отвращение. Не поверишь, но он воротил нос от отличнейшего коньяка даже тогда, когда я сама ему наливала. А на руднике поведение этого трезвенника даже вошло в шутливую поговорку…

– Неужели он посмел отказаться от выпивки из хозяйских рук? И ты позволила ему такую наглость?

– Я просто не стала настаивать. Ты ведь знаешь, как я сама отношусь к спиртному.

– Ну, тогда он действительно заслуживает это прозвище. Хотя, может быть он предпочитает что-нибудь покруче выпивки. Знавала я одного такого парня…

Кошечка пожала плечами, и они сменили тему беседы, начав болтать о подробностях Сарочкиной свадьбы и тонкостях семейного быта.