Kitabı oku: «Записки доктора Тихонина. Промысел божий», sayfa 3
«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»
Неделю спустя Тихон Алексеевич продолжил свою беседу с Вадимом, который теперь выглядел спокойным. Вадим продолжил свой рассказ:
– На следующий день после нашего с мамой разговора я проанализировал все, чем я занимался вместе с завлабом. Для начала я решил сделать все как положено и убедиться, что моя методика получения уникального вещества работает. Просмотрел все дежурные журналы с перечислением нужных реагентов и описанием последовательных реакций. И попробовал провести их опять. Я постарался все повторить в точности, как в первый раз. Но у меня ничего не получилось: несколько граммов светящейся жидкости появились на одно мгновение, но потом свет погас, из жидкости выпал черный осадок, а над ним расположился слой коричневатой жижи. Я повторил всю процедуру, раз пять, пока не понял, что мне не придется обманывать завлаба. Действительно существовал какой-то неучтенный фактор, действие которого не было мною зафиксировано в формулах и отчетах. Я стал вспоминать малейшие подробности того успешного эксперимента, но мне ничего не приходило в голову. Единственное, что вдруг всплыло в моей памяти это то, что в тот день, когда мы с завлабом получили это удивительное вещество, я страдал от мучительной тоски по Лиле и от сильной, головной боли. Это навело меня на мысль, что, возможно, это каким-то образом повлияло на результат опыта. Я опять пошел в лабораторию и минут десять вызывал в своем воображении образ Лили и горечь ее утраты. Затем попробовал повторить весь цикл химических превращений. У меня ничего не получилось. Я повторил все десяток раз, но получаемое вещество моментально распадалось на составляющие его компоненты.
Я записался на прием к директору и, когда он меня принял, сказал, что мне нужна та часть моей работы, которая содержится в отчете, а не та, которая содержится в моей докторской диссертации. Дело в том, что все, что я делал по заданиям завлаба, связанных с работой моего отца, и ее продолжением не должно было быть включено в официальную часть моих диссертаций. Официальной темой моих кандидатской и докторской диссертаций было исследование автоколебательных реакций, типа реакции Белоусова-Жаботинского, как частного случая поведения нелинейных, динамических систем. Кстати, изучение, так называемых, «странных аттракторов» привело меня к неутешительному выводу, что решения некоторых, даже квазилинейных систем, независимо от начальных условий не могут вырваться из загадочных областей притяжения. Результаты этих моих исследований были опубликованы в виде статей в солидных, рецензируемых журналах и оформленных нашей лабораторией патентов на изобретения. Именно по этой теме мне предстояла защита докторской. Неофициальная часть, связанная с «абсолютным лекарством» и напечатанная мной в виде глав отчета, должна была быть предоставлена заказчикам после демонстрации соответствующих реакций и процедур на закрытом заседании через месяц после защиты мной докторской диссертации. Когда я попросил завлаба вернуть мне отчет из-за закравшейся туда ошибки, он взглянул на меня не просто с недовольством, а прямо таки с ненавистью. Он начал молча ходить взад и вперед по кабинету. Потом немного успокоился, достал из ящика объемный, печатный манускрипт, и спросил, в какой именно главе я обнаружил неточность. Я открыл его в середине и ткнул пальцем в одну из самых главных формул последовательных реакций синтеза нового вещества. Он с удивлением уставился на формулу:
– Мы же с тобой провели тот эксперимент вместе, и он был более чем удачным.
– Да, но сегодня я обнаружил, что полученное вещество неустойчиво. Первый опыт был успешным, но при повторении эксперимента получающееся вещество моментально распалось.
– Почему ты раньше этого не проверял?
– Тогда было головокружение от успеха, и я был занят беготней с документами для защиты моей докторской диссертации. А сейчас вдруг встревожился, что надо еще раз проверить.
– Ты что с ума сошел, перед самым приездом заказчиков.
– Шеф, но мы же не хотим опозориться на демонстрации наших экспериментов на глазах важных людей. Я постараюсь все исправить в кратчайшие сроки, обещаю вам.
– А если не сможешь?
– Думаю, что тогда вашей фирме придется заплатить громадную неустойку за невыполнение заказа.
– Забирай и пока не исправишь, не показывайся мне на глаза, а то покалечу.
Я ушел не только из кабинета начальника, но и из лаборатории. Я быстро собрал все записи, относящиеся к моей работе по «абсолютному лекарству» и свой красиво оформленный, напечатанный отчет. Когда я приехал домой, мама сразу заметила мое настроение, но не стала ничего говорить. Я пошел на кухню, налил бокал чаю и сделал себе бутерброд с колбасой. Все это я с аппетитом съел и, взяв все бумаги, которые принес из лаборатории, засунул в рюкзак. Мама, которая наблюдала за моими действиями, спросила:
– Что ты собираешься со всем этим делать?
– Я собираюсь отправиться на нашу дачу и все это сжечь.
– Я поеду с тобой. Не хочу, чтобы ты неожиданно передумал.
Дело происходило весной, поэтому мы решили не связываться с печкой, а просто развести костер. Дрова я облил бензином, и костер ярко вспыхнул. Я хотел бросить все бумаги кучей, но мама остановила меня и стала методично сжигать по нескольку листов. В это время я старательно раздирал на части труд последних семи лет моей жизни. Когда мы все сожгли, мы успокоились. Когда сели пить чай из термоса, приготовленного мамой, она спросила:
– Что ты теперь будешь делать?
– Уволюсь из лаборатории и начну заниматься чем-нибудь другим.
– Чем, например?
– Может быть, устроюсь провизором в аптеку.
– Хорошая идея.
На следующий день я оставил в отделе кадров заявление об уходе, забрал кое-какие свои вещи и уже прощался с коллегами, как в комнату ворвался директор с моим заявлением в руках:
– Что это такое? Где твой отчет?
– Я понял, что не смогу исправить ошибку и потому сжег всю эту «фигню».
Лицо моего начальника пошло красными пятнами, на него страшно было смотреть. Он еле сдерживался, чтобы не ударить меня. Посмотрев на меня уничтожающим взглядом, он прошипел:
– Не думай, что ты освободился, глупый мальчишка.
С этими словами он вышел и захлопнул за собой дверь Сотрудники лаборатории со страхом и удивлением смотрели на меня. Именно в этот момент ко мне пришло прозрение. Заказчиком, вдохновителем и руководителем моего героического труда в течение последних семи лет был завлаб. Это он договорился о том, чтобы Лилю взяли на работу преподавателем, и эта роковая красавица появилась в моей жизни. Ведь только из-за желания жениться на ней я был вынужден пойти работать в его лабораторию. По видимому и мое любовное разочарование входило в сценарий той пьесы, в которой мне отводилась роль Пьеро. Завлаб был хорошим психологом. После того как я впервые испытал радость от близости с женщиной, у меня появилась, кроме химии, еще одна страсть: Лиля. После ее потери моя сердечная боль отступала только, когда я полностью отдавался во власть второй моей великой одержимости – химии. Завлаб же в это тяжелое для меня время, проявлял себя заботливым, все понимающим, старшим товарищем. Он всегда поддерживал и направлял меня. Он сформулировал главную проблему, решение которой помогло бы мне стать сначала кандидатом, а затем и доктором химических наук. Я понял, что этими званиями он хотел расплатиться со мной, за продолжение работы моего отца, но я пока не понял за какую именно выгоду для него. Он не позволил мне подать заявку на изобретение нового вещества, мало того, он в своих работах никогда не писал об этом, и проверял, чтобы в моих статьях никоим образом не упоминалось ничего, что было бы связано с созданным мной веществом с уникальными свойствами. Казалось, что у него нет никакого тщеславия, никакого желания прославиться или какой-то другой личной заинтересованности в нашем открытии. Это меня с одной стороны удивляло, но с другой наводило на мысль, что мой тайный «дображелатель» прав. Я вернулся домой и рассказал маме о том, как повел себя наш давнишний знакомый и о моих догадках. Она некоторое время молчала, а потом неожиданно сказала:
– Я всегда подозревала, что гибель твоего отца не была случайной, и что этот его «школьный приятель» замешан во всем, что касается нашей жизни.
– А как они познакомились?
– Твой папа был гением, помешанным на поисках «философского камня». На этой почве он и сдружился в десятом классе со своим новым одноклассником. Этот его, ставший впоследствии «закадычным приятелем», зазнайка практически ни с кем общался. Твоему отцу всегда казалось, что его друг невыносимо скучал в толпе сверстников. Единственные занятия, на которых он оживлялся, были уроки химии. Он, как и твой отец, был одержимым алхимической идеей облагораживания металлов и достижения им высших уровней осознания реальности. Кстати, у них тогда что-то даже получилось. Вместе они завоевали первое место на всесоюзной олимпиаде по химии. Правда, после этой олимпиады твоему отцу пришлось месяца два приходить в себя от переутомления. Поэтому твои дедушка с бабушкой настояли на том, чтобы их единственный сын забыл о химии и алхимии. Он некоторое время протестовал, но после школы их пути с приятелем разошлись: тот поступил на химфак, а отец стал учиться на хирурга.
– Мам, ты говоришь это серьезно? Папа занимался поисками «философского камня»? Уже тысячу лет известно, что не существует таких вещей. Это все равно, что пытаться построить «вечный двигатель» или создавать «машину времени».
– У твоего папы на этот счет было прямо противоположное мнение. Он говорил, что закон сохранения энергии или материи это и есть вечный двигатель, а что касается машины времени, то просто пока люди не могут открыть такой же закон сохранения для времени. Хотя Ницше, как говорил твой отец, пришел к близкой по смыслу к закону сохранения временных переменных, идее вечного возвращения и бесконечной цикличности. Ему очень нравился индуистский, космогонический миф о том, как Брахма вновь и вновь творит тот же материальный мир со столетними перерывами на сон, вовремя которого нашей вселенной не существует.
В этот момент раздался звонок в дверь, и на пороге нашего дома появился тот, о ком мы только, что говорили. Он пришел с бутылкой коньяка, коробкой конфет и букетом цветов для мамы. Посмотрев на наши встревоженные лица, он сказал:
– Не беспокойтесь, я не собираюсь причинять вам вред. Я только хочу объяснить вам, какие цели я преследую и рассказать, наконец, что случилось с главой вашего семейства.
Мама пригласила его войти и он, отдав ей свои дары, по-хозяйски расположился за нашим столом:
– Начну с главного, я не убивал твоего отца.
– То есть, его падение на машине с моста не было случайным, как утверждали в милиции. Я правильно вас понял, что его убили?
– Да, это сделали наши конкуренты. Им не давал покоя наш стабильный успех, и, как им казалось, наши несметные богатства. Они натравливали на нас прокуратуру, отдел по борьбе с наркотиками и тому подобные организации. Но нас оберегали, не побоюсь произнести это вслух, «высшие силы». Ни разу нам не было предъявлено хотя бы какое-нибудь, мало-мальски серьезное обвинение. Все сводилось к тому, что надо улучшить вентиляцию воздуха в лабораториях, это притом, что наша система очистки воздуха была одной из самых передовых. Проверяющие, как всегда были далеки от предметной области деятельности, в которой им необходимо было найти недоработки или нарушения.
– Давайте вы оставите свое самовосхваление и приступите к изложению того, что случилось с моим отцом.
– Мне придется начать издалека. Дело в том, что я всегда был «белой вороной» среди своих одноклассников и однокурсников. Меня увлекали герметические науки, изучением которых я занимался с детства. Моя прабабушка до революции была известным медиумом. Она даже вела активную переписку с Еленой Блаватской. У нас в доме хранились бесценные фолианты известных во всем мире эзотериков. Используя свои знания по практической магии, я сумел связаться с духом Бельфегора, гения открытий и изобретений, одаряющего богатством. Мне повезло заинтересовать его своей персоной, и он приставил ко мне духа, своего слугу, который уже тридцать лет руководит моей жизнью. Это он подсказал мне опять подружиться с твоим отцом и взять его на работу. Твой отец был гениальным химиком. Он решил задачу, которую поставил в свое время передо мной Бельфегор: воспроизвести алхимические формулы получения золота из менее благородных металлов. Это легко делали атланты и гипербореи с помощью магии, но потом все они канули в лету, как и их последователи в лице Альберта Великого, Соломона Трисмозина и прочих выдающихся адептов оккультизма. В наше время магию считают одним из видов шарлатанства, и она мало кого интересует. Но твой отец был от рождения наделен магическими способностями, и к тому же он был еще гениальным ученым. Он сумел таки создать таинственный, «красный порошок» алхимиков, который при добавлении в него микроскопического количества сусального золота, превращал в золото любой металл, просто соприкоснувшийся с ним. Это был наш главный секрет, благодаря которому все финансовые бури обходили нашу лабораторию стороной. Производством золота занимался только твой отец, никто кроме нас с ним не знал об этом. Но наши конкуренты, обезумев от зависти, занялись черной магией и с помощью колдунов выяснили наш секрет. Они стали преследовать твоего отца, они предлагали ему все царства Земли и других планет, но он был непреклонен. Отчаявшись, почти как Канио из оперы Паяцы, они начали шантажировать его тем, что если он не станет работать на них, то с помощью черной магии они сведут в могилу тебя и твою маму. Твой отец тогда уже понимал серьезность таких угроз, и он очень вас любил. Он придумал хитроумный план выхода из этой ситуации с помощью самоубийства. Он не хотел, чтобы вы думали, что он покончил с собой, поэтому якобы случайно упал в реку на своей машине. Вот и вся история.
– Кто, кроме вас, может ее подтвердить? – неожиданно спросила мама.
– Боюсь никто.
– Хорошо, предположим, что все так и было, но почему вдруг вы пригласили Вадима работать в вашу лабораторию. Из благодарности к заслугам его отца?
– Нет. Это мне посоветовал мой личный, небесный куратор. Он сказал, что только Вадим сможет осилить новую задачу, решение которой важно для Бельфегора.
– Мам, он несет полную чушь, кроме того, что ему требовалось, чтобы отец продолжал создавать для него «философский камень».
– Почему ты в этом так уверен?
–В Советском Союзе не было частной собственности, все было государственным, а экономика была плановой. Тогда не было частных предприятий и организаций. Когда они работали с моим отцом, у них не могло быть конкурентов и, тем более, финансовых бурь. Все это он выдумал прямо сейчас.
– Как всегда ухватываешь самую суть, но тебе умник это не поможет. Ты не отвертишься от нас, как это сделал твой отец, – произнес со злобной усмешкой завлаб и, вынув из кармана баллончик, нажал на кнопку распылителя, сам он заткнул себе нос платком, и быстро вышел в другую комнату. Я попытался последовать за ним, но ноги меня не слушались, а обмякшее тело мамы уже свалилось со стула на пол. Потом я впал в беспамятство. Когда я очнулся, то обнаружил, что лежу на кровати, в каком то темном помещении без окон. Через минуту в дверь вошел завлаб вместе с богато одетым господином, напоминавшим своим обликом большую свинью. Я узнал в нем Асию, который подошел ко мне и с усмешкой произнес:
– Давно не виделись герой-любовник. Вижу, ты уже убедился в том, что не все из того, что я тебе говорил в прошлый раз, было галлюцинацией, вызванной наркотиками.
Я сел на кровати и, немного подумав, стараясь выглядеть спокойным, ответил:
– А ты тот, кто называет себя Асиа, но насколько, я помню, в каббале это имя соответствует быку или тельцу. Пытаешься быть лучше, чем ты есть на самом деле. От тебя же на версту смердит грязной свиньей, и по виду ты натуральный хряк.
– Вот завлаб, посмотрите на молодого ученого, вроде бы интеллигентный человек, а не может не опускаться до оскорблений, до перехода на личности.
– Ну, какая ты личность? Ты такая же моя галлюцинация, как и в прошлый раз. Ты мне не страшен, так как ты не сможешь доказать мне, что сейчас я не нахожусь под действием психотропных препаратов.
– Твой изворотливый ум в данном случае тебе не поможет. Поскольку я знаю способ, с помощью которого опять смогу воспроизвести на бумаге все то, что ты накрапал в своем отчете. И поверь, я эту процедуру начну прямо сейчас, поскольку иначе мой хозяин будет недоволен. Завлаб, пойди, позови сюда моих охранников, головорезов.
В комнату ввалились два наголо стриженых здоровяка. На руках одного из них сидел сморщенный, маленький старичок в чалме и халате. Его длинная, седая борода была завязана в узел, чтобы, видимо, не мешать, ему передвигаться. Он напомнил мне внешне старика Хоттабыча из советского, фантастического фильма. Завлаб с искренним удивлением спросил:
– Где вы раздобыли это чудо природы?
– Этого Джина на время одолжил моему хозяину Иблис, у них там какие-то взаимные расчеты.
Асиа подошел вплотную к старичку и прошептал ему что-то на ухо. Тот оживился и громким голосом, удивительным для такого тщедушного создания, потребовал:
– Явитесь самопишущее перо, бумага и стол.
Все, непонятно откуда и как, появилось. Старика опустили на пол, и он подошел к кровати. Заглянув мне в глаза, он произнес:
– Не бойся, это не доставит тебе никаких неприятных ощущений.
Затем он поднес свои маленькие ручки к моим вискам и слегка надавил ими на мою кожу. Тут же перо начало со скоростью не меньше тысячу знаков в минуту, что-то писать на бумаге, а пальцы старичка стали холодными и даже, как будто, металлическими. При этом его лицо преобразовалось в морду шипящей, гигантской змеи, гипнотизирующей меня неподвижным взглядом своих желтых, немигающих глаз. Мое сознание не могло контролировать волны ужаса, накатывающие на меня с все возрастающей силой вместе с приближением к моему лицу острых клыков с капающим с них ядом и тонкого, раздвоенного языка этой твари. Не знаю, сколько времени я пытался преодолевать свой страх, но, в конце концов, мои нервы не выдержали напряжения, и я отключился. Придя в себя, я обнаружил, что сижу на скамейке в парке, находящимся недалеко от нашего дома. Когда я вернулся домой, то увидел маму, все еще лежащей на полу. Я открыл все окна и проветрил комнату. Прошел час пока, она, наконец, очнулась. Я рассказал ей все, что вспомнил. Мы оба были расстроены. Результаты моего титанического труда оказались доступными и важными для непонятных нам существ с их непонятными нам целями. Но поскольку мы ничего не могли с этим поделать, нам пришлось смириться, и жить дальше. Тем более что завлаб позвонил мне спустя неделю, и сказал, что я могу отдохнуть еще пару дней и потом возвращаться на работу. Сначала я был взбешен его наглостью, но, поразмыслив, решил, что мне жизненно необходимо вернуться в лабораторию. Я подумал, что, только находясь внутри «шайки», я, может быть, смогу разобраться в причинах искажения действия законов физической реальности и целях супер существ, давно «присосавшихся» к нашей семье. Поэтому через неделю я явился на свое рабочее место. Удивительно, но никто из сотрудников как будто не помнил, как скандально я покинул их компанию. Они все поздравляли меня с повышением в должности. Секретарь завлаба, симпатичная, умная, но злоязычная дама проводила меня в новый отсек нашего здания. Здесь располагалось два помещения: одно было оборудовано современными аналогами алхимического оборудования, а второе было разделено на две комнаты. В первой стояли стол и стулья. На столе располагался телефон, ксерокс, принтер и компьютер фирмы Microsoft, во второй вдоль стен располагались стеллажи с книгами по химии и алхимии, а напротив двери большой стол в виде буквы «Т», с креслами вокруг него. Над столом висела картина, изображающая средневекового алхимика, склонившегося над древним фолиантом, и окруженного различными ретортами, колбами, горелками и тому подобными вещами. Секретарь завлаба с саркастической улыбкой заметила:
– Теперь Вадим, тебе полагается свой секретарь, так что вы, «ваше превосходительство» больше не будете слышать моих ядовитых шуток насчет вашей алхимической зависимости.
В этот момент появился завлаб вместе с Лилей, которая осталась в образе изящной брюнетки, какой я видел ее в последнюю нашу встречу. Он представил Лилию Адамовну Шумерскую, как моего личного секретаря. Затем он добавил, что защита моей докторской диссертации переносится до дня летнего солнцеворота. Когда мы остались вдвоем, я решился, наконец, внимательнее рассмотреть ее. Она как будто осталась прежней: такая же белая кожа, такие же васильковые глаза. Но что-то в ней изменилось, ее фигура осталась стройной, но ее тело стало более плотным и весомым. Выражение ее лица перестало быть безнадежно отсутствующим и застывшим в капризном, кукольном самодовольстве. В общем, она стала больше похожа на земную женщину. Она спокойно выдержала мой изучающий взгляд и сказала:
– Тебе предстоит большая работа, так что начинай готовиться к защите.
После этих слов, она вышла из моего кабинета и закрыла за собой дверь. Я прошелся вдоль стеллажей, чтобы успокоиться. На меня нахлынули воспоминания, и я не мог отделаться от ощущения, что эту ситуацию, я уже пережил однажды, но теперь все было немного по-другому. Красота Лили не возбудила во мне никакого желания обладать ею. Теперь, как мне казалось, я освободился от этого наваждения, от ее власти над моим телом и душой. Наконец, я сел в кресло за моим роскошным, рабочим столом, и выдвинул один из двух имеющихся у него ящиков. В первом я нашел чистую бумагу, карандаши, электрическую точилку для них, органайзер, скрепки и другие мелочи необходимые для делопроизводства. В другом ящике лежала оформленная, переплетенная диссертация, и отчет, который я так тщательно порвал и сжег на костре. Я вспомнил фразу Воланда, что «рукописи не горят» и горько усмехнулся. На следующий день мне предстояло делать доклад по моей работе на кафедре химии в моем родном, политехническом институте. Я взял карандаш и начал сочинять доклад. Работа увлекла меня, и я не заметил, как пролетело время до конца рабочего дня, когда, неожиданно для меня в кабинет вошла Лиля и спросила:
– Могу я уйти домой или ты хочешь, чтобы я оставалась на своем месте.
– Конечно, ты можешь быть свободна.
– Хорошо, до завтра.
– Завтра меня не будет, я весь день проведу в политехническом институте.
– Тебе не надо быть завтра в институте. Звонили с твоей кафедры, семинар откладывается на полтора месяца. А завлаб сказал, что твоя защита состоится в конце июля, и за лекарством заказчики приедут только в середине августа.
Она кивнула мне и закрыла дверь. Я обрадовался, что и семинар, и защита откладываются, это означало, что у меня еще есть время, чтобы придумать, как предотвратить «страшные последствия» моего открытия. Я проверил то, что написал в докладе, остался доволен и спрятал его в ящик стола. В этот момент зазвонил телефон, это звонила мама, которая забеспокоилась, что я не возвратился домой вовремя. Погасив свет и закрыв на ключ лабораторию, я вышел на улицу. Была удивительно теплая для конца мая звездная ночь. Я почувствовал себя почти счастливым. Мне даже пришла в голову мысль, что все те невероятные события, которые произошли со мной, были просто плодом моего воображения. Когда я дошел до двора нашего дома, то увидел Михалыча с сияющим всеми цветами радуги шаром в руках, который при моем приближении перестал светиться. Увидев меня, Михалыч несколько замялся, но потом сказал:
– Я хочу показать племяннику опыты с флуоресцентными веществами.
– Думаю, он будет в восторге.
После ужина мама показала мне записку, подброшенную в наш почтовый ящик со следующим текстом, не содержащую, как в прошлый раз, ошибок:
«Многоуважаемый Вадим, должен Вам сообщить неприятную новость. Предполагаемая демонстрация созданного вами уникального лекарства будет хорошо разыгранным спектаклем, единственной целью которого является показать заказчикам способность этого лекарства к возрождению живых существ из их праха, если хотите, выращиванию заново тел давно умерших людей. В настоящее время этот процесс называют клонированием. Кстати, вы совершили «чудо», когда заново открыли способ получения «философского камня», который ваш отец забрал с собой в могилу. Гений вашего отца позволил ему разгадать секрет не только этого камня, но и тех, кто хотел им воспользоваться, поэтому он и ушел из жизни. Тайна вашего родового проклятия заключается, по-видимому, в том, что только сильные эмоции страдания: боль вашей живой души, как в свое время душевная мука вашего отца, являются тем катализатором, который необходим для завершающего этапа получения демонического «эликсира бессмертия». Демонического, поскольку это «средство Макропулоса» окажется в данном случае в распоряжении древнего, языческого божества, правителя потустороннего мира по имени Эрлик. В настоящее время его власть распространяется только на подземный мир. Он безраздельно владеет душами мертвых, жизнь которых проходила на территории Алтая, Хакасии и некоторых районов Киргизии, Монголии и Китая. Ни он, ни подчиненные ему темные духи, в отличие от живых людей, не могут проходить через ограждения, установленные верховным владыкой небес, братом Эрлика, Ульгенем. Эрлик с момента их рождения соревнуется со своим братом и ненавидит его. Поэтому Эрлик мечтает править не только преисподней и живыми людьми, он хотел бы расширить сферу своего влияния и на небеса. Но для этого ему необходима армия существ, которая смогла бы проложить ему дорогу на поверхность земли. С помощью вашего эликсира он сможет выращивать из праха мертвецов столько живых тел, сколько ему потребуется солдат для этой его армии. В его обязанности всегда входило заведовать не только душами умерших людей, но и сознанием демонов. Представляете, что станет с миром живых, если Эрлик внедрит в выращенные им тела души злодеев или спрячет в них темные сущности подвластных ему демонов, и они прорвутся в нашу реальность. Тогда нынешние невзгоды покажутся нам «потерянным раем». Должен вам сообщить, что все, что происходило после вашего похищения, в том числе и Джин, было галлюцинацией. Ваш завлаб весьма предусмотрительный человек, он в течение всей вашей работы над отчетом делал копии не только напечатанных страниц, но даже всех ваших черновиков. Он показывал мне несколько ваших рисунков с чертями похожими на него и Асию, которые подкладывают дрова под котел с кипящей серой для грешников в аду. Такие ассоциации, возникающие у вас в мозгу, его не радовали. Поэтому ваш завлаб и его куратор Асиа пытались сделать электрическую копию волновых процессов вашего мозга в состоянии страха смерти. Они пытались запастись тонкой энергией вашего ужаса с тем, чтобы исключить ваше непосредственное участие в процессе создания эликсира. Они подозревают, что волны трепета, страха или страдания в мозгу алхимика в момент проведения химических реакций привлекают элементалов, в том числе, Гномов, Ундин, Сильфов и Саламандр, энергия которых и превращают «философский камень» в нужное им средство возрождения. Но их попытки использовать суррогат эмоций в виде электроэнцефалограммы работы вашего мозга оказались неудачными. Поэтому завлаб вытребовал у своего куратора Асии Лилю, и приставил ее к вам и не только ее. Вы теперь находитесь у них под постоянным наблюдением. Не знаю, удастся ли вам это, но вы должны придумать, как спасти эту реальность от надвигающегося на нее мрака и ужаса. Ваш искренний доброжелатель».
Я посмотрел на свою пригорюнившуюся мать и решил, что если я покончу жизнь самоубийством, то это оборвет и ее жизнь. Тем более что этого мне, скорее всего, не позволят сделать. Надо было что-то придумать. До решающего судьбу нашей реальности события оставалось чуть больше двух месяцев.
Каждый день я приходил в лабораторию с единственной целью уничтожить ее вместе с ее хозяином. Завлаб прекрасно понимал, какие эмоции, я испытываю. Поэтому почти не показывался мне на глаза. Зато Лиля постоянно напоминала мне о своем присутствии. Она часто заходила в мой кабинет и искала какую-нибудь книгу, предлагала приготовить мне чай или кофе. Когда мне звонили, она каждый раз входила в мой кабинет и сообщала мне о звонке и что она не знает, как его перевести на мой телефон. Мне приходилось идти в приемную и там разговаривать с тем, кто звонил. Вначале это меня даже забавляло, но через неделю мне начало казаться, что Лиля делает это вовсе не потому, что хочет возбудить во мне старые чувства, она просто следит за мной. Ее приставили ко мне как соглядатая. Это стало очевидным после того, как я однажды сказал ей, что отправляюсь в столовую, а сам вышел из лаборатории на улицу. Не успел я пройти несколько шагов как ко мне, запыхавшись, подбежал лаборант и сказал, что директор сейчас в моем кабинете и хочет со мной поговорить. Когда я вернулся, то услышал, как завлаб на повышенных тонах разговаривает с Лилей. Увидев меня, он замолчал, а затем спокойно произнес:
– Я принес тебе отзыв еще одного рецензента. Ознакомься внимательно, он обязательно будет присутствовать на защите.
После его ухода я вызвал Лилю и спросил ее напрямик:
– Тебя приставили следить за мной?
– Во время твоей работы.
– А что есть те, которые следят за мной вне работы?
– Да, ты не сможешь сбежать от них, как сделал это твой отец. Он тогда быстрее них сообразил, в чем все дело.
– Почему ты им подчиняешься?
– Потому что таков уговор.
– А что будет с тобой, если ты перестанешь их слушаться?
– Мое сознание извлекут из этого прекрасного тела, и оно опять окажется запертым в одной из наложниц в подземном царстве Эрлика.
– А ты не знаешь, что произойдет со мной после защиты.
– Думаю, тебя введут в состояние искусственной комы до нового использования.
В этот момент Лиля подошла ко мне и, взглянув на меня своими бездонными, синими глазами произнесла:
– У тебя осталось совсем мало времени для нормальной жизни. Я готова скрасить твои последние дни.
Она обняла и поцеловала меня в губы, но не так как это делала раньше. Она поцеловала меня нежно, без самодовольного сознания своей власти надо мной. Не помню, как мы с ней оказались в лаборатории, в которой на случай моих ночных бдений в небольшой нише, за занавеской стоял диван. Потрясение от вспыхнувшей опять во мне страсти к этой женщине не избавило меня от грусти. Я молча смотрел, как Лиля одевается после моих страстных поцелуев и жарких ласк, и с тоской подумал, что совсем скоро мое земное существование закончится. Лиля тоже выглядела печальной. Она сказала, что приготовит нам кофе, и вышла из лаборатории.
