Kitabı oku: «Летят Лебеди. Том 2. Без вести погибшие», sayfa 8

Матвей из Ленинграда⁷⁶

Я знаю сотни способов вытащить русского медведя из берлоги, но ни одного – чтобы загнать его обратно.

Отто Фон Бисмарк. Канцлер Германии

* * *

История о том, как мой боевой товарищ не стал Героем Советского Союза, а стал военнопленным …

Осенью 1941 командовал Матвей канонерской лодкой на Балтике, честно командовал, матросов не обижал, за спины не прятался, бил фашистов, как страна приказывала. В один из выходов в море потрепал его лодку немецкий линкор, здорово потрепал, еле ушли, дымами прикрываясь нырнули в минное поле. Линкор преследовать не стал и отстал на пару сотен кабельтовых от них, в надежде на то, что сами подорвутся или дым рассеется и тогда добьют наших без особых проблем. И принял Матвей решение, вплавь, разгребая мины руками уходить от преследователя, прикрываясь дымом, благо было пока из чего его делать. Октябрь, Балтика, температура воды чуть выше 10 градусов.

Кого послать? Боцман пожилой уже, матросики, практически все ранены, он да механик остались. Ну и поплыли они поочередно, меняясь каждые пять минут, по волнам, толкая мины. Тяжелейшее переохлаждение было им наградой, но корабль спасли, минное поле прошли и исчерпав весь запас дымовых шашек ушли от преследования.

По возвращении в Кронштадт всю команду в госпиталь отправили, кого раны лечить, а кого и отогревать. Представили Матвея нашего тогда к звезде Героя, а механика к Красной Звезде.

И вот Матвей отлёживается в госпитале, лечится всеми способами, включая народные-хороводные. И полюбил к нему с задушевными разговорами и спиртом захаживать начальник хозчасти. Земляками оказались, общаются, за жизнь трындят уже третью неделю, аж печень у Матвея стала побаливать. И вот, когда они уже сдружились не разлей вода, предложил ему начальник хозчасти дел провернуть, пайки матросские переполовинить по возвращении Матвея на корабль, а он поможет реализовать, с помощью барыг сухопутных, у него всё отлажено, не первый раз замужем, так сказать. Ну, а прибыль с продажи поделит с ним пополам, так сказать «по-братски, по-честному». Обидно тут Матвею нашему стало, что его приняли за крысу какую флотскую, каких он собственными руками душил на войне, если они ему попадались, какие в Ленинграде голодным блокадникам матросские пайки продавали, ну и не утерпел Матвей и засунул он начальника хозчасти головой в дырку туалета, что на улице, да так засунул, что его еле откачали. Но что тут началось! Шум-гам, крики-вопли-сопли! Вменили ему покушение на жизнь старшего офицера, потом трибунал… Ничего Матвей тогда не рассказал ни на следствии, ни на суде, не привык он доносчиком быть. В итоге Звезду Героя ему не дали, а вот офицерского звания лишили, ну и отправили в штрафную роту. Там его ранило и контузило – смыл, так сказать, позор свой, которого не было, кровью. И после этого ранения перевели опять на флот, но уже матросом. Потом он на «Невском пятачке» в рукопашной бился, на суше, хоть и моряком был, а как так получилось, да просто после того, как его во флот вернули, на катер, то подбили их. Катер утонул, а он сутки в Балтийском море провёл, жилет спас. Поэтому и на суше оказался, да в самом пекле Ленинградского фронта (речь, по сей видимости, идёт о «Невском пятачке» – прим. автора), где погибло пятьдесят тысяч бойцов на клочке земли шириной километр и глубиной в триста метров.

Караван PQ–17

Как-то рассказал нам Матвей об одном событии летом 1942 года. Дело было недалеко от Новой Земли, из Архангельска, группе кораблей, где служил Матвей, было приказано идти на встречу конвою, который числился у них под номером PQ–17. Их радист выстукивал по секретным каналам с помощью азбуки Морзе шифрограммы о том, в каком квадрате они их ожидают, но всё было безрезультатно! Перехват же немецких радиосообщений прояснил обстановку, оказалось, что из всего состава конвоя⁷⁷ избежали потопления «только три судна, остальные транспорты были уничтожены». Также немцы сообщали, что они ведут поиск оставшихся самолётами-разведчиками и подводными лодками. Они усилили посты, потому что вместе с конвоем могли появиться и немецкие подводные лодки в большом количестве.

Мы бороздили море вдоль и поперёк. Но конвоя, вернее остатков конвоя на горизонте так и не увидели. И вот в эфире мы перехватили радиограмму, которая приказывала немецким подводным лодкам идти домой, на базу. Командир принял решение пройти вдоль кромки арктических льдов ещё раз. И вот мы наконец услышали долгожданную морзянку по секретному каналу! Конвой, который теперь, почему-то назывался «Белый Шерман» тоже шёл по кромке арктических льдов навстречу нам, в сторону Новой Земли. Мы им дали наши координаты и дали им команду держать курс на пролив Маточкин Шар.

До места назначения дошли одиннадцать судов. Одиннадцать из тридцати пяти транспортов горемычного каравана PQ–17. После того, как мы их доставили по месту назначения, командир конвоя, по-моему, его звали Лео, рассказал нам, как он переименовал конвой после того, как их бросило бравое сопровождение, как принял решение идти не к берегу, а в сторону льдов, где немцы, из-за боязни столкновения с арктическими льдами, обычно не появляются. Герой, что сказать.

Потом война для Матвея продолжалась на других направлениях, он вернулся на флот, в одном из походов его катер подбили, а его взрывом выбросило в море, фашисты его подобрали. И вот таким образом он попал к немцам в плен, где мы с ним и познакомились.

Четыре Подвига. Оборона Ленинграда

16 января 1944 года. Шёл третий день советского наступления под Ленинградом. Советские бойцы неудержимою силой пробивали оборону противника. Бывший ученик 155–й школы Смольнинского района Ленинграда, комсомолец, а теперь гвардии рядовой 5–й роты 191–го гвардейского стрелкового полка Иван Куликов 15 января 1944 года шел со своим отделением в атаку. Ворвавшись в траншею врага, гвардеец в рукопашном бою уничтожил больше десяти вражеских солдат. В тот же день его отделение захватило минометную батарею врага, а 16 января – тяжелое орудие, одно из тех, что стреляло по Ленинграду. В бою у села Койрово у Чёрной речки путь советским бойцам преградил немецкий ДЗОТ. Иван Куликов пытался подавить вражескую огневую точку автоматными очередями. Однако это не удалось ему. Тогда он бросился на амбразуру вражеского дзота, из которой стрелял пулемёт, и закрыл её своим телом, заслонил товарищей от губительного огня. Ему шел тогда девятнадцатый год…

Поддерживая наступления пехоты, батарея 96–го гвардейского артиллерийского полка 45–й гвардейской стрелковой дивизии, действовавшей в составе 42–й Армии Ленинградского фронта в течении дня подавила огнём 8 пулемётных точек противника. Но, при взятии Рехколово наша пехота, не овладев полностью деревней, залегла. Немецкие войска вели интенсивный огонь по залёгшим пехотинцам. Командир артиллерийской батареи лейтенант Игорь Михайлович Бойцов, видя критичность ситуации, с группой разведчиков и радистом вырвался вперёди передавал на огневую позицию батареи точные данные для стрельбы. Однако группа отважного лейтенанта оказалась в окружении. Окруженный гитлеровцами, Бойцов отбивался до последнего патрона, а затем, чтобы рубеж не достался врагу, передал по радио свой последний приказ всего из трёх слов: «Огонь на меня!» …

43–я стрелковая дивизия 2–й Ударной армии, действовавшей с Ораниенбаумского плацдарма, вела бои на окраине посёлка Ропша, до которого оставалось 8 км. Тут под деревней Исаево-Малкуново путь советским солдатам преградил трёхамбразурный вражеский ДЗОТ. Старший сержант Рытов Николай Александрович исполнял обязанности командира артиллерийского взвода. Он выкатил два своих орудия впереди пехоты и открыл беглый огонь по вражеским пулемётам. ДЗОТ был подавлен. Советские бойцы захватили новый рубеж. Однако противник контратаковал и потеснил стрелков. Создалось тяжёлое положение. Артиллеристы били по врагу прямой наводкой. Из строя вышли все номера орудийного расчёта. Рытов остался один, но продолжал вести огонь. Когда кончились снаряды, старший сержант открыл огонь из автомата, стал отбиваться гранатами. Несколько раз раненный, он в конце концов упал. Последней гранатой уничтожил себя и окруживших его гитлеровцев…

В ночном бою 16 января 1944 года рота старшего лейтенанта Александра Ивановича Спирина 98–го танкового полка с тремя танками Т-34 вырвалась далеко вперёд и подошла к населённому пункту Дятлицы. На подступах к нему было сосредоточено большое количество техники противника. Спирин не стал ждать, когда подойдут основные силы полка, и решил сам принять неравный бой. За четверть часа танк командира, умело маневрируя, уничтожил девять орудий разного калибра. Ворвавшись первым на окраину деревни Дятлицы, Спирин обнаружил несколько танков противника и сходу подбил один из них. Машина Спирина была тоже подбита и лишилась хода. Погиб заряжающий, осколком повредило рацию. Отослав командира орудия с донесением о положении в Дятлицах, Спирин сам продолжал вести бой. Снаряды подавал ему раненый механик-водитель. Вражеские танки отошли, но открыла огонь артиллерия противника. Прямым попаданием был разбит прицел пушки. Механик-водитель погиб. Спирин выбрался наружу и открыл огонь из автомата по окружившим его солдатам противника. Результаты неравного боя увидели наши пехотинцы, занявшие Дятлицы. Вокруг подбитого советского танка лежало 60 трупов вражеских солдат. На теле старшего лейтенанта Спирина бойцы насчитали 16 ран. В его автомате не было ни одного патрона…

Тут описаны лишь четыре подвига, совершенных нашими воинами в воскресенье 16 января 1944 года. И. Н. Куликову, И. М. Бойцову, Н. А. Рытову и А. И. Спирину посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Но их было много больше. Защитники Ленинграда сражались поистине героически и самоотверженно.

Дневник политрука. Экстренная посадка

Не важно, какой оттенок нашей кожи или разрез глаз – для врагов мы все русские!

Герой Советского Союза, гвардии генерал-майор В. Ф. Маргелов

Я никогда не забуду тебя, Наум, – сказал мне на прощание Арман, потом обнял каждого из нас, поцеловал руку Валентине. Познакомил нас с полковником Барвенковским, сказал, что он тоже полетит с нами домой. Тоже был в плену, попал под Харьковом, потом бежал, попал к Арману в «Сопротивление», и вот настало и его время возвращаться. Потом, когда мы все погрузились постучал по крылу самолёта и отдал честь по-французски.

Взлетели. Прощание было коротким. В салоне пахло топливом. Ровный гул двух моторов успокаивал. 23.30 по местному времени.

Через тридцать минут все уже спали кроме меня, Матвея, медсестры Валентины и пилота Андрея Вороненко. Летели прямым маршрутом. Навигация – дело тонкое.⁷⁸

Все в нашей группе знали, что я политрук, и мне, как бы положено знать всю мировую обстановку, и вот у меня состоялся диалог с Матвеем, моряком из Ленинграда.

– Политрук, ты вот мне скажи, – произнёс он, – Почему на нас войной пошли германцы?

Я подумал с минуту и ответил:

– Кто на нас пошел войной? Капиталисты, правильно?

– Правильно!

– Чей завод, на котором делают наши танки? Наш. Твой, мой, общий. Чей хлеб с полей, что собирают? Наш общий. Никто на нём не зарабатывает. Детей кормят, вот нас солдат, кормят, стариков там, старух. А у фрицев? Завод танковый чей? Правильно, капиталистов! Танки они делают и продают Гитлеру. Гитлер берет деньги в займы в банке и покупает, так? Так! И он получается должен тем, у кого берет в займы. А отдавать чем ему? Где взять деньги? И вот получается у него один выход – идти грабить! Вот он и пошел грабить, сначала рядом стоящие страны, Чехословакию там или Польшу, а потом убивать и захватывать наши ресурсы.

Но европейцы для него, как бы братья, только меньшие, ну, как у нас домашние животные, мы же для него хуже животных. Евреи, цыгане, поляки, русские – это мусор на планете. Значит нас можно уничтожить и всё, что у нас ценное есть – забрать! А как нас убьёт то и нефть кавказскую захватит, и гидроэлектростанции, например, построенные на народные деньги, себе присвоит. Раньше они нас, русских, тоже «ариями» считали, себе подобными, а потом рассказали своему народу, что смешались мы с монголами и получились непонятно кто – красные коммунисты. Да и бояться они нас, «красной заразой» нас называют, знаешь, что это значит?

– Нет, политрук, не знаю, – ответил Матвей.

– Это значит, морячок, что когда немецкий рабочий – брат наш пролетарий, узнает, что можно-таки устроить жизнь без капиталиста, тот он возьмёт и даст ему пня под зад…

– Спасибо политрук, спасибо, Наум, просветил неученого.

– А вот ты почему, Матвей, языки иностранческие не учил, а? Жутко бы они пригодились нам и в «Сопротивлении», и сейчас бы не помешали. А то я один отдуваюсь за всю нашу компанию. А вдвоём с тобой и полегче было, да и поговорили бы на немецком, например на темы разные.

– Да было дело. Как-то решили мы с супругой по средам говорить только на немецком. Любые вопросы, любые фразы должны звучать только на немецком, ни на каком другом языке. Поэтому мы по средам мы с ней не разговаривали. Совсем.

Потом к нам подсела Валентина и спросила, а не расскажите нам, товарищ политрук, политинформацию на тему происхождение такой вот злобной страны, как Германия? Откуда они такие свалились на нашу голову?

– Начну с небольшой экскурсии в историю, Валентина. Если при феодализме главным мерилом силы и влияния было наличие земли – ведь ты со своих земель можешь производить еду, то силы и влияние капитализма основываются на частной собственности на средство производства. И тут в дело вступали деньги. В средние века долгое время в Европе господствовал натуральный обмен. Но по мере нарастания денежной массы, в виде монет из драгоценных металлов, в первую очередь теряла влияние старая аристократия.

– Почему?

– Да потому что у них есть земля, они с неё собирают зерно, но продают это зерно уже на рынке. А рынок – это вещь непредсказуемая, сегодня дёшево, завтра дорого, и вот аристократия начала беднеть.

Экономический базис стал, уже не совсем феодальный, а очень даже капиталистический, который искал идеологическую основу, вместо быстро устаревающих вассальных присяг.

Так родился национализм, как способ объединения их германоговорящего общества.

– Переведи, политрук.

– Перевожу. Ты подчиняешься мне, не потому что я твой феодал, а потому что мы оба англичане/немцы, например, и мы говорим на одном языке, ведем вместе дела, я даю тебе работу.

– Я поняла, именно таким образом рождались политические нации!

– Правильно, Валентина, единая Германия в девятнадцатом веке, представлявшая союз множества княжеств, была соединена вместе, с помощью паутины железных дорог. И всё это, в совокупности сформировало единое экономическое пространство.

Потом была франко-прусская война, в которой трудности позволили им осознать себя как одна целая и единая империя, ну и так далее. Кроме того, были еще колонии, куда люди из этих стран плавали, вывозили оттуда ресурсы и рабов. Ну и использовали их, как рынки сбыта, где, разумеется, жили «недолюди», ведь для европейцев это было очевидно. «Недочеловек», «дикарь», ходит без костюма и без нафталинового парика, не курит табак и не имеет огнестрельного оружия, без вариантов – «неполноценный дикарь и получеловек-полузверь» с копьём.

Далее капитализм, к началу двадцатого века, перешёл в высшую стадию – империализм, а национализм перешел к своему абсолютному значению, и переродился в фашистскую идеологию.

Итог. Фашистская идеология – это идеология империализма.

Понятно?

На какое-то время в самолёте повисла тишина, видно было, что мои утомлённые, такой длинной политической информацией, товарищи, переваривают полученное. Потом Валентина посмотрела мне в глаза и спросила, как я познакомился со своей женой.

На меня резко нахлынули воспоминания, когда войной ещё и не пахло и мы всей страной строили светлое будущее, и в одной из заводских столовых я увидел её…

Я был застенчивым парнем, потому долго на неё смотреть не мог. Покушал, завернулся в свою рабочую телогрейку и вышел на мороз. Но знакомство у нас было, что ни на есть романтическое. Зима стояла снежная, скользко было кругом. Ну я набил себе гвоздей на каблуки и иду себе, мне по барабану, есть гололёд, или его нет. Отошёл от столовой метров сто, как слышу сзади шлёп! И голос, о этот божественный голос моей будущей супруги, Рахиль:

– Мужчина, а вы ненормальный!

– Почему, – спросил я, очень удивившись, потому что увидел сидевшей на своей красивой «пятой» точке, на скользкой дороге именно ту симпатичную девушку из столовой.

– Я вижу, что Вы так уверенно пошли себе по скользкой дороге именно туда, куда нужно мне, ну и я увязалась за Вами, думая, что Вы знаете, где тут не скользко, а я новенькая … А Вы идёте себе и даже не скользите, а я из последних сил за Вами скребусь, и вот теперь я из-за Вас упала, и у меня болит нога! Донёс я её до травм. пункта, а потом и до ЗАГСа, но это уже чуть позже, Валентина! Но её уже нет в живых. Фашисты, когда заняли Винницу убили её одной из первых, как еврейку и жену комиссара…

Последний еврей Винницы

История одной фотографии…

Знаменитая фотография расстрела последнего еврея Винницы, сделанная офицером немецкой айнзатцгруппы, занимавшейся казнями лиц, подлежавших уничтожению (в первую очередь – евреев). Название фотографии было написано на её обратной стороне.

Винница была оккупирована немецкими войсками 19 июля 1941 г. Часть евреев, живших в городе, успела эвакуироваться. Оставшееся еврейское население было заключено в гетто. 28 июля 1941 г. в городе были расстреляны 146 евреев. В августе расстрелы возобновились. 22 сентября 1941 г. большинство заключенных винницкого гетто были уничтожены (около 28 000 человек). Были оставлены в живых ремесленники, рабочие и техники, труд которых был необходим германским оккупационным властям. Вопрос об использовании еврейских специалистов обсуждался на специальном заседании в Виннице в начале 1942 г. Участники совещания отмечали, что в городе находится пять тысяч евреев, в их руках «все промыслы… они работают также во всех имеющих жизненное значение предприятиях». Начальник полиции города заявил, что наличие евреев в городе его очень беспокоит, «так как строящееся здесь сооружение (ставка А. Гитлера) находится в опасности благодаря присутствию здесь евреев». 16 апреля 1942 г. почти все евреи были расстреляны (оставлены в живых только 150 евреев-специалистов). Последние 150 евреев были расстреляны 25 августа 1942 г. Однако немцам не удалось уничтожить всех евреев Винницы до единого – евреи, скрывавшиеся в городе, участвовали в общегородском подполье. Среди подпольщиков насчитывалось не менее 17 евреев.

* * *

Продолжение. Дневник политрука

Потом всей нашей компанией начали вести разговор о том, в чём сила русских, ведь прём немца по всем фронта, один шаг остался до восстановления границ довоенных, да и вообще, кто такие – русские…

– Я думаю, что сила и непобедимость Русских в том, что перед боем он уже, как бы умирает, мысленно прощается со всеми и умирает, и идёт в бой, бесстрашно и матерясь на чём свет стоит. А тот, кто в бою бесстрашен и холоден – тот и побеждает! – высказал своё полковник Барвенковский.

– А я думаю, что не так всё, русский солдат молится за то, чтобы выжить и побить врага! А прощается русский солдат мысленно с близкими и родными, потому что неисповедимы пути Господни, и не знает солдат, со щитом или на щите ему быть после боя.

Молится солдат русский за землю свою, за родных, но своей жизни за то, чтобы отстоять Родину жалеть не будет.

Вот в этом и есть сила русского человека. Да и не только русского – любого другого человека, если он воспитан по законам своих предком и, если ценности его не деньги, не золото, а земля предков и будущее потомков, – включился в разговор Матвей.

– Русский – это не национальность, перебил я его, – вот я еврей, но американцы считают меня русским. Австрийцы считают меня русским. Поляки считают меня русским. Китайцы тоже считают меня русским. Если бы я был татарин, они бы тоже считали меня русским. Русский – это дух, это отношение к миру, к долгу, к правде, чести и своим товарищам. Это готовность пожертвовать собой во имя своей страны, во имя долга, во имя Родины своей. И это всё открылось мне на войне, вот ведь какая странная вещь – война…

– Русский – это не национальность, а состояние души и воспитание, – включилась Валентина, – спасибо тебе, политрук, что правильно рассуждаешь. Так всё и есть на самом деле, русские – это не нация – это Дух, Воспитание, Чистота Души. Вот я украинка, но говорю и думаю чаще на русском языке, хотя в кругу родственников, мысли приходят на украинском!

И тут тряхнуло так, что все подскочили. Лампочка на приборной панели показала остановку или отказ правого двигателя. Это было не по плану.

Скорость самолёта резко упала. До назначенной точки посадки-дозаправки оставалось лететь с полчаса. Самолёт потряхивало, но летели мы относительно ровно. Андрей сообщил, что где-то под нами начинается шоссе. Мы начали снижаться. Сели.

Пока Андрей разбирался, где именно мы находимся, мы с танкистом пытались разобраться с французским двигателем.

Пока разбирались – наступило утро. Мы скатили наш самолёт с шоссейной дороги, но место было довольно открытое, потому нас видно было все-равно. Показалось несколько грузовиков. Один с солдатами, три чем-то гружённые. За рулём сидели немцы в полевой форме вермахта. Не СС, уже хорошо. Проехали мимо нас, но потом решили остановиться.

Из кузова выпрыгнуло два солдата и направились к нам.

– Тебе не страшно, политрук? – спросил меня Матвей.

– Страшно, Матвеюшка, ещё как страшно, но поскольку мне известно, что из труса может сделать героя, только трусость рядом стоящего, ну в нашем случае лежащего, то вот так ты и станешь героем у меня.

– С этим всё понятно, а вот с эти, что будем делать, политрук? – спросил меня Матвей и кивнул головой в сторону колонны фрицев, – мы в засаде, или как?

– Примитивизм засады заставляет топтаться на месте, а я за развитие, – ответил я и продолжил, – мне страшно Матвей за наши ещё молодые жизни, скажи ты хоть немного имеешь представление о стратегии?

– Хрестоматийно, в терминологии – да, имею, политрук, но практики категорически не хватает. Есть у тебя предложения?

– Есть, Матвей, – ответил я и оглянулся на самолёт, там я увидел, что наша группа услышала и увидела происходящее и все без паники начали готовиться к приходу незваных гостей, потом продолжил, – Сейчас, когда они подойдут к нам, а им придётся спуститься в небольшой овраг, в нашу зелёную зону, и исчезнут из поля видимости своих коллег, тут я им на своём, немецком с берлинским акцентом, предложу экскурсию по нашему французскому самолёту, ну, я думаю, что к тому времени, они уже будут в виде покойников. Потом я переоденусь в форму одного из убитых фрицев и пойду с белым флагом сдаваться к остальной, довольно многочисленной компании, которая резвится возле грузовиков, по-моему, даже собрались поиграть в футбол, и, я тебя уверяю, Матвей – они не поймут, что происходит и стрелять не будут однозначно, по крайней мере, в вас, в меня – не уверен. Далее, мне представится шанс, и, если интенсивностью натиска я сумею преодолеть порог их сомнения в моём странном появлении, то успех гарантирован.

– Политрук, они могут понять, по твоим не всем зубам во рту, что здесь что-то не чисто! – пошутил, прищурившись Матвей.

Фрицы шли вразвалочку, медленно, как не фрицы. До нас ещё было им идти пару минут.

– По зубам можешь не шутковать, Матвеюшка, чем меньше во рту зубов, тем больше времени есть на анализ речи. С возрастом я стал ревностным приверженцем минимализма, оставив одну пару немецкой обуви и одну немецко-фашистскую гимнастёрку, но если к этому прибавить жизненный опыт, помноженный на количество прочитанных книг и декор в виде медали «За Отвагу», в результате ты имеешь интересного собеседника на какое-то время, недостаток которого теряется на фоне грамотно изложенной речи, ну пока одного из нас не убьют.

– А если двух сразу убьют? А, Наум?

– Не, двух сразу не убьют, даже у пули есть свой порядок отбора дураков.

– Так ты что, считаешь нас дураками?

– Нет, не я. Пуля считает нас дураками. И Гитлер. А мы считаем себя умными. Только философы считают людей и себя дураками, а все остальные считают себя вершиной цивилизации. А я не философ, Матвей.

Когда фрицы подошли к нам ещё ближе, то по их разговору я, да и Матвей поняли, что они не немцы. Они говорили по-русски. Обсуждали между собой, как нас лучше ограбить, потому что, судя по форме – мы не местные, а самолёт транспортный – значит есть чем поживиться. Сел на шоссе – значит поломался и нас никто не ищет. Мы все были в немецких мундирах. Я в офицерской, остальные в солдатской. Немецкий знал один я.

Мы взяли оружие на изготовку.

Русскоговорящие немцы напряглись, явно не ожидали, что их план так быстро раскусят.

Я заговорил первым и на русском:

– Вы чего тут удумали, черти? Готовы поменять профессиональную подготовку на нудную жизненную мораль?

– Вы чего, русские? – спросили, практически хором подошедшие.

– Нет, не русские, мы из разведки, соответственно владеем многими земными языками, включая ваш родной, потому как может пригодиться в самом невероятном случае, включая сегодняшнее солнечное утро. Вы желаете нас ограбить? В центре Германии? Вернее Австрии. Не слишком ли высока цена такому бою? Предполагаю, что те из вас, кто не погибнет, будет рассказывать начальнику концлагеря, какой он был странный, что удумал глупое дело.

– Да вам, наверное, почудилось, упаси бог, нас на такое! – и они посмотрели на мои майорские погоны.

Оказалось, что это солдаты РОА⁷⁹ везли продукты, одежду и пополнение к себе в часть, а пополнение у них, как правило было из концлагерей. Те, кто не выдерживал мук ожидания смерти из пленных советских солдат, шли на сделку со своей совестью и фашистами. После недолгих переговоров, они нас приняли за своих и предложили доставить нас в расположение своей армии, что на самом деле нас более, чем устраивало.

Погрузив всё наше имущество и оставив самодельную зажигательную бомбу (мы подозревали, что самолёт могли засечь, и лучше бы он сгорел, так бы и концы в воду, в данном случае, в огонь), которая должна была сработать через часик, полтора.

В машине все были угрюмые. Мы, потому что не очень хотели рядом видеть живых предателей, «власовцы», потому что ехали на фронт – воевать против своего народа …