40
Этот треск да этот стук
Всполошил по дому слуг.
Скрип дверей пошёл да шорох —
Вылезают из каморок,
Выползают из людской
Кто с лучиной, кто с клюкой.
Тут раздался новый грохот,
Несусветный чей-то хохот,
Чу! Неужто от Еланьи,
Из боярыниной спальни?
По оказии такой
Люди кинулись в покой
Да отпрянули назад —
От разбросанных лампад
На коврах круги горят,
И боярыня… о, боже,
Без платка и без одёжи
По-над тем огнём резвится,
И хохочет, и кружится!
Ниточкой по белой коже
Кровь с чела её сочится,
Очи злым огнём горят,
Не мигаючи глядят…
А и вправду дьяволица,
А и вправду сущий ад!
Уж постель заполыхала.
Между Глашек и Афонь
Рыжий Ванька, ровно конь,
Проскочил да сбил огонь
Византийским покрывалом.
Кто-то притащил ушат,
Да водою из ковша
На ковры пошёл плескать,
Тряпки дымные топтать.
А Еланья голымя
Среди чада-полымя
Пляшет, голову сломя,
В руки слугам не даётся,
Диким хохотом смеётся.
Вдруг на рыжего наткнулась
И, незнамо что творя,
Рысью дикою метнулась
На Ивана-ключаря!
Обвила его руками
И бесстыжими ногами
Да целует его всласть:
– Обойми скорее, князь!
Челюсть Ванькина отвисла,
Будто сгрёб его нечистый
Так, что рук нельзя поднять,
Ни вздохнуть, ни слов сказать.
Ан людишки подсобили —
Навалились, отцепили
Ту безумную любовь,
Полотенцами связали,
Будто куклу спеленали
Да с лица утёрли кровь.
Плачет барыня, трясётся,
Челядь же по стенкам жмётся,
Горю горькому дивясь,
За хозяюшку молясь,
Просит милости у бога.
Постепенно суматоха
Поутихла, улеглась…
Тут вошёл хозяин, князь,
На сундук большой присел,
Старца привести велел.
41
Мудрый старец, Белый дед,
Сердце – маленькая печка,
Сколько зим да сколько лет
Люд её теплом согрет…
Ан мелеет жизни речка,
Белый дед – в окошке свет
Нынче кожа да скелет…
Привели. Перекрестился.
В свете жиденьком лампад
На колени опустился
И, уставив тусклый взгляд
В этот умственный разлад,
Долго слушал бормотанье,
Вздохи, всхлипы да стенанья.
Уж в окошке рассвело,
Дед, сложив ей на чело
Свои высохшие длани,
Тихо молвил: «Спи, Еланья».
Кукла пару раз моргнула,
Веки синие сомкнула
И притихла. И уснула.
Кончилась дурная ночь,
Потянулась челядь прочь.
Слуги, что у стен стояли
Да топтались на пороге,
Старца подняли на ноги,
Кукле руки развязали
С сундука, кряхтя, крестясь,
Кое-как поднялся князь:
– Не прожить, видать, без бед…
Вызволяй Еланью, дед.
Смотрит тот слезливым оком,
Смотрит далеко-далёко…
– В том уже не наша власть,
Нет назад дороги, князь.
Был ведь чувственный запрет
На Еланье али нет?
Кабы не снимать его,
Не стряслось бы ничего,
И с боярыней без бед
При увечиях твоих
Прожили б вы много лет
В уваженьи да любви.
Только нам всегда неймётся,
По заветам не живётся.
Закусили удила —
Лишь копыта засверкали!
Всё, боярин, прискакали —
Это божии дела.
* * *
День прошёл, другой… И вскоре
Снова слёзы в княжьем доме.
Князь в окно глядит, молчит,
Ванька на людей кричит,
Те лошадок запрягают,
В путь Еланью собирают —
Как велел хозяин, в скит.
42
Печи топятся. В палате
Жарко, будто бы в парной.
Ноги парит князь в ушате,
У печи сидит смурной.
Вдруг собаки забрехали,
Вот за дверью топот ног,
Всю закутанную в шали
Девку тянут на порог.
Взгляд от печки оторвав,
Подивился князь Мстислав:
– Что за горе-лебеда
В наши тихие берлоги?
Аль случилось что в дороге?
Бухнулась чернавка в ноги:
– А и вправду, князь, беда…
Как проехали заставу
Да как скрылись терема,
Повернул ключарь направо,
Где под липою корявой
Тараканова корчма.
Там все наши мужички
Побросали облучки
Да в корчму пошли гурьбой,
Что бычки на водопой.
– Это вся твоя беда?
Да уж так привыкли мы,
Чтобы задалась езда,
Вёрсты мерить от корчмы…
А что знахарь, Белый дед,
Бдит Еланью али нет?
– Грелись мы в возке втроём,
Не ходили в пьяный дом.
Погодя ключарь явился,
Деда силился сманить
Да не смог уговорить.
Не на шутку обозлился,
Кулаком его огрел:
«Чтоб, кощей, ты околел!»
Я за дедушку вступилась,
Ваньке в бороду вцепилась,
Он легко меня стряхнул,
Да ногой вдобавок пнул —
Пригрозил отдать стрельцам
Аль скормить бродячим псам…
– Это как, отдать стрельцам?
Мелет, что незнамо сам…
Как вернётся, той порою
Я ему допрос устрою!
Что Еланья?
– Слава богу,
Дед её перед дорогой
Зельем-дрёмой напоил,
Заговором усыпил.
Ей в лицо ключарь глядел,
Будто разбудить хотел.
Покряхтел да потоптался,
И назад в корчму убрался.
– Деда сильно он зашиб?
Чай, не помер старый гриб?
– Он в возке чуть жив сидит,
Сильно кровушкой плевался,
Как немного оклемался,
Мне на ушко говорит:
«Больно Ванька наш сердит.
Я по рыжей бороде
Вижу, Настя, быть беде.
Да не о себе пекусь,
За Еланьюшку боюсь…
Ты давай-ка, девка, ходу —
Прыгай в крайнюю подводу,
Да в усадьбу поспешай,
Извести там воеводу.
Коль не свидимся, прощай…»
– Ах ты, рыжий асмодей,
Сей же час пошлю людей!
Впрочем, эти заодно
Станут с теми пить вино…
Ай да Ванька! Ай да хам!
Погоди, я еду сам!
43
Тараканова корчма —
Тарарам да полутьма,
Воздух спёрт, зато тепло,
Людно, шумно, весело!
Стоит только выпить бражки —
Жизнь средь этой кутерьмы
Будто выйдет из тюрьмы,
Из ярма да из упряжки,
Из студёной темноты,
Из обуз да маяты.
Питухам и бог и царь,
Бражку в кружку льёт корчмарь.
И охрана, и возницы
Поскидали рукавицы,
Пьют за краткое приволье
Да за Ванькино здоровье.
Сосипатров сын Анфим
Звался по отцу Овца
Да удался не в отца,
Простодушного стрельца.
Блюдолиз и подхалим,
Скользкий был, что твой налим,
Да хитёр, что та лиса…
Но при том имел глаза
Синие как небеса,
Голос – вкрадчивый родник
И вельми пригожий лик.
По холуйству хитреца
Не водилась челядь с ним,
Был зато Анфим Овца
Дюже бабами любим.
Да и сам он был не слаб,
Коли уж дойдёт до баб —
До застенчивых девиц
Да румяных молодиц.
44
Ох, и бражка хороша!
Полковша за полгроша,
Коли грамотно считать,
Умножать да прибавлять,
И водой не разбавлять,
То получится, что ковш
Обойдётся ровно в грош.
Коль, карманы вороша,
Не отыщешь ни гроша —
Ты лаптями не сучи,
Просто грейся у печи.
Ванька мрачен, нелюдим
Пьёт степенно, не спеша
Из особого ковша —
Для корчмы такой питух
В уваженьи стоит двух.
Примостившись рядом с ним,
Шепчет на ухо Анфим:
– Знаю, в чём твоя печаль,
Отчего душа зудит —
Красоту такую жаль
Отвозить из дому в скит.
– Грош цена той красоте…
Нынче времена не те —
Даже мужу не нужна
Полоумная жена.
– Муж-то муж, да столько лет
Вроде есть он, вроде нет —
Оттого, знать, и свихнулась.
Видишь, как всё повернулось…
Говорят, тебя она
Принародно обнимала
Да как будто бы жена
Лобызаться заставляла.
Сказывают, ты при всех
Отказался от утех.
– Оттого, что это грех.
– Интересное житьё!
Грех брать силой не своё.
Потакать же барской воле —
То для челяди святое.
Не сиди тут как болван,
К ней ступай теперь, Иван,
Да отведай напоследок
Сладкий княжеский объедок —
Привалил счастливый случай,
Вряд ли в жизни будет лучше…
– А и то… Такой мороз,
Как бы там кто не замёрз…
Надо б выйти, осмотреться,
Кой-кого прогнать погреться.
45
Ванька ковшик опростал
И покачиваясь встал,
Долго ль, коротко ль, вернулся,
Как в помои окунулся —
Тёмен ликом и на вид
Ещё более сердит.
Снова ковшик опростал
И Анфиму так сказал:
– А и вправду хороша
Наша барынька–душа…
Как в обитель попадёт,
Во дремучие леса,
Так навеки пропадёт
Лучезарная краса…
– Дык а я тебе про что —
Ты робеешь-то почто?
Не кобенься, не чинись,
Полезай в возок, женись!
Ну что, друже, осмелел?
Ванька сильно захмелел.
А над ним Овца Анфим,
Знай, дудит в свою дуду:
– Спим мы, Ванька, на ходу,
Так и жизнь свою проспим.
Я тогда в возок пойду!
Ванька вздрогнул, глянул косо,
Пальцы дулею скрутил,
У Анфима перед носом
Этой дулей поводил:
– Ты, Овца, и есть овца
Против Ваньки-молодца!
А и вправду мне пора
Подсластить худую жисть! —
А глаза – два комара,
Будто крови напились.
…Кабы знать тогда ему —
Не вернётся он в корчму.
46
Распахнулась дверь корчмы.
Входит князь:
– А вот и мы!
Али княжеский указ,
Ребятушки, не про вас?
Отчего вы не в пути?
Ну-ка, Ванька, выходи!
Лебезит Анфим Овца:
– Княже, нет здесь шельмеца.
Выставил нам бражки жбан,
С репой пареной казан,
Сам напился – и в возок,
К нашей барыне под бок —
Мол, пошёл вздремнуть часок.
Князь на улицу идёт,
Вслед за ним гурьбой народ.
Вот подходят к лошадям,
Глядь, чернеет что-то там…
– Это что за остолоп
Приспособил лоб в сугроб?
– Эва Ванька нализался,
До возка и не добрался! —
Вмиг услужливый Овца
Мужичка перевернул
Да с испугу и икнул,
Вдруг узревши мертвеца.
Стеклянистыми глазами
Под замёрзшими слезами
Дед глядит в глаза Овце,
Кровь застыла на лице.
47
Князь шагнул к возку и с сердцем
Распахнул с размаху дверцу,
Глянул внутрь, остолбенел,
Ликом грозным потемнел!
Застонав, дрожа от гнева,
Тащит за ноги из чрева
Как брыкливого барана
Полуголого Ивана.
Спьяну тот не разберёт
Что к чему, ногами бьёт:
– Не шали, Анфим Овца!
Удавлю же подлеца!
Как боярина узрел,
Враз осёкся, отрезвел.
Хочет встать – не тут-то было!
Князь ему ногой поддал:
– На колени! Ну-ка, быдло!
Али князя не узнал?!
Ванька на колени встал,
В ноги князю поклонился.
– Каюсь, княже! – повинился.
– Без порток, поди, озяб?
Поделом, лукавый раб…
Славно князю служишь ты —
Вместо веленой езды
Отвалил на пёсий брех
И дорвался до утех!
Аль досель убого жил,
Скудно ел да мало пил?
Почто деда загубил,
Почто жёнку возлюбил?
Смрадный пёс! Ума хватило
Полоумную взять силой!
Глянув барину в глаза,
Тот тверёзо так сказал:
– Кабы не проклятый хмель,
Был бы старец жив досель.
А Еланья… Чтоб ты знал,
Силой я её не брал,
И теперь без сожаленья
За безумные мгновенья
Голову кладу к ногам —
Утоли свои проклятья!
…Каковы её объятья,
Ты, боярин, знаешь сам.
– Пёс смердящий, замолчи!
По делам же получи! —
Полушубок скинув с плеч,
Князь из ножен вынул меч.
48
Из возка вдруг голос: «Нет!»
И является на свет
Белогрудая Еланья,
Будто Ева в час созданья
Али в час, когда из рая
Уходила прочь нагая —
Белыми ногами боса,
Головой простоволоса.
Рядом с Ванькою во снег
Опустилась как во сне,
Обняла его, целует,
Нежной горлицей воркует:
– Исполать тебе, мой князь,
Рыжий мой, я заждалась…
Пуще муж рассвирепел,
Оттащить её велел.
Кинулись к ней люди было,
Да она остановила:
– Эй, холопы, лапы прочь!
Чай, боярская я дочь!
Будь смелее, князь Мстислав!
Коли воин, меч достав,
Кровенить его боится —
В витязи он не годится.
Али больше ты не воин
И меча уж не достоин?
Коли пробил судный час,
Так суди обоих нас!
Вскинул голову Иван:
– Князь, безумная она!
Лишь на мне одном вина,
Я отвечу за обман!
Выскочил Овца Анфим:
– Не спускай обиды им!
Чтобы честь твою сберечь,
Дай мне свой булатный меч!
За хозяина готов
Я срубить хоть сто голов!
– Раб, изыди! – рыкнул князь
И, плечом разворотясь,
Да взмахнув что было сил,
Меч на Ваньку опустил!
Даже глазом не моргнув,
Вдругорядь мечом взмахнув,
Порешил он и жену,
Как во полюшке копну…
Люд, что бражничал и пел,
Только что в корчме шумел,
Оробел и онемел.
Девка сзади подскочила,
Шалью барыню прикрыла,
С неизбывной бабьей силой
Над хозяюшкой завыла