Kitabı oku: «Мой позывной «Вестница»», sayfa 11
Романов слыл добродушным, мягким и тихим правителем, соблюдающим церковные обряды. Три раза в неделю он не пил и не ел. Бытовало мнение, что именно из-за особенностей своего характера и набожности его и прозвали «тишайшим».
Но тут я заметила одну закономерность. Умиление характером царя вслед за иностранными гостями испытывали и некоторые наши исследователи еще со времен «царя батюшки». Однако при более пристальном взгляде на его характер и время его правления оказывается, что не такой уж он был «тишайший», а очень даже крутехонький. И рукоприкладством–то он занимался, и обругать мог даже близкого родственника. А бунты, случавшиеся во время его правления, он подавлял без всякой жалости, со свойственной тому времени жестокостью.
Так что наши предки эпитет «тишайший» воспринимали, скорее, как официальный государев титул, имевший отношение к сану, а не к характеру царя.
С детства у Алексея Михайловича его наставником Борисом Морозовым воспитывалась любовь ко всему западному. Все началось с познавательных картинок, отпечатанных в Германии, на которых, разумеется в «лютеранском духе», были изображены разные явления и предметы. Расширяя кругозор наследника престола, воспитатель заказывал одежду у портных в Немецкой слободе и в английском торговом доме.
Не случайно, что уже будучи взрослым, Алексей Михайлович стал первым русским царем, который регулярно читал европейские СМИ, которые с 1659 года стали регулярно доставляться в Россию специально организованной почтовой линией. Причем читал не только сам, но и зачитывал вслух боярам некоторые статьи, специально переведенные для него в Посольском Приказе. Кстати, высшая знать, по всей видимости, не только разделяла почтительное отношение царя ко всему иностранному, но и всячески его поддерживала. Поэтому, когда грянула «никоновщина», количество ее противников среди высших кругов можно было перечесть по пальцам.
А теперь о набожности царя Алексея Михайловича.
Вместе с патриархом Иосифом он занимался строительством храмов и монастырей. При царе сложился, так называемый, «кружок ревнителей благочестия» или, как тогда его еще называли, «боголюбцев».
«Ревнители благочестия» регулярно собирались в государевых покоях, вели беседы. Считали, что все беды от грехов человеческих, а значит, надо укреплять веру. Тогда устроятся все дела и внешние, и внутренние.
Однако вопрос был в том, как именно добиваться укрепления веры. На этом кружок и раскололся. Вонифатьев, Ртищев и Никон поддерживали киевских и греческих учёных и священников. Мол, на Руси накопились «искажения» и «ошибки», их нужно исправлять. Перенимать лучшие достижения в богословской науке, образовании. Другое крыло кружка относилось к «западникам» настороженно, подозревало «ересь» и советовало оградить русскую церковь от их влияния. А опору, по их убеждению, следовало искать в русской старой вере.
К началу 1650-х годов, на фоне укрепления русской государственности и царского абсолютизма, вопрос о наведении нормативного порядка в русском православии стал безотлагательным. Элиты разделились: одни выступали за реформирование на основе отеческих преданий и постановлений Стоглавого собора 1551 года, другие, включая царя Алексея Михайловича, настаивали на преобразованиях по новым греческим нормам.
У современного человека необходимость редактирования текстов не вызывает сомнения. Сейчас невозможно представить, что исправление в книгах может привести к противостоянию в обществе. Между тем, в русском средневековом сознании взгляд на редактирование или, как называли источники того времени, «книжную справу», был принципиально иным. Споры о книжной справе стали причиной одной из самых значимых и имевших долговременные последствия катастроф в русской культуре – расколу Русской церкви.
Причина этого – в отношении к тексту и языку: книга не несла информации, она позволяла земному человеку соприкоснуться с миром небесным. Как и икона, она создавала возможность постичь божественное откровение. Поэтому все, что было связано с книгой, считалось священным.
В средневековый период истина находилась в прошлом. Она была дана пророкам Ветхого Завета, но в полной мере воплощена явлением Христа. Целью и смыслом работы книжников была верность первоисточнику – Библии. Но под древностью в разные периоды понималась как русская традиция, так и греческая.
Летом 1652 года после смерти патриарха Иосифа Никон был торжественно возведён на престол патриархов Московских и Всероссийских. Во время интронизации Никон вынудил царя дать обещание не вмешиваться в дела Церкви.
Никону было прекрасно известно, что между написанными на греческом языке Символом веры и современными ему московскими книгами имеются расхождения.
Со времен знаменитого старца Елизарова монастыря Филофея, возвестившего о нравственном падении мира и о преображении Москвы в Третий Рим, в подсознании российских царей и высших иерархов церкви неизбывно жила мечта о времени, когда Россия и Русская Православная Церковь соберут под свою руку православных христиан всего мира.
Теперь возникла опасность самим оказаться недостаточно православными. Никон поделился своими опасениями с царем Алексеем Михайловичем, который полностью одобрил его планы. Нужно было исправить «ошибки», допущенные предшественниками, явив миру полное согласие Руси с Греческой Церковью и Восточными патриархами, наделив патриарха беспрецедентными полномочиями.
Унификация обрядов по греческому образцу изменила представления о правильности русских богослужебных книг. Сменились ориентиры, русская традиция была объявлена полностью искаженной, что привело к острому конфликту в русском обществе, переросшему в раскол внутри Церкви. Конфликт усугубили методы деятельности новых справщиков.
Новоявленный патриарх Никон буквально рубанул с плеча, когда в конце февраля 1653 года разослал по храмам выпущенную без предварительного соборного обсуждения «память» (указ), по которой всем православным предписывалось исполнять прежние обряды на новый лад.
В 1654 году Никон собрал церковный собор, на котором было принято решение исправить церковные книги по греческим образцам. Несколько человек, в том числе протопоп Аввакум, не подписали решения, и через два года на новом соборе они были преданы проклятию и отправлены в ссылку.
На подавление старообрядцев царем, по наущению Никона, были брошены все силы государства. Раскольники бежали из городов и сел, а следом за ними тут же посылались стрелецкие команды, которые сжигали старообрядческие скиты с находящимися в них детьми и стариками.
Патриарх Никон стремился противодействовать тому, что воспринималось им как посягательство гражданского правительства на его юрисдикцию и полномочия.
Как следствие, произошло охлаждение отношений между царём и патриархом. Летом 1658 года Никон, в качестве протеста, оставил Москву и удалился в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь.
Однако компромисс с мятежным патриархом на этот раз не входил в планы Алексея Михайловича.
Собор 1666 – 1667 годов открыто назвал неправославными всех святых Русской Церкви. Это стало проклятием всей русской церковной старины и даже всех дораскольных святых, включая равноапостольных княгиню Ольгу и князя Владимира, Преподобного Сергия Радонежского и других духовных подвижников Земли Русской.
Претендующему на роль цезаря Третьего Рима Алексею Михайловичу пришлось стерпеть это унижение.
Старания «тишайшего» царя «законным образом» сместить ушедшего из Москвы, но отказавшегося сложить с себя сан патриарха Никона привели к неслыханным унижениям не только Русской Православной Церкви, но и Российского государства.
Против новых служебных книг восстал и знаменитый Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь. С 1668 по 1676 годы продолжалась осада древней обители, закончившаяся предательством, гибелью 30 иноков в неравном бою со стрельцами и казнью 26 монахов. Выжившие были заключены в Кольский и Пустоозерский остроги. Расправа над мятежными монахами потрясла даже многое повидавших иностранных наемников, оставивших свои воспоминания об этом позорном походе.
По мнению ряда историков, ещё при жизни Алексея Михайловича борьба со старообрядцами унесла больше русских жизней, чем война с Польшей или восстание Степана Разина.
Алексей Михайлович Романов умер 9 февраля 1676 года.
Источники по-разному описывают безвременную смерть царя. Одни упоминают, что для всех это стало большой неожиданностью, ему ведь было только 46 лет. Тишайший скончался от сердечного приступа.
Другие утверждают, что умирал Алексей Михайлович в страшных муках. Ему казалось, что Соловецкие монахи трут его тело пилами, и страшно на весь дворец кричал умирающий царь.
А как же связаны с событиями церковного Раскола на Руси мои давние знакомые, сестры Соковнины?
Эту историю я оставила напоследок своего рассказа.
В 17 лет, через год после нашего с ней знакомства, Феодосия вышла замуж за всемогущего царского приближённого, боярина Глеба Морозова. Тому было уже 54 года, и он сочетался вторым браком.
Когда юная боярыня Морозова родила сына, Глеб Иванович был несказанно рад. У любимого брата Бориса, скопившего немалое состояние, тоже не было детей, сам Глеб Иванович был отнюдь не бедным человеком, поэтому новорожденный Иван Морозов с младенчества сделался богатейшим наследником.
Так сбылось предсказание четырехлистного оберега – клевера – о несметном богатстве.
В семье Морозовых царила настоящая роскошь. Причем не только в их московском доме, но и в подмосковных имениях. В селе Зюзино по барскому двору разгуливали павлины, а боярыня Морозова выезжала в серебряной карете, запряженной шестеркой породистых лошадей, в сопровождении сотни слуг.
Глеб Иванович высоко ценил образованность и ум своей супруги и неоднократно советовался с ней по хозяйственным и политическим вопросам.
После смерти мужа и его брата боярыня Морозова осталась владелицей огромного имения, но не простой вдовой, а «матерой», как тогда говорили, – то есть вдовой-матерью, управляющей поместьями до совершеннолетия сына и сохраняющей для него наследство.
Сведения о замужестве младшей сестры Феодосии, Евдокии, не так широко известны. Она вышла замуж в 16 лет за троюродного брата царя Алексея Михайловича, князя Петра Семеновича Урусова, человека, можно сказать, тоже очень небедного. Родила от него троих детей, но была разведена с мужем в 1672 году, за три года до своей смерти.
Нововведения раскололи русское общество того времени – от знати до горожан и крестьян – на два лагеря. Правительство Алексея Михайловича последовательно поддерживало церковные реформы, и на первых порах репрессии были направлены только против вождей раскола.
Десятилетием позже Патриарха Никона после конфликта с царем лишили кафедры и удалили от дел. Протопопа Аввакума, одного из лидеров раскольников, вернули на некоторое время в Москву и попытались привлечь на сторону официальной церкви. Принять реформы Аввакум отказался, но за это время в ряды старообрядцев влилось немало новых именитых сторонников.
Самыми известными духовными дочерьми протопопа стали сестры – Феодосия Морозова и Евдокия Урусова. И в этот момент их судьбы делают крутой поворот во второй раз. Дом Морозовой становится центром старообрядчества: сюда приходят и тайно живут гонимые царем раскольники, отсюда рассылается огромное количество писем в поддержку «веры отцов».
Царь Алексей Михайлович хорошо знал о симпатиях Морозовой, но долго боялся тронуть представительницу такого родовитого семейства.
В 1665 году царь предпринял попытку, не прибегая к крайним мерам, устрашить боярыню Феодосию. У нее конфискуют значительные земельные владения, оставшиеся после смерти мужа. Но после заступничества царицы большую часть вотчин Морозовой возвратили.
В январе 1671 года царь Алексей Михайлович женился второй раз – на молодой Наталье Кирилловне Нарышкиной. Феодосия Морозова по своему положению одной из знатнейших женщин при дворе обязана была присутствовать на бракосочетании. Однако она намеренно уклонилась от участия в свадьбе, что стало последней каплей для царя.
Несмотря на привычку жить в роскоши, Феодосия Прокопьевна добровольно отреклась от всех земных благ и сравнялась с простыми людьми, тайно постригшись в монахини под именем Феодоры. Меньше чем через год после принятия пострига в дом Морозовой по приказу царя явился архимандрит Чудова монастыря, а впоследствии Патриарх Московский Иоаким. Он допросил Феодосию и ее сестру Евдокию Урусову и вначале оставил их под домашним арестом, но через два дня боярыню Морозову перевезли под стражей в Чудов монастырь в Кремле. Именно этот момент запечатлен на бессмертной картине Сурикова.
В заточении Морозова узнала о смерти своего единственного сына. Царские подручные предложили сжечь раскольниц, но бояре не дали согласия на казнь знатных узниц. Тогда их начали истязать. Женщин поднимали на дыбу, а затем бросали обнаженными спинами на лед. Не сломив приверженность старой вере, подручные царя заключили Морозову в Новодевичий монастырь.
Вся знать Москвы потянулась туда, чтобы своими глазами увидеть «крепкое терпение» боярыни. Тогда царь решает убрать сестер Соковниных подальше от столицы, сослав их в Боровск. Но и там они не смирились: продолжали переписываться с единомышленниками, их часто навещали известные старообрядцы. В конце концов царь Алексей Михайлович решил поставить точку в этом затянувшемся противостоянии. Морозову с сестрой бросили в яму и стали морить голодом.
Урусова скончалась первой. Боярыня Морозова умерла после нее второго ноября 1675 года. И была тайно, без отпевания, похоронена рядом с сестрой.
Царь Алексей Михайлович, опасаясь возмущения старообрядцев, три недели не разрешал объявлять о смерти непокорной боярыни. Местонахождение могил мучениц засекретили.
Так трагически оборвалась жизнь этих прекрасных женщин, которые вытерпели ужасные муки за то, что они считали более важным, чем их огромное богатство и даже чем собственная жизнь. Их чистые души оказались выше любых меркантильных расчетов, какими бы громкими словами эти низкие мысли ни прикрывались. Боярыня Морозова и княгиня Урусова, Феодосия и Евдокия Соковнины, мои Дося и Дуся.
Сегодня нас поражает жестокость расправы над людьми, вся «вина» которых состояла в том, что они хотели молиться по старым обычаям, так как боялись, что новые могут «погубить» их души. Но следует учесть, что принятие или отвержение государственной церкви считалось тогда показателем политической лояльности. Царь опасался, что знатная боярыня может стать центром государственной измены.
Тем не менее, не может не ужасать то хладнокровие, с которым «тишайший» царь отдал повеление обречь несчастных женщин на смерть от голода. Не меньше шокирует полное отсутствие сострадания у тюремщиков-стрельцов – вроде бы верующих православных людей, которые на слёзные мольбы умирающих сестёр дать им покушать чего-нибудь отвечали: «Не велено».
Но разве мы не видим нечто подобное в Украинской войне? Разве в течение восьми лет не уничтожались русские люди Донбасса только за то, что они настаивали на праве говорить на языке своих предков? И разве уничтожение невинных людей не стало обыденным делом войск неонацистского режима и их иностранных наемников?
Но в такой войне не может не быть своих героев, погибших в самом расцвете своей жизни. Такой жертвой стала Даша Дугина, прекрасная девушка, дочь известного философа и геополитика Александра Гельевича Дугина.
На этом я закончила свои записи о командировке в средневековье и перенеслась в 50-е годы, где об Украинской войне уже мало что помнили.
