Kitabı oku: «Думы о достоянии», sayfa 7

И я решился. Пусть будет, что будет!

– Да, дед, ты верно подметил и назвал – беляки. Они! Заносчивые, чванливые, надутые, высокомерные и злопамятные. Такие – баре! Всё про всё знают, всё могут, всё имеют, всё контролируют и решают. И ни за что не отвечают.

Я вдруг оборвал свои изливания. Но Иван Прохорович ничего не произнёс в ответ. Его глаза с морщинками вокруг только немного сузились.

А я стоял, как парализованный. Но, по правде сказать, я всё ещё не мог отойти от того, первого шока при появлении деда Иван Прохоровича. Я и вправду был заторможенным.

После затянувшейся паузы первым заговорил всё же дед.

– Я когда в 44-ом на речке такой, Березине, прокладывал понтон на другой берег, думал только о том, чтобы сцепить эти проклятые секции. И раньше не погибнуть, потому что заменить меня было тогда и некому. А уж потом, когда войска прошли на тот берег, я весь мокрый, грязный и голодный, но живой, сидел и думал на противоположном берегу, что когда вернусь, вот всех беляков уже и не будет. Всех эта проклятущая война изменит и примирит.

Иван Прохорович, проговорив это, опять на некоторое время замолчал. Весь вид его показывал, что он задумался над чем-то.

– А когда я домой вернулся, а дома-то и нет! Три небольшие деревни, рядом стоящие, были немцами сожжены. Напрочь. И никого людей. Пепел и трубы. Меня же Бог уберег. Три года ни одного ранения. А потом вдруг тяжёлая контузия. А тут пепел и трубы. А в райцентре такой «туз» сидит в кабинете, в чудом сохранившемся здании райсовета, ну, точно где-то на продскладе подвизался во время войны. Щёки такие – ушей не видно.

Беляк! Махровый такой. Беляк! Расстроился я тогда, вспомнив свои мысли и надежды на Березине. Наших нашёл в семи километрах от этого райцентра, в наспех оборудованной землянке, где все и ютились. Несколько домов осталось, где была школа, здравпункт и сельсовет. А на дворе осень. Уже холодно.

Я не мог ничего говорить. Я был заворожен этой историей, которую я слышал впервые из уст очевидца того времени. Я ловил каждое слово из далёкого 45-ого года. Наши как наяву стояли у меня в глазах: вот она, бабушка, две девчонки и мальчишка. Напуганные. И голодные. Этот образ вызвал у меня на глаза слёзы. Дед внимательно смотрел на меня. И всё понимал.

– Ничего, внучок, главное – не сдаваться. Справитесь. Не можете не справиться. Главное, накормить и защитить свою семью.

Я провёл рукой по своим глазам, стряхивая слёзы, приходя в себя. Теперь мне было жалко своего деда. Какая же у них была вера! Эх! А у нас что с этим? Вера в золотого тельца? Своё Отечество нынешние защитники на диване защищать собираются? И что я деду на это могу сказать? Что всё перевернулось не один раз с головы на ноги с переворотами, так что всё перемешалось в головах, лозунгах, идеологиях, совести. В душах! Всему этому помешательству есть только одно оправдание – предательство!

Вдруг, нарушив ход моих мыслей, я услышал, как полную тишину нарушил такой резкий сигнал приближающегося электропоезда. Он был так неожидан, что я вздрогнул и резко обернулся. К платформе быстро подходил поезд, а на ней толпились люди. Но я готов был биться об заклад, что несколько минут назад, когда Иван Прохорович мне рассказывал о его прибытии на Родину, людей не было. Немного очнувшись, я глазами провожал подъезжающий электропоезд. Вот он поравнялся со мной и проехал, притормаживая, к началу платформы. Я повернулся вслед его головному вагону.

Там, где стоял совсем недавно мой дедушка, никого не было. Вместо него стояли редкие, незнакомые люди с сумками. Я взглянул машинально на вокзальные часы – они работали! Две зелёные точки между цифрами часов и минут мигали своим зелёным светом. Электричка остановилась, и её двери открылись. Люди выходили и входили. Я вглядывался судорожно в них и пытался найти глазами деда, Ивана Прохоровича. Но всё было тщетно. Уже приехавшие люди покинули платформу, и электропоезд уже уехал дальше по маршруту, а я всё стоял, надеялся и шарил глазами. Может, отлучился куда?

Я был так раздосадован, что белокурая хрупкая девчушка, что остановилась возле меня, внимательно посмотрела мне в лицо, а потом поинтересовалась: «Всё ли хорошо со мной?» Я ничего не мог ответить. Я был зол на самого себя. Почему я так вёл себя? О чём таком я с дедом разговаривал? Я ведь мог из первых уст услышать про своих родных много подробностей, чего уже никогда не услышу и не узнаю! Я мог узнать про своего прадеда Прохора и прабабушку Евгению! У меня была такая уникальная возможность! И я мог, нет, должен был спросить: «А как там? И это правда?» От этих мыслей у меня ещё больше испортилось настроение. Я попытался их стряхнуть с себя. Но образ Ивана Прохоровича стоял передо мной, яркий, со многими мелкими подробностями. Беспокойная девушка опять спросила: «Дедушка, вам помочь чем-нибудь?»

Да кто мне сейчас мог бы помочь? Да никто! Чтобы не возбуждать к себе пристального внимания окружающих, я повернулся и, склонив голову, медленно пополз к выходу с платформы. Перед тем как спуститься в подземный переход, остановился, повернулся и ещё раз пристально всмотрелся в людей на платформе. Нет. Не было его, Иван Прохоровича, моего деда из прошлого. Он исчез так же, как и появился. Совершил свою миссию и вернулся туда, где и находился всё последнее время, оставив меня со своими мыслями о прошлом и будущем.

Русавкино, декабрь 2021 г.