Kitabı oku: «Сюры наивной русской девочки», sayfa 2

Дома, в уютном кресле у окна страхи улеглись. «Она девчонка. Правда ее погубит». Корень проблемы в трех словах «правда», «погубит» и «девчонка». Какая правда может быть смертельной. И смертельной только для меня – девчонки. Я недостойна правды. Вот ведь гады. Если девчонка, значит недостойна.

Вечером после ужина, пока мама прибиралась на кухне, я поставила стул перед отцом, сидящим в кресле, села, облокотилась на спинку стула и, уставясь немигающе в его глаза, спросила: «Какая правда может быть страшной для девчонки?»

– По любовной части?

– Нет.

Долго думал и потом сказал: «Тогда это правда, несовместимая с женской психологией или с женским предназначением. Женское психология – эта неустойчивая и эмоциональная нервная система. А женское предназначение – это продолжение человеческого рода. В первом случае девчонка может не выдержать ту эмоциональную нагрузку, которую несет правда, при этом правда может быть абсолютно любого, не исключено негативного, или, скорее непривычного характера. Во втором – под угрозой женское предназначение, которое может быть, как личного характера, так и, не дай бог, глобального. Для более конкретного ответа нужны более конкретные вопросы. Это связано с тем листком?»

Я не ответила, встала, поставила стул на место и ушла в свою комнату.

Лежа перед сном, отец, уставясь в потолок, произнес: «Как думаешь, любовь и долг совместимы?» И услышал от жены в ответ: «Учитывая твою работу, могу сказать, что да, если это долг перед любовью. – И немного погодя добавила. – Не кажется ли тебе, что слишком много двусмысленных слов звучит в последнее время в нашем доме. С каким-то тайным дном?»

– Юлька все еще под впечатлением той сказки. Впрочем, ты хорошо сказала – долг перед любовью.

И наутро он воткнул маленький жучок в Юлькин воротник. А войдя в свой кабинет в неприметном здании на не менее неприметной улице, коротко распорядился по телефону: «Номер 17 зет поставить на запись, докладывать в конце дня или – задумчиво – если что-то не так».

Обо всем этом я узнала много дней спустя, когда все началось. И выкладываю здесь, чтобы сохранилась нить событий.

Сюра пятая

– Вовка, ты мне нужен.

– Ты где?

– Под нашей березкой.

– Жди, минут десять.

Вот за что я люблю Вовку, так за верность.

Он подъехал на такси, минут, правда, не через десять, а пятнадцать, когда я уже начала дрожать, сама не зная отчего. Обхватил меня за плечи: «Синичка, что случилось?»

– Поговорить надо.

В нашей старой кафешке мы сели напротив друг друга, заказали по капучино с корицей и я выпалила: «Я его нашла».

–Кого?

– Догадайся с трех раз. Автора!

– Ну и что?

– Что-то не так. Он не хочет говорить о сказке.

– Ну и что?

– Как что! Любой пусть даже самый задрипаный и никем не признанный автор будет, зуб даю, петушиться перед смазливой поклонницей. А он молчал и даже не смотрел на мои коленки, а я, чтоб ты знал, надела самую короткую юбку, от которой, к слову, ты язык глотаешь.

– Может он гомик?

– Ага. И девочка в натуре на стене. Но это не все. Там был еще кто-то. Слушай внимательно и не перебивай. Квартира однокомнатная, в комнате и на кухне никого, кроме него, я все видела. Из ванной и туалета ни звука. А когда я вышла и еще не закрыла дверь, там прозвучал второй голос. И этот голос был какой-то странный. В общем, так: ты должен достать жучок и этот жучок мы должны внедрить в его квартиру.

– А это не перебор?

– Что?

– Твои фантазии.

Я так глянула на него, что он даже отшатнулся, отгородился ладонями.

– Все, все, молчу. У отца не спросишь?

– Ты что. Исключено.

– Будем искать. Но они не дешевые. Сам жучок, да и слушать надо.

– Я знаю. Поможешь?

– Без слов.

– Ставить будешь ты. Думай как. В общем, диспозиция такая: ты узнаешь где-почем, ищем деньги, покупаем, ставишь, слушаем. Задачи ясны.

– Яволь, мой дженераль.

– Разбегаемся. До связи.

Чмоки-моки по дороге, и мы разошлись.

Два дня спустя, запустив камень в окно той квартиры, Вовка подождал в подъезде, когда хозяин выбежит, забыв, естественно, впопыхах закрыть за собой дверь, зашел в его прихожую, в щель между тумбочкой и стеной воткнул жучок и благополучно вышел. Не успел он дойти до меня, как в динамике, который я держала у уха, прозвучал тот странный голос: «Ну что девочка, хорошо слышно?»

Мы встретились в Устьинском сквере. На указанной мне скамеечке сидел мужчина по виду лет тридцати-сорока, я бы сказала хорошо упакованный, но в меру: джинсы Левис, ветровка Армани, красовки по последней моде. Сидел спокойно, ничего не читал, не смотрел, как ныне принято, смартфон, просто думал или наслаждался, то ли воздухом, то ли мыслями. Я остановилась перед ним. Спросила: «Это вы, дядя Степан?»

– К слову дядя не привык. Но Степан, это я. Здравствуй, Юля.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Я очень много знаю. И со временем расскажу откуда. Садись. Говорят же, в ногах правды нет.

– А если я сяду, правда будет?

– Будет.

Я присела вполоборота к нему. Какое-то время мы пытливо смотрели друг на друга. Потом он улыбнулся.

– Будем считать, что я сдался и первым открою рот. Хорошо, что ты пришла, а то мне и поговорить не с кем. И еще хорошо, что ты прочитала эту сказку, и она тебя задела. Скажу сразу – я не человек. Но не бойся – я мирный и смирный, что-то вроде волшебника из сказки. С хорошими людьми добрый, с плохими злой. Тебе я, поверь мне, никогда не сделаю ничего плохого, потому, что ты храбрая и у тебя чистое сердце.

Так вот, ты девочка грамотная, много читаешь, слушаешь. Знаешь про цивилизации, всякие там НЛО и так далее и тому подобное. Поверь – всё это химеры, но это не значит, что под ними нет основания. Химеры – это искажение действительности. А без искажений действительность такая: звезды рождают жизнь, жизнь рождает разум, разум рождает то, что выше его и так до неизвестного конца.

Космос, о котором вы говорите не меньше, чем о любви, полон обитаемых миров, но ничто там не стоит на месте: на одних планетах царит жизнь, на других – разум или, как у вас говорят, цивилизация, на следующих – то, что выше разума и так далее. И все это меняется, одно порождает другое. Так вот, я посланник тех, кто когда-то на своей планете был разумен, кстати, внешне вы чем-то напоминаете их. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Нет. – Я замялась, но потом все же твердо продолжила. – Во-первых, почему я должна вам верить. Может быть, вы просто мошенник или фокусник и забавляетесь тем, что вешаете мне макароны на уши. А во-вторых, вы противоречите сами себе. Пишите, что звезды не нужны, а сами прилетели, по вашим же словам, со звезды. Где логика?

Он засмеялся.

– Давай решим с во-первых. Вот сейчас я исчезну, а потом появлюсь снова. Ты, кстати, можешь провести рукой над тем местом, где я сижу. Когда скажешь «Степан», я появлюсь.

И он исчез. Только что был, и нету. Я отшатнулась, потом вскочила, взмахнула сумочкой над тем местом, о котором он говорил – ничего кроме легкого порыва ветерка от сумки. Села, оглянулась вокруг, заглянула зачем-то за скамью, под скамью. Еще раз осмотрелась. Произнесла нерешительно: «Степан». Он возник, как был, улыбался широко, я бы даже сказала, как придурок.

– Ну вот, а ты не верила. – И засмеялся. Словно прочитал мои мысли. Отдышался. – Теперь второе: со звезды. Звезды всегда будут манить людей и всегда будут недоступны. Недоступны по причине безмерности пространств и вашей биологической слабости. Слишком велики расстояния – тысячи световых лет непреодолимы для той материи, к которой вы относитесь; слишком слабы живые клетки – гравитация, радиация, давление, биосфера, слишком многое нужно, чтобы вам просто быть, жить, дышать, ходить. Но даже не это главное; космос вам просто напросто не нужен. Не нужны его энергия – вы создадите ее источники на Земле; не нужны минералы – вы научитесь создавать их на Земле; не нужны другие планеты, чтобы их заселить – вам и Земля избыток, тем более, что вы вымираете и вас, людей, становится все меньше. Другая дорога ждет вас, как ждала она, по твоим словам, рыбок с кистями и перьями. Скоро, поверь мне, очень скоро людям станет не до звезд. Грядут другие времена.

Что касается меня и почему я здесь. Видишь ли, Юля, мир, в котором ты живешь, это не одна Вселенная и ее материя, есть много материй, пронзающих друг друга, и у тех, других, нет наших времени и пространств. И если этим воспользоваться, то можно из одной точки нашей Вселенной мгновенно перенестись в другую точку. Нечто вроде кротовых нор, о которых вы иногда пишите. Нечто вроде… Но на такое способны лишь те, кто выше разума и кому открыто большее, чем Вселенная. Мои создатели на такое способны, и вот я здесь.

Но тем, кто меня послал, не нужны другие планеты. Им известна их собственная судьба, не менее трудная, чем ваша, но, увы, еще более короткая, и гложет их одно – помочь отставшим. И они оставляют таких, как я, на тех планетах, где есть жизнь и тем более, где родился разум, чтобы помогать. Но шефство здесь – это не шефство старшекласников над первоклашками, и не власть человека над водой и камнями или над зверьми и травами. Это создание условий, чтобы появилась жизнь, и создание условий, чтобы появился разум. Я подозреваю, что первая Ева, о которой пишут ваши антропологи и с которой начался взрывной рост вашего мозга, откуда разум и человек, есть, как говорится, их рук дело, хотя речь, конечно, идет не о руках в буквальном смысле этого слова.

Вот такие дела, Юля. Мои создатели выше разума. Я даже не знаю насколько выше. Меня сотворили разумным, а сами…? Насколько могу судить, их способности несравнимы со способностью мыслить настолько же, насколько несравнимы мысль и камень. Они другие, но они милосердны, хотя сердца у них нет. Вот такие дела.

– Выходит, вы здесь как смотрящий на зоне?

– Грубо. Не подходит к миловидным созданиям. Хотя в чем-то ты и права. Я здесь, чтобы помогать вам и спасать вас от самих себя. И еще для того, чтобы исподволь показывать вам путь, выводить на дорогу.

Он опустил голову, потом поднял, посмотрел на небо, глухо произнес: «Очень непростую дорогу». – Потом добавил.

– Сегодня я хочу расшевелить людей. Уверить их, что они не венец творения. Что впереди их ждет эволюция похлеще биологической. Что ваша душа никогда не даст вам покоя, как не давала, впрочем, и прежде, отчего и все ваши войны и революции. Но пока у меня не получается. Никто мне не верит. Все думают, что есть, то будет вечно. И даже свое прошлое вам не пример. Приходится действовать иначе. Но это уже другой разговор.

Он вздохнул, повернулся ко мне, погладил по головке, отчего я невольно и чуть-чуть вздрогнула, улыбнулся.

– Спасибо, что ты пришла, девочка Юля. Когда я встречаюсь с такими как ты, мне становится легче. Я, конечно, не сижу на месте, как у вас говорят, работаю, делаю кое-что из заложенного в меня. Делаю тихо, мирно, с твоей точки зрения, пожалуй, безнравственно. Но когда-нибудь грянет гром, Юля. Не скоро, но грянет. Ты, слава богу, не доживешь до тех времен.

Такой вот краешек тайны, которую ты хотела узнать. Говорить о ней ты никому не будешь, разве что друзьям. Да и те вряд ли тебе поверят. Знай одно. Если тебе станет трудно или случится беда, позови меня, скажи «Степан» и я сделаю все, что могу. А могу я, поверь, очень многое.

Еще раз, проведя рукой по моей голове, он встал и пошел прочь. И здесь случилось то, что я никогда не забуду. Когда он свернул на Яузскую улицу, около него затормозили две черные машины, из первой выскочили двое мужчин, подбежали к нему, схватили под руки, затолкали внутрь, заскочили сами, машины тронулись, и та, с похищенным, проехав метров десять, вдруг исчезла в яркой вспышке света. Не было ни взрыва, ни дыма, просто вспыхнуло солнце и исчезло, и ничего – ни машины, ни людей. И лишь один мой отец стоял на тротуаре около второй машины и остолбенело переводил взгляд с меня на то место, где вспыхнуло маленькое солнце. Да из кустов неподалеку бежал ко мне Вовка, где он прятался и наблюдал за мной на всякий случай.

Сюра шестая

– Земля под колпаком. Все, кому надо, давно это знают. Обыватель твердит об НЛО, братьях по разуму, инопланетянах, на самом деле все намного сложнее. Мы под колпаком тех, кто когда-то в своем мире были людьми и разумны и сейчас превосходят нас в невыносимой степени насколько. Хорошо это или плохо для людей, никто не знает. Иногда, кажется, всего лишь кажется, они помогают и даже спасают нас. Например, некоторые солнечные протуберанцы настолько сильны, что могли бы испепелить планету, но на их пути встает некий экран, и энергия Солнца гаснет. Иногда, по всем прогнозам, должен катастрофически взорваться тот или иной вулкан, но он едва вспыхивает и тухнет. Кометы и астероиды минуют Землю, и ледники по всем прогнозам, должны были наступать. Но ничего этого нет.

– Земля под колпаком.

Старик все говорил и говорил. Он встретил нас на неприметной дачке в Подмосковье, отмеченной, впрочем, видеокамерами и молчаливыми крепко сложенными субъектами, двое из которых и привезли меня с отцом сюда. Представился Петром Алексеевичем по фамилии Коршунов. О звании своем упомянул походя.

– Что до званий, то, право слово, когда они высоки, кажутся такой мелочью. Важно другое – вы коснулись явлений непростых, и хорошо бы, чтобы они прошли вас стороной. Но пригласил я вас сюда затем, что возможно, всего лишь возможно, когда-нибудь при встрече с этим явлением вам придется принимать то или иное решение без контакта с нами. И потому, чтобы вы понимали, с чем имеете дело, вы здесь и слушаете меня.

Первый раз мы столкнулись с ним больше двадцати лет назад в одном из городов на Урале. Он тогда явился к одному из наших граждан. Время было смутное. Стреляли, убивали. Он ушел. Вместе с ним был мальчик, Дима¹. Объект спасал его от нас, от бандитов. Потом они расстались. Мальчика год спустя мы нашли. Сейчас ему больше тридцати лет, но до сих пор он под нашим наблюдением. В связях с объектом, Дмитрий называет его Степан, он не замечен, хотя кто знает. И тут появилась твоя сказка, Юля.

Меня страшит одно: зачем он пришел? Тогда, двадцать пять лет назад, понятно – прозвучало слово. Но сейчас? Почему и зачем он здесь. Вернулся он или проснулся?

На контакт с Димой, как я сказал, он не выходит. Тот мужчина, которого ты видела, Юля, это племянник человека, к которому он пришел из небытия и которого он называл своим другом, погибшим, увы, от нашей руки. Отчего, к слову, и случилось много бед.

Племянника зовут Виктор. Мы нашли его по вашему жучку, Александр Николаевич. – Он повернулся к моему отцу. – Надеюсь, ты поймешь своего отца, Юля, и простишь его, скажем так, пристальное внимание к тебе, ибо так получилось, что его забота о тебе привела вас сюда. Так вот, Виктор пропал. Остаешься ты, Юля. Из тех, кто нам известен, нет никого, кроме тебя, к кому он может прийти и что-то сказать. По крайней мере, судя по записи разговора с ним.

И он тяжело вздохнул, и долго и серьезно смотрел на моего отца. Потом продолжил.

– Я не знаю, что тут сказать, Александр Николаевич. Ваша дочь встретилась с божественной, с людской точки зрения, силой. Не цивилизации, не мифической сверхцивилизации, но того, по сравнению с чем, мы – как камень на дороге. Мы на них смотрим и не видим, слушаем, но не слышим, внимаем, но не понимаем. Они для нас, как стихийная сила природы – безжалостная и непредсказуемая. Они выше нашего разумения, как вне разумения камня руки людей. И как понимание человека камнем невозможно, так невозможно взаимопонимание между нами и этой силой. И если она затронет нас, то нас не спрашивая, но действуя в соответствии со своими представлениями о целесообразности исключительно ее поступков. Повторю, целесообразности, как ее понимают они, а не мы. И проводником ее воли является то, что называет себя Степаном – сущности, принявшей образ человека.

Почему Степан явился или проснулся? И чего он хочет? – вот вопрос, на который я не знаю ответа. Может быть, он хочет что-то сказать. Или чего-то ждет. Неисповедимы замыслы господни.

А впрочем, что это я? Забыл закон гостеприимства. Юленька, будь добра, в соседней комнате Екатерина Михайловна, наша хозяйка. Попроси ее принести чай с пирожками и булочками. Кнопок чтобы вызвать ее, у нас нет, все по-домашнему.

Я встала, пошла. «Ага. Слишком добрые глаза у этого дядечки с непонятно каким высоким званием». Зашла в соседнюю комнату, притворив дверь, – опыт уже имелся. Тихо-тихо ступила несколько шагов назад, прильнула ухом. Так и есть.

– Теперь вы, полковник. Ваша служба и ваш долг и вам, и мне известны. Для блага вашей дочери я должен знать все ее шаги и слова. Вам будет придана отдельная группа федеральной службы охраны. Они выйдут с вами на связь. Об этом должны знать только вы и я. Поверьте, все для того, чтобы вы не казнились всю свою оставшуюся жизнь, если, не дай бог, с Юлей что-то случится. В остальном служите, как служили. Разумеется, любые ваши дальние командировки отныне исключены».

Он умолк, и я тихонько пошла к столу, где одиноко стоял самовар. Вскоре появилась хозяйка, выслушала, что я ей передала, улыбнулась, отправила меня обратно, и когда я вернулась в комнату с отцом и Коршуном, так я его про себя назвала, мужчины говорили о всякой чепухе. Вскоре упомянутый самовар величаво вплыл в комнату, несомый Екатериной Михайловной, за ним чашки с блюдцами, пирожки, конфеты, и, право слово, о чем говорили потом, чаёвничания, я совсем не помню. Вскоре нас с отцом отвезли обратно домой. На прощанье Коршун не преминул добавить: «Будь осторожна, Юля». Хотел погладить меня по голове, – что за манера у всяких дядечек гладить по голове хорошенькую девчонку, – улыбнулся, когда я отдернулась, похлопал по плечу. И долго смотрел вслед уезжавшей машине. Всю обратную дорогу мы с отцом молчали.