Kitabı oku: «Три подруги и древнее зло», sayfa 13
Глава XXV
– Так, – поскребя по сусекам, попытался собрать остатки сообразительности Гриша. – Значит, зеркало, да? С кровожадными замашками. Напавшее на соседского ребенка. От смерти малышку спасло лишь появление рыцаря в сверкающих доспехах…
– …все, что у него сверкало – это зубы, – не удержалась от комментария Ниса. – Между прочим, штука баксов за каждый. Я знаю, к какому стоматологу он ходит.
– Он же вроде как бог. Разве богам нужны стоматологи? – усомнилась я, пока Гриша переводил растерянный взгляд с меня на подругу и с подруги на пластиковый бонсай. Его в припадке невиданной щедрости приволокла мне под Новый Год Ниса. Я поблагодарила подругу за подарок и благополучно задвинула его в дальний угол кухонной полки. Чем вервольфа так привлекла имитация карликового дерева я понятия не имела, но поглядывал он на него так, будто вопрошал о смысле бытия и молил о спасении.
– Всем нужны стоматологи, – похрустывая сунутой в рот конфетой, вяло отозвалась Ниса.
– …но второе нападение рыцарь проспал и в вашей квартире оказался знакомый труп, – наконец, смог закончить начатую фразу Гриша и с едва заметным облегчением выдохнул. Вот правду говорят – нельзя терпеть. У оборотня даже цвет лица мгновенно улучшился, по крайней мере, бордовые пятна перестали расползаться по бледнеющим щекам.
– Она нам не знакомая, – Ниса громче хрустнула раскусываемым леденцом.
– Вы же сами только что сказали, что виделись с ней прежде и практически сразу узнали, – напомнил Гриша, в его голосе промелькнула сталь.
Я это заметила, оценила, плечи расправила, принимая чуть более неудобную, чем до этого, позу, мысленно напомнив себе, что сколько бы Гриша не играл в простодушие и сколько бы ни позволял изображать двух дурочек из переулочка нам с Нисой, он всегда оставался тем, кем был. И до нашей первой встречи, и после неё. А был он опытным следователем, который сумел построить карьеру в человеческом мире не являясь человеком.
– Да, мы встречались с ней, – кивнула Ниса, скатывая в комок шуршащую обертку. – Но, во-первых, это было единожды. Во-вторых, я тогда была сосредоточена на том, чтобы не дать Ди навешать люлей соседским детишкам. А в-третьих, мы даже не знаем имени погибшей! Все, что нам известно о девчонке – это наличие подросткового гонора и отсутствие желания сделать что-нибудь внятное со своими волосами!
– Ну, теперь она уже ничего не сможет с ними сделать, – сухо проронил Гриша, поднялся и вышел, чтобы присоединиться к трудящимся за стенкой коллегами. Наверное, для обмена информацией и обсуждения дальнейшего плана действий.
– Это да, – с грустью согласилась Ниса в пустоту и повернулась ко мне: – Что будем делать?
– Доказывать, что мы – не убийцы детей, – ответила я мрачно.
– Да, непростое время нас ждет, – понурилась Ниса.
И она оказалась права.
Через два часа, которые мы провели за уничтожением моего годового запаса кофе и чая, а Ниса попутно подъела все, что не приколочено, к нам вернулся Гриша. И сразу сообщил, что удалось установить личность погибшей.
– Миронова Агата Станиславовна, четырнадцати лет отроду, – зачитал он с блокнота. – Вам это имя о чем-нибудь говорит?
– Даже не шепчет, – заявила устроившаяся на подоконнике Ниса, которая за двадцать минут до этого провозгласила, что в квартире слишком много людей и ей нечем дышать. А потом полезла на окно. Поближе, как она выразилась, к источнику свежего воздуха, который исчерпали залетные стражи правопорядка.
– Вы уверены? – чуть сузил глаза Гриша.
– Убери со своего лица этот прищур, – от души посоветовала подруга. – Мы имеем отношение к этой истории только потому, что малолетка забралась именно в нашу квартиру, непонятно каким образом вскрыв замок.
– Да, кстати, об этом, – потер виски вервольф. – У вас есть догадки, что она могла здесь делать?
– Покемонов ловить! – рявкнула Ниса. – Ну, откуда мы можем знать, Гриша?! Нас-то здесь не было, а записки прощальной она не оставила!
– Ниса, – позвала я.
– Агась, – отреагировала она.
– Выдохни, – попросила я и дальше сказала Грише: – Повторяю в первый и последний раз, когда мы виделись, там была целая орава детишек. Может быть, вместо того, чтобы нас трясти, поговоришь с кем-нибудь из них?
– Чтобы с ними поговорить надо для начала установить имена. Потом узнать, где искать родителей, без разрешения которых мы не имеем права допрашивать несовершеннолетних.
– Самый простой путь – спросить мою соседку, чью дочь мы накануне спасли, – выдвинула я предложение. – Уж она-то должна знать, с кем проводит время её ребенок.
– Мы и звонили, и в дверь стучали, но дома никого нет. По крайней мере, нам никто не открыл, – хмуро сообщил Гриша.
– Вроде мамаша в какой-то гостинице работает, – припомнила Ниса, – то ли администратором, то управляющей.
– Управляющей, – закивала я. – Точно.
– У нас в городе больше двадцати гостиниц и отелей, – с недовольством поморщился Гриша. – Я не могу сесть и обзвонить все.
Я бросила взгляд на настенные часы. Стрелки показывали половину пятого вечера.
– Рабочий день подходит к концу, по идее, она должна скоро вернуться.
– Ага, прошлой ночью она тоже скоро вернулась, – язвительно заметила подруга. – Под утро, да и то после нашего звонка с телефона её дочери.
– Ладно, – решительно прервал наши вялые рассуждения Гриша. – Труп мы забрали, ребята сняли отпечатки пальцев со всего, чего могла касаться убитая, поэтому у тебя в квартире сейчас немного… грязновато, – по губам оборотня скользнула улыбка с легким привкусом извинения.
– Ничего, зато будет, чем ночью заняться, – «утешила» его Ниса, чем одновременно стерла красноречивую ухмылку с лица.
– Мы приступим к изучению биографии погибшей, – продолжил оборотень с более деловым настроем. – Ваши показания я записал. Но вам надо будет на днях подъехать ко мне на работу и подписать протокол.
– Хорошо, – смиренно кивнула я, грустно размазывая ложечкой остатки кофе по белоснежным стенкам чашки.
– Надеюсь, ты не попытаешься пристегнуть нас к этому убийству? – с вызовом спросила Ниса, не сводя с парня глаз, горящих праведным гневом.
Он примирительно вздохнул в ответ, переложив внушительную записную книжку из одной руки в другую и произнес:
– Нет, но мне будет очень сложно пойти против неопровержимых улик. Так что, если вы не сказали мне всей правды, самое время приступить к…
– К чему? – Ниса спрыгнула с подоконника, прошлепала голыми ступнями по полу и встала напротив Гриши. – К раскаянию? Так нам не в чем каяться. Ни перед тобой, ни перед кем-то другим.
Оборотень не стремился к открытой конфронтации, а потому просто поправил ворот рубашки и на прощание добавил, обращаясь, в основном, ко мне:
– Если будет что добавить, мой номер ты знаешь.
– Я тоже его знаю, – широко, но не искренне заулыбалась в ответ Ниса и помахала ладошкой с самым прощающимся видом. Грише ничего не оставалось делать, как засобираться восвояси.
Когда в квартире остались только мы с подругой, Ниса оседлала табуретку и, покусав губы, нарушила повисшую, неожиданно оглушительную тишину:
– Зря мы ему позвонили.
– А были другие варианты? – огрызнулась я.
– Да! Надо было звонить Мише! Почему мы сразу о нем не подумали, а первым делом бросились за помощью к этому мохнатому, чья морда мне настойчиво не нравится? Да, пришлось бы постараться, чтобы объяснить случившееся не говоря всей правды, но…
– Звонить Мише бессмысленно, – отрезала я.
– Почему? – непонимающе мотнула головой подруга.
– Потому что я больше недели не могу ему дозвониться, – нехотя призналась я. – По личному номеру он не доступен, а на работе говорят, что взял отпуск за свой счет на месяц. Я хотела его с днем рождения поздравить, да так и не смогла связаться с именинником.
Ниса присвистнула.
– Интересный расклад, – помолчав, она спросила: – Как ты думаешь, что случилось?
– В моей квартире? – выразительно выгнула я брови. – В городе? В мире? Предполагаю, что за последние двенадцать часов много где и много чего случилось.
– Не начинай, – одернула меня подруга с легкой обидой, всплеснувшейся в голубых глазах. – Я знаю, когда тебе страшно или плохо, твоя природная ехидность проявляется в более жестких формах. И тебя начинает заносить на поворотах. Но не надо так.
– Не знаю, – ответила я спокойнее, приняв к сведению замечание подруги. – Это ответ на твой вопрос: я не знаю, что здесь случилось.
– Но у тебя наверняка уже есть какие-то догадки? – продолжила настаивать Ниса. – Я по лицу вижу, что есть.
Я раздраженно дернула уголком губ.
– И какое же у меня лицо?
– Лицо человека, который осознал всю глубину и широту грядущей проблемы, но пока не знает, как к ней подступиться.
Спорить с подругой, убежденной в своей правоте, было бесполезно.
Но её уверенность была не безосновательной.
– Когда мы посетили соседскую квартиру в первый раз, – начала я со вздохом огорчения, – вернее, когда внеслись туда на всех порах, горящие желанием вставить детишкам нравоучительные пистоны…
– Ты внеслась, – решила уточнить подруга. – И ты горела.
– Окей, я внеслась, – быстро согласилась я. – В общем, у них там были разные магические предметы.
– Ты уже об этом говорила, – припомнила Ниса. – Буквально недавно.
– И говорю вновь, – начала раздражаться я. – Потому что это важно.
– Думаешь, во всем виноваты детишки? – уловила Ниса мой намек.
– Что если, – я подняла больной взгляд на подругу, – они вызвали её, как когда-то вызвали мы?
– Хочешь сказать, – начала подруга неуверенно, – они вызвали Пиковую Даму? И она пришла?
– Да никакая это не Пиковая Дама! – не выдержала я, ударив кулаком по столу.
– Хорошо, хорошо, – примиряюще замахала руками подруга. – Тень. Они они позвали тень – и она пришла?
– Пришла, – горько подтвердила я. – И завладела телом девчонки с цветными волосами. Вспомни, что сказала Морин. С детьми проще. И если на самом деле не все из детишек являются людьми, то из-за наличия в ком-то из них магии ритуал действительно сработал.
– Хорошо, допустим, – начала раскачиваться подруга на табуретке, противно скрипя ножками. – Подростки начали проводить ритуал по вызову… чего-то. Обычно люди пытаются вызвать какого-нибудь духа, это самая неоригинальная идея из всех возможных, но самая популярная. Засевшая в твоем зеркале тварь это услышала. Явилась на зов. Вторглась в тело девчонки… а дальше что?
– А что дальше? – эхом откликнулась я, чувствуя, как ко мне на когтистых лапах подкрадывается мигрень.
– Как ребенок оказался здесь, в квартире? Дверь была заперта. Когда мы уходили ты лично заперла замок. А когда вернулись, она все ещё была заперта! Я не думаю, что тварь способна перемещаться сквозь стены, находясь в чужом теле, Ди. Дальше новый вопрос: кто и зачем устроил погром в твоей спальне? Нет, все же что-то здесь не складывается.
– Не знаю, – я остервенело потерла начавшие ломить виски. Дурнота накатила очень быстро. Быстрее, чем обычно. Быстрее, чем я предполагала. – Сейчас не могу об этом думать. Голова болит.
– Тебе надо лечь, – решила за меня подруга. – Ты какая-то бледная. И взгляд у тебя странный. Мутный и дурной.
– Да, – согласилась я, чувствуя, как силы покидают с каждым вздохом и глаза все трудней удерживать открытыми. – Надо лечь.
Пока я пыталась рассмотреть мир сквозь маленькие щелочки настойчиво закрывающихся глаз, подруга подхватила меня за талию, вынуждая подняться, и куда-то повела. Ощущала я себя непривычно, двойственно, как если бы находилась одновременно в двух мирах – в мире сновидений и в мире яви. Как если бы я уже уснула, но при этом какой-то маленькой, все ещё бодрствующей частичкой себя, цеплялась за реальность.
– Ложись, – тихо проговорила, вернее, почти прошептала подруга, опуская меня куда-то вниз.
Я ощутила под собой мягкость подушек и пружинистость матраса, а следом сверху легло нечто пушистое, очень мягкое на ощупь, успокаивающее.
– Спи, – напоследок прошептала подруга, поцеловав меня в лоб.
Мягкое шуршание удаляющихся шагов, аккуратно притворенная дверь и тьма, в которую я провалилась как в пропасть.
Глава XXVI
Это было странно.
Всё, что я видела, было странным. Неестественным, вывернутым наизнанку. Чрезмерно выпуклым и выгнутым. Опасно надломленным и грубо насмешливым. Я была внутри чего-то автономного, что конструировал злой чародей, использовавший всё исковерканное, уродливое, порочное, мутировавшее.
Картинка была очень четкой. Слишком четкой и слишком яркой. Такой яркой, что заболел не только мозг, но даже сам череп. Сознание фиксировало всё, что видели глаза, но какими-то урывками, как будто кто-то пытался сделать нарезку из дрожащего низкокачественного видео. А закончив, начал прокручивать собранные вместе фрагменты в моей голове, пребывающей в состоянии удушающего оцепенения.
С трудом подняв руку, которая стала ощущаться тяжелее обычного, я потерла глаза. А потом ещё раз потерла. И вновь.
И…
Нет. Наваждение не исчезло, странный мир остался на месте, и я все ещё была в нем.
Стояла перед водоемом, вырытым будто бы прямо во тьме.
В водоеме, нелепо водя руками в воздухе, напоминая погруженных в пьяный экстаз вакханок плескались обнаженные девушки. Все как одна невероятно прекрасные, сошедшие с полотен художников-романистов.
Вокруг них, держась у кромки водоёма, собрались мужчины. Их пустые идеальные лица будто бы лепили древнегреческие скульпторы, что делало мужчин почти неотличимыми друг от друга. Единственными, выбивающимися из этого хоровода идеальной красоты, были жуткие существа, на которых сидели верхом мужчины. Монстры размеренно покачивались на воде и, несмотря на весь свой ужасающий вид, вносили неожиданно приятное разнообразие.
Каждый монстр был особенным.
Так, ближайший ко мне мужчина держал под узцы что-то, походившее на чудовищных размеров пиранью с выдающейся далеко вперед крупной нижней челюстью. Тонкие, длинные и очень острые зубы, больше похожие на шипы, опасно торчали во все стороны. Кроваво-красные глазки кровожадно поблескивали, голодно глядя на девушек и провожая взглядом каждое их движение.
Другой мужчина восседал на существе, напоминавшем дельфина. Только в отличие от привычных млекопитающих, этот имел два хвоста, каждый из которых нервно бил по поверхности воды, поднимая в воздух беспорядочные брызги, и два носа, словно насильно, скорее всего, в результате травмы, вывернутых вверх и горизонтально сплюснутых. Из-за этого грубая, темно-синяя кожа на вытянутой морде собралась в покрытую красными трещинами гармошку. По бокам, позади грудных плавников, истекали черной жидкостью глубокие алые борозды, кажется, нанесенные чем-то вроде оснащенного гвоздями хлыста.
Рядом с дельфином покачивалась на воде черепаха, у которой из четырех отверстий в панцире торчало по три лапы. Каждая лапа была покрыта поблескивающей мутно-серебристой чешуёй, больше похожей на броню, чем на естественную кожу. На панцире имелись бугорки разных размеров, некоторые венчали шипы, другие были абсолютно гладкими, даже отполированными, словно там тоже когда-то были острые наросты, но потом их почему-то спилили. Морда у черепахи была крупнее, чем у коровы, с широкой пастью, несколькими рядами желтых неровных зубов и одним глазом, расположенным строго посередине гладкого лба. Глаз был огромным, черным, с серым третьим веком и медленно моргающим, словно чудище вот-вот уснет.
Следом за черепахой расположилось что-то, в чем я лишь спустя несколько минут тщательного напряжения зрения распознала морскую звезду. Она была неестественных размеров, наполовину выглядывала из воды в вертикальной позе, удерживая равновесие за счет нижних отростков. Наездник звезды находился у самого верхнего красного кожистого «луча», который был рассечен напополам и позволял мужчине сидеть в нем, как в кресле. По бокам звезду обрамляли непрерывно шевелящиеся и трущиеся друг о друга молочно-белые, тонкие, словно ниточки, наросты. Органы зрения у звезды отсутствовали, зато в центре имелось оснащенное полупрозрачными присосками отверстие, постоянно открывавшееся и закрывавшееся. Присоски синхронно с этим действием втягивались внутрь и вытягивались обратно, пытаясь дотянуться до девушек. Те, в свою очередь, как будто и не замечали, что окружены чудовищами, продолжая соблазнительно извиваться под слышимую только им музыку.
Меня резко окатило волной отвращения и пришло осознание – я могу шевелиться! Значит, я могу идти, а вернее, уйти куда-нибудь подальше от водоема, наводящего чувство липкого, брезгливого страха.
Но если идти, то куда?
Я развернулась, с каждым движением всё лучше и лучше ощущая собственное тело. И поняла, что бассейн с чудовищами – не самое страшное, на что можно было натолкнуться.
На пригорке, представляющем собой кучку обглоданных костей и черепов, часть из которых периодически осыпалась и скатывалась вниз, сидели в ряд три женщины. Все они были одинаково ужасны и внушали что-то, близкое к едва сдерживаемой панике.
Та, что сидела справа была очень высока и худа. Костлявые, длинные и почерневшие, словно обгоревшие в огне руки торчали из-под платья, которое и платьем-то трудно было назвать. Скорее это были полуистлевшие лохмотья, предположительно пролежавшие в могиле вместе с покойником не один десяток лет. Редкие серые как пепел волосы торчали в разные стороны, словно наэлектризованные. В руках женщина держала золотую тарелку, по которой… катались два человеческих глазных яблока.
Как будто бы в ответ на мой интерес, женщина подняла взгляд и стало понято, что собственных глаз у неё нет. Вместо них зияли пустотой две черные дыры с обугленными черными ошметками.
Рядом с первой сидела вторая, такая же очень худая, буквально иссохшая, с тонкой, сильно шелушащейся кожей и абсолютно лысым, выставленным на всеобщее обозрение непропорциональным черепом. Его дополняли неестественно выпуклый лоб, широко разведенные по разные стороны лица и выпученные как у лягушки глаза, но больше всего впечатлял рот. Он был скован толстыми железными скобами, пробившими такие большие дырки вокруг губ, что их можно было рассмотреть издалека.
Одежда второй женщины отличалась от одежды первой, но ненамного. Повязанная на манер тоги и больше похожая на половую тряпку ткань была усеяна бурыми пятнами, взявшимися коркой. Подол был подран и из него торчали нитки. Время от времени наклоняясь, женщина вынимала из подола нитку и вставляла в длинную ржавую иглу, которую держала в руках и которой нанизывала что-то мягкое, округлое, шевелящееся… что-то, что она вынимала из глиняного горшка подле себя. Что-то, что было… языками! Она нанизывала, собирая на нитку, человеческие языки, создавая из них жуткое подобие ожерелья!
Я зашлась в судорожном кашле, в попытке удержать свой желудок, который вдруг возомнил себя валькирией и решил полетать. И поспешила перевести взгляд, надеясь, что когда-нибудь смогу жить с осознанием того, что кто-то где-то делает украшения из шевелящихся языков.
Третья в ряду больше всех походила на живого человека. Она не была ни серой, ни почерневшей. Две толстые черные косы обрамляли лицо и спускались на грудь, покачиваясь в воздухе и касаясь босых пят. Она держала на коленях небольшой холст, склонившись над которым выводила что-то пальцами. Лица её не было видно, как и того, что именно она рисовала, если вообще рисовала, конечно. Но вот, она довела пальцем какую-то линию, проходящую через все полотно, и подняла голову.
Кажется, я заорала.
Лицо её, обычное человеческое лицо, пересекала, деля наискосок и ровно пополам глубокая борозда, как если бы кто-то воткнул в голову топор. А после оставил истекать кровью из раны, которая почему-то не заживала, а с каждой минутой сочилась сукровицей все обильнее.
Но это было ещё не всё.
Девушка обычным женским жестом откинула косы за плечо. И я увидела железный прут, воткнутый в ухо, пробивающий череп с одной стороны и выходящий с другой, из другого уха.
Заметив моё внимание, она скромно улыбнулась, приводя в движение обезображенное лицо, ставшее похожим на жуткую карнавальную маску. Потом подняла пальцы к лицу, прикоснулась, собирая сочащуюся из раны кровь и перенесла её на холст, продолжив рисовать.
– О, боги! – схватилась я за сердце, восклицая в вслух.
И едва только слова сорвались с языка, как мир, в котором я находилась, замер, словно незримый режиссер этой ужасающей до дрожи в коленках постановки прокричал «Стоп!», актеры вышли из своих образов и зло уставились на того, кто запорол всю сцену.
На меня.
Я всем организмом ощутила, как в одночасье привлекла к себе внимание и прекрасных дев из водоема, и оседлавших монстров мужчин, и троицы, устроившейся на холме из человеческих останков.
Все разом оставили свои увлекательные занятия и целиком сосредоточились на мне. Взоры их немигающие, злые, звериные жгли кожу. Местные обитатели, осознавшие, что они здесь не одни, не обрадовались моему появлению. Я была чужой, лишней, заявившейся без приглашения. А в том, что меня сюда не звали сомневаться не приходилось. Я ощущала это так же естественно, как ощущала запахи, как если бы вдруг ненависть обрела свой собственный аромат. Помимо ненависти было ещё что-то…. Зависть. Они, местные, завидовали чему-то, чем владела я и что было недоступно им. И хотели забрать это у меня.
Не успела я произнести и слова, а сказать хотелось многое, в основном, забористо материться, как на лицо легла чужая рука, затыкая мне рот и одновременно перекрывая доступ кислорода к носу.
Я неистово завертелась на месте, пытаясь сбросить с себя чужие, властные и сильные пальцы, но меня лишь стиснули сильнее. К первой руке присоединилась вторая, не менее крепкая, перехватившая меня поперек груди, обездвиживая и окончательно ограничивая пространство для маневров.
А у меня начало мутнеть сознание от недостатка воздуха. Пару раз я как-то непроизвольно судорожно дернулась, словно выброшенная на берег рыба, всеми своими инстинктами стремящаяся вернуться обратно в воду, и начала заваливаться набок, теряя сознания.
Но доделать начатое мне не позволили.
Грубо вернули обратно в вертикальное положение и пару раз нелюбезно встряхнули. Я быстро пришла в себя, почувствовав, что могу дышать свободно. Схватившись за горло, сделала пару надсадных вздохов и всем телом ощутила чужое близкое присутствие.
Слишком близкое.
Взгляд уткнулся в подошву грубых черных мужских сапог. Скользнул выше, оценил широко расставленные сильные ноги с рельефными мышцами, просматривавшимися даже сквозь ткань плотно облегающих штанов. Замедлился, наткнувшись на обнаженную кожу живота, прошелся по груди, вдоль расправленных немалых плеч, по красивым выступающим вперед ключицам и…
Я шарахнулась бы в ужасе в сторону, не удержи он меня на месте, и заорала бы, на закрой он вновь мне рот широкой ладонью, которая практически полностью обхватывала лицо.
Передо мной находится мужчина – крепкий, сильный, обнаженный по пояс и с фигурой, выше всяких похвал. Очевидно, не выносящий женских воплей, а потому всячески им препятствующий. И у которого вместо человеческого лица имелась змеиная голова, растущая прямо из прекрасных мужских плеч.
В первые несколько секунд, в виду того, что орать меня лишили возможности, я просто бестолково пялилась на существо и моргала, стараясь справиться с паникой и ужасом. А потом во мне заговорила та часть меня, которая отвечала за здравый смысл, прагматичность и холодный расчет. В последнее время она стала редкой гостьей, но сейчас вновь вернулась ко мне.
И я начала оценивать то, что видела. А существо не мешало, будто понимая, что мне необходима была пара минут тайм-аута.
Итак, если человеческое тело существа было привлекательным с точки зрения мужской красоты, то змеиная голова могла считаться идеальной с точки зрения красоты змеиной.
Голову покрывали крупные ровные чешуйки, переливавшиеся всеми оттенками зеленого и чуть-чуть поблескивавшие, но непонятно отчего, ведь источника света там, где мы находились не было вовсе. Нас окружала тьма – густая, плотная, практически осязаемая, но я каким-то невероятным образом всё видела.
Вдоль головы существа от точки между глаз ровным хохолком росли изумрудные перья, как у птицы, спускавшиеся вниз по затылку к задней части шеи и немного переходя в спину. В приоткрытой змеиной пасти можно было рассмотреть острые белые зубы. Длинные, расширяющиеся к основанию и загнутые внутрь. Вокруг головы, или вернее сказать морды, значительно превосходящей по размерам человеческую, был раскрыт кожаный капюшон, похожий на тот, что имели кобры. По цвету капюшон чуть отличался от чешуйчатой кожи, выделяясь более светлыми оттенками зеленого.
В какой-то момент мои глаза встретились с черными круглыми глазами аспида. Я замерла, а после, вспомнив, что змеи вроде как обладают гипнотическим взглядом, поспешила отвернуться.
Но мне опять не дали действовать свободно.
Все ещё находящаяся на губах рука сжала подбородок и твердо повернула моё лицо обратно к себе. Глядя своими жуткими глазами в мои существо вытянуло вверх указательный палец и поднесло к пасти.
Первые несколько секунд разум находился в ступоре, а после до меня дошло.
Он требовал молчания!
Я быстро-быстро закивала болванчиком, показывая, что всё поняла и буду нема, аки оглушенный тротилом окунь.
Аспид шевельнул кожистым капюшоном, склонил голову на бок, словно оценивая степень правдивости моего обещания, а после медленно отвел руку от моего лица.
Я с облегчением выдохнула, но, как и обещала, сделала это максимально беззвучно.
Пока я потирала лицо и остальные части тела, на которых ещё ощущались прикосновения змея, он наблюдал за мной. Я чувствовала это каждой клеткой, потому что те места, куда он смотрел, начинало покалывать, а после окатывало теплотой. И были это… ну, мягко скажем, немного интимные места.
Он осмотрел мою шею, словно примеряясь к ней для укуса, после оглядел грудь, которая высоко поднималась в моих попытках убедить собственные легкие, что их никто больше не лишает основной жизнеобеспечивающей функции, спустился на бедра и скользнул ниже.
Тяжело сглотнув, я не выдержала, запрокинула голову, ведь он был ощутимо выше меня, и с вызовом уставилась в его глаза.
– Что? – спросила я фактически одними губами, но смело, показывая, что я так-то девушка боевая.
Существо на мой выпад не отреагировало, лишь чуть дрогнули длинные перья и шевельнулся, расправляясь ещё шире, капюшон. А после меня ухватили за запястье и куда-то повели, уводя от так и не вернувшихся к своим прежним увлекательным занятиям обитателей тьмы.
