Kitabı oku: «Шеф», sayfa 14
Глава четырнадцатая
Могильщик
Северный ветер надул к полуночи сильный заморозок. Трава, не успевшая высохнуть после ливня, сопровождала хрустом шаги Олега и Кэсси, почти бежавших по обагрённому светом месяца лесу. Обледеневшие ветки гулко звенели на пробирающем до костей ветру, а стволы трещали. Олег ориентировался по звёздам, вспомнив о том, что Нина вела его из Гнилого Яра на Большую Медведицу. Час шли молча, а потом Кэсси сказала, сжимая пальцами рукоять меча, который висел у неё на поясе:
– Ему плохо! Плохо! Слышишь, как стонет?
– Да это лес стонет, – неуверенно возразил Олег, прислушиваясь.
– А как смотрит! Видишь, как смотрит?
– Да это филин смотрит из своего дупла!
Но Кэсси не унималась.
– А как дрожит! Ты чувствуешь, как дрожит?
– Это я дрожу, твою мать!
Олег не преувеличивал. Его пальцы примёрзли к шлему, который шустрая амазонка ему всучила. Холод кусал его сквозь рубашку, свитер и куртку. А Пентесилея чувствовала себя, судя по всему, замечательно, хоть на ней были лишь сандалии, шёлковая рубашка да стальной панцирь. Щёки её пылали, глаза сияли. На пересечённом морщинкой лбу блестела испарина.
Ещё час хранили они безмолвие, пробираясь путаными кабаньими тропами сквозь чащобы, промеж дымящихся топей, по осыпающимся краям медвежьих оврагов, перебегая поляны, посеребрённые инеем поверх льда. Лишь когда вошли в смолистый сосновый бор, примыкавший к озеру шефа с юга, Олег заметил, коснувшись запястья Кэсси и ощутив самый настоящий жар:
– У тебя горячка! Температура – под сорок!
– Сорок один, – уточнила Кэсси, – и будет ещё расти.
– А зачем нужна такая высокая?
Амазонка взглянула на своего шлемоносца как на последнего идиота и объяснила, пожав плечами:
– Затем, чтобы он не принял меня за труп.
– Кто, он? Шеф?
– Какой к чёрту шеф? Шеф отлично знает, труп я или не труп. Могильщик!
Уклон земли по мере приближения к берегу становился круче, сосны редели. Вскоре за ними сверкнула гладь лишь один раз виденного Олегом озера, что чернело посреди белой долины, как заскорузлое пятно крови на простыне. Багровый свет месяца придавал ему соответствующий оттенок. Остановившись с Олегом на краю бора, Кэсси предупредила:
– Знай: если он собьёт меня с ног, округа наполнится льстивым визгом. Звук будет страшным и оглушительным. Но не бойся – это всего лишь визг, и ничего больше. Если ты испугаешься, я не встану.
– Я не пугался даже твоего визга, – сказал Олег, и они направились к трём холмам у большой горы, позади которой был Гнилой Яр. Висевший над горой месяц высвечивал каждую берёзу и ёлку на её гребне, хоть до него было ходу примерно час. Дубы на берегу озера облетели.
– Он там, он там! – воскликнул Олег, заметив на одном из холмов вспыхнувший и погасший огонёк зажигалки.
– Не ори, я всё вижу.
Сказав так, Кэсси остановилась и стала снимать сандалии. Олег воспользовался её пляжным настроением, чтобы на полминуты расстаться с проклятым шлемом и закурить. Далеко за озером стонал волк. Когда он смолкал, тишина стояла могильная. На горе деревья качались, а под горою не шевелилась ни одна ветка, ни один стебель. Небо мерцало так, будто лес горел.
Швырнув сандалии в озеро, Кэсси пристально поглядела в глаза попутчику. И вот тут Олегу вдруг показалось, что он узнал её. Не иначе, это произошло потому, что она ему улыбнулась с грустью. Но это было нечёткое, мимолётное впечатление. Попросив у Олега ту сигарету, которую он курил, Кэсси пару раз затянулась и очень тихо сказала:
– Олег, ты можешь ещё уйти.
Ответа не прозвучало.
– Ну, что? Уйдёшь?
– Не уйду.
Озеро без ветра покрылось белёсой рябью, более жуткой, чем чёрный мертвенный блеск.
– Следы всё испортят, – предостерегла Кэсси. – Из-за меня ты её разлюбишь, и у тебя не останется драгоценных воспоминаний.
– Я не так стар, чтобы услаждаться воспоминаниями, – ответил Олег и, бросив окурок в белую рябь, зашагал к холму. Кэсси побежала за ним, подняв и надев свой шлем.
– Не вздумай мечтать о большем! Слышишь? Не вздумай! Мы через час расстанемся! Навсегда! Ты меня никогда больше не увидишь! Прошу тебя, прекрати меня изводить, не то я раскисну и перестану быть пригодной для боя! А я должна победить! Мне нужно одолеть шефа! В себе! Ты понял?
– Понял я, понял, – шептал Олег, быстро поднимаясь по холму к звёздам. Это был не тот холм, на котором он встретил висельника. Раскидистый дуб не рос на его вершине. Там росли ёлки и три берёзы. Справа и слева дышали гнилью тысячелетнего бурелома пасти оврагов. А впереди дыбилась гора, обхваченная ледяными руками месяца.
– Внимательно погляди на меня сейчас, – попросила Кэсси, остановившись на самой высокой точке холма, – и помни: главное – это не бояться. Его оружие – это страх, внушаемый им.
– Господь с тобой, милая, – добродушно возразил шеф, выходя из ёлок, – о каком страхе ты говоришь? Разве я могу внушить кому-нибудь страх? Я даже не знаю, как это делают. Я внушаю не страх, а только желание испугаться. Чувствуешь разницу? Хотеть страха – святое право каждого человека, и покуситься на это право – значит получить столько желающих разорвать тебя на кусочки, сколько людей живёт на Земле! Зачем тебе это надо? Ты чего, дура?
Кэсси, не отвечая, покрепче надела шлем и проверила, хорошо ли выходит из ножен меч. Шеф к ней подошёл, заметно покачиваясь, коснулся губами её щеки и, отступив, возгласил:
– Приветствую тебя, Пентесилея! Ты на редкость прекрасна.
– Здравствуй, Ахилл. Почему ты пьян? И где твои латы? Ты будешь биться?
Шеф не успел ответить ни на один вопрос, ибо на поляну внезапно вышла ещё одна амазонка, также в доспехах, шлеме и при мече. Это была Нина. Её штормило ещё сильнее, чем шефа.
– Как ты посмел назвать эту сучку из офиса Пентесилеей? – завопила она, уставившись на него глазами тигрицы, выследившей убийцу своих детёнышей. – Ведь Пентесилея – это я! Ты сам сказал это! И почему ты её целуешь?
Казалось, Нину заметил только Олег. Шеф и Кэсси не отрывали глаз друг от друга. Как только эхо крика ревнивицы утонуло в далёкой чаще, шеф дал ответ:
– У меня нет лат и оружия потому, что я передумал становиться Ахиллом.
– Как это – передумал? – вскричала Кэсси, подпрыгнув. – Немедленно надевай доспехи и будем драться! Прямо сейчас! Без увёрток! Имей в виду – ты станешь посмешищем, если вздумаешь уклониться от этой битвы и спрятать трусость за красноречием! Надевай доспехи и будем драться!
– Я попросил бы не говорить со мной таким тоном, – повысил голос и шеф. – Ты здесь кто? Никто. Ты отлично знаешь – я никогда не отказывался от боя с кем бы то ни было! Я один шёл на пятерых. Я с обломком шпаги сдерживал натиск роты драгун. Однажды меня окружили восемьсот рыцарей. У меня в боку торчала стрела, из горла хлестала кровь. Но после той битвы я вёл домой восемьсот коней! Точнее, я думал, что веду их домой. На месте моего дома я обнаружил уже остывшее пепелище. У очага лежала моя любимая, вся в крови. Я взял её на руки и держал так до вечера, согревая своим дыханием. Но она становилась всё холоднее и холоднее. И тогда я…
– Тогда ты позвал могильщика! – в один голос рявкнули амазонки. Кэсси ещё прибавила:
– Лицемер!
Шеф, топнув ногою, переорал её:
– Идиотка! Как ты не понимаешь – я не могу поднять на тебя оружие! И тем более не могу позволить тебе пронзить мечом сердце, которое бьётся только ради тебя, потому что ты никогда себе этого не простишь! Пускай меня уничтожат и даже высмеют сколь угодно подло – я не могу поступить иначе! И не смогу, потому что я люблю тебя, дура!
Тут шеф умолк и приложил руку ко лбу. Его взгляд казался безумным.
– Это сильнее моей природы, – продолжал он более спокойным, тихим и твёрдым голосом, – и сокрушительнее всего, что есть во Вселенной. Ты – моя смерть. Ты – моя ловушка. Единственная ловушка, которую я не смог обойти.
– Ты врёшь, – прошептала Кэсси, не сдержав слёзы. Её уже всю трясло. Олегу вдруг сделалось очень страшно. Он их узнал, эти слёзы. Самой спокойной из всех троих была теперь Нина. Она, судя по всему, ожидала худшего. Или выпила столько, что слышала ещё что-то.
– Если бы я тебя не любил, то для чего стал бы перед тобой распинаться? – перешёл шеф с яростного крика на саркастический стон, – я бы уничтожил тебя как можно скорее – ты ведь не только не представляешь никакой ценности, но и можешь погубить дело! А уничтожить тебя я могу лишь здесь, как ты сама знаешь. И медлить с этим никак нельзя, поскольку я обязался до прихода зари убраться отсюда и никогда сюда больше не возвращаться. Это – условие сохранения «Громофоба». Так что…
– Это условие сохранения «Громофоба»? – переспросила Кэсси, задумавшись на мгновение. Потом крикнула: – Идиот!
– Ну, да, – согласился шеф, – идиот и есть. Поэтому ты не только не пострадаешь, но и убьёшь меня без конфликта со своей совестью, чем заслужишь мою горячую благодарность, поскольку жизнь без тебя, моя ненаглядная, стала для меня горше смерти.
Глядя на лицо шефа, было немыслимо заподозрить его во лжи. Горящий взгляд Нины стал выдавать растерянность. Кэсси молча глотала слёзы. Они стремительно размывали её обличье, и черты той, чей портрет был порван несколькими часами ранее, проступали с каждым мгновением всё отчётливее. Однако она уже почему-то смотрела не на Олега. Он для неё не существовал. Тот, ради кого она порвала со всеми, включая Бога и Будду, уже не существовал для неё. Она смотрела на шефа, подобно Нине. А на Олега уже никто не смотрел, кроме карандашных рисунков, пыльных и пожелтевших от времени. Он не плакал. Он только стискивал кулаки. А шеф продолжал:
– Ты будешь сражаться с нею, – он указал на Нину. – Ты, безусловно, её убьёшь. Знаешь, почему? Потому что она пойдёт на смерть за любовь, а ты – за амбиции. И тогда мне незачем будет жить, ибо не останется ни одной души, любящей меня.
Кэсси с истеричным смешком подбежала к шефу и, размахнувшись, влепила ему пощёчину. Шеф качнулся, но устоял. И сразу дал сдачи. Тут Олег, точно, услышал визг непереносимый, но то был визг самой Кэсси, которая кубарем прокатилась мимо него. Шлем слетел. Вскочив, она подняла его, вновь надела и обнажила меч. По её лицу было видно, что шутки кончились.
– Лжец! Ты что говорил мне? Что у тебя на меня рука не поднимется! Жалкий трус! Ты просто боишься биться со мной! Боишься!
– Кэсси, меня можно убить, но нельзя унизить. Что ты стоишь? Убей безоружного!
– Нет! Она тебя не убьёт! Я не дам ей этого сделать! – вмешалась Нина, хоть вряд ли её вмешательство было так уж остро необходимо – Кэсси стояла достаточно далеко от шефа, опустив меч. Тем не менее, Нина ринулась на неё, со скрежетом вынув из ножен свой. Клинок просвистел над самой головой Кэсси, едва успевшей пригнуться. Второй удар она отразила. Раздался лязг. С клинков полетели искры. Шеф и Олег, казалось, с равным волнением наблюдали за ходом схватки. Было понятно, что у Кэсси нет шансов – не только благодаря тому, что шеф хорошо подготовил её соперницу, но и потому, что от самой Кэсси уже следа не осталось. Она пыталась атаковать, но все её выпады отражались с необычайной лёгкостью. Рослая, но проворная Нина играла с нею ради жестокого издевательства. Всесторонне продемонстрировав безупречную технику обороны, она пошла в активное наступление. Кэсси начала пятиться, выбиваясь из сил под шквалом ударов. Один из них, направленный прямо в сердце, не был парирован. Сталь защитила грудь, однако удар был столь сокрушительным, что противница Нины вскрикнула и качнулась, выронив меч. Глаза её потемнели. Нина опять взмахнула мечом и сшибла с её вихрастой головы шлем. Почти теряя сознание, Кэсси рухнула на колени и сразу же получила удар ногой по лицу. Это опрокинуло её навзничь.
– Открой глаза! – завопила Нина, перевернув меч в ладони остриём книзу и занося его для удара прямо в лицо. – Смотри на меня, смотри! Не смей притворяться мёртвой!
Кэсси, дыша как кузнечный мех, разомкнула веки. Её глаза казались спокойными. Это не удивило Олега. Однажды он наблюдал, как она ради удовольствия одноклассников провисела десять секунд, держась одной левой, на лоджии двадцать первого этажа, а потом сама вскарабкалась на неё. Страх смерти был ей неведом. Она боялась лишь одного – наскучить ему, Олегу.
– Спаси её! – взмолился Олег, обращаясь к шефу. Тот вдруг будто очнулся и поднял руку.
– Нина! Остановись.
– Тогда разлюби её!
– Не могу. Сделай шаг назад и опусти меч.
– И она уйдёт?
– Да, уйдёт.
– Ты будешь любить её?
– Буду.
– Всегда?
– Всегда.
– Разлюби её! – повторила на весь лес Нина, по-волчьи вздёрнув губу. Теперь Олег понимал, что её сближало с Оксаной и чем это может всё обернуться. Но шеф, судя по всему, был плохим психологом.
– Не могу! Понятно? Физически не могу! Пусть она уйдёт. Навсегда.
– Нет, не бывать этому! Не бывать! – простонала Нина и замахнулась так, что рука, сжимавшая меч, оказалась у неё за ухом. Олег вскрикнул, прижав ладони к вискам. А шеф, подняв глаза к небу, вдруг огласил километров сорок звериным рыком:
– Могильщик!
От его взгляда звёзды на миг зажмурились, и на землю упала темень, тотчас растаявшая.
– Не надо! – жалко и сдавленно, как зайчиха из лисьей пасти, взвизгнула Нина. Но было поздно – чья-то невидимая рука, схватив её за ноги, потянула в землю, да так легко, как будто земля сделалась трясиной. Несчастная зашлась криком, выронив меч. Не успел Олег подумать о том, что и золотой шлем бы надо оставить, как вопль уже доносился из-под земли, опять заискрившейся чистым инеем.
– Да заткни ей глотку, – процедил шеф, едва разжимая зубы. Он был услышан – подземный крик оборвался. Вновь стало тихо. Волк уж не выл за озером. Но другой, столь же бесконечно далёкий и необъятно тоскливый звук вливал в тишину головокружительный, леденящий привкус. Олегу вспомнилось выражение из какой-то книжки: гора гудит на ветру. Да, гора гудела.
Достав платок, шеф отёр со лба капли пота.
– Что ты наделал? – спросила Кэсси, с трудом поднимаясь на ноги. В её облике не было даже капли былой уверенности и дерзости.
– Из всех известных мне людей я уважаю лишь …, – ни к селу ни к городу брякнул Шеф, взглянув на неё. И невыразимо вздохнул. – Тебе пора, Кэсси. Теперь тебе уж точно пора.
– Нет, я не уйду.
Сказав это, Кэсси подошла к шефу. Она хотела что-то ещё прибавить, но её голос вдруг захлестнули рыдания. Шеф поморщился.
– Что ты делаешь! Тебе мало того, что я из-за тебя гибну? Ты ещё хочешь, чтобы я принял жалкую смерть и все надо мной смеялись?
– Нет, Ахилл! Нет!
Она уже не рыдала, а тихо плакала. Всхлипы, которые вырывались из её рта, глотавшего слёзы, Олегу были знакомы. Сколько раз он, услышав их в телефонной трубке, швырял её! Но Кэсси теперь смотрела не на Олега. Она смотрела на шефа. Смотрела так, как никто ещё не смотрел на него, Олега. Даже она.
– Кэсси, успокойся! О ком ты плачешь? С ума сошла? Ведь я ни одной слезинки твоей не стою! Ты сама знаешь, что без меня тебе будет лучше. Да и не только тебе.
– Ахилл, зачем ты так говоришь?
– Затем, чтобы ты перестала плакать! Чёртова кукла! Какие угодно пытки я заслужил, но только не твои слёзы!
– Так не гони меня! Я тогда и плакать не буду.
– Как не гони? У меня – аврал! Катастрофа! Корабль тонет! Ты на … здесь не нужна!
– Это твой корабль! Если он тонет – значит, и я должна утонуть! Прошу, не гони меня!
– Ты уйдёшь. Так надо.
– Нет, не уйду!
– Уйдёшь.
– Позволь мне остаться!
– Нет! Пошла вон.
– Ахилл, я тебя люблю! Я ни одного дня не смогу прожить без тебя, ни одного часа! Позволь мне быть с тобой до конца! Прошу! Умоляю! Делай со мной что хочешь, только не прогоняй меня!
– Быстро встань с колен! Вот зараза! Этого мне ещё не хватало! Встань! Не то я…
– Зачем ты взял меч? Что ты собираешься делать?
– Я собираюсь рассечь им свою аорту, если ты, …, прямо сейчас отсюда не свалишь! Чёртова дрянь! Считаю до трёх. Раз…
– Встала! Ахилл, я встала! Прости меня! Я была во всём неправа!
– Во всём ты была права, кроме одного: я могу любить, как ты видишь. И если ты сейчас не уйдёшь, получишь ещё одно доказательство. Смотри! Два…
– Довольно! Я ухожу! – воскликнула Кэсси и, утирая рукавом слёзы, побрела вниз по склону холма. Олег отрешённо смотрел ей вслед. Когда она отошла достаточно далеко, шеф отшвырнул меч и сказал Олегу:
– Что ж ты стоишь? Ведь ты не любил её лишь за то, что она любила тебя. Теперь эта неприятность устранена, как видишь. Беги за ней! Желаю вам счастья.
– Спасибо, – сказал Олег, – но я, как мне кажется, сделал всё, что ты от меня хотел. Какого же чёрта ты измываешься надо мной?
– Потому что ты сделал всё, что я от тебя хотел. Следовательно, ты мне больше не нужен. И ей ты больше не нужен, хотя она любила тебя без памяти. Так любила, как ни один человек не любил другого! И если ей ты больше не нужен, кому ты нужен? Все остальные женщины тебя предали. Но, возможно, я и неправ. Возможно, ты ещё сможешь ей доказать, что и без меня её жизнь имеет какой-то смысл. Ну что ж, попытайся!
И шеф, смеясь, похлопал своего собеседника по плечу. Олег не отрывал взгляда от спины той, чья любовь много лет назад его раздражала, отравляя ему весёлую безмятежность юности. Кэсси уже спустилась с холма. Достигший берега ветер качал её. Она шла, ссутулившись, подняв плечи и согревая руки слабым дыханием. Её ноги почти не гнулись, одеревенев. Она бы упала, понял Олег, если бы не слово, данное Шефу. Она обещала ему уйти, и потому шла.
– Шеф, что ты с ней сделал? – глухо спросил Олег, переведя взгляд на того, к кому обращался.
– Я наказал её по заслугам. Она взбесилась, бесповоротно вышла из-под контроля, подняла бунт, осыпала меня руганью. Смерть была бы чересчур лёгким возмездием для неё. Тебя же, напротив, следует наградить. Рулетка – твоя. Она никогда тебя не ослушается. Иди, забирай все деньги, какие есть во всех казино! Ну, что ты стоишь? Пошёл вон отсюда!
– Да не нужны мне твои подачки! – крикнул Олег и оттолкнул шефа. – Пошёл ты! Мне ничего от тебя не нужно, кроме того, что ты у меня украл!
Шеф оторопел. Он даже приоткрыл рот.
– А вот это номер. Вот это финт! И что я украл, если не секрет?
– Моё прошлое!
– Что за чушь? Ты сам отказался идти за ним по следам, которые без меня не заметил бы! Отказался! И если я спрошу тебя, почему, ты скорчишь умную рожу и скажешь мне, что мечта не живёт в неволе! Да, это так! Но только не о мечте ты думал, а о своём облизанном Ингой члене. И он поэтому не вставал, что ты о нём думал! А думал ты о нём потому, что Кэсси – не синхронистка и не модель, а так себе, средненькая! Я прав?
– Ты просто дурак! – заорал Олег. – И все дураки на тебя похожи!
– Ты сам дурак, – разозлился шеф, – однако похож на меня не больше, чем колесо – на солнце! Ты научился …, но не научился любить! Я тоже её люблю, но как человека, хоть я и Пигмалион! Забирай браслет свой и дуй отсюда ко всем чертям!
С этими словами шеф достал из кармана браслет Олега и бросил его на землю.
– Беги за ней, по её следам! Ведь это – её следы! Скажи ей о том, как ты её любишь! Ей это, правда, по барабану, она ведь статуя!
Кэсси скрылась среди дубов. Браслет полыхал на инее, как звезда, упавшая с неба. Озеро пенилось.
– Шеф, верни мне её, – попросил Олег.
– Олег, для чего? Для того, чтобы ты опять её мордовал – уже не за то, что любит, а за то, что не любит?
– Она больна! У неё горячка!
– Она мертва.
– Тогда позови могильщика!
– На ней нет золотого шлема. Без шлема он её не возьмёт. Ты что, не знаешь могильщиков?
– Так отдай ему этот шлем! Он рядом с тобой валяется.
Шеф растерянно поглядел на Олега, потом – на шлем. Видимо, он не знал, что сказать. И вдруг спохватился:
– Что ж это я – стою тут с тобой, болтаю о пустяках! Вещи-то к отъезду не собраны! До рассвета остался час! Извини, дружок. Мне пора. Прощай навсегда.
И, подобрав шлем, шеф спешно направился к перемычке, соединявшей гребень холма со склоном горы.
– Ты и есть могильщик! – крикнул Олег, бросаясь за ним вдогонку. Догнав, схватил. Но руки сомкнулись вокруг корявой осины, бог знает откуда взявшейся. На её суку висела петля. Олег отскочил и протёр глаза. Осины – как не бывало. Шеф, между тем, уже миновал опасную перемычку и приближался к опушке леса.
– Подлец! Подлец! – взвыл Олег, опять бросаясь в погоню. Шеф рассмеялся и быстро скрылся среди деревьев. Край перемычки осыпался под ногой Олега, и она соскользнула. Чудом Олег избежал падения, совершив какой-то невероятный прыжок, и помчался к лесу.
Лес был не редок, но и не густ. Земля под ним шла вверх плавно, чтобы через два километра сорваться отвесным скатом ко дну оврага, глубокого как ущелье и сохранившего с древности выразительное название – Гнилой Яр. Олег, сам не свой от бешенства и отчаянья, не плутал, идя через лес. Услужливый месяц плыл перед ним туда, куда им обоим и было нужно – к северной части Яра, где была церковь. Шеф, вне всяких сомнений, двигался к ней. А где, как не там, мог расположить свою ставку тот, кто весь состоял из гордости? Не под ёлкой же! Разумеется, ему было не до того, чтобы путать следы, едва различимые на затоптанном кабанами инее. Да Олег того и не стоил. Конечно, шеф бежал прямо, и потому Олег, сохранивший, несмотря ни на что, стремительность и выносливость, полагал, что скоро его догонит. Однако вскоре ему пришлось сбавить темп, а затем и вовсе остановиться, чтобы немножко перевести дыхание. Привалившись к берёзе, он поглядел на звёзды, вслушался в тишину. Ему неожиданно стало страшно. Он крикнул:
– Шеф! Ты меня не понял!
– Понял, понял, – звонко отозвалась ледяная роща. Чуть постояв, Олег пошёл дальше. Он продолжал рассуждать. С какой целью шеф бежит в Гнилой Яр? Очевидно, там у него осталось незавершённое дело, и дело важное, потому что иначе он бы его доверил кому-нибудь. Если это дело его задержит хоть минут на пятнадцать, ему от драки не отвертеться. Не зря он, кстати, врал на холме, что, дескать, светать начнёт через час, в то время как до зари оставалось около двух часов! Хотел, разумеется, чтобы он, Олег, даже не рассчитывал захватить его в Гнилом Яре. А коли так – есть все шансы там его захватить. Эта мысль взбодрила Олега необычайно. Он уже не шагал, а нёсся к вершине – на битву с тенью. За тень.
Пробежав так с полкилометра, он перестал совершенно смотреть на месяц, ибо не мог уж сбиться с пути – подъём земли ощущался явственнее, чем прежде, и потому легко было догадаться, куда направлять шаги, чтобы поскорее достигнуть края возвышенности. Свет неба падал на землю с гробовым стуком. Сосны, редея, ярче и ярче блестели золотом звёзд на серебре льда. Внезапно увидев за ними церковь – издалека, как собор Василия Блаженного виден с Пятницкой, Олег снова остановился, чтобы достать последнюю сигарету. Купол сиял, казалось, не отражённым светом, а своим собственным. Стены были белее снега. Долина, посреди коей высилась церковь, вся сплошь светилась жёлтыми огоньками. Они метались, как вспугнутые зверьки. У Олега возникло чувство, что это – свечи в руках встревоженных невидимок, которым очень хотелось проникнуть в церковь, а их туда не пускали.
Бросив окурок, Олег приблизился к краю пропасти, которая отделяла его от церкви. Дна не увидел. Склон шёл вниз вертикально, но чуть правее он состоял из крутых уступов, способных внушить доверие разве что идиоту, самоубийце или Олегу. И Олег начал спуск. Многие пласты глины, густой и вязкой, обваливались, как только его нога ступала на них, и с упругим стуком катились ко дну оврага. Олег беспомощно повисал, вцепившись руками в уже испытанные пласты и ища ногами другую точку опоры. Она, по счастью, всякий раз подворачивалась, и спуск продолжался. Ноги скользили, руки немели от напряжения. Липкий пот заливал глаза. Стекала на них и грязь. Она попадала в рот и, как Олег ни плевался, его тошнило. Преодолев половину склона, он ненадолго замер, чтобы передохнуть, а потом продолжил. Склон уже не был таким крутым, и вскоре Олег достиг дна оврага.
Оттуда он глянул вверх. Над склоном, который ему предстояло преодолеть, был виден лишь купол. Подъём грозил оказаться попросту невозможным. Но у Олега имелся верный помощник. Олег не знал, как его зовут, как он выглядит и какая от него польза. Однако с ним почему-то было не страшно попытать счастия.
По дну бежала в зарослях ивняка речушка. Олег её форсировал без труда, поскольку она была ему по колено и недостаточно холодна, чтобы привести его в чувства. Земля вдруг стала дрожать под его ногами. Дрожь шла со склона, который дыбился перед ним. Олег полез на него. Этот склон, хоть выглядел устрашающе, оказался вполне пригодным для восхождения. Он был твёрже, чем тот, противоположный, и изобиловал норами ласточек, за которые можно было цепляться – так что Олег, охваченный страхом не успеть вовремя, даже и не заметил, как достиг верха.
Церковь тряслась. Под нею, казалось, кипел вулкан, готовый прорваться. Долина также вся содрогалась. Огни с неё куда-то исчезли. Взбежав на паперть, Олег отёр с лица пот и вошёл в раскрытые настежь двери.
За ними был полумрак. У икон Николы и Богородицы догорали четыре свечки и на коленях молилась полуседая девушка с длинным носом, гангреной правой ноги и очень тяжёлым гнойным воспалением левой. Олег приблизился к ней.
– Привет.
Она обернулась, смертельно бледная, и уставилась на него глазами, полными слёз. Радостно кивнула.
– Ты здесь давно? – спросил он.
– Да, очень давно.
– Не знаешь, где шеф?
– Он на колокольне.
Олег направился к лестнице, что виднелась за алтарём.
– Не ходи к нему! – закричала девушка и вскочила. Её лицо исказилось от страшной боли. Олег застыл возле лестницы.
– Почему?
– Он тебя обманет! Ведь он даже меня сейчас обманул! Представляешь? Даже меня!
– А что он тебе сказал?
– Что ты прибежишь сюда только потому, что я здесь!
– Какая глупость! Ты – кролик, – с досадой сказал Олег и бросился вверх по лестнице. Она дёргалась и качалась. Церковь, казалось, могла в любой момент рухнуть. Ступени с треском ломались, когда Олег наступал на них. Он едва успевал переставить ногу на следующую ступень, которая также проваливалась под нею. Треск раздавался со всех сторон. Снаружи же доносился рёв океана, сопровождаемый воем ветра и громовыми раскатами. Там творилось нечто совсем невообразимое. Но Олега уже ничем нельзя было удивить. За миг до того, как лестница окончательно обвалилась, он успел выскочить на площадку с колоколами. Они звонили – протяжно, гулко. Ветер, качавший их, повалил Олега. С трудом встав на ноги, Олег судорожно вцепился руками в выступ стены, чтоб не улететь. И увидел шефа. Шеф стоял с маленькой лопатой в руке около большого колокола и ждал. Не Олега. Олегу тоже стало вдруг не до шефа, которого он так долго преследовал.
Приходил конец мира. Задавшись целью стереть его, словно пыль, с прекрасного лица вечности, ураганный ветер набирал мощь и делался смерчем. Со всех сторон полыхали молнии, грохотали громы. Колокола заходились тягостным плачем. Из низких туч хлестал ливень. Но это было ещё далеко не самое интересное. Церковь, точно, стояла посреди океана. Долго Олег не верил своим глазам, но сколько ни щурил их во все стороны – ничего не видел при вспышках молний, кроме ревущей, дыбящейся стихии. Океан бесновался, с грохотом разбивая о стены церкви неимоверные волны. Потому церковь и содрогалась. Любая из этих волн легко могла стать для неё последней.
Олег ни разу не был на океане, но, разумеется, не особо обрадовался такому случаю побывать на нём. Ветер колыхал его, как былинку, обдавал брызгами и грозил в любое мгновение отодрать от кирпичной кладки если не его пальцы, то кирпичи, стиснутые ими. А шеф стоял неподвижно, и на его голове не приподнимался ни один волос. Задумчиво и печально смотрел он вдаль.
– Отдай мне мою мечту! – закричал Олег, надрывая связки. Он сам себя не услышал, однако шеф, даже не взглянув на него, ответил:
– Так она там.
– Где, там?
Шеф указал взглядом на приближающуюся волну. Её белый гребень тянулся от горизонта до горизонта. Олег кивнул, разжал пальцы и, разбежавшись, прыгнул. Как только его подошвы оторвались от края площадки, челюсть с белой губой нависла над церковью и захлопнулась, навсегда её уничтожив.
Страшная штормовая ночь внезапно сменилась тихой и ясной. Лесная даль всё так же мерцала под звёздным небом. Месяц всё так же плыл, окутанный красным облаком. И летел Олег не к волне, способной перевернуть вверх килем авианосец, а к каменному подножию колокольни. Шеф не солгал. Это и была мечта всей жизни Олега, поскольку он всегда мечтал умереть достойно и вовремя.
Ночь прошла. Восток розовел, а месяц и звёзды таяли. Города, огоньки которых Олег недавно видел со звонницы, просыпались. Олег лежал на краю оврага, среди кустов. И вдруг к нему выполз из травы кролик. Именно выполз – обе его задние лапки были больные. Приблизившись к посиневшей руке того, у кого нашлось о чём с ним поговорить там, где говорить не о чем, он лизнул её, как щенок, а потом лёг рядом и умер. Умер по-настоящему, чтобы никогда уже не воскреснуть. Ни для кого. Так они лежали бок о бок – Олег и тот, кто ждал его там, где ждать уже нечего. Взошло солнце. Но не для них.
Конец
1999 – 2013гг
Автор выражает огромную благодарность Софье Безруковой — за великолепный образ Инги в бассейне, Юлии Волконской — за леденящий кровь образ Оксаны в гневе, и Эльвире Гирфановой — за головокружительный образ Инги на медосмотре.
Авторские права нотариально заверены
