Kitabı oku: «Церковь служащих», sayfa 3
8
Утром взгляд Шибанюка на вчерашнее свидание изменился на позитивный. Балашков многим поднадоел, а вот воспоминания о правлении Путяты обрели со временем ностальгическую привлекательность. А если у бывшего мэра не получится стать новым, то Сергей Валентинович останется в тени – зачем Дмитрию Олеговичу выдавать своего тайного союзника? А Балашков Шибанюку пока нехороших намеков не делал. В общем, все не так уж плохо.
Подъезжая к мэрии, Сергей Валентинович издали заметил на площади Ленина разноцветные шары и транспаранты. А он и не знал, что сегодня какой-то праздник. Шибанюк остановил машину так, чтобы пройти на работу мимо веселой компании, что-то кричащей сразу в два мегафона. «Нет воздушным шарам!» – прочел он на первом плакате. «Долой опасное развлечение, калечащее наших детей!», – гласил второй.
– Мы протестуем! – кричал в мегафон какой-то активист, – мы протестуем против безнадзорного использования аэростатов. Долой воздушные шары!
Шибанюк понял, что попал не на праздник, а какую-то акцию протеста. Но он никак не мог отождествить аэростаты ни с одной оппозиционной партией. Да и вообще – какое дело партиям до монгольфьеров? Мегафон передали человеку в инвалидном кресле.
– В июне прошлого года мы с моей невестой решили отметить помолвку катанием на аэростате. Нам представлялось, что это очень романтично. Но этот день стал самым ужасным днем в моей жизни! Воздушный шар, арендованный нами за крупную сумму денег, не был оборудован средствами безопасности. Сначала мы замерзли на высоте, потом чуть не вывались, потому что там не было ремней безопасности, чтобы пристегнуться, а после на шаре начался пожар! – человек в инвалидном кресле почти рыдал.
«Театр какой-то», – подумал Шибанюк.
– Момент падения я не помню, потому что подушек безопасности на воздушных шарах тоже нет, – продолжал оратор. – Я с тех пор прикован к этому креслу, а моя невеста пропала без вести! Не доверяйте воздушным шарам – это опасное и страшное развлечение! Помните, что от катания на аэростате до катания на коляске – один шаг, который вы к тому же оплачиваете из собственного кармана! Отпустите шары в небо без людей!
Активисты отпустили шарики с гелием, и они плавно потянулись ввысь. Зеваки захлопали.
«Точно, – сообразил наконец-то Сергей Валентинович. – Это же замещающее мероприятие! Видно, кто-то хотел мэра поругать, может тот же Путята, вот управление общественных связей и организовало встречное мероприятие с привлечением общественности. А судя по душераздирающему монологу, еще и укрепило силами театральной самодеятельности. Раньше такие штуки Аристарх Сидоров для мэрии репетировал, а теперь интересно – он же или уже нет? Только тема какая-то странная – чего им эти аэростаты дались?». Увидев, что к инвалиду спешат телевизионщики с камерами, Шибанюк побыстрее двинул к мэрии – не хватало еще попасть в кадр и засветиться на таком дурацком мероприятии.
В приемной его уже ждал Виктор Быстров (по-настоящему преданный заместитель, не то что Эдик) – в его обязанности входило докладывать обо всем, что произошло в отсутствие шефа.
Быстров рассказал обо всем, что произошло в понедельник на летучке буквально дословно: Виктор владел утраченным ныне искусством стенографии. Вести в кабинете мэра записи на диктофон было бы неприлично и подозрительно, а вот кропать в ежедневник – так все на летучках делают, но обычно пишут что попало, а Виктор мог восстановить разговор до мельчайших деталей.
Сергей Валентинович пришел в восторг. «Моя девка! – понял он, слушая отчет о выволочке мэра и перепалке Елизаветы Жнач с Эдуардом Кленовязовым.
– Далее мэр сказал: «Насколько я помню, мы решили… выпускать вместо газеты вестник… Где он, Елизавета… Чтоб был через месяц…».
– Спасибо, Витя, я все понял, – остановил Сергей Валентинович, а в голове билось: «Моя Елизавета! Теперь она сделает все что надо!», – эйфория была такая, словно она сама пообещала Шибанюку ну… переспать! Теперь Елизавета даже без денег должна против Эдика начать копать. А с другой стороны – поддержка Путяты!.. Еще вчера он был один на один с Эдиком и его московскими друзьями, а сегодня у него есть два сильных союзника – Жнач и бывший мэр. С такой поддержкой у него все козыри на руках.
Интересно, а московские друзья всё знают о художествах Эдика? Вот бы им через третьи руки слить компромат! Шибанюк не очень хорошо разбирался в московских структурах. Бывает, что по названию контора вроде никчемная, а за ней вдруг такие люди вырисовываются, такие связи… Может быть москвичей заинтересует шумиха в СМИ, которую поднимет Елизавета? Вот тогда они начнут собирать информацию на своего протеже, и тут Сергей Валентинович своего не упустит. Недаром Эдик последнее время притих – знает кошка, чье мясо съела. А вот подавится!
9
«Ваш еженедельный отчет принят. Прошу прояснить состояние ваших отношений с Елизаветой Жнач. Постарайтесь добиться прежнего расположения объекта. Активизируйте поиск секты. Кутузов».
Хоть отчет приняли, вздохнул Эдуард, прочитав сообщение. А то первые несколько раз переделывать заставляли. Как школьника какого-то, ей богу. Не по форме составлено. Уже по одним этим придиркам можно было догадаться, что руководят им люди военные. Ну, а кто, собственно, должен составлять костяк Антитеррористической комиссии? К гадалке не ходи. А вот по поводу отношений с Лизой – и гадалка не поможет. Он и сам не знает – какие у них сейчас отношения? Все так перепуталось…
Эдуард вздохнул и, придавшись воспоминаниям, закурил прямо в кабинете.
В какой-то момент дела у Эдика пошли отвратительно. Шибанюк перестал ему доверять, и он уже не знал как бы зацепиться, чтобы не вылететь из замов. И тут на Кленовязова вышла Антитеррористическая комиссия. С виду это самое обычное место для просиживания штанов – Эдуард разыскал ее официальный состав. Депутаты какие-то малоизвестные, еще менее известные чиновники из аппаратов нескольких министерств. Но видимо у генерала, ее возглавляющего, были большие неофициальные возможности и ресурсы. Сначала Эдуард подумал, что все обещания Комиссии ерунда, но когда в соответствии со словами Кутузова его не только не понизили, но и назначили начальником департамента, Эдуард почувствовал всевозрастающую преданность. Раз им нравится играть в шпионов и общаться через электронную почту – пожалуйста; хочется, чтобы он сблизился с начальницей пресс-центра – пожалуйста; чтобы искал какую-то секту – да ради бога! Любой каприз, как говориться, за ваши кресла.
Почему Комиссии понадобилась именно его душа, Эдуард так и не понял, но упускать такого щедрого покупателя нельзя, и он запродался. Таинственные московские кураторы многого не требовали. Роман с Лизой, девушкой среднего возраста, обладающей пышными, но еще упругими формами, оказался значительно более приятным, чем он ожидал, а поиски таинственной секты можно было продолжать бесконечно. По словам Кутузова, секта представляет опасность для законной городской власти. Кленовязов не был силен в религиозных вопросах и на это списывал свое недоумение: если это религиозная секта – то нафига ей мэрия? А если какая-то организация добивается смещения мэра, то почему она религиозная? Должна быть общественная, политическая, клановая, наконец, да хоть спортивная – но не религиозная.
Поскольку целью секты было руководство мэрии, то ее адептов было предписано искать среди сотрудников городской администрации. Эдуард, выполняя рекомендации кураторов, иногда заводил с коллегами и подчиненными разговоры на религиозные темы, но только для того, чтобы было чем заполнить отчет. Если уж секта законспирирована, то глупо надеяться на то, что ее члены так легко пойдут на контакт и сразу все выложат. В конце концов, если Комиссия действительно хочет ее найти, то надо подключать не чиновников, а других профильных специалистов. Честно говоря, Эдик даже побаивался наткнуться на эту самую секту. Если ею интересуется федеральная Комиссия, значит это опасная организация, и лучше бы с ней дела не иметь. Не потому, что трус, а просто из разумного расчета взрослого человека.
Слабое его место – это Елизавета. И не только из-за настойчивости Кутузова, но и из-за собственной неудовлетворенности. Когда отношения только начинались, Лиза была в восторге, а теперь охладела. Это значит, что Эдуард ее разочаровал, и сознавать это было нестерпимо. У него уже так было – сначала восторг и сумасшедший секс, а потом «До свиданья, Эдик, ты меня не устраиваешь!» Почему? За что?.. Он так переживал, что у него импотенция случилась на нервной почве – даже лечиться пришлось. Вылечится – вылечился, но комплекс-то мужской остался! И тут вдруг с Лизой все повторяется точь-в-точь. Эдуард так понял про себя: если он Жнач сейчас не победит, то и с другими женщинами – особенно помоложе и покрасивее – будет еще сложнее. А на проституток переходить – это ему еще рано, это для немощных, считал Эдуард. Тем более, что с проститутками и попутать могут, на карьере отразится, в общем, – не по нему это. А чтобы не ставить на себе крест надо сделать все, чтобы Елизавета снова его захотела.
10
Мэр Балашков звезд с неба не хватал, а очень хотелось. Он завидовал тем, у кого карьера складывалась легко, как, например, у его предшественника Путяты. Тот быстрее других овладел перестроечной риторикой, и этого оказалось достаточно, чтобы обогнать служак–ровесников и вскоре оказаться в кресле мэра. Правда, задержался он там всего на один срок. Балашков двигался к своему трону медленнее, зато сидел увереннее. В эпоху оголтелой демократизации и гласности за примером далеко не ходил и лепил образ надежного хозяйственника по кальке столичного мэра. Он на память знал сколько денег потрачено на благоустройство дворов и ремонт лифтов, лично забирался в аварийные котельные и спускался в заброшенные школьные подвалы. И лишь постепенно, по градусу в год, добавлял он новые ингриди… ингреде…, в общем – добавлял. Копил, копил и надеялся, что это поможет в будущем подняться выше. Куда-нибудь в Москву. Да не просто в столицу – в Кремль, но в этом Антон Александрович не признавался даже себе.
То, что он постепенно накапливал, мало кто понимал. Лизавета Жнач покорила Балашкова тем, что сходу сформулировала его тайную путанную мысль: «политик федерального масштаба». Ему нужен был человек, который умеет так формулировать малопонятные ощущения. Антон Александрович тут же взял ее на службу, часто уединялся с ней в кабине и мечтал о будущем, слушая ее доклады по пиар–продвижению его кандидатуры на федеральный уровень. Многоуровневая схема–многоходовка иногда путалась в голове, но Антон Александрович вновь выстраивал весь план, каждый раз убеждаясь, что идет в правильном направлении. И даже сейчас, накануне выборов, он продолжал упорно двигаться вперед – эта тема была важнее. Выборы – никуда они не денутся, на городском поле Балашков соперников для себя не видел. Его планка была выше, цель сияла золотыми башенками, мечта звучала в ушах курантами.
Раз в квартал мэр собирал совещание по инновациям. Оно проходило как парад, как смотр перед генеральным сражением. У Антона Александровича было техническое образование и когда-то на уроке сопромата его научили, что все можно рассчитать по законам науки. Он был уверен, что если все учесть и распланировать, то и удача никуда от него не денется.
Елизавета Жнач тоже была уверена в том, что все получится, если удача будет на их стороне. Но удача настоящая – которую нельзя просчитать и нельзя запланировать. Планы – это только стартовая площадка для ракеты, считала она. А полет совершится – если не сработает «закон бутерброда». К сожалению, в политике, по ее наблюдениям, это основной закон.
Во всем этом процессе Лизе не нравились два момента. Первое – это то, из какого материала ей приходилось лепить образ политика федерального масштаба: Балашков бесконечно долго путал инвестиции с инновациями и не видел в этом ничего страшного. Второе было иллюстрацией первого – то, что шеф единственный называл ее Лизаветой. В этом было что-то обидное, неуважительно-фамильярное и одновременно старушечье, затхлое, местечковое. Местечковость – вот самое точное, что не нравилось Лизе и в обращении, и в самом шефе. Из лощеного чиновника, завсегдатая политических тусовок федерального уровня вдруг выскакивало какое-то «надысь» или «окромя», и сразу становилось ясно, что аттестат о среднем образовании будущий мэр получал вместе с полезной профессией в единственном техникуме родного городка.
С другой стороны – были же федеральные чиновники, у которых слова в предложения складывались случайно, как стекляшки в калейдоскопе, и ничего – взлетали на самый верх, до кресла премьер-министра. Чем наш не гож?
Лиза еще была обижена на Балашкова за разнос на летучке. Понятно – под горячую руку попала, но одной наказал – другой поощри, премию выпиши. Нет – так нет, Лиза к тяготам службы относилась ровно, но подчеркнуть обиду никогда не лишнее. Потому на очередном совещании по инновациям она тихонько сидела в уголке и рисовала в ежедневнике чертиков. Да и без нее тут было кому поговорить: шеф созвал своих замов и руководителей департаментов – тех, что больше всего двигали инноваций.
– Школу мы освоили, – докладывал Семен Семенович, начальник главного управления образования (Лизу всегда интриговало – почему управление главное, если другого – не главного – вовсе нет). – У нас в гимназиях в каждой параллели – своя система обучения, – хвастался Семен Семенович. – В нынешнем году в 38–ю гимназию набрали пять первых классов, и каждый обучается по своей передовой инновационной системе.
– Это инновация? – полувопросительно сказал Балашков.
– Замечательно, – сказал вице-мэр Васильев, который когда-то курировал образование.
– Что еще? – спросил мэр.
– Половину школ оснастили энергосберегающими лампочками, – доложил Семен Семенович. – За год вторую половину сделаем. Вот если бы на них еще плафоны пуленепробиваемые – сносу бы им не было.
– За разбитые лампочки пусть родители платят. Что еще?
– Загвоздка у нас одна – с инновационным обучением в детских садах. Мы им и методики, и пособия – но контингент слабоват. Особенно ясельного возраста. Им бы все играть и развлекаться, потом поесть – и на горшок…
– Ясно. Что собираетесь делать?
– Нужно больше интерактивных игрушек закупить, да вот Юрий Михайлович против.
– Он у меня 15 миллионов просит на игрушки, – вставил вице-мэр Соколов, курирующий финансы.
– Дороговато, – задумался мэр. – Ладно, что еще у кого?
– Мы используем инновационные материалы для ремонта, – выступил «дорожник» Лимонов. – Это самая передовая в мире сларри…
– Ладно, – махнул на него рукой Балашков. – Я каждый день по твоей срали езжу. Колея, как на полевой дороге. Когда поправишь, тогда и докладывать будем.
– Так ведь погода, Антон Александрович! – заныл Лимонов.
– Вот и помолчи. Так, сколько мы осваиваем федеральных пилотных проектов?
– Семнадцать, – подсказал советник Макеев.
– А сколько не охваченных осталось?
– Пятнадцать. Из городов нас только Москва опережает – там по двадцати трем проектам средства осваивают.
– Надо подтянуться, Ты, Слава, подумай, где бы нам еще поучаствовать, – приказал он Макееву. – Нам бы как-нибудь в сельском хозяйстве приспособиться, это сейчас важное направление…
– Так мы ж – город, Антон Александрович!
– Да, я знаю. Там сейчас животноводство в моде, может им что-нибудь надо? У нас химзавод простаивает – может, заделать средство от мошкары для телок? Инновационное? С нано-технологиями? С учеными посоветуйтесь. Надо в майстрим попадать. Лизавета, а ты что молчишь? Животноводство тебе как?
– Это, конечно, тренд, но для нас – не мейстрим, – сказал Лиза.
– В смысле?
– Животноводство, образно говоря, не входит в наш карас.
– Не понял! – сказал Балашков.
– Это мультик такой – про ворону, – подсказал шефу Макеев.
– Елизавета Яновна, причем тут вороны? – строго спросил Васильев.
– Ни причем. Нам необходимо формировать мессиджи, понятные как для федерального центра, так и для городского сообщества, – сказала Жнач.
– Это как? – переспросил Балашков. – Лизавета, не мудри.
– Мне кажется, сейчас, во время выборов, необходимо создавать проекты, которые будут положительно восприниматься и в городе, и в федеральном центре.
– Легко сказать, – заметил Макеев.
– И сколько это будет стоить? – спросил Соколов. – У нас и так бюджет по швам трещит.
– Можно обойтись и малыми формами.
– Скульптурными? – догадался Балашков.
– Можно и скульптурными, – Елизавета отложила ежедневник с пирамидой из чертиков. Ее вдруг настигло вдохновение. – Вот сейчас у нас «Каменная поэма» проходит – в чем ее смысл? Раньше централизовано делали скульптуру – «Девушку с веслом» какую-нибудь – и рассылали по всем паркам страны. А теперь мы их ежегодно мелкими партиями делаем – и что?
– Предлагаешь наладить у нас серийное производство? – спросил Балашков.
– Это дорого, – отреагировал Соколов.
– Да нет, зачем нам серии, нам прецедент нужен. Один памятник, но какой!
– Я слышал, в одном городе поставили памятник первому городовому, – сказал Макеев.
– Это как городской домовой? – не поняла Лиза.
– Нет, это первому полицейскому.
– Это все приколы. В другом памятник домашним тапочкам сделали – горожанам смешно, а федералам все равно. Я предлагаю возродить монументальную пропаганду. Вон, у Пушкина юбилей на носу – кто против будет?
– Интересное начинание, – пробормотал Балашков.
– А давайте поставим памятник царю Николаю!
– Первому или второму?
– Первый – всегда первый, – пробормотал мэр.
– Если Первому, то только за то, что декабристов к нам в Сибирь сослал.
– Тогда Второму.
– Может тогда лучше декабристам?
– Они же революционеры – как коммунисты!
– Да какие там коммунисты – это ж сплошь аристократы были.
– Тогда Достоевскому – он в Сибири сидел.
– Да мало ли кто в Сибири сидел!
Лиза поразилась, какую краеведческую дискуссию вызвало ее предложение.
– Главное – кто тут жил!
– А кто тут жил?
– Мамонты тут жили. Давайте памятник мамонту поставим!
– Памятник мамонту уже где-то закладывали. Можем опоздать.
– Кто самый знаменитый сибиряк?
– Мамин-Сибиряк?
– Стоп, – прекратил галдеж Балашков. – Давайте в конструктивном русле. Ты, Лизавета, кашу заварила – ты что думаешь?
– Надо что-то общее и символичное.
– Тогда, может быть, памятник всей Сибири? – сказал Васильев. – И мы себя обозначим как центр территории.
– Отлично, – сказал Балашков, потирая руки.
– Сепаратизмом пахнет, – заметил Соколов.
Все замерли. Нет страшнее обвинения для того, кто хочет дружить с Москвой и, в перспективе, там обосноваться. Это же экстремизм на территории, где все закрома родины лежат.
– Ну, Лизавета, ты и даешь! – вздохнул Балашков. – От тебя деструктивизм один.
Лиза поняла, что перестаралась.
– Надо памятник приурочить к юбилею покорения Сибири. Тогда федералам понравится.
– Точно! Молодец, Лизавета. Слава – запиши! И еще там, что говорили, тоже. Пропиаримся по полной и Путяте нос утрем! У нас – покорение Сибири, а у него – мальчик с рыбой. Космополитизм, да и только.
11
Поскольку Лиза не отвечала на его звонки, то Эдуард трижды за день припирался к ней в кабинет, каждый раз налетая на заместителя Василевского. Нес какую-то деловую околесицу, уходил, а потом опять возвращался. Василевский, конечно, идиот, но и его извилину от форменной фуражки нельзя так перенапрягать. В итоге Лизе пришлось самой позвонить Эдуарду.
– Чего тебе надо? – спросила она.
– Хотел извиниться за летучку.
– Ладно, считай, простила. Это все? Или ты через полчаса опять за какой-нибудь хренью явишься?
– Лизочка, я не за хренью, я за тобой… То есть я хочу объяснить, почему я…
– Я же приняла твои извинения.
– По голосу этого не чувствуется.
– Будь доволен таким, какой есть.
– Я все понимаю, ты обижена, но я не отстану – и через полчаса приду за хренью.
– Чего ты хочешь?
– Пригласить тебя к себе в гости. Поговорить. А уж потом ты решишь – последнее это свидание или нет.
Лиза задумалась. Дома-то она у него не была, а посмотреть сильно хотелось. А потом – все.
– Хорошо.
– Я за тобой заеду в восемь.
Одно дело знать, что Эдик живет, как многие чиновники его уровня, в коттеджном поселке, другое дело видеть этот сказочный трехэтажный домик с башенками и мансардами, окруженный маленьким садом. Эдуард как радушный хозяин провел ее по участку, совершенно не опасаясь, что их могут увидеть соседи. Правда, сама Елизавета никого не заметила. Жилье Эдика – и сад, и надворные постройки и сам дом были устроены со вкусом, и Лизу это приятно поразило.
Вторым сюрпризом для нее стали бриллиантовые сережки, которые Эдуард неловко сунул ей прямо в прихожей – нелепо по форме, но очень красиво по содержанию. И дорого.
Лиза поблагодарила – скромно и с достоинством и остановилась примерить серьги перед зеркалом. Эдуард воспользовался моментом, сразу приник и облапил.
– Я тебя еще не простила по-настоящему. Или ты привык к тому, что стоит сделать девушке подарок и сразу можно тащить в постель?
– Нет, извини. Просто я соскучился.
Эдуард вновь принялся играть роль радушного хозяина и стал водить ее по дому. Содержание соответствовало форме – внутри дом был изящным, стильным и удобным. Продумано было не только расположение комнат, но и все интерьеры, и даже мелочи вроде ночника с символикой Водолея – Эдикова знака Зодиака. Нет, с грустью решила Лиза, Эдуард с его повадками проголодавшегося пса (около ночника он повторил попытку и чуть не повалил ее на кровать) вряд ли способен так обустроить гнездышко, тут со всей очевидностью чувствуется женская рука. Кленовязов заметил ее настроение.
– Моя жена была дизайнером, это она занималась домом.
– Почему же она оставила его тебе?
– Валентины нет со мной уже пять лет… – Эдуард отвел взгляд, и его глаза заметно увлажнились.
– Извини, я не знала.
Лиза почувствовала себя скотиной, а Кленовязов на время опять стал для нее Эдиком.
Затем был ужин при свечах – заказанный в ресторане, но вкусный, а хорошая еда всегда повышала Лизе настроение. Красное вино согрело и обезоружило. Поэтому когда после десерта Эдик поволок ее в спальню, как паук муху, Лиза уже не сопротивлялась.
В прежние времена брюлики, вкусная еда и качественный секс «в одном флаконе» соответствовали ее представлению о совершенстве. Но поскольку Эдуард проштрафился (ах, с каким животным напором в этот раз он старался загладить свою вину!), то Лиза не могла поверить ему до конца и хотела испытать еще раз.
– Милый, у меня намечаются рамсы с Шибанюком – ему не нравится, как пресс-центр работает по его департаменту, мол, много негативных публикаций в СМИ. Ты мог бы меня поддержать? Просто у вас схожая тематика, и если ты дашь положительную характеристику работы пресс-центра по земле, то это поможет мне защищаться.
– У меня к пресс-центру претензий нет, только по…желания, – Эдик придвинулся и попытался ее опрокинуть в самую неудобную для ведения переговоров позу.
– Я серьезно. Шеф и так на меня злится – ты же слышал.
– Я не против, – промямлил Эдик, – но такая форма отчетности не предусмотрена. Я к тому – как это будет выглядеть со стороны? С чего вдруг один начальник департамента будет писать записки о хорошей работе пресс-центра?
– Но…
– Другое дело, – перебил ее Кленовязов, – если будет подходящий разговор у мэра или на каком-нибудь совещании, я обязательно выскажусь в твою поддержку.
– Эдуард, я ведь прошу…
– Вот если бы я был вице-мэром, – второй раз перебил он, – тогда, конечно, у меня бы было больше возможностей, и я бы никому не дал в обиду мою девочку! Потерпи до выборов, и все устроится. А Шибанюк ничего тебе сделать не может, в крайнем случае, немного покусает.
– Да при чем здесь выборы! – разозлилась Елизавета. – Ты ради меня не хочешь пальцем о палец ударить. Я ведь просила только о поддержке!
– Я не могу…
– Скажи – просто боишься!
– Не в этом дело, – Эдик обнял ее и крепко прижал. – Лиза, если кому и нужна сейчас поддержка, так это мне, но я – заметь – ничего у тебя не прошу. Хотя у тебя есть возможности… Я не могу всего тебе сказать, но сейчас я не в состоянии помочь тебе. Я к нашим отношениям настроен очень серьезно, поверь мне. Но какие бы ни были у тебя проблемы – мои в десять раз крупнее. Идет большая игра – ты, наверное, и сама догадываешься – и сейчас все очень шатко. Любое неверное движение может все испортить. Сергей Валентинович против меня, поэтому я не мог на летучке подставить свою комиссию перед мэром. Тогда ее соединят с шибанюковской, и он меня прижмет по конкурсным документам. Пойми, зайка, я хочу, чтобы у нас все было хорошо, а нам бы за это ничего не было. Но для этого нужно потерпеть…
Лиза успокоилась, слова Эдика про злого Шибанюка ее убедили. Если он с ней неискренен, но при этом – действительно – ничего же не просит, подарки дарит, то – для чего?.. Ответа нет, значит, посыл неверный. А Эдик как раз – верный!
Эдуард этой ночью определенно превзошел самого себя и довел Лизу до головокружения. Вместе с чувством равновесия у нее улетучились и все опасения на счет любовника. Наконец, Эдик задремал, а Лиза отправилась на кухню за соком. Она не любит холодный и поэтому прошлась по шкафчикам. От находки у Елизаветы опять закружилась голова: рядом с початой коробкой сока лежала початая упаковка виагры. И сок был гранатовый – видимо Эдик старался действовать наверняка. Вот, значит, с чего Эдик такой бойкий! А она уж было подумала, что от любви. При таком допинге он опять же, может не только ее одну обслуживать. Еще намекал, жеребец, что ему поддержка нужна… Наверное, она опередила его со своей просьбой, догадалась Лиза, – не зазря же он брюликами одарил, наверняка хотел с утра поплакаться, на долю горькую пожаловаться, пресс-центр в ее лице бесплатно напрячь. «А вот фиг тебе! – решила Лиза. – Все, хватит баловаться, надо деньги зарабатывать!».
