Kitabı oku: «Детектив из Мойдодыра. Том 1», sayfa 5
Мужики повеселели и повернулись ко мне. Я протянул фотографию Шефу.
Меня на ней не было, и я никому ее не дарил. Зато я успел хорошо разглядеть мужчину, стоявшего в пол-оборота метрах в трех за улыбчивым похитителем чужих секретарш. Разглядеть, узнать, сравнить и кое-что прикинуть. И если Шеф так уверен, что Ленка находится на этой таинственной даче, то я знаю, как ее найти.
3
– Я не знаю, где дача.
Так начался мой подъем на гору истины по тонкому канатику лжи.
Шеф нахмурился.
– Тебе дать по голове или еще полминуты?
– Я не знаю, где дача, – упрямо повторил я. – Я не участвовал в похищении. Я – только курьер, мое дело – доставить документы.
– Какие документы?
– Анкеты, визы, загранпаспорта. Это моя специализация.
– Что ты мелешь?! Какие визы? У нее есть загранпаспорт!
Черт бы побрал эту Золушку!
– Она там не одна. Есть и другие девушки.
– Куда визы? Где они?
Шеф заинтересовался. Поверил?
– Визы в страны Африки. Куда и кого именно, я должен был узнать вчера при встрече в ресторане «Корона» с агентом Виктора, – я кивнул на фотографию, – а сегодня лететь в Москву или Киев, по обстоятельствам – оформлять.
У Шефа глаза полезли на лоб.
– В Африку, – упавшим голосом произнес он. Может, он, действительно, Ленкин папа, хотя бы двоюродный.
– И что твой агент, не пришел?
– Он пришел. Пришел раньше меня и напился. Я хотел его увезти из «Короны», но мне помешали.
Парни перестали дышать. В наступившей тишине раздался слабый раскат, предвестник скорой грозы.
– Кто?
– Да вот…
Я махнул свободной рукой, но ее тут же перехватил Пояс.
– Оставь его, Пояс! Кто помешал?
– Вот они. Чарики.
– Чарик!
Чарик, перейдя на жуткий акцент, пересказал все, что случилось в «Короне» и на стоянке, выставив меня в самом невыгодном свете.
– Врет он все, Натолич, – забубнил Сом. – Изворачивается, гаденыш.
Чарик и Пояс виновато молчали. Стас юркнул на кухню и загремел посудой.
Сверкнула молния.
Шеф орал минут десять. В итоге он пообещал всех уволить и нанять вот этого придурка, то есть, меня.
Я обрадовался и решил дополнительно прогнуться.
– Мы и сегодня должны были встретиться перед моим отъездом. В два часа там же, в «Короне». Он, вообще, там часто бывает, особенно, с утра. Только не знаю, придет ли он после вчерашнего.
Шеф бросил свирепый взгляд на своих молотобойцев, но понял, откуда пришла подача, и подозрительно спросил:
– С чего это ты вдруг запел?
– Мне понравилась идея с заменой ваших бойцов на меня. С сохранением общего фонда заработной платы.
Ну, не говорить же мне, что я это все только что придумал с целью попытаться, просто попытаться поставить им несколько задач, требующих одновременного решения.
– Шеф, завтрак готов, – позвал Стас.
– Ну, смотри, если ты наврал… – Шеф не стал тратить время на красочные зарисовки из моего будущего. – Так… Сейчас полдевятого. Когда ресторан открывается?
Я пожал плечами, дернулся от боли в шее.
– Не знаю.
– Чарик, ты хорошо запомнил того, второго?
– Толич, нарисовать, да?
– Рисовать будешь деньги всю оставшуюся жизнь, если проколешься. Забирай Сома, поймаете машину, поедете туда. Походишь вокруг, разузнаешь. Если появится, звони – мы подъедем. Если нет – приедем к двум. Все действия согласовывать. Ясно?
– Все ясно, Толич.
– Ясно, Натолич.
Группа захвата Алекса завтракала. Мне не предложили, да не очень-то и хотелось. Такова участь всех предателей: сначала тебя всячески задабривают, сулят не убивать и не ломать на части, а когда добьются своего, даже сигареты не предложат. Меня же настолько презирали, что так и оставили в одном наручнике. Но все же Сом и Пояс попеременно приглядывали за мной во время завтрака. Я вел себя примерно, лишь ерзал на стуле, пытаясь разогнать кровь в ногах.
Сом и Чарик ушли. Пояс сел рядом и включил телевизор. Шеф со Стасом о чем-то говорили на кухне. Я опустил голову, сделал вид, что задремал, и чуть, действительно, не уснул.
Я встрепенулся и внимательно посмотрел на Пояса. Он, не отрываясь от телевизора, процедил:
– И думать забудь – голову оторву.
– Оторви Сому, он с головы гниет.
Я снова закрыл глаза.
Пояс обиделся. Он схватил меня за волосы и дернул вверх. Все вышло предельно натурально. Голова не оторвалась, но боль вспыхнула желтыми нимбами, подкатила тошнота. Я застонал, судорога прошла по лицу, и я издал специфический горловой звук.
Решимость Пояса сменилась испугом.
– Если ты, урод, испортишь ковер…
– Если ты еще раз дотронешься до моей головы, я обязательно испорчу ковер, – пригрозил я и выдал новый спазм.
– Пояс, чего вы там шепчетесь?
– Да этот урод блевать собрался!
– Я вам поблюю! Давай его в туалет. И дверь на кухню закрой, дай посидеть спокойно.
Пояс втолкнул меня в туалет, сам встал сзади, в дверях.
Я согнулся дугой, уперся руками в унитаз и издал убедительное рычание. Представил, что я – пружина, сжатая до предела. Из-под руки взглянул на Пояса. Он не знал, что я превращаюсь в пружину. Он думал, что меня тошнит, и брезгливо отвернулся.
Пружина распрямилась. Моя нога выстрелила назад и вонзилась Поясу под скулу. Он отлетел и рухнувшей горой забаррикадировал дверь на кухню.
Я метнулся к выходу. Дверь была не заперта. Я проскочил лестницу в пять ступенек и вылетел во двор.
Во дворе стояла темно-синяя «девятка», и точно такой же Стас, как и на кухне, задом выползал из-под рулевой колонки. Я не стал спрашивать, как он туда попал. Наверное, я все-таки ненадолго уснул, сидя на стуле. Я ударил его по затылку болтающимся наручником и, хотя этого оказалось вполне достаточно, мстительно саданул по почкам.
Выезжая со двора, я увидел разъяренного Шефа, что-то кричащего в форточку. Понятно: он один остался не охвачен моим вниманием и чувствовал себя обделенным.
Я опустил стекло и глубоко вдохнул свежий утренний воздух с привкусом моря. Получилось!
Немолодой мужчина с фотографии не был моим старым знакомым. Я увидел его на открытой террасе кафе «Синдерелла» первый раз в жизни, когда он давал Алексу сигарету. Надеюсь, не в последний. Юного мафиози с фотографии, мужчину из «Синдереллы» и толстого пацана из вазочки с мороженым объединяла не только ситуация – они все были друг на друга похожи. И начиналось это сходство, естественно, со старшего по возрасту, так что, Алекс подъехал к нему явно не за куревом. Если Ленка спрятана на даче, то Дедушка знает это место не хуже сына и, тем более, внука.
Я попетлял по сонным улочкам, заехал во двор, остановился. Из зеркала на меня глянула бегло-каторжная рожа, изможденная лишениями. Разбитая бровь опухла, от виска к уху тянулся кровоподтек, щеки, уши, шея – все, что росло выше плеч, покраснело и опухло, включая мозги. Может быть, поэтому промелькнула мысль: а не послать ли все к черту? Если такие ребята, как Шеф и компания, ищут Ленку, сев мне на хвост еще в Питере, они все равно ее найдут. Какая разница, кто быстрее, зачем мне это пост-социалистическое соревнование?
Я перегнулся через спинку и, кряхтя, дотянулся до аптечки. Хоть здесь повезло: я ворвался в маленький заграничный магазин. Тут была и перекись, и вата, и разовый бритвенный станок, и телесного цвета пластырь.
Первым делом я набросился на панадол. Потом стер кровь, залепил бровь, поднял воротник и застегнул молнию до самого верха. Вид стал более приличный. Стремясь к совершенству, я закапал что-то в глаза и всухую побрился.
Оставалась еще одна проблема. Какой-нибудь дотошный гаишник мог остановить меня и поинтересоваться, почему я езжу в наручнике, и почему второй не застегнут, как положено. Объяснять долго, откупаться нечем. Я потянулся к бардачку в поисках инструмента. Бардачок был набит всякой всячиной, сигарет, конечно, не оказалось, но инструмент лежал сверху и выглядел, как иностранный пистолет с глушителем.
Я вспомнил армию, ребят, наш ночной поход в горы. Тогда мы получили приказ и спасали совсем незнакомых девчонок. Спасать Ленку мне никто не приказывал.
Мне чуть не стало стыдно, но я все списал на усталость. Пусть эта маленькая мышка – вовсе и не мышка, пусть она утаила от меня что-то темное, но украли ее у меня, и шефом она называла меня, а не этого председателя племенного колхоза. Потом, не мешало бы выяснить, что, вообще, все это значит, и удовлетворить свое нездоровое детективное любопытство. Ну, и, наконец, я просто не мог уехать без денег, документов и сигарет.
Я сунул пистолет под куртку и направился в ближайший подъезд.
В замершем подъезде хлопок прозвучал, как выстрел. Мне показалось, что кисть оторвалась и, звякнув, упала на пол. В ответ на втором этаже звякнула и открылась дверь.
– Петро, это ты? – громко спросил мужской голос, и кто-то затопал по лестнице, крича: – Подожди, Петруха!
Я спрятал пистолет под куртку и пнул наручники в темный угол.
Домашний дядька в майке, шароварах и шлепанцах удивленно разглядывал меня с площадки первого этажа.
– А где Петро?
– Абдулла зарезал, – ответил я неприветливо.
Дверь наверху снова открылась, зашаркали шаги, раздался женский голос:
– Кто там – Петро?
– Нет, – ответил мужик.
– А кто?
– Да какой-то идиот.
– Так иди домой, шо там стоять?
Он пожал плечами, повернулся и побежал наверх. Я пожал плечами, поднял наручники и вышел во двор.
В чем они все пытаются меня убедить? В том, что по приезду к ним в Одессу легким морским бризом у меня сорвало крышу? Не согласен. Хотя, если под моей крышей подразумевать Клина, то вполне возможно.
Я сел в машину и внимательно осмотрел двор. Петрухи нигде не заметил.
Я усиленно боролся со сном на маленькой улице с односторонним движением, фонтаном и пианино не более часа. Он опять пришел с мальчишкой. Дедушка нес подмышкой теннисные ракетки, внучок стучал мячиком об асфальт. Такая лубочная картинка.
Они пересекли улицу прямо перед моим бампером, поднялись на террасу и уселись недалеко от ограды.
Панадол успокоил головную боль, но не чувство голода. Кроме того, хотелось спать и курить, хотелось сильно и одновременно.
Почувствовав желание, не спеши удовлетворить его. Так говаривал какой-то древний умник. Ясное дело, мужик некурящий, а перед изречением хорошо покушал и выспался. Может, он думал о женщинах, тогда – простительно.
Я тоже не спешил с удовлетворением, но ни о чем другом, как о сне и сигарете, думать просто не мог. Естественно, я опять не имел детального плана действий. Я не знал, что делать с мальчишкой. Не буду же я похищать Дедушку, что связано с нанесением легких телесных повреждений, на глазах у любящего внучка. Или пусть с детства привыкает к суровой действительности?
Мальчишка вел себя отвратительно. Он продолжал стучать мячом уже по столу и опрокинул бутылку с «Пепси». Пока Чего Изволите вытирал лужу, мальчик уполз за мячиком под соседний стол. Добрый и снисходительный Дедушка взирал на все это со специфической улыбкой, предназначенной любимым чадам.
Наконец, им принесли мороженое. Мальчишка отложил мячик на край стола. Мячик обиженно качнулся, спрыгнул на пол, проскочил сквозь ограду и покатился по тротуару.
Я был тут как тут. Выскочив наружу, я подхватил мяч и вернулся в машину.
Мальчик отодвинул вазочку и решительно направился ко мне. Смелей, малыш, сейчас ты и позовешь мне Дедушку для беседы.
Малыш заглянул в открытое окно противоположной двери.
– Эй, мужик, отдавай мячик!
Вот тебе раз! А я-то думал, что я – дяденька.
– Дедушку позови, ему отдам.
Он распахнул дверь и с возмутительно-наглой рожей сунулся в салон.
– Ну-ка, быстро отдал мячик!
Я посмотрел через лобовое стекло на Дедушку. Он благостно улыбнулся и махнул мне рукой: мол, не связывайся, лучше отдай по-хорошему. План почему-то созрел прямо сейчас. Я схватил мальчишку за шиворот и рванул внутрь, перегнулся через него и захлопнул дверь.
Заурчал мотор, машина тронулась. Я снова нагнулся над барахтавшимся мальчиком к опущенному боковому стеклу и громко прокричал:
– В два часа в «Короне»! Я передам условия! Никаких глупостей! «Корона», два часа!
Дедушка, наверное, все еще улыбался, когда мы, проскочив улицу, скрылись за поворотом.
4
Мальчик выпрямился на сиденье красный, злой и удивленный. И, надо заметить, совсем не испуганный.
– Нам через час на теннис. Галина Гавриловна будет ждать, – сообщил он нерешительно.
– Подождет твоя Горилла Навратиловна. Где твой папа, на даче?
Он кивнул.
– Вот к нему мы сейчас и поедем. Дорогу помнишь?
Он опять кивнул, воодушевился и обнаглел.
– Ну, тебе от него попаде-е-т. Сворачивай, сворачивай же! – завопил он неожиданно.
– Куда?
– Да проехали уже! Следующий перекресток налево, – прогудел мальчик инструкторским басом.
– А кто он, твой папа?
– Мой папа – акула шоу-бизнеса! – отчеканил акуленок. – Знаешь, что он с тобой сделает?
– Что?
– Как даст по морде! А потом как еще изобьет!
– А потом?
Мы выехали к морю. Эх, сейчас бы покурить, поспать и искупаться. Спросить у этого жлоба, что ли? Да нет, вряд ли Дедушка балует его сигаретами.
– Изобьет, и что потом?
Ему понравилась эта игра.
– Отрежет тебе все уши.
– Так, хорошо, потом?
– Оторвет нос.
– Молодец, мальчик! – подбодрил я его. – Ну, а потом?
Он задумался ненадолго и радостно крикнул:
– Изрежет на мелкие кусочки!
– Потом отдаст все твоей бабушке, и она сварит студень на твой день рождения! – так же радостно закричал я.
Пацан надулся, уставился в окно, и через пару минул я пожалел об этом. Впереди на обочине стояла милицейская машина. Мы оба смотрели на нее.
– А вот я и скажу, что ты меня украл у дедушки , – поделился он своими соображениями.
Я, не раздумывая, вытащил пистолет и ткнул ему в бок.
– Выедем за город – дам пострелять.
Мальчишка поверил, засиял и так, сияя во все лобовое стекло, пронесся мимо гаишника.
Город остался позади. Море тоже вильнуло в сторону и постепенно скрылось за холмами.
– Долго еще? – спросил я.
– Минут сорок, – ответил он, не задумываясь. – Дай пострелять.
– Да ты еще в часах-то не разбираешься, – усомнился я.
– Когда папа девок возит, они всегда здесь спрашивают. Когда стрелять будем?
– Когда к папе на дачу приедем.
Я свернул на проселок и, проехав километра два, остановился.
– Дай пострелять, обещал же!
Его рука нырнула мне за спину. Я дернулся и ударился затылком о боковое стекло. Разозлившись, отвесил ему подзатыльник. Мальчик съежился в кресле и заплакал.
Боль в голове стихала. Мне стало стыдно и жалко мальчишку. Хоть и толстый, и наглый, но все-таки маленький. Он тоненько подвывал и тер кулаками глаза.
А еще он был сыном моего врага, из-за которого меня били по голове и ушам, душили и оскорбляли, не давали есть, спать, курить и искупаться. И сам мальчик являлся главным козырем в моей партии. Если мне не удастся с наскока вытащить Ленку, то можно попытаться произвести бартерную сделку.
– Хватит ныть, щенок! – прикрикнул я на него.
Мальчишка замолчал и уставился на меня испуганными глазенками.
Мне опять стало неуютно от его взгляда.
– Лучше расскажи что-нибудь.
– А что рассказать? – Он шмыгнул носом.
– Что твой папа сделает, когда меня поймает.
Он начал неуверенно, потом увлекся, стал фантазировать, да так складно, что я снова закипел. То-то же, маленький ублюдок!
Я искал изъяны.
Вряд ли Дедушка позвонил в милицию, иначе меня бы перехватили на выезде из города. Скорее всего, он сразу связался с сыном. Тот должен выехать не позже, чем без четверти час, а еще вероятнее, сразу же после звонка, забрав всех, кто под рукой, чтобы обеспечить необходимые приготовления. В два часа они встретятся с Шефом в «Короне», и это будет нелегкая встреча, клянусь Поясом. У меня останется, как минимум, гарантированных полтора-два часа, чтобы подавить очаги маловероятного сопротивления, взять территорию под контроль, освободить заложников и вернуться в место временной дислокации, то есть, смыться.
План был хорош во всех отношениях. В час-тридцать мы тронулись в путь.
Я не нарушал правил, сбрасывая скорость в населенных пунктах, поэтому мы доехали за час. Дача стояла в стороне от небольшого села, отделенная кладбищем и пыльным гектаром травы, и представляла собой внушительный двухэтажный каменный особняк, способный вместить всю Ленкину группу вместе с мастачкой и Твиксом.
Из-за невысокого забора свисали ветки сирени. Сквозь листву и одуряющий запах доносилась мягкая музыка. Кто-то красиво шептал и всхлипывал по-французски.
Я подъехал к раскрытым настежь воротам, но приглашением не воспользовался. За воротами на просторной площадке стояла иномарка.
Я вышел, выпустил мальчишку из машины и крепко взял его за руку.
Из-за иномарки появился Дедушка.
– Витенька! – выдохнул он и бросился ко мне.
Я удивился такой фамильярности, но обниматься с Дедушкой не стал. Не в Рейкьявике.
Мальчишка же, видя мое замешательство, закричал:
– Дедушка! – и задергался, вырываясь.
– Сейчас же отпустите его! Что вы себе позволяете, молодой человек? Что за бандитские выходки? Почему вы не в «Короне»? – решительно напирал Дедушка.
– Мальчик может пообедать и дома. А вы, уважаемый, лучше замрите на месте. – Я отодвинул полу куртки, приводя аргумент. – Не надо толкаться, вы не на Привозе.
Он замер, заморгал, хотя моргать я не велел.
Витенька-младший лицемерно захныкал.
– Витенька, что он с тобой делал? – с ужасом спросил Дедушка.
«Что за намеки?!!» – заволновался сверчок.
– Ты на что намекаешь, обезьяний дедушка? Оставь свои грязные вопросы и отвечай на мои. Или мы уезжаем. Прямо сейчас. В Африку. Раз, два, три, готов?
Дедушка закивал. Витенька перестал хныкать, крепко сжал мою руку и запрыгал на месте.
– Кто в доме?
– Только я и девочки.
– Еще мужчины есть?
Он замялся.
– Ну?
– Один Волк.
Волк, так Волк. Во всяком случае, это конкретно. Не так расплывчато, как Пояс.
– Где Волк?
– В зале. Он там с девочками.
– Куда выходят окна?
– Два сюда, на площадку. Остальные …
– Идем в дом. Окна обходим. Вы впереди, мы с мальчиком сзади. Задача ясна?
– Молодой человек, – торопливо зашептал Дедушка, – не надо пугать девочек. Давайте обсудим ваши условия. Только отпустите Витю. Я останусь вместо него. Ведь вам нужны деньги? У меня они есть. В разумных пределах я могу…
– Идем в дом! – рявкнул я.
Прячась за кустами и пригибаясь, мы добрались до крыльца, прошли затененным прохладным коридором и уперлись в дверь, за которой громко и недвусмысленно охала француженка.
– Встань сюда! – скомандовал я Дедушке и, не отпуская мальчика, осторожно приотворил дверь.
За дверью, действительно, оказался просторный зал, увешанный зеркалами. В дальнем углу, на стоявших в ряд стульях раскинулся и в полный голос тащился, приближаясь к оргазму, магнитофон. Семь девиц, повернувшись к нам обтянутыми лосинами задами, накатывались волной на голого по пояс парня. Сзади у него болталась лохматая тряпка. Парень был накрашен и неприлично извивался.
– Шо это за бардак? – От удивления я перешел на одесский.
– Эротическая композиция «Волк и семеро козлят». Девочки репетируют, – с гордостью ответил Дедушка.
Я толкнул дверь и вошел.
Волк бросил на меня заинтересованный взгляд. Я понял, почему замялся Дедушка, когда я спросил о мужчинах.
Девушки повернулись к нам. То, что сзади казалось блузками, спереди было крупной сеткой, накинутой на голые тела. Но эту деталь я схватил лишь боковым зрением. Я стоял столбом и во все глаза смотрел на козленка, расположенного как раз в центре эротической композиции. Козленок тоже глядел на меня расширившимися от изумления глазами. Потом изумление сменилось радостью, в глазах заискрился смех и еще что-то такое туманное, бархатистое, от чего у меня по телу пробежал озноб, и заболела голова.
– Здравствуйте, Виктор Эдуардович, – сказал козленок отчетливо ехидным человеческим голосом. – Вот уж не ждали.
– Привет, Наташка, – отозвался я.
Наталья Васильевна сняла с крючка полотенце, накинула на шею, кое-как прикрыв сетку, и подошла ко мне. Мы поцеловались, сначала осторожно, потом и неосторожно. Голова сразу прошла, дрожь осталась.
– Наташенька, Наташенька, вы знаете этого молодого человека? – влез в кадр Дедушка. – Наташенька, скажите ему, пусть он отпустит Витю.
Я опустил глаза. Моя рука обнимала Наталью Васильевну за талию, другая сжимала Витенькину руку. Он стоял смирно и заворожено смотрел, как мы целуемся.
Я разжал пальцы и потрепал его по плечу.
– Иди, поцелуй дедушку, маленький маньяк.
Они тоже бросились друг другу в объятья, как будто не виделись год.
– Как ты нашел меня, Джульбарс? – спросила Наталья Васильевна и снова погладила меня взглядом.
Я пожал плечами.
– О, Господи, это еще кто? – воскликнул Дедушка, глядя в нашу сторону.
– Это мой телохранитель, – не оборачиваясь, ответила Наталья Васильевна и провела ладонью по моей щеке.
Мне очень не хотелось ее отпускать, один раз я уже сделал такую глупость, но тон Дедушкиного вопроса мне не понравился. Я поймал его взгляд, направленный мимо меня в окно, и одновременно услышал щелчок захлопнувшейся автомобильной дверцы.
От ворот к дому шел взъерошенный Алекс. Его сопровождал Чарик, правую руку он держал под пиджаком. За ними настороженно следовали Пояс и Сом. В ворота въезжала зеленая «шестерка», та самая, что встречала Алекса в аэропорту.
Значит, этот недобиток утром вылез из кустов и пошел похмеляться, где и засветился раньше времени, не оставив мне и часа на отступление.
Приближалось второе действие эротического шоу. Волк и семеро одного козлят.
Я схватил Наталью Васильевну за руку.
– Наташа, это бандиты! Бежим!
Наталья Васильевна поморщилась и недоуменно посмотрела на меня, потом в окно.
– Что с тобой, Витя? Какие бандиты? Ты что, не помнишь Алекса? А с ним Чарик, а вон, дальше – Сомик и …
– Поясочек, – подсказал я.
– Ну, узнал? А кто сидит в машине, видишь?
Я видел.
– Это Шеф.
– А ты говоришь, бандиты.
Наталья Васильевна снова удивленно поглядела на меня.
– Вы что, поссорились?
– Поссорились, – кивнул я потерянно.
Мне не хотелось сходить с ума. Особенно, сейчас. Я бы лучше предположил, что Шеф с командой соскочили из одной палаты. Но чокнутая Наталья Васильевна – это невозможно. Значит, все-таки я. Или…
Тут в моей бедной голове закрутился калейдоскоп, и разноцветные осколки стайками потянулись к центру, укладываясь в четкий узор.
Наталья Васильевна высунулась в окно, замахала рукой и крикнула:
– Папа, я здесь!
Если бы она сделала это на секунду позже, я бы и сам догадался, что их Шеф – это и мой шеф Василий Анатольевич Клинский.
