Kitabı oku: «Детектив из Мойдодыра. Том 3», sayfa 4
– Не знаю! Возможно, я бы и успел всадить в нее две пули налету, но я забыл свой «Смит и Вессон» под подушкой у Толстозадой Молли. Вы задаете так много вопросов, доктор, как будто видели портрет этой собаки на стенде «Их разыскивает милиция». А несчастная Тузик, тем временем, уже почти целый час умирает, и никто не собирается оказывать ей помощь.
Парень взглянул на меня, и в его глазах промелькнула обида.
– Но я как раз этим и занимаюсь. Вы пока присядьте, Виктор Эдуардович. Я ведь просто так спрашиваю, чтобы вам не скучно было. И собаке спокойнее, когда ваш голос слышит.
Мне стало стыдно.
– Извините, доктор, – проворчал я, затихая. – Извините, я разволновался. Какая-то сволочь стреляла в мою собаку, а я об этом даже не знаю. Она выздоровеет? Вы представить себе не можете, как ее любят все петербургские детишки.
Он неопределенно хмыкнул и потянулся за ватой.
Собака была, конечно же, девочкой, потому что доктор не только обработал и смазал раны, но и общупал ее всю, от шеи до живота, посветил в глаза и залез в пасть. Она не протестовала. Только когда он попытался снять с нее ошейник и просунул пальцы под толстую кожу, она забеспокоилась, приподняла голову и прижала его руку нижней челюстью к плечу. Доктор передумал и оставил ошейник на месте.
Закончив, он стянул с рук тонкие резиновые перчатки и снова улыбнулся.
– Вы не смотрите, что я такой молодой. Я ветеринарный институт закончил и с собаками вот с таких вот лет. – Он указал куда-то под стол. – Хотите полный диагноз? Ну, почти полный.
– Хочу.
– Значит, так… Это – не ваша собака. И вообще, вы еще с собаками тесно не общались. Я имею в виду, они у вас не жили.
– Тесно не общался, – подтвердил я. – Но всевозможные собаки постоянно жили где-то за стенкой. И еще, когда я был маленьким, мне очень не нравилась идея происхождения человека от обезьяны, и я хотел произойти от собаки.
– Ну, и замечательно! У вас должно получиться. Это – немецкая овчарка, чистокровная, с отличным экстерьером, возраст от трех до четырех с половиной лет, девочка, не вязанная. Хорошо воспитана. Два пулевых ранения и множество мелких царапин. Кость на ноге цела, но мышца сильно задета. Через неделю-другую заживет, может быть, останется легкая хромота на какое-то время. Похоже, сильный ушиб или даже трещина нижнего правого ребра – без рентгена точно сказать не могу. Поэтому вы ее на руках больше не носите – ей больно. Умирать она не собирается, но сильно истощена и находится в шоковом состоянии. Предполагаю, что потерялась несколько дней назад.
– Вы – прямо собачий Шерлок Холмс, доктор! – воскликнул я с восхищением. – А как ее зовут, вы не сказали, коллега?
Он довольно улыбнулся.
– Вот этого не знаю. Но сто процентов, что не Тузик. На ошейнике нет бирки, к сожалению – я проверил. Что вы собираетесь делать дальше, Виктор Эдуардович?
Я пожал плечами.
– Я об этом еще не думал. Я только хотел, чтобы она не умирала. Надо, наверное, вернуться к тому дому и попытаться найти хозяина.
Доктор с сомнением покачал головой.
– Если бы это было так просто, она сама бы его нашла. А сейчас ей нужно отдохнуть, оправиться. Хотя бы сутки. Вы можете взять ее домой? Или оставьте у меня – я попытаюсь ее пристроить.
Неожиданно я осознал, что не только могу, но и хочу взять собаку домой.
– С чего это вы будете пристраивать мою собаку? Нет, мы поедем домой.
Парень обрадовался и протянул мне тюбик с мазью.
– Я так и подумал. Тогда я не буду перевязывать ей лапу. Вы дома собачку помоете, потом рану смажете и сами сделаете перевязку. Я вам свой телефон дам, если что – звоните. А теперь, давайте, я немного вами займусь.
Меня он не собирался пристраивать. Он всего лишь имел в виду глубокие саднящие царапины у меня на шее и плече. Обрабатывая ссадины, доктор мимоходом расширил мой кругозор, поведав, что в собачьих кругах означает слово: «вязать».
– Крайне поэтично! – только и смог вымолвить я, надевая рубашку.
Он проводил нас до выхода.
– Все будет хорошо, Виктор Эдуардович. Постарайтесь подружиться. Для собаки потеря хозяина – тяжелейшая психическая травма. Хозяин для собаки – не просто родное существо, а… как бы это сказать… смысл существования – именно так, наверное. Вам понадобится деликатность и терпение. И звоните – не стесняйтесь, с любыми вопросами… Какая симпатяга!
– Спасибо, доктор. Терпения и деликатности мне не занимать – вы, должно быть, сами уже это заметили. – Я с чувством потряс его руку. – Оказывается, в нашей стране можно болеть, только надо быть собакой.
– Лучше не болейте.
***
Собака, тяжело припадая на правую лапу, шла рядом, но, в то же время, шла сама по себе. Она ни разу не взглянула на меня, не оглядывалась по сторонам и, вообще, не поднимала головы. И все же, когда я свернул к остановке маршрутки, она свернула за мной.
Я помог ей взобраться по ступенькам автобуса.
– Эй, ты куда с собакой-то? – заохал кто-то сзади.
Водитель оглянулся. Присутствие собаки в автобусе, кажется, его не возмутило.
– На собаку оплата отдельная. Не нагадит?
– Не больше, чем остальные, – с уверенностью опытного собачника заявил я.
Овчарка уже ездила в автобусах. Она прошла в конец салона и забилась в угол между сиденьями. Я сел рядом и положил руку ей на холку.
– Ну и дела-а-а… Как же тебя все-таки зовут, собака?
Она подняла голову и посмотрела мне в лицо тоскливыми, смертельно уставшими глазами.
«Как зовут, как зовут… Чего прицепился – все равно не поймешь… Джульеттой зовут… Отстань, Виктор Эдуардович…»
2
Как правило, люди довольно долго выбирают себе четвероногого друга. Мне такой возможности никто не предоставил – эта собака сама решила, на кого упасть. Хотя вообще-то, упасть она должна была бы прямо на асфальт, потому что я в это время сидел бы, зевая, в «Мойдодыре» и даже не подозревал, что на другом конце города находится на волоске от смерти такая симпатичная девочка. Если бы не Андрюха Зотов – собачий ангел-хранитель, которому позавчера тоже неожиданно позарез понадобился четвероногий друг – черный джип…
– К вам клиент, шеф, – объявила Ленка, закатила глаза к потолку и недоуменно пожала плечами.
Я успел понять, что клиент какой-то необычный. Ленка посторонилась, и в кабинет вошел низкорослый, чуть повыше Ленки, но ужасно довольный собой и жизнью парень. Устойчивый оптимизм явно являлся его отличительной чертой, судя по сияющей искренней улыбке. Остальные особенности характера скрывали длинный, от улыбки до пят, черный плащ и низко надвинутая на улыбку черная шляпа.
– А вот и я – давно не виделись! – радостно представился он, снял шляпу, открыв круглое, покрытое красно-медным загаром лицо, и небрежно, от плеча швырнул в меня шляпой.
Ленка тихо охнула. Шляпа мягко приземлилась, скользнула по столу и остановилась у моего локтя. Посетитель весело смотрел на меня, ожидая не просто похвалы, а бурного восторга.
– Здесь не покупают поношенные шляпы, – холодно заметил я.
Он от души засмеялся, подмигивая и указывая на меня пальцем: вот, мол, дурачок, и хлопнул Ленку по плечу, предлагая посмеяться вместе с ним.
Ленка пискнула и шмыгнула в приемную, оставив нас наедине.
– Дружище, да какая же она поношенная? Я ее сам только сегодня купил! – объяснил он, наконец, причину своего безудержного веселья. – А вот на джип немножко не хватило. Ну, ничего! У тебя же джип есть?
Я бы принял его вопрос за неудачный намек заблудившегося рэкетира-любителя, если бы не это необычное обращение: «дружище».
– У меня нет.
Он расстраивался так же внезапно и безудержно, как и радовался. Мне показалось, что непонятный посетитель сейчас заплачет.
– Как – нет? – спросил он упавшим голосом. – Ты же этот… частное совместное охранное…
– Детективное агентство.
– Ну, да… А джипа нет?
– Нет.
Сгорбившись от непоправимого горя, он подошел к столу, взял шляпу и, шаркая подошвами по полу, направился к двери. Но перед тем, как покинуть кабинет, обернулся и с трепещущей в голосе надеждой спросил:
– А достать нигде не можешь? На время. На пару дней всего. Я деньги заплачу. Выручай, дружище!
Мое совсем не каменное сердце дрогнуло в предчувствии гонорара.
– Достать можно все. Особенно, на время. Ты чего так торопишься-то? Присядь.
Его лицо вмиг расцвело счастливой улыбкой, и я торопливо добавил:
– Только шляпу в руках держи.
***
Андрюха Зотов заработал кучу денег. Именно заработал, а не украл, именно кучу, а не миллионы, и именно денег, а не рублей. Год назад покинул он родной городок поселкового типа, где бесплатно трудился на речной верфи, и, поддавшись на уговоры дружбана-товарища, направился в далекую страну Грецию собирать клубнику.
Почти два месяца честно отгорбатился Андрюха на иноземных полях, но когда пришла пора расплаты, удержали с Андрюхи за визу, дорогу и скудный пансион две трети от обещанных шестисот долларов, и рухнули его мечты о большой золотой печатке до локтя и о шикарной, чтоб вся улица содрогнулась и натужно охнула, свадьбе с Надюхой.
Так что, сидели они с дружбаном-товарищем в греческом баре, распивали на двоих большую светлую бутылку местного анисового самогона и закусывали мятой клубникой из полиэтиленового пакета. А поставленные барменом на стол две глиняные тарелки, расписанные нимфами и кентаврами, игнорировали настолько презрительно, что больше бармен к их столу не подходил, лишь через плечо с опаской оглядывался. И не зря оглядывался, потому что грустно и погано было им на душе, и выплеснулась эта грусть наружу битьем красивых исторических тарелок и неприятно ухмыляющихся, некрасивых греческих лиц.
А у них в Греции так глубоко и искренне грустить, оказывается, не принято. Но удалось Андрюхе оторваться от погони, бросив на произвол судьбы не столь резвого дружбана-товарища, извивавшегося в руках полицейских с неуместно-торжествующим криком: «Ага-а-а-а, гады-ы-ы-ы! Все равно не возьмете!» И брел он на следующее утро по пересеченной гористой местности, и так бы и брел, сам не зная куда, если бы не встретил на пустынной дороге соотечественника Серегу в черном, похожем на маленький танк джипе.
И Сереге Андрюха по самый последний гроб благодарен, потому что отвез его Серега в небольшой приморский городок с бессмысленным названием Александропулос и помог устроиться сварщиком на судоремонтной рыбацкой верфи за целых пятьсот долларов в месяц. И сам обо всем договорился с начальником всех сварщиков – потомственным древним греком Мыколой Ковальчукакисом из Мариуполя, и обещал проследить, чтобы Андрюху не обижали. А потом уехал, не назвав фамилии и адреса, чтоб знать, куда варенье и грибы посылать, и даже на пол-литра за помощь с Андрюхи не вытряс.
Там и проработал Андрюха почти год, общаясь, в основном, с ржавым металлом пламенным языком резака и электрода, и чтобы не забыть родную речь, писал он Надюхе ежемесячно письма и по три раза вслух перечитывал. А потому как благородная и загадочная, и даже чем-то грозная Серегина личность, напоминающая любимого в детстве героя из фильма «Зорро», произвела на Андрюху неизгладимое впечатление, то писал он Надюхе, фигурально говоря, сильно приукрашенную недействительность. Что наладил в Греции большой бизнес, о котором даже и на бумаге обмолвиться нельзя, что разъезжает по стране в черном, похожем на маленький танк джипе с личным шофером и вооруженной до зубов охраной и частенько помогает обманутым соотечественникам, вроде незадачливого дружбана-товарища, вернуться домой или устроиться на работу.
А Надюха, стерва, не отвечала, оставляя Андрюху в полном недоумении и неизвестности относительно ее дальнейших жизненных планов и текущего морального облика. И только перед самым отъездом на родину получил он письмо от Ксюхи – Надюхиной сеструхи. И призналась Ксюха, что вышла Надюха замуж за того самого дружбана-товарища, увлекшего Андрюху в погоню за длинной греческой драхмой. Потому что дружбан этот и, с позволения сказать, товарищ, тоже в детстве смотрел фильм «Зорро» и, вернувшись, наплел, подлец, что целый месяц сидел в тюрьме за свободу и независимость простого греческого народа, гордо ожидая лютой смертной казни, а потом исключительно красиво сбежал, ловко перебив с помощью местного пролетариата охрану и прочих попавшихся под руку буржуев и кооператоров, вроде Андрюхи.
И еще очень просила в своем письмеце Ксюха, чтобы не забывал окунувшийся в чужую богатую жизнь Андрюха родные места и хотя бы иногда наведывался.
И потянуло Андрюху снова в греческий бар, но, вытащив из тайника связанный матушкой в дальнюю дорогу толстый шерстяной носок, набитый нетронутыми ежемесячными получками, он вдруг подумал, что замечательный человек Серега так бы никогда не поступил. И, удержавшись от малодушного соблазна, твердо решил Андрюха вернуться в маленький приволжский городок в загадочном черном плаще и в грозной черной шляпе, в большом джипе с личным шофером, и вот там уже так истошно гульнуть, чтобы с душераздирающим воплем содрогнулось коварное Надюхино сердце, и укусила бы себя Надюха за острый локоток, который всегда то нагло, то ехидно упирался в Андрюхины ребра в самых интересных эпизодах на дальней лавочке за клубом, и облилась бы Надюха покаянными горючими слезами, осознав, какую непростительно-подлую жизненную ошибку она совершила.
Из Греции направился Андрюха в Санкт-Петербург. И к дому ближе, и давно хотел побывать, потому что наслышан был, что называют этот город культурной столицей, а люди там добрые и отзывчивые, и всегда покажут самую короткую дорогу до Крестов или до других достопримечательностей, или до нужной автобусной остановки. И в чудесном городе Санкт-Петербурге, прямо в аэропорту, на прилавке обнаружил он вожделенную черную шляпу, а выйдя из здания, сразу уткнулся в черный джип.
Целых пять минут, не веря своей удаче, махал Андрюха перед лобовым стеклом стодолларовой бумажкой, подпрыгивая и выкрикивая название конечного пункта, пока не догадался, что для столичных джипов сто долларов – не очень большие деньги. Скупо вздохнув, добавил он еще полтинник и требовательно постучал по капоту. И тогда, наконец, выбрался из кабины гражданин ужасающе толстомордой наружности, и ухватил он огромными волосатыми ручищами Андрюху за новую шляпу, и надвинул ее зачем-то Андрюхе по самые плечи, превратив в воротник, сквозь который голова с треском вылезла наружу и растерянно захлопала глазами. А потом, видно, все же вспомнив об исторически присущем гостеприимстве, развернул Андрюху культурный петербургский человек в противоположном от джипа направлении, ткнул коротким пальцем в сторону автобусной остановки и напоследок дал такого страшного пинка, что не устоял Андрюха на ногах и еще метра два тормозил животом по асфальту.
И поехал Андрюха из аэропорта в простом автобусе, и в этом автобусе нашлись все-таки по-настоящему культурные люди, которые подробно и бескорыстно объяснили, где можно найти другую шляпу и недорогую гостиницу. А уже в гостинице ему подсказали, что аренда джипа стоит не меньше пятисот долларов в сутки, и шофер потянет, минимум, на стольник. Но можно попробовать поискать не в прокате, а в частных охранных агентствах – все равно им больше делать нечего. Кстати, вот у Клаши с третьего этажа один такой в соседнем подъезде обосновался – чуть ли не каждый день то джип под окнами стоит, то «Мерседес». И живет Клаша совсем недалеко, почти что рядом, от гостиницы в трех остановках…
***
– Всего три дня, дружище! И еще ночь – туда, ночь – обратно. У меня деньги с собой – ты не бойся. Пятьсот в сутки плачу, как положено. Если мало – давай торговаться.
Во второй половине лета у меня постоянно возникает острый дефицит с клиентами. Субъекты права, обычно находящиеся по разные стороны баррикад, летом объединяются в единый поток, мчащийся за город по шоссе или рельсам. Злобные и безжалостные преступники, уронив скупую мужскую слезу на грядку с засохшей от заморозков рассадой, вдруг начинают думать, что все садоводы, и даже те, которые менты – тоже люди (во всяком случае, никому из братвы пока еще не удалось научно доказать обратное). И в таком сентиментальном анабиозе грабители и душегубы находятся до самого конца сентября, пока не выкопают картошку, свою и соседскую. С понижением температуры и затянувшимися дождями это лирическое настроение, к счастью, проходит, иначе частные детективы сидели бы без заработка круглый год.
Ну, а с такими клиентами, которые предлагают просто прокатиться за пятьсот долларов в сутки, дефицит всегда. Тем более, что до конца сентября оставалось целых три недели. Я посмотрел на его теребившие поля шляпы руки – красно-коричневые, покрытые еще незажившими ссадинами и ожогами, и покачал головой.
– Не жалко тебе полторы тысячи просто так выбросить?
– Жалко. А что поделаешь – мечта у меня такая, – обреченно признался он. – Э-э-х, нашел бы я Серегу, он бы меня бесплатно отвез.
– На это даже не рассчитывай! Бесплатно возят только клубнику собирать. Джип я тебе найду. – Я подумал, что Чарик не откажет мне в этой маленькой просьбе, а если и засомневается, я скажу ему забытое волшебное слово: «дружище». – Но сначала кое-что уточним. Я тебя везу. Туда и, если захочешь, обратно. И мечту твою исполню. Но имей в виду: охранять я тебя не буду. Если затеешь драку у себя на истерической родине, я и пальцем не шевельну. Зато без охраны тебе это удовольствие будет стоить не пятьсот, а шестьсот. Деньги вперед… – Не более пары секунд я наблюдал за его обиженно вытягивающимся лицом, после чего заключил: – За все три дня и две ночи. Вместе с джипом. Надевай шляпу, снимай плащ и поехали.
***
К утру мы были в Приволжске. Сначала заехали в кафе с интерьером общепитовской столовки и с предсказуемым названием «Приволжское», где Андрюха снял целый зал, потом короткими бросками продвигались по городку, от дружбана к дружбану, от товарища к товарищу. Потом поехали к Андрюхиным «старикам». Несмотря на мои опасения, Андрюха вполне еще держался на ногах, оставив силы для основного мероприятия.
Наконец, наступил долгожданный час «Икс». Долгожданный для Андрюхи и для меня, и, как только окруженный восторженной свитой клиент исчез за стеклянной дверью, я откинул назад спинку кресла и уснул.
Через пару часов я проснулся, достал из бардачка бутылку с водой и вылез из кабины, чтобы хоть немного размяться. Из кафе доносилась музыка и приглушенный смех. Похоже, все шло хорошо, и благодарные гости Андрюху еще не били.
Веселая компания вывалилась из дверей. Андрюха шествовал во главе, пьяненький, уважаемый и счастливый. Его мечта сбывалась. Он щедро делился своей радостью с друзьями, и даже шляпа сидела на чьей-то чужой голове.
– Иди к нам, Виктор! Я тебя с нашими девчатами познакомлю!
– Иду, босс. Спасибо за доверие, босс.
В течение часа Андрюха еще трижды выходил курить. Его окружение менялось, но всякий раз следом за ним выходила миловидная русоволосая девушка с большими тревожными глазами и молча стояла у него за спиной, прижавшись к стене. Я наблюдал за ними из кабины. Потом снова задремал.
Разбудил меня звон разлетающегося стекла. Звук был резкий и громкий, спросонья мне даже показалось, что стекло взорвалось в джипе. Я вскинулся и затряс головой, стряхивая оцепенение.
Хрипящий ком тел выкатился из кафе на улицу вместе с неуспевшей открыться стеклянной дверью и распался на несколько пульсирующих клубков. Судя по всему, банкет приближался к логическому завершению.
Я поискал глазами Андрюху, но не нашел. Да и трудно было разобрать в скупых отблесках фонарей, кто есть кто. Ну, что ж, я его предупреждал.
И все же одного участника битвы мне удалось узнать. Худенькая девчушка коршуном бросалась на спины дерущихся, пытаясь пробиться внутрь, в самую гущу событий. Ее стряхивали, отталкивали, но она вновь и вновь повторяла свои бесплодные попытки. Потом ее толкнули особенно сильно, она не удержалась на ногах, упала, схватилась за коленку и заплакала.
Я распахнул дверь, выскочил из машины и ринулся в бой.
Врезавшись в ту самую кучу тел, которую так самоотверженно штурмовала русоволосая девушка, я наконец-то увидел Андрюху. Он сидел на асфальте, согнувшись и закрыв голову руками. Об него спотыкались и падали, пинали по бокам, промахивались, не причиняя ни особого вреда, ни особой пользы. Мой прорыв оказался успешным, но, когда я подхватил Андрюху под руку и потянул вверх, приуставшие ратники разглядели чужака, и драка вспыхнула с новой силой.
На моей стороне была кое-какая подготовка, а также отсутствие высокой концентрации алкогольных паров в мозгу, поэтому образовавшийся вокруг Андрюхи локальный конфликт мне удалось погасить довольно быстро и безболезненно.
Самоотверженная девчонка вцепилась в Андрюху и тащила его в сторону джипа. Со стороны кафе раздался истошный крик: «Мочи урода!» Облегченно вздохнув, я решил, что приспешники Андрюхиной мечты нашли себе другой объект для выражения признательности, и двинулся девчонке на помощь. Участники сражения прекратили лупить друг друга и кинулись на меня.
Две машины с включенными синими мигалками подоспели, как и водится, в самый последний момент. Приволжские менты не разбирали, кто – урод, а кто – красавец, и мочили всех подряд. Мне удалось, воспользовавшись всеобщей сумятицей, добежать до машины. Андрюха со своей заступницей уже сидели внутри. Я запрыгнул в кабину, поднял стекла и запер двери. Кажется, спектакль окончен, и скоро на сцену упадет занавес. Только бы никто не вышел на «бис».
Я оглянулся на притихших пассажиров, потом повернул к себе зеркало и оценил урон. Припухший глаз, ссадина на щеке. Еще, наверное, несколько синяков на ногах и плечах. У Андрюхи – губа, как слива, и множество отпечатков пыльных подошв на плаще. Подружка, кажется, цела.
Тем временем, милиционеры запихали драчунов в «газоны» и отбыли с богатой добычей. Их мечта тоже исполнилась. Визжащих вокруг машин девчонок, даже очень пьяных, не тронули – мне это понравилось.
– Ну, что, экстремальный турист? Куда едем? – спросил я, не оборачиваясь.
Андрюха молчал. Пришлось дальнейшую участь клиентов решать самому.
– Тогда по домам! Ты где живешь, красавица?
– На Советской улице, – ответила девушка, робко улыбнувшись. – Вы прямо поезжайте, я покажу. Только у меня денег совсем нет.
– Гусары денег не берут. Правда, Андрюха?
Я довез ее до дома. Она нерешительно взглянула на молчаливого Андрюху, как будто ожидая чего-то, потом вышла и исчезла в темноте пустого двора.
Я неодобрительно покачал головой.
– Мог бы и проводить девушку. Она это заслужила.
– Отдохнуть хочу, – еле слышно пробурчал он. – Устал чего-то.
Он сгорбился и низко опустил голову. Глубокие, насыщенные водочными парами вздохи выдавали его совсем не праздничные мысли.
– Поехали, – выдохнул он наконец.
– Куда? – Я не понял его решительной интонации, поэтому уточнил: – Допивать водку? Мочить дружбана-товарища? Или спать к родителям? Советую выбрать третий вариант, босс.
– Совсем поехали. В Питер.
– Как – в Питер? – удивился я. – А шляпа?
– Кончилась шляпа! – с надрывом выкрикнул он. – Подарил! Поехали!
– Ты чего, Андрюха? – удивленно спросил я. – Подожди, утро вечера мудренее. И попало тебе, вроде бы, не очень. Отоспишься и забудешь.
– Не получилось… – В его голосе забурлили слезы. – Я совсем не так мечтал. Я мечтал, чтобы все по-другому… Не получилось… Не так все…
Я включил стартер и потянул ручку передач. Машина тронулась. Он плакал, что-то укоризненно бормотал, постепенно затихая, и вскоре уснул.
Проснулся Андрюха уже под утро, заворочался и сел. Я взглянул сквозь зеркало на его опухшее лицо, взял с переднего сиденья бутылку пива и протянул ему.
– Вот это да! – Он обрадовался и засиял. – Откуда?
– Ночью на трассе купил. Не экономь – вон, еще две лежат. Отпивайся, Рокфеллер.
– Спасибо, дружище! Ты не обижайся, что тебе вчера из-за меня… ну, это…
– Ничего, Андрюха, не переживай. Уродов везде не любят, не только у вас. Зато я сегодня высплюсь от души. А ты что делать собираешься?
– Не знаю… – Он с удовольствием забулькал пивом. – О-о-о-х, хорошо! Достопримечательности посмотрю. А потом, наверное, опять в Грецию поеду. Меня древний грек Мыкола Ковальчукакис приглашал. Говорил, нэмае проблем. Такие, как я, везде нужны.
– Это точно. Особенно, на клубнике, – согласился я. – А отдохнуть как же?
Андрюха не утратил жизнерадостности и беззаботно махнул рукой.
– А-а… Ты понимаешь, дружище, я вот, когда там работал, я же как мечтал? Как с Надюхой встречусь, как смех ее услышу… Понимаешь, раньше она только засмеется, а у меня уже в груди ёкает. А вчера подошла, за руку меня взяла, говорит так ласково, а у меня не ёкает. Ну, вообще, понимаешь? А она еще и ржет, как лошадь. Я-то мечтал, что все по-другому будет. О празднике мечтал, понимаешь?
– Понимаю, понимаю… Еще как понимаю! Я ведь тоже мечтал, что срублю с тебя денег по-легкому. За это и в глаз получил. Закон бумеранга, Андрюха – закон суровый, но справедливый. Все, что ни прилетает – тобой и запущено, поэтому прилетает причинно, правильно и к лучшему…
Я потерся о кресло занемевшей спиной. Дурацкое это дело – давать советы, особенно, когда твоего совета никто не просит.
– Ты вот что, Андрюха. Поболтайся по Питеру, поглазей – все верно, не пожалеешь. Только не очень поздно болтайся, чтобы тебя культурные люди мечтой о достопримечательности не настучали. А потом езжай-ка ты домой. Как нормальный человек – на поезде, без шляпы и телохранителей. А то к тебе вчера даже отец на «вы» обращался и руки по швам тянул. Со стариками посидишь, Ксюху увидишь. Ты же ее не видал еще.
– Да как не видал, когда сам тебе ее показывал? Когда курили у кафе, помнишь? Светленькая такая. Да ты чего, забыл: мы же ее потом прямо до дома довезли!
– Я-то все помню. А вот ты, Андрюха, ее никому больше не показывай. Лучше сам рассмотри, как следует.
– А чего на нее смотреть? Ксюха, как Ксюха.
Я хмыкнул и недовольно закрутил головой.
– Тебя, Андрюха, в этой клубнично-античной Греции ослепили, как циклопа, что ли? Или сваркой все глаза повыело? И мозги впридачу! Чего смотреть?! Говорю тебе: посмотри! На лицо посмотри. На грудь, на ноги. Просто посмотри, ни за что не трогая. Сзади зайди, если недостаточно. В глаза загляни. Какого цвета у нее глаза, знаешь?
– Ну, серые… – Андрюха призадумался. – Вообще-то, Ксюха – девка хорошая. Только тихая больно.
– Больно – это когда громко по башке бьют. А тихая – значит, не ржет, как лошадь.
– Не ржет, – согласился Андрюха. – А что же я ей теперь скажу? Я же… это… приукрашивал.
– Ну и что? Подумаешь – приукрашивал! Ты же не врал, как дружбан! Вот возьми и честно расскажи, как пахал, не разгибаясь, как руки себе жег и думал о Надюхе, а встретились – ничего у тебя по Надюхе и не ёкнуло. А дальше Ксюха тебе сама подскажет, что говорить и что делать. И будет тебе, Андрюха, праздник. Тихий и красивый, как Ксюха – не на весь город, а на двоих… – Я сделал небольшую паузу и уверенно добавил: – Во всяком случае, выдающийся человек Серега именно так бы и поступил. Это я тебе на все сто процентов гарантирую.
– Она хорошая – Ксюха-то, – задумчиво повторил Андрюха. – Сереге бы она, точно, понравилась…
Он надолго замолчал – до меня доносились лишь тяжелые вздохи и бульканье пива. Добулькав третью бутылку, Андрюха, наконец, решился.
– Ты прав, дружище. Вернусь домой. В Грецию я всегда успею – чего я там не видел? Только давай, сначала в Эрмитаж заедем. В Эрмитаже хочу побывать. И еще где-нибудь.
У меня на сегодняшний день были совсем другие планы.
– Нет, Андрюха, в Эрмитаже ты еще на год осядешь. Я, например, еду отсыпаться. Да и плащ твой с отпечатками подошв дружбанов-товарищей в гардероб не примут. Нет, наш контракт закончен. Давай, лучше заедем ко мне в агентство – я тебе деньги за два дня верну. Там заодно и почистишься.
Перспективе возврата денег Андрюха обрадовался, но виду не подал.
– А, не пропадут! – Он решительно махнул рукой. – Нет, Виктор, ты меня прямо в Эрмитаж вези. Плащ я у тебя в машине оставлю, потом заберу. И с деньгами завтра разберемся. Будет повод еще раз встретиться.
На том и порешили. Я высадил Андрюху на пересечении Невского и Мойки, похлопал его по плечу и пожелал удачи. Андрюха все понял, даже без пинков и подзатыльников, и направился к Дворцовой площади.
Я вернулся в машину. Андрюха уже растворился в плотном потоке прохожих. Я покачал головой и усмехнулся. Надо же, если бы он не обратился ко мне: «дружище», я бы ни за что не согласился его везти.
Я заехал к Чарику, сдал джип без претензий и отправился домой.
Тогда я и не подозревал, что повез Андрюху вовсе не потому, что он сказал: «дружище». И не потому, что взглянув на его натруженные руки, я подумал, что в следующем «охранном предприятии» такого классного клиента просто разденут. Вся эта операция тоже подчинялась закону бумеранга и была отточена, спланирована и рассчитана до секунды с одной единственной целью: через двадцать минут я сверну во дворы, а еще через пятнадцать пойду мимо незнакомого дома, из окна которого выпрыгнет собака.
