Всю ночь Зина не могла уснуть от храпа, она крутилась с боку на бок или, лёжа на спине, смотрела в потолок.
В голову лезли не самые приятные мысли типа, сможет ли она вернуться на свою старую работу после этой аферы с Тунисом, насколько её здесь хватит, как можно будет отсюда сбежать, если возникнет в этом острая необходимость. Она попыталась перевернуться на другой бок и заснуть, перестать думать обо всём, что лезло ей в голову, но непрекращающийся храп не позволял это сделать. В отличие от Зины, Яна уже давно посапывала в кровати, раскрывшись и обнажив своё тело. Я тоже спала, отвернувшись к стене и прикрыв глаза рукой от света фонарей за окном.
На следующий день в комнате царил полный хаос. Как только наступило утро, все обитательницы засобирались на работу. В душ и туалет были две разные очереди. Яна следила за процессом продвижения обеих очередей и боялась, чтобы её очередь не подошла одновременно и в душ, и в туалет. Я всё ещё лежала в кровати и смотрела на снующих по комнате женщин. Зина тихо сидела на кровати в своей новой униформе, обтягивающей юбке темно-синего цвета и белой блузке, и пыталась неброско накраситься. Яна выбежала из душа с мокрой головой, растрясла волосы, как мокрая собака свою шерсть, и надела летний сарафан.
– Я думаю, что Альберту понравится, – произнесла она, стоя у зеркала.
– А я думаю, что он этого и не заметит. Он же не Вадим, который интересуется на первой рабочей встрече, замужем ты или нет, – сказала я.
– Надо будет познакомиться с Вадимом.
– Кому-то ещё нужен туалет, а то я там надолго, – спросила Татьяна, ещё одна представительница пышных форм и работница кухни, как и Люда.
– Можно тогда мне быстро? – спросила я.
– Только если быстро. А то меня распирает.
Я через минуту выбежала из туалета и зашла в душ, который уже давно был свободен. Яна подошла к Зине и попыталась её развеселить.
– Ну что ты так напряглась?
– Яна, это не моё. Всё это не моё. Я хочу назад на свою работу. Где всё ясно и понятно.
– Вот смотри, во-первых, ты вышла из привычной для себя зоны комфорта и в твоей жизни начались перемены, это тебя пугает. Во-вторых, любые перемены – это опыт и рост, а значит, шаг вперед.
– Вперед? Ты посмотри по сторонам. Как по мне, это десять шагов назад.
– Даже если так. Может быть, эти десять шагов назад тебе даны для разбега…
– Что за пошлость?
– Удивила?! А всё потому, что я подписана на цитаты дня в «ВКонтакте». Если станет грустно, пиши, я тебя приободрю.
Яна взяла сумку, поправила причёску из практически высохших волос, и входная дверь за ней захлопнулась. Почти синхронно я открыла дверь ванной комнаты и на цыпочках, оставляя за собой мокрые следы, прошла к своей кровати.
– Зин, чего раскисла? Не хочется идти на работу?
– Так заметно?
– Немного. Как будто ты не на работу, а на эшафот идёшь.
– В моем случае это одно и то же. Ты видела этих фиф на ресепшене? Непонятно, где у них самое большое месторождение силикона: в груди, попе или губах. Все по метр восемьдесят, а ещё каблуки. А я… Чувствую себя 98-м Windows среди десятых версий.
– Ну, Зинаида, с этим ты должна справиться сама. Я вряд ли смогу тебе чем-то помочь. Бери пример с Яны, иногда мне кажется, что её операционная система на «Винде» 95 года, с кнопкой «Пуск», но ей этого вполне достаточно для жизни, – Зина рассмеялась и покачала головой. – Отступать некуда, позади Москва! Давай, подберись, соберись и вперёд! – Зина встала с кровати, одернула юбку и пошла на работу.
Комната опустела. Я взяла с вешалки свою униформу, которую мне прислали в номер с запиской от Вадима: «Надеюсь, угадал с размером». Я скомкала и выбросила бумажку, разорвала одноразовый чехол и достала одежду. Вадим всё-таки не ошибся с размером. Брюки чёрного цвета сидели, как влитые, а белая блузка и чёрная жилетка выигрышно подчеркивали мою немаленькую грудь. Я брызнулась туалетной водой и вышла из номера.
– Здравствуйте. Я пришла на стажировку, – я вплотную приблизилась к барной стойке в ресторане. – Кстати, меня зовут Юлия.
– Саня, бармен. Ты к нам надолго?
– Контракт на три месяца.
– Это ни о чём не говорит. У нас были и с контрактом на полгода, а сбегали через месяц.
– Это прозвучало лучше любого одобрения. Значит, отсюда можно сбежать? – пошутила я.
– Вентиляционные шахты – вот путь к спасению. Более подробную информацию, все явки и пароли сможешь узнать на тайном собрании активистов, – мы рассмеялись и привлекли к себе внимание всех остальных, как работников, так и гостей ресторана. – А ты веселая…
– Посмотри на моё лицо, у меня нет другого выбора.
– Здравствуйте, Юлия. Не успели появиться, а уже нарушаете дисциплину.
– Вадим, вы меня напугали.
– Какие мы впечатлительные, – он как будто невзначай провёл своей рукой по моей руке, которая лежала на барной стойке. – Идите за мной, я познакомлю вас со всем персоналом.
Я выпрямилась и посмотрела на Александра. Тот поднес два пальца к открытому рту, как будто пытаясь спровоцировать рвотный рефлекс, а затем многозначительно провёл рукой по волосам, имитируя Вадима. Я, конечно, улыбнулась, но смеха уже не издала. Мне пришлось быстро проследовать за Вадимом, который успел скрыться на кухне. Тут я сразу заметила Люду и Таню из нашей комнаты и ещё пять – семь незнакомых женщин того же возраста и того же телосложения. У выхода в зал стояли пять официантов: две девушки и три парня лет двадцати пяти, хотя одна из них выглядела гораздо моложе. А рядом с молоденькой официанткой стояла расфуфыренная дама лет тридцати, как минимум. На ней было облегающее черное платье и пиджак. «Администратор зала», – первое, что пришло мне в голову, и я не ошиблась.
– Это наш новый работник на место официанта, Юлия. Прошу любить и жаловать, – из угла официантов послышались глухие аплодисменты, больше походившие на хлопки отчаяния.
Как только меня представили, все разбежались по своим местам и вернулись к работе.
– Познакомься, это Валерия, администратор зала, – проговорил Вадим. – Она сегодня введёт тебя в курс дела, – после этих слов он посмотрел на экран телефона и провёл рукой по волосам, в точности как это сделал Саша.
Зина почти на трясущихся ногах пришла на своё новое рабочее место, почти незаметно обосновавшись рядом с одной из силиконовых богинь ресепшена по имени Люся, хотя на бейдже значилось Luci.
– Ты чего такая?
– Какая?
– Невыразительная. Ты же лицо отеля. Отель, конечно, у нас не пятизвездочный, но при взгляде на тебя это становится понятно уже при заселении.
– А что не так? Униформу я надела, туфли на каблуках тоже и даже немного накрасилась.
– Ну ты всё равно какая-то серая, блеклая, как выцветшая фотография. И что за имя – Zinaida, – Люсия провела наманикюренным пальцем по бейджу. – Больше похоже на название болезни или эпидемии, от которой погибают дети стран «третьего мира».
– У меня так в паспорте написано.
– Да мало ли что у тебя в паспорте написано. Вот я по паспорту Люсьена. Но здесь я Люси. Добрая и красивая фея отдыха Люси. И ты тоже должна выбрать себе короткое, звучное имя.
– Ну, Зина…
– Ты чувствуешь? – Люси закрутилась на месте, поворачивая голову из стороны в сторону.
– Что чувствую?
– Запах. Запах какого-то удобрения от твоего колхозного имени.
– Ну, знаешь! Я не виновата, что у меня такое имя, – нервно произнесла Зина.
– Да успокойся ты. Просто, чтобы ты понимала, Зина и Зинаида – это вообще не вариант. Тут нужно что-то легкое и модное, например, Ида или Нана, но никак не твои паспортные данные.
– А что на ресепшене не может работать фея Зинаида?
– Нет! – хором проговорили девушки. – Рядом с Люси, Марго и Ланой феи Зинаиды быть не может. Это тебе понятно?
– Понятно. Ида меня вполне устраивает. А вас, коллеги-феи? – девушки положительно покачали головами. – А теперь перейдём к твоему луку.
Широко улыбаясь, Яна зашла в SPA-центр и уже знакомой тропой подошла к милой девушке за инфостойкой.
– Вы меня помните? Я вчера заходила, я ваш новый массажист. Мне сказали подойти сегодня, оформиться и получить униформу.
– Да, да, я вас помню, Яна Олеговна. Вот эту анкету вам нужно будет заполнить сейчас, а я тем временем принесу вашу униформу. Какой у вас размер? Сорок восьмой?
– Да, – тихо сказала Яна и взяла анкету с ручкой, чтобы заполнить её за столом.
– Альберт Витальевич, вы что-то хотели? – спросила девушка. Он неожиданно вышел из своего кабинета и подошёл к администратору.
– Вот эти документы нужно будет отправить с курьером как можно быстрее.
– Хорошо. Извините, Яна Олеговна, я забыла, какой вы сказали у вас размер – сорок восьмой?
– Да вы что! Нет, конечно же! Сорок четвертый с половиной.
– Это значит сорок шестой с половиной? – переспросила администратор.
– Это сорок четвертый с половиной, – проговорила Яна, не отрывая взгляда от Альберта.
– Какой у вас интересный размер, – заметил Альберт.
– Как и его хозяйка, – Яна многозначительно посмотрела на Альберта, выпячивая грудь вперед.
– Но у нас нет такого размера. У нас только сорок четвертый, сорок шестой, сорок восьмой. Я думаю, вам будет комфортнее в сорок шестом.
– А я думаю, в сорок четвёртом.
– Вы уверены, Яна Олеговна? – переспросила девушка.
– Абсолютно. Я лучше знаю размеры этих форм.
– Как скажете, – она ушла в одну из комнат и быстро вернулась, держа в руках новую униформу. К тому времени Альберт Витальевич молча зашёл к себе в кабинет. Возле стойки ресепшена Яна осталась сама.
– Это сорок четвёртый? – переспросила Яна, как только увидела форму.
– Да, сорок четвёртый.
– У вас китайские размеры? – Яна сразу же распаковала униформу и посмотрела на размер. – В этот сорок четвёртый влезет только китаянка сорок четвёртого размера, а нормальная славянская женщина сорок четвёртого с половиной и застегнуть его не сможет.
– Но я вам предлагала взять сорок шестой.
– И вы были правы, извините за недоверие, – Яна разочарованно вздохнула, отодвинув от себя распакованную униформу в сторону администратора, намекая на замену комплекта. И продолжила заполнять анкету.
Как только прошёл обед для гостей отеля, на обеденный перерыв стали приходить по очереди работники отеля. Так как мы с девчонками не работали полноценную рабочую смену, то пообедать нам удалось всем вместе. Последней прибежала Яна с двумя экземплярами униформы.
– Ты почти вовремя.
– Ой, Зина, отстань. Я и так неслась, как лошадь. Лошадь сорок шестого размера.
– А я думала, что ты лошадь сорок восьмого размера.
– Это было вчера. А сегодня у меня сорок шестой, и есть я не буду.
– А пить? – спросила я.
– Пить могу.
– Тогда выпьем за это, – и я с улыбкой подняла бокал. – Зина, давай тост.
– Зина? Это вы к кому обращаетесь? С сегодняшнего дня я фея ресепшена Ида.
– Ида? А это звучит, – протянула Яна.
– Это только начало. Вот погодите, через пару месяцев заработаю на силиконовую грудь, вот тогда и поговорим.
– Ну, Ида, давай тост.
– За сорок шестой размер, силиконовую грудь и… – Зина остановилась, посмотрела в мою сторону и, не понимая, что ей нужно пожелать от моего имени, замолчала.
– И за гада Вадима! – подхватила я. – Хотя нет, за этого гада не стоит пить. Тогда за мой покой на работе!
И девушки чокнулись стаканами с соком. Яна немного пригубила и отставила стакан.
– Так, так, так, и что это за гад Вадим? За которого мы так и не выпили? – с интересом спросила Яна.
– Да так, ничего интересного. Просто псих с работы, только вся сложность в том, что он мой шеф, ну что-то типа управляющего рестораном.
– Он к тебе клеится? – сразу же поинтересовалась Яна.
– Я думаю, да. Но он это делает не в открытую, а исподволь.
– Везет же, я бы тоже хотела, чтобы мой шеф за мной приударил. Я ради этого даже взяла сорок шестой размер униформы. А теперь ума не приложу, как запихнуть в него свою тушу сорок восьмого калибра. Но если за ночь чуда не произойдет, то завтра придётся попросить форму побольше.
Яна подмигнула Зине, и те засмеялись. Потом Яна попыталась как можно больше втянуть живот и продемонстрировать свою талию, но при этом ей приходилось корчить такие рожи, что Зина каталась со смеху. Я тоже улыбалась, потому что быть равнодушной на представлениях Яны Шкурки было невозможно. Но даже в те моменты меня не покидала тревога и страх неизвестности.
– Вся моя жизнь катится как-то кувырком. Смотрю на моих ровесников, у которых уже всё есть: семья, дети, постоянная работа, и начинаю чувствовать себя ущербной. Такое ощущение, что у них жизнь идёт по плану и всё происходит в своё время. Как-то потихоньку пазлы складываются. Порой отматываю жизнь назад и понимаю, что у меня был такой же шанс на всё это, как и у них. Я вышла замуж в двадцать четыре по любви за молодого, красивого, здорового парня, могла родить ребёнка, к тому же он этого хотел, его семья ко мне хорошо относилась. Но тогда мне не хотелось выбирать из тех возможностей, которые у меня были. Мне хотелось другого, например, жить отдельно, найти хорошую высокооплачиваемую работу, путешествовать. Нет, детей я тоже хотела, но до их появления я планировала создать определённую материальную базу. И оттого, что я не могла быстро получить то, что у меня уже было в моих фантазиях, я постоянно страдала. Часто плакала, жалела себя, даже доходило до истерик. Мне постоянно хотелось вырваться из того места, где я жила. Неважно, куда, неважно, для чего, просто уехать, убежать, потому что мне там было плохо. Я замкнулась, может быть, из-за того, что это была другая страна, другая семья, новая жизнь. Не такая, которую я нарисовала в своём воображении. Не знаю. И вот теперь я здесь, а не там, и вроде бы мне должно быть хорошо, а мне ещё хуже, – с горечью сказала я.
– Юль, ну ты чего? – Зина начала меня обнимать и гладить по спине. – Ты перестань сравнивать свою жизнь с чужими, это бесполезно. Я к этому пришла, когда поняла, что по всем направлениям проигрываю своим сокурсницам и одноклассницам.
– А я вот не считаю, что я проигрываю, только потому, что у меня к тридцати двум годам нет семьи и детей. Ну не всем везет вначале, кому-то счастливый билетик выпадает в конце или в середине. И знаете что? Я не теряю надежды. Я смотрю в зеркало каждый день и вижу красивую, умную, здоровую женщину в самом соку. И я сейчас не о Карлсоне. Я предпочитаю не слушать завистников, которые мне говорят, что я толстая. Глупость! Я сочная! А они худосочные, вот и завидуют. И не заморачиваюсь на том, что было и чего не произошло. Это глупо! От этого не будет ничего хорошего, только плохое настроение и мешки под глазами, – весело сказала Яна.
– А Яна права. Юль, не стоит жить воспоминаниями и корить себя за то, что могла сделать и не сделала. И в конце-то концов, это он с тобой развелся, а не ты с ним. И всё, что ты получила от него за пять лет совместной жизни, – это билет домой и двести евро на жизнь. По-твоему, это поступок достойного мужчины?
– Вот именно! Когда опять накатит, захочется посидеть и пожалеть о том, что могло у тебя с ним быть и не случилось, вспомни о том, какой он жмот, лицемер и маменькин сынок.
– Ему нужно ещё оплачивать кредит пять лет за дом, который мы начали строить и в котором я не прожила ни одного дня.
– И это его оправдывает?
– Нет, Яна. Но я тоже немало сделала для того, чтобы этот развод состоялся.
– Но разводиться захотел он, а не ты, что бы ты там ни сделала. И если верить тому, что он говорил на тот момент, когда с тобой разводился, как он тебя продолжает любить, – это только разговоры. Потому что, когда действительно любишь, то заботишься о любимом человеке, а не даёшь ему несколько сот евро на жизнь, чтобы возвратиться в страну, где война и инфляция. Нужно признаться себе, что к тебе у него было меньше любви, чем к деньгам. Вот и всё.
Я смотрела в сторону на блестящий пол в ресторане и вспоминала свою жизнь с бывшим мужем. И как ни странно, из хорошего и веселого в памяти всплывали первые месяцы жизни, а потом постоянные скандалы и выяснения отношений. Жизнь с его родителями, общая кухня со свекровью, постоянные нравоучения и контролирующие взгляды через плечо. Каторжная работа в пекарне в жаре, на +40 градусов летом, по восемь часов шесть дней в неделю в чисто женском коллективе с постоянным промыванием костей. Работа по дому, с которой сталкивается любая замужняя женщина: стирка, глажка, уборка и готовка, после которой просто валишься с ног, а мужу подавай утехи в постели, внимание, которым с раннего детства его избаловала мама. Да, было не сладко, совсем не сладко. Чужая страна, все родные и близкие за тысячу километров, а ты одна: ни друзей, ни знакомых. Другие правила жизни, другой уклад, другой язык. А ещё война у тебя на Родине. В новостях постоянно показывают, как бомбят, обстреливают, народ сходит с ума, и всё это происходит в твоей стране, в которой ещё пару месяцев назад всё было тихо и спокойно. Война и переворот в Ливии, о котором ещё в 2012 году говорили по телевизору, казался таким нереальным и далёким. Было ужасно смотреть на разбомбленные здания, покалеченных детей, плачущих родителей, но всё равно это было там, где-то там, далеко. А теперь ты смотришь телевизор и видишь всё то же самое. Но теперь подпись внизу экрана не Ливия, а твоя страна, где ты родилась, ходила в школу, где у тебя появились первые друзья и влюбленности. Теперь мучается и плачет твой народ, а не неизвестные тебе жители Африки. Мама звонит и рассказывает, как по пять раз за день меняются цены на продукты, оплата коммунальных услуг почти 90 процентов от мизерной пенсии. Ощущение полного шока от всего увиденного и услышанного, ощущаешь себя главным героем, которого сыграл Том Хэнкс в фильме «Терминал». Смотришь телевизор и не можешь поверить, что переворот в твоей родной Кракожии.
Одним может показаться, что наоборот, я должна была быть счастлива, что мне удалось вовремя уехать и не видеть всего этого, но лучше мне не было. Сколько слёз я выплакала за эти пять лет жизни?! А нет, действительно, сколько? Кто-то сказал, что если человек очень веселый и много смеётся, значит, когда-то он много плакал. У меня в жизни так и происходит, всё циклично. Жаль, что период замужества совпал с периодом слёз, а не смеха.
– Юль, вот я не понимаю, как можно было любить человека и не отпускать его съездить домой ни разу за пять лет? – поинтересовалась Яна. – Он что, не понимал, что это твоя Родина, твой дом, это вся твоя прошлая жизнь, что тебе хочется увидеть родных?
– Сначала не было денег, а потом, когда они появились, мы начали строить дом, чтобы жить отдельно. Где я так в итоге и не прожила ни единого дня. Слушай, обидно, ну!
– Знаешь, я бы не успокоилась, пока бы не отомстила. Поверь мне, это помогает. Всем своим бывшим я мстила. И нет ничего слаще справедливой мести, – в сердцах сказала Яна.
– Да кому он нужен. Ещё карму себе из-за него засорять. Всё, что было сделано неправедно, всегда возвращается и бьёт по голове, рано или поздно. Просто не думай о нём, а думай о том, что сейчас происходит в твоей жизни, – спокойно сказала Зина.
– Кстати, у них ещё поговорка есть. «Коло срече се окрече». Колесо счастья вращается!
Мы ещё долго сидели за столом и говорили о жизни. Зина и Яна спорили о том, как нужно себя вести с мужиками, я же временами мило улыбалась, а иногда сидела с отрешенным взглядом, думая о том, что осталось в прошлом.
Я работала в ресторане уже несколько дней, ноги болели после каждой смены, потому что Вадим непрестанно за мной следил и не позволял сидеть. Как только он видел, что я где-то присела отдохнуть, то сразу же находил мне новую глупую работу. По второму кругу протирать уже чистые столы или стоять у входа в зал и искусственно мило улыбаться гостям. Было тяжело сдерживаться, чтобы не прокомментировать очередное его самодурское распоряжение, но причина такого ко мне отношения не была для меня тайной – личная симпатия, которая не нашла взаимности в моём лице. До моего появления от этого страдала Лиза, худенькая девочка, двадцати пяти лет, очень милая и тихая. Но, судя по всему, бог сжалился над Лизой, потому что ещё пару недель, и она бы не вытерпела. С ней мы даже подружились и успевали бросать друг другу многозначительные взгляды, которые были понятны только нам двоим.
– Здравствуйте, Юлия, – Вадим провёл рукой по левому рукаву моей блузки.
– Вадим, я плохо реагирую на тактильный контакт с малознакомыми мужчинами, так что, если вас не затруднит, не стоит ко мне прикасаться без какой-либо надобности.
– Я всего лишь хотел вас похвалить за опрятный внешний вид. Но если вам всё не нравится, то идите в зал и встречайте гостей. И не вздумайте сидеть за барной стойкой, потому что следующим предупреждением будет штраф, – Вадим резко развернулся и ушёл. Все работники кухни смотрели на меня сочувствующим взглядом, но никто не захотел вступиться и приобрести врага в лице Вадима.
Я ходила по пустому залу ресторана, стараясь не думать о плохом, иногда мой взгляд встречался с взглядом Саши за барной стойкой, и он обворожительно мне улыбался. Мы начали подготавливать «шведский стол» для завтрака, и за работой я не замечала косых взглядов Вадима, точнее сказать, старалась не обращать на них внимания. Но это ещё больше выводило его из себя, он становился просто невыносимым, поэтому мы с Лизой за глаза называли его «Капитан-истерика». Его суперсилой было умение создать конфликтную ситуацию на пустом месте.
Так время в первой смене тянулось от завтрака до обеда, потом уборка, сдача и закрытие смены. К четырём часам я была свободна. Тогда я могла отдохнуть, поспать, поплавать или даже сходить на массаж к Яне, если она была свободна. Выходной у нас был раз в неделю, и то не всегда, только при условии, что все здоровы и могут работать. Несколько дней подряд у Вадима было хорошее настроение, и он даже ко мне не придирался. Это странное поведение не могло не насторожить нас с Лизой. Очень скоро мы узнали разгадку, это была кратковременная интрижка с одной из поварих в холодном цехе, но как только она закончилась, всё вернулось на свои места, и он быстро вспомнил о нашем существовании. И тогда мы в полной мере могли насладиться его сексуальными фрустрациями.
Зина привыкла к работе на ресепшене, и то, что казалось ей невозможным и странным, очень быстро превратилось в привычное и знакомое. Её коллеги по цеху быстро и точно подобрали ей нужный образ, чтобы она не была их копией и в то же время смогла проявить свою индивидуальность. Теперь Ида была жгучей брюнеткой с прямой чёлкой и длинными волосами. Её голубые глаза выигрышно контрастировали с чуть более светлым оттенком отдельных прядей, а мелкие черты лица подчеркивали её женственность и хрупкость. Ида больше не сутулилась, а гордо вышагивала на высоких каблуках в новом имидже, иногда мне казалось, что ей не хватает таблички «Осторожно, женщина в образе!», но я ей об этом не говорила. В душе я даже была за неё рада: смена места и обстановки на неё подействовала как нельзя лучше, в отличие от нас с Яной.
Яна безрезультатно пыталась охмурить Альберта, который очень скоро начал от неё скрываться в своем кабинете. А она непринужденно-настойчиво предлагала ему сходить к ней на массаж в любое удобное для него время. Яна пыталась как можно чаще пересекаться с Альбертом на работе, и, если ей это удавалось, она автоматически забывала обо всем на свете, и о клиентах в том числе. За что регулярно получала выговоры, которые делал Альберт лично, а Яна вместо того, чтобы нервничать и переживать, молча стояла, потупивши глаза, и только блаженно улыбалась, хлопая ресницами.
– Яна Олеговна, я вынужден в очередной раз сделать вам замечание по поводу качества вашей работы. На вас опять поступили жалобы.
– От кого? От блондинки, которая была час назад? Она сама не знает, чего хочет. То у неё болит поясница, то под лопаткой, не жмите так сильно, не нужно меня гладить, разминайте энергичней…
– Нет, не от неё. На вас пожаловался молодой парень. И он утверждает, что во время массажа вы пытались к нему приставать. Это правда?
– Быть такого не может. Я на работе сама целомудренность. Ну, разве что, рассказала я ему пару эпизодов из своей личной жизни.
– А зачем? Зачем трогали его пресс, зачем пели ему песни?
– Пресс я не трогала, а массировала, у него был общий массаж тела.
– Песни тоже входят в общий массаж тела?
– Нет. Понимаете, я ему рассказала о том, что являюсь преподавателем по вокалу, а он мне не поверил. Вот я и решила доказать подлинность своих слов. Если бы он сказал мне прекратить, я бы с радостью это сделала, желание клиента для меня закон.
– Если бы желание клиента было для вас закон, вы бы молчали, а не несли всякую ахинею. Я вас предупреждаю, ещё одна жалоба на вас – и нам с вами придётся распрощаться.
– Я вас поняла. Больше никаких песен и никаких разговоров с клиентами.
– Очень на это надеюсь. А теперь можете идти работать. И помните: это последнее замечание.
Яна молча вышла из кабинета Альберта и разочарованно побрела на своё рабочее место. Она редко когда грустила, но в этот момент ей было действительно паршиво. Она носила на работу короткие юбки и максимально открытые платья в надежде обратить на себя внимание Альберта. Но он вёл себя сдержанно и закрыто, и услышать от него что-то большее, чем сухое «здравствуйте», было невозможно. Яна давно поняла, что у него есть женщина, и что он не один, но надежда закрутить с ним, пускай даже интрижку, её не покидала.
Я вышла из отеля и направилась к бассейну. В свободное время мы могли плавать и загорать, если свои рабочие часы закрыли и отработали. Для этого были специально отведённые места для персонала. Да, да, никакого общего пляжа с гостями отеля. Может, кто-то скажет, что это дискриминация прав человека, но так поддерживалась субординация клиент – обслуживающий персонал. Сам пляж был не так уж и плох. Конечно, не было никакой колючей проволоки, которой был отделён пляж для персонала и для отдыхающих, но это был небольшой угловой кусочек побережья, где очень часто не хватало шезлонгов, потому что их отдавали отдыхающим в случае нехватки. Все приходили со своими большими полотенцами, абсолютно не надеясь заполучить шезлонг. Но мне повезло, и когда я пришла, где-то около пяти вечера, то уже большая часть гостей начали расходиться. На пляже становилось пустынно и в то же время очень спокойно. Я смотрела на море, слушала его шум и ощущала, как всё, что меня раздражало и представляло для меня беспокойство, стало исчезать. Я забывала о тяжелом разводе, который всё еще никак не мог выйти у меня из головы, забывала о своей нынешней ситуации, о том, что у меня нет денег, нет нормальной работы, что я не знаю, как мне жить дальше. Я даже забывала о мерзавце Вадиме, который с неподдельным энтузиазмом отравлял мой каждый рабочий день. Море лечило, я это точно знала.
– Привет! Я так и знала, что встречу тебя здесь.
– Привет, – я оглянулась и увидела Люду, кровать которой находилась над моей кроватью в комнате, где мы жили. – Думаю, не сложно было догадаться, куда я иду, по купальнику и парео.
– Можно рядом с тобой лечь?
– Ни в коем случае. Твое место на втором этаже.
– Смешно… – проговорила она и расстелила рядом полотенце. – Устала? День сегодня был не из легких.
– Если бы не этот «деграданте» Вадим, которого нужно терпеть каждый день, всё было бы отлично.
– А мы сегодня просто умирали. Одна работница горячего цеха не пришла на работу и ещё одна из холодного. А потом, как выяснилось, обе отравились и не могли встать с кровати.
– Отравились? Чем?
– Алкоголем. Одна из них, между прочим, бывшая зазноба Вадимки.
– Я почему-то не удивлена. Встречаться с этим козлом, будучи в нормальном, здравомыслящем рассудке, невозможно.
– Да она квасит нон-стоп. И на работу частенько приходит уже навеселе. Строгает салаты и поёт русские народные. Совсем было распоясалась, когда они стали шашни крутить. Поддавала прямо в туалете на работе. А он ничего, молчит.
– А он всё мне выговаривает, во всём у него я виновата. А бабу свою он не беспокоит, он для неё «дольче виту» устраивает, – с обидой сказала я.
– Так он и тебе «дольче виту» может устраивать, – хохотнув, ответила Люда.
– А, нет. Хватило с меня дольче виты с бывшим мужем в законном браке. До сих пор в себя прийти не могу. А ты замужем?
– Нет. И не была никогда. А дочка есть, ей пятнадцать сейчас.
– А с кем она живет?
– С моими родителями, слава богу, есть на кого оставить, пока я работаю. Потом я приезжаю, и мы живём вместе несколько месяцев. А потом опять на заработки.
– У меня та же история была, только я была ребёнком, а не матерью. Когда уехала мама на работу в другую страну, мне лет четырнадцать было, и жила я тоже с бабушкой и дедушкой. Но самое ужасное то, что в четырнадцать лет не объяснишь, что тебе нужна мама, а не бабушка с дедушкой.
– У меня нет другого выбора. Я всю жизнь так перебиваюсь с одной паршивой работы на другую. И то, что я её родила, считаю моим самым большим достижением. Всё, что делаю, я для неё делаю. Ей же завтра учиться нужно будет, а на что? Вот я и стараюсь.
– Мама тоже так говорила. Перестройка, безработица, все полуголодные. Она тогда в котельную пошла работать, после заведующей библиотекой в конструкторском бюро. Потом делала обеды на заказ и носила их в банк, потом была продавцом в палатке с газетами. А потом уехала, и видеть я её стала на одну неделю или в лучшем случае десять дней с промежутком в три месяца. Как я поначалу плакала, мне так было плохо, хотя дедушка и бабушка меня обожали, и я их любила, но мама – это мама. Чувство такое было, что тебя бросили, а ты не объяснишь подростку, что к чему. Я только замечала, как у нас начали появляться новый пылесос, холодильник, ремонт. Я стала лучше одеваться, но платить за это нужно было чувством ненужности.
– Может быть, это у тебя было такое чувство. У неё этого нет. Мы часто с ней говорим, и она хорошо всё воспринимает.
– А у неё выбора другого нет. Ты приспосабливаешься к ситуации и отдаляешься от человека, который причиняет тебе боль, или постоянно страдаешь. Помню, случай был, мама сделала загранпаспорт и хотела уезжать, уже готовилась, а мне так этого не хотелось, я так хотела её оставить с собой рядом. А что ты можешь сделать, когда тебе четырнадцать лет? Я взяла её паспорт и спрятала в старой деревянной шляпной коробке, где бабушка хранила огромный запас ниток мулине, закопала его туда и вернула на антресоль. Потом врала, говорила, что не видела, не знаю, сама думала, что теперь-то она точно не уедет. А она пошла и сделала новый, и всё равно уехала. Может, я не могу хорошо объяснить, но в детстве у меня было чувство покинутости, несмотря на то, что бабушка и дедушка были рядом. Старшая сестра тогда вышла замуж, мама уехала работать, той семьи, к которой я привыкла, не стало, и нужно было привыкать к другому варианту. Прошло несколько лет, мама вернулась на какое-то время, но отношения уже были не те. И каждый раз, когда мы ссорились, я ей говорила: «А что ты от меня хочешь, ты же сама меня бросила». Я знала, что ей тогда было больно, но и мне было больно тоже. А терпеть боль в одиночку в семнадцать лет невыносимо. Всем детям нужна семья, нужна любовь, забота, внимание, и никакие деньги, шмотки, институты этого не заменят.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.