Kitabı oku: «Кровавая сделка», sayfa 10
Глава 32
Дом из десяти этажей по-прежнему навевал уныние своими голыми окнами и кучей строительного мусора. Вокруг него стоял высокий серый железный забор, дабы предотвратить дальнейшую гибель неугомонных подростков, коих и так полегло около десятка.
Небо вновь затянулось тучами. Грачеву стало не по себе от того, куда он направился. Вызывать подчинённого он не собирался, ведь в отделе хватает достаточно работы для того, чтобы не успевать даже перекусить, не говоря уже о том, чтобы ездить по стройкам с целью проверить версии загулявшего шефа.
Грачев решил ещё раз набрать дочь и Максима, но те по-прежнему находились вне зоны доступа. Он закутался в пальто, захваченное из дома, и стал бродить вокруг забора, ведь не перелезать же через него.
Обходить пришлось достаточно долго, прежде чем он наткнулся на запертую калитку. Постучав в неё, он услышал за забором, как пронёсся мужской голос, принадлежащий примерно человеку пенсионного возраста. Так и есть: на свет представился мужчина лет 65. Он впился в Грачева прищуренными глазами под кустистыми бровями, которые срослись между собой.
– Что вы здесь забыли?
– Мне надо пройти.
– На каком основании? Вы представитель строительной компании?
Грачеву стало лень распинаться и достал свою ксиву, но она не убедила осторожного старика.
– Эх, мне оно зачем? Налепите корочки где-то в подвалах, а потом шастают где не следует.
– Я провожу расследование, а вам за препятствие следствию будет предъявлено вмешательство и нежелание помочь правоохранительным органам.
Сторож заметно замешкался, чем и воспользовался Грачев, бегом вступая на закрытую территорию.
Территория вокруг недостроенного дома не могла похвастать приятным видом: всюду стояли машины и фуры; сновали рабочие в испачканной одежде, раздавался далёкий стук чьего-то молотка. Не хватало только крана, но в нём уже не было особой потребности.
Грачев приуныл. Слишком увлёкшись мыслями о том, что там скрывается Макс, он не замечал, что стройка всё же шла.
Он повернулся к сторожу, который неотрывно следил за ним всё это время.
– Вы вчера здесь работали?
– Нет, я через день выхожу на работу. А что?
– Ну, вчера здесь не мог проходить один молодой человек. У него светлые волосы, вытянутое лицо, рост примерно с моего…
– Судя по вашему описанию, речь идёт о Шкирко. Я верно понял?
Грачев едва не вскрикнул от радости, но сдержанно кивнул.
– Ну, он недавно работает над этой стройкой. – Охотно продолжил мужчина, явно имевший чувство симпатии к Максу. – Именно благодаря его компании строительство возобновилось, а то уж все решили, что дело останется незавершённым.
Грачев нетерпеливо замахал рукой, не имея желания выслушивать об этом.
– Ну, так вы не ответили по поводу вчерашнего.
– Я уже говорил, что вчера не работал. Сейчас позвоню сменщику.
И сторож достал из кармана замызганного жилета когда-то бывшего оранжевым, кнопочный телефон. Грачеву пришлось ждать долго. Коллеги переговаривались между собой обо всем, и лишь под конец благодаря напоминанию Грачева был задан важный вопрос.
– Он говорит, что вчера Макс действительно заходил на стройку. Он, стоя на пороге калитки, зачем-то попросил моего сменщика сходить и передать рабочим какие-то указания. Хотя он сам мог зайти и лично сказать кому надо. Тот послушался, и когда он вернулся на место, Того уже не было.
– Хм, а в каком часу это было?
– Говорит, что дело близилось к сумеркам. Да, как раз строители быстренько работали внутри, чтобы успеть внутренние работы…
Грачева озадачило, что Макс приехал сюда через несколько часов после пожара. Где он был до этого времени, а главное, Милена…
– Тогда я прошу вас не шуметь и не говорить, что я здесь. – Грачев перешёл на шёпот, в душе опасаясь, что Макс видит его, – я должен проверить помещения.
– Но Вы же не думаете, что там что-то или кто-то есть…
Грачеву была едва удержимая охота послать чересчур носатого сторожа на все четыре стороны, ибо пока они оба чешут языками, теряется напрасно время.
– Нет, я предпочитаю не просто думаю, а проверять то, о чём думаю.
И Грачев развернулся в сторону дома. Ему следовало не обращать внимания на вялый протест сторожа, рабочую суету и скверное предчувствие.
Поскольку в доме планировались три подъезда, а лифта всё ещё не было, от Грачева требовалась физическая выносливость, с чем у него уже имелись проблемы. Вдобавок сказывались последствия пожара в церкви. Ощущая себя мудрецом аки Соломон, он решил подняться сразу на самый высокий этаж. Однако дыхание перехватило уже на третьем этаже, а в горле уже пульсировало и жгло. Кое-как забравшись к конечному пункту, Грачев представлял собой мертвеца, вылезшего из могилы. Пот градом катился по лицу, хотя из открытых окон дул холодный осенний ветер. Лицо пылало, а руки дрожали, как у заядлого наркомана.
– Черт бы тебя проклял, Макс! – ругнулся про себя несчастный отец Милены, вытирая лоб носовым платком.
Встав с верхней ступеньки, Грачев направился вглубь этажа. Голые стены, отсутствие дверей и окон, свет не долетавший до некоторых помещений – это могло привести любого человека в уныние, но для Грачева всё это оставалось незамеченным. Он был готов умереть, чтобы спасти дочь.
– Есть здесь кто-нибудь? – кричал он, надеясь, что Милена подаст голос или знак. Однако на десятом этаже всё оставалось тихим, не считая одинокого вопрошающего голоса, который раздавался эхом.
Лишь на восьмом этаже до слуха Грачева долетел едва слышный звук, отдалённо напоминающий писк. Пробежавшись по всем помещениям, он убедился в том, что там не было даже приблудившего котёнка.
Этажом ниже звук был уже гораздо отчётливее. Грачев вновь сделал то, что и прежде, как и вновь потерпел поражение. Но он не огорчался, так как понимал, что раз есть сигнал, то ещё не всё потеряно.
Он так спешил вниз, что едва не отступился и не свалился кубарем по ступенькам. На шестом этаже стало ясно, что кто-то плачет. Грачев пулей забегался по пустым комнатам. Его ждала награда. В одном из помещений, чуть освещаемым наружным светом, оказался сам источник звука.
– Милена! – Не сдержавшись, воскликнул Грачев. Сколько не от радости из-за успешного поиска, сколько из-за отцовской боли. Дочь лежала на холодном полу полураздетая как для таких времён: на ней были только шорты и тонкая трикотажная футболка. Длинное пальто и высокие сапоги как ветром сдуло. Рот её был затянут тонкой верёвкой, как и конечности. Из глаз градом катились слезы.
Грачев, охваченный жалостью, присел возле Милены. Узлы на руках и ногах не поддавались к развязыванию, и он жалел, что не носит с тобой ножик, которым мог бы решить проблему за секунды. А время стоило дорого: рядом бродит посланец из Ада.
– Не плачь, Милена! – приговаривал он, ругая и проклиная всё на свете, что стало причиной страданий дочери. Он решил оставить пока конечности, и дотронулся до головы дочери, чтобы стянуть подобие кляпа. Под левым виском он почувствовал жидковатую корочку. Вытащив руку из спутанных волос, он с ужасом понял, что это было ничем иным, как кровь.
И тут над ним стала чья-то фигура, отбрасывая тень на перепуганной Милене, чьи слезы не думали кончаться. Прежде чем Грачев успел что-то понять и предпринять, по его затылку стукнуло что-то массивное и тяжёлое.
Глава 33
Разлепив неподъемные веки, Грачев испытывал тупую боль в ушибленном затылке. Поначалу Грачев ничего не видел, так как вокруг всё утопало в кромешной мгле. Глаза снова закрылись.
«Неужели я ослеп?» – ему становилось страшно от того, что его полицейская осторожность сдала сбой в шаге от спасения дочери. О том, где она и что с ней – даже представлять казалось чем-то непосильным. После того, как Грачев обнаружил у неё рану на голове, от Максима стоило ждать издевательства и похлеще.
Грачев закрыл глаза. Затем не открывая их, попытался встать, но с опозданием понял, что и его связали. Разве что кляпа не было.
– Животное, чтобы тебе сгореть в аду! – закричал Грачев, забыв о том, что следует соблюдать хорошую мину при плохой игре. Довольно!
В помещении появился слабый свет, что в некой мере порадовало Грачеву, ведь слепота ещё не пришла на его улицу. Но проблески радости тут же угасли, когда вслед за светом, исходящего от свечи, появился сам Макс. Его лицо казалось обезображенным и нечеловеческим. Взгляд – пустой, но с жаждой причинять зло. Где тот робкий мальчишка, который был сам не свой во время семейного ужина?
– Проснулись, тесть! Долго же вы спали.
– Развяжи меня и Милену, не твори глупости! И никакой я тебе не тесть!
– И это говорит человек, пожелавший сгореть мне в аду. Кстати, в аду у меня явно тёпленькое местечко, так что зря бросаетесь проклятиями.
Хоть Макс не смеялся, но Грачеву его слова показались полной насмешкой. Холодок прошёлся по спине, но полицейский мог бы поклясться, что он не являлся следствием от валяния на голом холодном полу. Максим стоял так ровно, что производил впечатление статуи.
– Отпусти хотя бы Милену. Ты же её любишь, а значит, тебе должно быть противно причинять ей боль.
Лицо Максима скривилось, от чего сходство в лучах света от свечи с дьяволом только усилилось.
– Люблю… А она меня любила? Если да, то почему так поступила со мной? Разве предательство можно оправдать? Зачем она тянула до самого дня свадьбы, выставив меня идиотом перед друзьями и малочисленными родственниками? Знаете, как на меня смотрели? С жалостью! Терпеть такое не могу!
Грачев не отвечал, так как понимал, что вопрос про мотивы Милены – риторический, и Макс просто выговаривается.
– Меня никто так не унижал. Милена даже не удосужилась позвонить и сказать лично, что финита ля комедия. Я бы понял и смирился, с кем не бывает. Но нет, она бежит трусливо под папашкиным руководством и прячется в поганой церкви! Это так смешно! Почему именно церковь? А?
Грачеву не хотелось даже произносить то, что покажется любому скептику полной чушью. Однако выбора ему не оставляли.
– Мы посчитали, точнее, только я… Что ты туда не посмеешь сунуться. Но ты додумался орудовать с помощью огня…
Максима, казалось, услышанное несколько удивило, от чего не заметил, как наклонилась свеча и капнула своей слезой на руку. Тот чертыхнулся и вернул свече прежнее равновесие.
– Почему я не смею соваться в церкви? Говорите сейчас же!
– Потому что сущность внутри тебя не пустит туда…
Глаза Максима забегали из стороны в сторону, выдавая напряжённую умственную деятельность. Ведь он никому не рассказывал о том, что совершил сделку. Об этом знала только Аза, которая давно покоится в могиле, пожираемая червями.
– Что вам известно обо мне? – Макс подбежал к Грачеву, едва удерживая свечу так, чтобы она не капала. – Отвечайте сейчас же!
– Неизвестная цыганка прислала мне письмо, которое следовало доставить мне после её преждевременной кончины. – начал Грачев, осознавая, что молчанием ничего не добиться. – Я вначале не придал значение тому, что она написала. Мало ли как могут пошутить, но мы действительно обнаружили её труп. Мне было страшно даже предположить, что она говорила правду.
Далее следовал подробный рассказ о том, что было известно Грачеву. Макс ошарашенно глядел на него, прислонившись к стене. Конечно, Грачев не стал упоминать о том, что занимался расследованием прошлом и настоящем избранника своей дочери.
– Милена говорила тебе, что случилось недавно? – спросил он, когда Макс по-прежнему сохранял молчание.
– Нет, она отказалась со мной разговаривать.
– И только поэтому ты приложил ты?
– Да она сама… Споткнулась на лестнице и упала. Я ни за что не стал бы поднимать на неё руку!
В голосе Максима улавливалось задетое самолюбие. Грачев решил, что почва достаточно постелена для того, чтобы внушить Максу не делать рокового шага.
– Слушай, Макс… О твоей связи с этими убийствами никто не знает, – здесь Грачев слукавил, потому что Бобров всё же читал послание, хотя возможно он и забыл про содержание прочитанного. – Неужели ты готов запятнать своё имя уже реальным криминалом?
Максим издал громкий вздох.
– Вы не понимаете, я не могу жить прежней жизнью! – едва не кричал он, – если вы думаете, что я едва осознавал происходящее, то ошибаетесь! Я всё понимал, и меня это мучило… Хотя нет, по-прежнему мучает! Я не должен был умереть на операционном столе, когда под моей опекой сестра! Ведь это из-за меня она осталась круглой сиротой! Мои руки в крови, и лишь забота о ней могла бы как-то искупить мою вину перед ней, а также перед родителями! А потом меня отмутузили до полусмерти. Знаете, о чём я думал, лежа перед неоновой вывеской? О Лере. Не факт, что дядя вновь возьмёт её под опеку, как когда-то после гибели родителей. Я не мог подвести её во второй раз!
Грачев молча слушал то, что и так знал. Ему было жаль парня. Тот просто баловался травкой, оставив косяк непотушенным. Обыкновенная досадная ошибка, и теперь Макс воочию обнажая все свои чувства, с которыми ему приходиться жить. Быть убийцей собственных родителей – грех, который никогда не сотрётся из сознания и не притупится.
– Потом я прихожу в себя и возвращаюсь домой. Моё сознание полностью кристально чистое с той минуты, как я потерял сознание, и до самого прихода в себя. Я даже догадываться не мог о том, что меня ждёт. Сначала Лера застала меня в прострации, затем камера запечатлела это… Я пошёл на сеансы гипноза и ничего… Только Аза после долгих уговоров сообщила обо мне страшную тайну. Лучше бы я не знал. Осознавать то, что я не ограничиваюсь родителями – едва не вывело меня из равновесия. Да, лично я не убивал, но точно также косвенно имею отношение. Мне хотелось даже наложить на себя руки, чтобы прекратить это мракобесие, но потом всегда вспоминал о Лере и вечном долге перед ней.
И Макс опустился на корточки, опираясь на ту же стену. Свеча значительно уменьшилась в длине, отбрасывая мерцающий свет на страдальческое лицо Макса. У Грачева затекли руки, да и становилось очень холодно.
– Не было ни одного дня, чтобы я не пребывал в изнурительном поиске смысла в своей жизни. Плюс, мной двигала любовь к Милене. Мне казалось, что я заслуживаю её, хоть и чудовищной ценой. В конце концов, люди гибнут не из-за меркантильных соображений с моей стороны. Без моего участия всё равно кто-то перешагнет черту. Так моя совесть постепенно затихала. Мы с Миленой стали готовиться к свадьбе, на пути которой стояла только одна преграда – как мне объяснить то, что я периодически «выпадаю из реальности»? Но оказалось всё куда проще, ведь травма голова – лучшее пояснение тому.
Грачев удивлялся словам Макса. Лера, о котором он заботился, не производила впечатление маленькой беззащитной девочки. Ее сверстницы, бывает, такое вытворяют, что делает их взрослее раньше времени. Милена, увидев гибель на её глазах человека, вряд ли стала страдать от отсутствия в своей жизни такого мерзкого кадра, как Макс. Для Грачева этот поток о долге и чувствах казался не более, чем монологом эгоиста, которому требовался веский повод оправдаться и обелить самого себя.
За стеной раздался протяжный стон. Сердце переживающего отца разболелось, ведь он не в состоянии помочь единственной дочери. Что задумал Макс?
Но Макс, будучи поглощённым копанием в самом себе, не обращал внимание на стоны и попытки Грачева встать.
– И тут я узнаю об отмене свадьбы. За пять минут! Я не мог поверить, что со мной так поступили! А вы её спрятали в церкви в надежде на то, что я туда не войду! Как же смешно, что живот надорвёшь.
По тёмному помещению пронёсся эхом раскатистый хохот. Не зная о том, кому он принадлежит, то Грачев решил бы, что это истерика у душевнобольного. Хотя после услышанного он запросто поставил бы такой диагноз Максиму.
Боль в голове Дениса Алексеевича то затихала, то возобновлялась, мешая придумать выход из сложившейся ситуации. В глубине души он допускал, что Бобров может застать его и дочь через несколько часов в качестве очередных трофеев для патологоанатома.
Максим поднялся и потушил свечу. В темноте его приглушённый голос навевал гнетущее впечатление.
– Но я же не лыком шит, и практику сжигания дома имею. Какой-то дурак оставил канистру с горючим возле машины. Я купил неподалёку газету и со всем добром направился к входу. Благо народу не было, и мне никто не мешал пролить немного горючего у прохода, а затем поджечь газету. Я достаточно ловок проделать так, чтобы на выходе осталась лазейка. И ваша дочь попалась: она выбежала, чем я и воспользовался. Схватил и посадил в машину и увёз. Она пыталась меня бить в машине, но я пригрозить, что она не застанет отца в живых, если станет и дальше мешать мне водить.
– Да что с тобой не так? – вновь заговорил Грачев и прикусил язык. Молчи или возмущайся – никто не знает, в какую сторону переклинит новоявленного психа.
Макс то ли не обратил внимание, то ли сделал вид, но продолжил:
– Глупая Милена, когда мы наматывали круги по городу, только раз подала голос: ей захотелось пить. До чего же примитивная. Ну, я ей дал заранее подготовленную бутылку со снотворным. Я наконец приехал к стройке, в где участвую от имени компании, которая занимается тем, что доделывает за других проекты. И когда никого не оказалось на пути к одному из подъездов, я бегом побежал к автомобилю и потащил на себе спящую Милену. Ох, и тяжёлая она, скажу я вам. Пока мы поднимались, она кое-как очнулась. Я не доглядел и она стала вырываться. Вот тогда её прелестная головушка приземлилась на верхнюю ступеньку. Как она ещё сильнее не стукнулась – я не знаю. Мне пришлось её связать теми верёвками, которые рабочие здесь набросали на каждом углу. У неё нет желания со мной разговаривать, но в её глазах я чётко вижу боязнь. Глупая, я никогда не обидел бы её. Но она обидела меня.
Макс умолк. От него не исходило никакого шума, что вселяло в Грачева ещё большую тревогу. Всё, что для него имело значение – спасение Милены, а он… Пожил и достаточно, к Саре можно хоть сейчас отправляться.
– Так почему она со мной так поступила?
Внезапный вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. У Грачева пересохло во рту, и пришлось приложить усилие, дабы Макс знал правду.
– Ты убил священника. Когда тот стал молиться, чтобы ты вышел из припадка. Милена всё видела и сложила дважды два. Она убедилась кто ты такой на самом деле.
Макс не отвечал. Грачев слышал только своё тяжёлое дыхание. Потом спустя несколько минут послышались удаляющиеся шаги. За стеной раздался вопль и рыдания. Услышав их, Грачев активно заворочался, не взирая на усиливающую дурноту. Кое-как присев, он перевёл дух как после длительного марафона. Связанные руки ко всем карманам, он осознал, что они опустошены. Осторожное предположение едва не ввело его в уныние, но, зная, что только от него зависит судьба дочери, Грачев предался раздумьям на тему «Как развязать узлы», от которых ныли щиколотки и запястья. О том, чтобы доскакать в таком состоянии в другую комнату, он отбросил подобную мысль.
Самое паршивое, что кобура тоже не радовала содержанием, точнее, его отсутствием как таковым. Для Грачева Максим достаточно потерял человеческий облик для того, чтобы перейти к прямым убийствам. Несчастный отец едва не впадал в отчаяние, но тут же постарался сохранить хладнокровие.
К тому времени глаза Грачева достаточно адаптировались к темноте, которая на самом деле не была кромешной, как показалось после пробуждения: с улицы доходил свет от уличных фонарей.
Грачев, прислонившись к стене, стал двигаться в сторону лестничной площадки, где стояли поручни. Несмотря на осторожные телодвижения, ограниченные по максимуму, он едва не рухнул вниз, когда пришлось оттолкнуться от стены. Щиколотки опухали, и кисти начало накрывать немотой. Ухватившись за поручни, Грачев пододвинулся к ним.
Вначале он собрался ёрзать верёвку по краям, стоя на ногах, но равновесие подводило своей шаткостью, и ему пришлось присесть на ступеньку.
Задача перед Грачевым стояла сложная: ты делаешь быстро, но шумно, что нежелательно, либо медленно и не успеваешь собственно довести дело до конца. Спустя несколько секунд колебаний был выбран второй вариант, и верёвка уже подверглась трению о железные прутья.
Неизвестно сколько прошло времени, но Грачеву сей процесс казался целой вечностью. Теряя терпение, он ускорил движение.
– Вы чем тут занимаетесь?
Если бы Грачев не сидел, то наверняка бы упал. Голос Макса звучал насмешливо, хоть и угрожающе.
– А то нельзя догадаться! – зарычал Грачев, готовясь к предполагаемой схватке.
– Смотрю, вы начинаете проявлять настоящее отношение ко мне. Что ж, давно пора было. Вы мне надоели хуже горькой редьки.
Грачев почувствовал на затылке прикосновение холодного металла. Это было предсказуемо, о чём тот и заявил Максиму.
– Что, заразились от той цыганки некими способностями, коль уже просчитали мои шаги?
– Это чистая психология, вперемешку с жизненным полицейским опытом. – Грачев гордо поднял голову, глядя в невидимую даль. Макс едва не стукнул дулом об его затылок.
– Тогда почему вы приехали одни, без сопровождения? Полиции ведь есть за что меня привлечь к ответственности! По крайней мере, за поджог.
Грачев молчал. Признаваться в гордости, из-за которой не представлялось возможным поведать отделу о том, что его дочь связалась с опасным типом. Авторитет пошатнётся, тем более, после того, как он не удосужился поделиться даже с Бобровом своими мыслями. «О, коллеги! Я знаю, кто убийца! Но только он вселяется в чужие тела и кончает по очереди каждого» – Грачев улыбнулся бы, да только всё, что его заботило сейчас – это Милена.
– Что ты сделал с Миленой?
– Прекратите спрашивать меня про Милену! Лежит, дурёха, в целости и сохранности! Только от вас зависит, что с ней будет! Я ясно выразился или мне повторить?!
Грачева вновь затошнило, и дуло пистолета едва ли осталось замечаемым им.
– Что ты хочешь?
– Вот! С этого и требовалось начинать! Как неудивительно, но я хочу, чтобы Милена вышла за меня замуж и сняла с меня штамп «брошенного у алтаря неудачника».
– Она никогда не выйдет за тебя. И от меня не зависит её решение.
Максим завопил что-то нечленораздельное и таки стукнул пистолетом по шее Грачева. Тому едва удалось усидеть на месте. Складывалось впечатление, что этот кошмар начался с незапамятных времён, и ещё не скоро закончится. Макс стукнув Грачева, убежал туда, откуда выходил. До ушей Грачева вновь донеслись крики.
– Встать и попытаться закончить сие мракобесие, – сказал он себе, вставая со ступенек. Не удержавшись, он упал возле лестницы. Падение оказалось не слишком удачным: разнылся правый локоть, но Грачев решил не взирать на боль. Отчаянные вопли Милены подначивали его не лежать, ожидая некого чуда. В чудеса вера давно померла, зато как зло производило впечатление чего-то непобедимого.
Перед глазами отважного, но гордого полицейского стали проноситься как кадры те картины, которые он видел более тридцати лет на службе. Молодых, невинно убиенных девушек хватало, и это придавало сил уставшему и измученному Грачеву с узлами на конечностях.
– Папа! – наконец-то первое отчётливое понятное слово из уст дочери, когда Грачев добрался до голого проёма в другую комнату. Помещение не могло похвастаться наличием окна, а свеча здесь не горела. Только шум и голос дочери служило ему маяком во тьме.
– Милена, я здесь! – крикнул он, одновременно будучи готовым к нападениям обидчика. Однако к нему подлетела именно Милена. Её тонкие руки обхватили крупное отцовское туловище, ища в нём поддержки.
– Милена, я не понял, где Макс? – спросил он настороженно, водя слепыми глазами по невидимым контурам.
– Я его оглушила, когда он отвязывал меня от чертовой трубы.
Грачева охватила на секунду гордость за свою малую. Мало какая девушка так отважно станет бороться. Но тут же бережно отодвинул от себя.
– Тогда развяжи мои узлы, и побежали, пока он в отключке! Он может прийти в себя в любой момент, нам нельзя тратить попусту время!
Милена быстро приступила к развязыванию, но, к большому огорчению обоих, узлы не поддавались.
– Милена, ты можешь найти что-то острое, вроде ножа?
– Я не знаю, папа… – прошептала она, но всё же отошла от отца. И вновь время для Грачева представлялось резиной. Его сердце бешено стучало, ведь Милена могла задеть Максима, не найти ничего стоящего или…
– Милена, поищи ещё и телефон, неважно какой… – он негромко произнёс это, отчаянно боясь возможного прихода в себя Максима. Он даже дышать боялся, полагая, что делает это слишком громко.
Вскоре Милена опять стояла возле отца.
– Я не нашла ни ножа, только пистолет… Телефон тоже при мне.
Грачев сделал глубокий вдох. Значит, ему придётся остаться здесь, но то мало заботило его.
– Вот и прекрасно, беги с ними вниз, только не споткнись… – Милена пыталась противиться такому приказу, но он твердо продолжал. – Запомни, пистолет для самозащиты, на случай, если он побежит за тобой. И обязательно набери полицию, и назови фамилию «Бобров». Пора завязывать с этим цирком!
Милена стояла как оглушённая, не издавая ни слова.
– Иди уже! Обо мне не беспокойся. – слегка повысил тон любящий отец, и она покинула помещение.
Как только она ушла, из глубины комнаты донёсся едва слышимый стон, а затем и ругательство.
– Вот же сука! От её удара башка как…
Оборванная речь свидетельствовала о том, что до него дошёл факт произошедшего.
От яркого света карманного фонаря у Грачева закрылись глаза, будучи не готовым к таким сюрпризам. Когда он открыл их, то увидел перед собой взбешённого Макса, рыскающего у себя по карманам. Грачев знал точно, что ему не грозить иметь дырку от пули. По крайней мере, не в этот момент.
– Где она? – подскочил аки сам дьявол Максим, испепеляя взглядом, в котором отражалась накопившаяся ненависть.
– Только богу известно.
Грачев решил ёрничать, чувствуя за плечами маленькую победу. И именно от него сейчас зависит, как долго она продлится. Эффект не заставил себя долго ждать: Максим на секунду опешил. Он подошёл к проёму, явно желая догнать беглянку. «Хоть бы она успела убежать и позвонить» – проносилось в голове Грачева, когда он всячески препятствовал Максу на выходе. Максу надоело подобное расположение дел не в его пользу, и он заехал коленом в пах Грачеву. У того перед глазами замелькали цветные круги, а снизу оглушала сознание сильная боль. Ноги, и без того еле стоящие из-за узлов, подкосились. Макс ловко перешагнул через него и побежал к лестничной площадке.
Грачев, лежа покинутый в этом месте, едва мог что-то соображать от боли. За ней пришло отупение, и мысли стали представлять собой путаный клубок. На него навалилось ощущение невиданной доселе усталости. Сознание отказывалось проясняться, и вскоре он упал в забытье.
