Kitabı oku: «Женский портрет», sayfa 8
Глава X
На следующий день после поездки в Локли Изабелла получила письмо от мисс Стэкпол, и конверт с почтовым штемпелем Ливерпуля, надписанный аккуратным каллиграфическим почерком Генриетты, немало ее ободрил.
«Вот вы меня и дождались, милая моя подруга, – писала мисс Стэкпол. – Наконец удалось освободиться. Все решилось за день до того, как я выехала из Нью-Йорка, – ко мне обратился “Интервьюер”. Я быстро покидала вещи в сумку, как бывалый репортер, прыгнула в конку и добралась до порта. Где вы сейчас? Как мы можем встретиться? Вероятно, пребываете в каком-нибудь средневековом замке и уж обзавелись английским акцентом? Возможно, вышли замуж за лорда? Очень на это надеюсь, ибо мне необходимо свести знакомство с самыми выдающимися фигурами, а потому я рассчитываю на вашу помощь. “Интервьюер” намерен сделать серию материалов об аристократических кругах. Мои первые впечатления (о британцах вообще) не самые радужные, однако мне нужно обсудить их с вами. Вы ведь знаете: обо мне говорят разное, но человек я, во всяком случае, не поверхностный. Кстати, мне тоже есть что рассказать. Давайте назначим встречу на самое ближайшее время; приезжайте в Лондон (ужасно хотелось бы осмотреть его достопримечательности вместе). Или позвольте приехать к вам – уж не знаю, где вы сейчас находитесь. Я бы с удовольствием! Меня все здесь интересует, и я горю желанием ознакомиться как можно подробнее с местными нравами и обычаями».
Изабелла сочла за лучшее не показывать письмо дядюшке, однако коротко передала его содержание. Как и ожидалось, мистер Тушетт попросил заверить мисс Стэкпол, что будет рад принять ее в Гарденкорте.
– Хоть ваша подруга и пишет в газету, все же она – американка, а потому надеюсь, что не будет выставлять меня в невыгодном свете, как сделала та леди, о которой я рассказывал. Мисс Стэкпол наверняка видела немало подобных мне людей.
– Может, и немало, но столь милых – никогда! – ответила Изабелла.
Впрочем, она все же тревожилась по поводу репортерской хватки Генриетты – одной из сторон личности подруги, что не внушали ей спокойствия. Тем не менее Изабелла написала ответ: мистер Тушетт с удовольствием примет мисс Стэкпол в своем доме. Энергичная молодая женщина не заставила себя ждать. Прибыла в Лондон, села на поезд и сошла на ближайшей к Гарденкорту станции, где ее встречали Ральф с Изабеллой.
– Проникнусь ли я к ней симпатией? Или возненавижу? – осведомился Ральф, пока они с кузиной прогуливались по перрону.
– Хоть так, хоть этак – ей все равно. Генриетте безразлично, что о ней думают мужчины.
– Значит, будучи мужчиной, я обязан ее невзлюбить. Ваша подруга, кажется, просто чудовище. Наверное, она дурнушка?
– Напротив – очень даже хороша собой.
– Хм, женщина-репортер, журналист в юбке… Любопытно будет ее увидеть, – сбавил тон Ральф.
– Посмеяться над ней за глаза легко, а вот попробуйте стать таким же смелым, как она!
– Пожалуй, вы правы. Мисс Стэкпол ведь беззастенчиво нападает на своих жертв, не дает им прохода? Тут и вправду требуется недюжинная отвага. Возьмет ли она у меня интервью?
– Ни за что на свете! Вряд ли она сочтет, что вы представляете интерес.
– Вот увидите, – пробурчал молодой человек, – она отправит в свою газету рассказ обо всех обитателях дома, включая Банчи.
– Я попрошу, чтобы она этого не делала.
– А! Стало быть, от нее можно ожидать подобных поступков?
– Вполне.
– И все же вы сочли возможным сделать ее ближайшей подругой?
– Не могу сказать, что ближайшей; и все же она мне нравится, несмотря на все недостатки.
– Ну что ж, – промолвил Ральф, – а я, видимо, возненавижу мисс Стэкпол, невзирая на ее достоинства.
– Вы влюбитесь в Генриетту уже на третий день.
– И мои любовные письма появятся на страницах «Интервьюера»? Нет уж, увольте!
Поезд наконец прибыл, и быстро выскочившая из вагона мисс Стэкпол оказалась, как и обещала Изабелла, особой очень милой, хоть и с несколько провинциальным налетом: среднего роста, аккуратной, пухленькой и круглолицей, с маленьким ротиком и нежными чертами лица, с копной отброшенных назад светло-каштановых волос и открытым, слегка удивленным взглядом. Глаза были самой примечательной ее особенностью – смотрели они твердо, но не дерзко, и на каждом интересовавшем их обладательницу предмете останавливались без всякого стеснения, добросовестно пользуясь дарованным им от природы правом.
Подобным образом изучила мисс Стэкпол и Ральфа, слегка смущенного вполне любезным и располагающим видом гостьи, который словно бы давал понять: отнестись к ней с предубеждением будет не так-то легко.
Серовато-голубое платье Генриетты отражало лучи осеннего солнца и тихонько шуршало складками, невольно заставив Ральфа сразу сравнить ее со свежим, еще ни разу не свернутым номером газеты. В этой даме не было ни единой опечатки. Голос ее оказался чистым, высоким и звучным, хоть и не слишком глубоким. Уже заняв место в экипаже мистера Тушетта, она не произвела на Ральфа впечатления набранной крупным шрифтом газетной страницы с кричащими заголовками, чего он подспудно ожидал. Отвечала на расспросы Изабеллы четко и ясно, и Ральф даже осмелился присоединиться к беседе. Позднее, уже в библиотеке Гарденкорта, познакомившись со старым банкиром, Генриетта дала всем понять, что вполне в себе уверена. Миссис Тушетт к гостье выйти не соблаговолила.
– Хочу понять: считаете ли вы себя американцами или англичанами, – сразу заявила мисс Стэкпол. – Мне это необходимо, чтобы верно строить беседу.
– Можете разговаривать с нами так, как угодно вам, – пожал плечами Ральф, – будем только благодарны.
Она вперила в него свой странный взгляд, и теперь глаза ее напомнили молодому человеку большие гладкие пуговицы, крепко сидящие в натянутых петлях. Ральфу даже казалось, что он видит в зрачках мисс Стэкпол свое отражение. Сравнение глаз с пуговицами обыкновенно к людям не применяют, однако было нечто во взоре гостьи, заставившее Ральфа, человека довольно скромного, впасть в затруднение: он почувствовал себя беззащитным и, пожалуй, несколько приниженным. Через день-два, однако, чувство это значительно уменьшилось, хоть и не пропало вовсе.
– Уж не намерены вы убедить меня в вашей принадлежности к американцам?
– Могу быть англичанином или вовсе турком – лишь бы доставить вам удовольствие.
– Хм, ежели вам удается менять свою сущность подобным образом – будьте добры, – ответила мисс Стэкпол.
– Уверен, что различия между нациями вам нисколько не помешают, – гнул свое Ральф.
Гостья долго его изучала и наконец произнесла:
– Вы говорите о языках?
– Языки – ничто. Я о национальном духе.
– Боюсь, я вас не совсем понимаю, – призналась она, – однако до отъезда наверняка разберусь.
– Ральф – настоящий космополит, – вставила Изабелла.
– Стало быть, у него в голове всего понемногу, однако в количествах явно недостаточных. Должна сообщить, что я воспринимаю патриотизм как любовь к Богу и к ближнему – он в любом случае начинается с родного дома.
– Да, но где же начинается дом, мисс Стэкпол? – осведомился Ральф.
– Не могу объяснить, где начинается, зато готова сказать, где заканчивается: мой дом закончился задолго до того, как я сошла на землю в Ливерпуле.
– Так Англия пришлась вам не по душе? – по-старчески добродушно уточнил мистер Тушетт.
– Знаете ли, сэр, я еще не решила. Пока ощущаю себя несколько сбитой с толку – а по дороге из Ливерпуля в Лондон стало уж совсем затруднительно.
– Вероятно, в вагоне было тесновато? – попытался пошутить Ральф.
– О да, народу набилось немало, однако со мной ехали друзья – компания американцев, познакомились еще на пароходе. Прекрасные люди из Литтл-Рока – это в Арканзасе. И все равно мне было не по себе – словно что-то давит; даже не могла сообразить, в чем дело. Никак не удавалось приспособиться. Но это ничего; ежели чужая атмосфера не слишком привычна – призываешь на помощь свою. Тогда и дышится свободнее. Впрочем, у вас мне очень нравится.
– Мы тоже хорошая компания, – усмехнулся Ральф. – Подождите немного – и вы почувствуете.
Мисс Стэкпол подождать нисколько не возражала и даже более того – явно приготовилась погостить подольше. По утрам она занималась литературными трудами и все же выкраивала время для Изабеллы. Закончив ежедневную свою работу, ни на минуту не желала оставаться в одиночестве. Изабелла быстро нашла повод попросить ее не давать в печать свои замечательные впечатления от визита в Гарденкорт. Уже на второй день пребывания подруги в доме Тушеттов выяснилось, что та принялась писать для «Интервьюер» статью под названием «Американцы и Тюдоры: из истории Гарденкорта». Заголовок был выведен аккуратным разборчивым почерком (точно как учили в школе – Изабелла еще помнила). Мисс Стэкпол с чистой совестью предложила подруге ознакомиться с заметкой, и та немедля заявила протест:
– По-моему, вам не следует этого делать. Не нужно давать в газету рассказ о доме Тушеттов.
– Да ведь подобные истории – как раз то, чего хотят читатели, – как ни в чем ни бывало глянула на Изабеллу журналистка. – Чудо что за место!
– Вот именно что чудо, и на страницы газет ему попадать совсем ни к чему. Дядюшка точно не желает такой славы.
– И вы ему верите! – вскричала Генриетта. – Все так говорят, а потом восторгаются.
– Дядюшка вряд ли будет в восторге, да и кузен тоже. Пожалуй, сочтут неблагодарностью за гостеприимство.
Мисс Стэкпол не выказала ни малейших признаков смущения. Аккуратно протерла перо ручки об изящную маленькую перочистку, которую держала специально для таких целей, и отложила свои записи в сторону.
– Разумеется, ежели вы не одобряете, я ничего предпринимать не буду. А жаль, тема прекрасная…
– Есть множество других тем – только посмотрите вокруг! Мы с вами будем выезжать, я покажу вам потрясающие виды.
– Пейзажи – не по моей части. Вы ведь знаете, Изабелла, меня более всего привлекает человек, личность – так было всегда, – покачала головой Генриетта. – Собиралась вывести в очерке вашего кузена, променявшего Америку на другую страну. Сейчас на подобных персонажей большой спрос, и Ральф – отличный пример. Уж я его расписала бы в красках…
– Да он наложит на себя руки! – воскликнула Изабелла. – И не от вашей суровости, а от огласки.
– Немного потрепать его не помешало бы. И с удовольствием занялась бы вашим дядюшкой – вот уж человек поистине благородный, причем не вытравивший из себя Америку. Такой респектабельный пожилой джентльмен! Неужели он будет против? Ведь это большая честь…
Наша героиня с удивлением воззрилась на подругу. Как странно… Человек со множеством добродетелей – и столько бесцеремонности!
– Бедная моя Генриетта, – вздохнула она, – вы совершенно не понимаете, что о частной жизни писать нескромно.
Подруга густо покраснела, в глазах заблестели слезы, и наша героиня поразилась ее непоследовательности.
– Вы несправедливы, – с достоинством промолвила мисс Стэкпол. – Ведь я пишу не о себе, а о других!
– Я и не сомневаюсь, однако в отношении других людей также необходимо проявлять деликатность.
– Что ж, хорошо! – вскричала Генриетта, снова схватив ручку. – Давайте-ка я запишу эту мысль. При случае опубликую.
В целом, будучи особой весьма добродушной, она уже через полчаса вновь излучала бодрость и энергию, чего и следовало ожидать от репортера в поисках материала.
– Я вызвалась подготовить репортаж об образе жизни англичан, однако как это сделать, когда нет примеров? Ежели нельзя описать Гарденкорт, посоветуйте другое место, где я получу на то дозволение.
Изабелла пообещала что-нибудь придумать и уже на следующий день в беседе с подругой упомянула о визите в старинное поместье лорда Уорбертона.
– О, вы непременно должны свозить меня в Локли! Наверняка там можно получить прекрасное представление об аристократах! – приободрилась Генриетта.
– Свозить я вас не смогу, – покачала головой Изабелла, – однако лорд Уорбертон сам появится здесь с визитом – так что сможете его хорошенько изучить. Однако, ежели захотите передать беседу с ним в газету, я вынуждена буду лорда предупредить.
– Прошу, не надо! – взмолилась подруга. – Мне нужно, чтобы он вел себя естественно.
– Для англичанина нет ничего более естественного, чем держать язык за зубами, – заявила Изабелла.
По истечении третьего дня пребывания мисс Стэкпол в Гарденкорте Изабелла не могла сказать, что ее предсказание сбылось: Ральф в подругу не влюбился, хоть и проводил в ее обществе немало времени. Они прогуливались по парку, сидели в тени деревьев, а после обеда, когда так восхитительно было совершать прогулки по Темзе, мисс Стэкпол занимала место в лодке, в которой до той поры Ральфу составляла компанию лишь одна пассажирка.
Ее присутствие, против ожиданий молодого человека, не слишком испортило расслабляющую атмосферу, сложившуюся при беседах с более мягкой кузиной. Корреспондентка «Интервьюера» его веселила, а Ральф давно уже решил, что только безмерное веселье и способно скрасить его клонящиеся к закату дни. Генриетта, со своей стороны, не оправдала теории Изабеллы о своем безразличии к мужскому полу; бедный Ральф, по всей видимости, представлялся ей явлением раздражающим, и не вскрыть подобный нарыв было бы безнравственно.
– Чем он зарабатывает? – поинтересовалась она в первый же вечер после прибытия. – Неужто так и гуляет целыми днями с руками в карманах?
– Ничем, – улыбнулась Изабелла. – Ральф целиком посвятил себя отдыху.
– Я назвала бы подобное поведение позором. Мне вот приходится трудиться не хуже, чем кучеру на конке. Очень хотелось бы описать этот персонаж для американской публики.
– Мой кузен крайне слабого здоровья. Для работы он непригоден совершенно, – возразила Изабелла.
– Фу! Не верю! Когда мне случается занедужить – я все равно работаю, – вскричала Генриетта.
Позднее, присоединившись к водной прогулке, она заявила Ральфу, что тот, похоже, невзлюбил ее настолько, что не прочь был бы утопить в реке.
– О нет, – пожал плечами Ральф. – Я своих жертв подвергаю медленной пытке. Любопытно понаблюдать за вашими мучениями.
– Что ж, по-моему, вы меня уже начали мучить – зато я опровергаю все ваши ложные убеждения и тем горда.
– Ложные убеждения? Боюсь, у меня нет вовсе никаких убеждений. Я совершенно нищ духом.
– Тем более вам должно быть стыдно! Вот у меня убеждения имеются, причем самые прекрасные. Вероятно, я создаю вам препятствия для флирта с моей подругой – или как вы для себя называете эти отношения? Неважно! Зато я окажу ей услугу – выведу вас на чистую воду. Изабелла еще увидит, насколько скуден внутренний мир ее кузена.
– Ах, будьте добры, выведите! – воскликнул Ральф. – Это тяжелый труд, и не каждый решит им заняться.
Мисс Стэкпол не гнушалась ничем в достижении своей цели; едва появлялась возможность, старалась открыть истинное лицо Ральфа, буквально подвергая его допросам.
На следующий день погода выдалась неприятная, и молодой человек, имея в виду скоротать время в доме, предложил Генриетте полюбоваться картинами. Та прошлась по галерее в его обществе; Ральф указывал на самые примечательные полотна, рассказывая о художниках и о вдохновивших их сюжетах. Корреспондентка рассматривала холсты в полном молчании. Мнения своего не выражала, и Ральф был удовлетворен, не получая в ответ на свои рассказы заранее заготовленные восторженные восклицания, на которые не скупились другие гости Гарденкорта. Генриетта, надо отдать ей должное, обыкновенно воздерживалась от общепринятых клише; когда говорила, тон ее высказываний всегда был серьезен и глубок, а временами напряженно подбирала слова, словно особа, не чуждая высокой культуры, однако пытающаяся изъясниться на иностранном языке.
Впоследствии Ральфу стало известно, что мисс Стэкпол когда-то работала критиком в области изящных искусств – в одном журнале далеко за океаном; тем не менее готовых фраз, чтобы выразить восхищение, не использовала. Ральф обратил ее внимание на потрясающего Констебля, и гостья вдруг, резко обернувшись, впилась взглядом в его лицо.
– И что же, вы всегда проводите время вот так? – требовательным тоном спросила она.
– Так приятно? Довольно редко.
– Вы ведь знаете, о чем я. У вас не имеется никакого занятия?
– Хм, – пожал плечами Ральф, – я самый ленивый из ныне живущих.
Мисс Стэкпол вновь повернулась к картине, и Ральф указал ей на маленького Ланкре справа. Художник изобразил джентльмена в розовом камзоле с жабо и в чулках, прислонившегося с гитарою в руках к пьедесталу, на котором стояла мраморная нимфа. Две леди, устроившиеся на траве, внимали его музыкальным экзерсисам.
– Вот мой идеал времяпрепровождения.
Мисс Стэкпол снова обернулась к своему спутнику, продолжая в то же время поглядывать на картину. Впрочем, Ральф заметил, что сюжет ее не привлекает – гостья задумалась о чем-то более серьезном.
– Не могу понять, как вам удается заглушить голос совести.
– Моя милая леди, у меня нет совести!
– Стало быть, надобно ею обзавестись. Пригодится, когда следующий раз отправитесь в Америку.
– Может, больше и не отправлюсь.
– Вероятно, вам просто стыдно?
Ральф задумался, а затем с легкой улыбкой ответил:
– Ежели нет совести, откуда взяться стыду?
– Самомнения у вас – хоть отбавляй! – возмутилась мисс Стэкпол. – Полагаете достойным отказываться от родной страны?
– Отказаться от страны – примерно то же самое, что отказаться от своей старенькой бабушки. Ни ту ни другую мы не можем выбрать – они просто есть, и все.
– А! То есть вы пытались и не преуспели… И какого же мнения о вас здешнее общество?
– Оно от меня в восторге.
– Потому что вы старательно притворяетесь?
– Почему у вас даже не возникает мысли, что причиной тому – мое природное обаяние? – вздохнул Ральф.
– Ну, об этом я судить пока не могу. Возможно, оно у вас имеется, но отнюдь не природного свойства. Вы его старательно в себе развивали – или пытались развить, переехав в Англию. Заметьте, я не говорю, что вам это удалось. В любом случае к такого рода искусственному обаянию я не могу относиться уважительно. Примените себя в полезной деятельности, а уж потом мы поговорим на эту тему снова.
– Скажите же, что именно мне следует делать? – хмыкнул Ральф.
– Перво-наперво отправляйтесь домой.
– Ясно. А дальше?
– Возьмитесь там за что-нибудь.
– Да за что же?
– За что угодно, лишь бы зацепиться. Новый прожект, важная служба…
– Трудно ли вот так зацепиться? – поинтересовался Ральф.
– Вовсе нет, если прислушаться к велению сердца.
– Ах, сердца… – вздохнул молодой человек. – Ежели все зависит от сердца, то…
– Ради бога, не говорите, что у вас его нет.
– Еще недавно было, однако я где-то его потерял.
– Вы все шутите, – отмахнулась от него мисс Стэкпол, – в том-то и есть ваша беда.
Однако же через день-другой Ральф снова завладел ее вниманием, и она объяснила свое загадочное недовольство молодым человеком уже иной причиной.
– Догадываюсь, отчего с вами все неладно, мистер Тушетт, – заявила мисс Стэкпол. – Полагаете, вы слишком хороши, чтобы связать себя узами брака?
– Именно так я и думал, пока не познакомился с вами, мисс Стэкпол, а после того мнение свое изменил.
– Бог ты мой… – простонала гостья.
– Теперь мне сдается, что я слишком для этого плох.
– Брак вас исправит. Кроме того, жениться – ваш долг.
– О! – вскричал Ральф. – У человека и без того довольно обязанностей! Так женитьба – одна из них?
– Разумеется! Разве вы раньше не знали? Подобный долг есть у каждого.
Ральф задумался, и на его лице появилась разочарованная мина. Впрочем, мисс Стэкпол отчего-то начала ему нравиться. Возможно, она и не была очаровательной женщиной, однако достойной – наверняка; ей недоставало оригинальности, зато, как говорила Изабелла, хватало решительности. С нее сталось бы войти в клетку со львом и бесстрашно взмахнуть хлыстом, как заправская укротительница. Ральф не мог заподозрить мисс Стэкпол в заурядной хитрости, и в то же время последняя фраза показалась ему фальшивой. Ежели молодая женщина, до сих пор не вступившая в брак, настаивает, что холостой джентльмен должен жениться, – вряд ли дело в чистом альтруизме.
– Хм, тут вопрос непростой, – пожал плечами Ральф.
– О да, однако это – самое главное. Лелеять свое одиночество, полагая, что ни одна женщина вам не подходит, – высшая степень снобизма. Неужто всерьез полагаете, будто вам нет равных? В Америке брак – дело самое обыкновенное.
– Ежели женитьба – мой долг, – заметил Ральф, – почему бы тоже самое не сказать и о вас?
Мисс Стэкпол подняла глаза к небу, и даже проблеск солнца не заставил ее моргнуть.
– Тщитесь найти слабое место в моих рассуждениях? У меня точно такое же право выйти замуж, как и у любой другой.
– Так-так… – пробормотал молодой человек. – Не буду утверждать, что мне неприятно видеть вас незамужней. Совсем напротив.
– Вы снова насмешничаете. Видимо, серьезность просто не для вас.
– Посмотрим, как вы заговорите, когда я заявлю вам о решении наконец расстаться с холостяцкой жизнью.
Мисс Стэкпол воззрилась на Ральфа, и на миг ему показалось, что наконец-то он удостоился поощрения, однако, к его удивлению, во взгляде гостьи тут же промелькнули тревога и даже негодование.
– Даже тогда я не скажу ничего нового, – сухо ответила она и удалилась.
– Увы, ваша подруга не внушила мне сильных чувств, – заметил Ральф вечером в разговоре с Изабеллой, – хотя мы с ней сегодня утром обстоятельно побеседовали.
– Кстати, некоторые ваши слова не пришлись ей по душе, – вздохнула девушка.
– Она на меня жаловалась? – в недоумении спросил Ральф.
– Говорила, что европейцы к женщинам относятся пренебрежительно.
– Так она называет меня европейцем?
– Причем самого худшего пошиба. Якобы в вашем тоне проскальзывали нотки, которых американцы себе не позволяют. Правда, Генриетта не сообщила, какие именно.
– Мисс Стэкпол – странная особа, – позволил себе рассмеяться Ральф. – Неужто вашей подруге примерещилась попытка закрутить с нею роман?
– Вовсе нет – подобное не чуждо и американцам. Очевидно, она решила, что вы неверно истолковали ее слова и, воспользовавшись ими, выстроили совершенно неприемлемую теорию.
– Мне показалось – она предлагает вашему покорному слуге жениться, и я не стал уходить в сторону. Что же здесь такого неприемлемого?
– Это неприемлемо для меня, – улыбнулась Изабелла. – Не хочу, чтобы вы связали себя узами брака.
– Милая кузина, как вас обеих понимать? – заявил Ральф. – Мисс Стэкпол говорит: женитьба – мой прямой долг, а ее обязанность – следить, чтобы я его выполнил!
– У моей подруги чувство долга развито чрезвычайно, – серьезно сказала Изабелла, – и оно стоит за каждым ее словом. Потому она мне и нравится. Касаемо вас Генриетта полагает безнравственным хранить свои достоинства лишь для собственного пользования, вот и все. Ежели вы решили, что она пытается вас… хм… окрутить, то сильно ошиблись.
– Согласен, мои выводы могут показаться притянутыми за уши, однако мне и в самом деле представилось, будто со мной флиртуют. Уж простите мою испорченность.
– Вы слишком тщеславны, друг мой. Генриетта вами в этом смысле не интересуется и далека от мысли, что вы так решите.
– Пожалуй, в беседах с подобными женщинами следует соблюдать осторожность, – смиренно вздохнул Ральф. – И все же повторю: мисс Стэкпол – весьма странная дама. Довольно бесцеремонная, хотя от других ожидает деликатности. Сама же способна войти без стука.
– Ваша правда, – не стала спорить Изабелла, – дверных молоточков она попросту не замечает. Возможно, считает их всего лишь претенциозным украшением. Закрытых дверей не признает, и тем не менее я ее люблю.
– Я же продолжаю полагать ее слишком фамильярной, – настаивал несколько сконфуженный Ральф – как ни крути, а в мисс Стэкпол он обманулся дважды.
– Ну да, Генриетта довольно бестактна, – улыбнулась Изабелла, – наверное, еще и поэтому я испытываю к ней симпатию.
– Она будет польщена, узнав причину вашего отношения.
– В личной беседе я так не выражусь. Пожалуй, скажу, что в ней есть много от простого народа.
– Что вам известно о простом народе? И что известно о нем мисс Стэкпол, если уж на то пошло?
– Поверьте, она знает народ глубоко, а я – достаточно, чтобы видеть в ней отражение духа великой демократии нашего континента, страны, американской нации. Не буду утверждать, что Генриетта ее олицетворяет – это уж слишком. Однако она – выразитель сути демократии, которую несет с собой.
– Стало быть, она нравится вам по причинам патриотическим. Боюсь, что я по тем же самым резонам симпатии к ней питать не могу.
– Ах, – с улыбкой вздохнула Изабелла, – вы и представления не имеете, сколь многое мне нравится! Когда меня какое-то явление поражает, я его принимаю. Не стану хвалиться, однако я существо довольно гибкое. Допустим, мне может прийтись по душе человек, разительно отличающийся от Генриетты. Возьмите хоть сестер лорда Уорбертона. Чем более я на них смотрю, тем более почитаю их за идеал женщины. Потом, к примеру, появляется Генриетта и тоже вызывает у меня уважение – даже не личность ее, а то, что за нею кроется.
– Хм, вы имеете в виду вид сзади?
– Боже, все-таки моя подруга права. С вами невозможно говорить серьезно. Я люблю свою огромную страну – цветущую и доброжелательную, раскинувшуюся среди рек и прерий, простирающуюся до изумрудных вод Тихого океана! Обожаю ее сладкий свежий аромат свободы, и Генриетта – уж простите мне такую метафору – его источает всем своим существом.
Завершив свою маленькую речь, Изабелла зарделась; густой румянец и страсть, что его вызвала, были ей так к лицу, что Ральф не сдержал улыбки.
– Не уверен, что воды Тихого океана так уж изумрудны, – сказал он, – однако вы – девушка с богатым воображением. Как по мне, ваша Генриетта источает запах будущего – настолько сильный, что он буквально сшибает с ног.
