Kitabı oku: «Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней», sayfa 3

О журналистских методах и морали

На самом деле никаких особых методов работы у журналиста нет. Просто журналисты, которые сидят в кабинетах, пишут новостные и аналитические тексты, а репортеры – репортажи. Но одна изюминка все же есть – это внедрение инкогнито в какую-то социальную среду.

Этот метод также, чуть менее точно, называют «журналист меняет профессию». Именно так работала великолепный корреспондент «Новой Газеты» Елена Костюченко. Она устраивалась стажером в милицию и ГАИ, а потом давала подробные разоблачающие статьи. Думаю, что милиционеры и гаишники ее очень любили.

Помню также материал в старой оппозиционной Ленте.ру о том, как корреспондента за деньги наняли бросить лишние бюллетени на выборах за «Единую Россию». Наверняка есть и другие интересные примеры.

Я, к сожалению, использовал этот метод не слишком часто (поздно осознал его эффективность), но все же какой-то опыт в этой сфере у меня есть.

Как я был чернорабочим

Так, однажды я отправился на черную «биржу труда» в Ташкенте, где нанимают рабочих на разовую работу. В реальности, биржа представляла собой скопление людей у шоссе на окраине города.

Русские и узбекские рабочие стояли отдельно, я по незнанию встал к узбекам: меня не прогнали. Моя задача была противоположной, чем у моих «коллег»: мне для репортажа хотелось получить работу подешевле, другие же рабочие, естественно, хотели продаться подороже.

Наконец, мне повезло, и меня вместе с каким-то молодым кишлачным узбеком наняли за два доллара в местной валюте засыпать яму.

Надо сказать, что мой неговорящий по-русски напарник вел себя странно, он все время демонстрировал мне, что он главный. Разгадка пришла во время оплаты. Паренек пытался взять себе три доллара, а мне дать один. Хозяин, пожилой узбек, на эту несправедливость не пошел, но посоветовал мне в следующий раз более тщательно подбирать напарника.

На самом деле, я вначале не только хотел отдать свою долю напарнику, но и собирался пригласить его к себе на обед, но обманщик меня разозлил. Сейчас я думаю, что это к лучшему, что паренек не поехал ко мне домой. Как британский корреспондент, я жил в Ташкенте в особняке с бассейном и прислугой. Думаю, что если бы чернорабочий попал ко мне, то его бы кондрашка хватила.

Засланный казачок

В следующий раз я, чтобы понять настроения верующих на востоке Украины, я попросился пожить паломником в Святогорской лавре, находящейся всего лишь в часе езды от линии фронта. В номер монастырской гостиницы кроме меня остановились еще трое местных.

Мои соседи были очень доброжелательны и угостили меня чаем. Стоит ли говорить, что скоро разговор зашел о политике.

Дружно повозмущавшись «сатанинским» поступком Константинополя, предоставившего автокефалию новой украинской церкви, мои собеседники перешли к геополитике.

– Ты пойми, нет такой страны Украина, а есть русская провинция Малороссия, – под одобрительный гул собравшихся объясняет мне Алексей из Харькова.

Не обошлось без дискуссии. Тот же Алексей заявил, что «Майдан – это божья кара Малороссии за грехи», и верующим стоило смиренно наказание принимать, а не сопротивляться. С его позицией решительно не согласился человек, выглядивший как «браток».

– Когда Стрелков к нам в город пришел, понабирал к себе всякий местный сброд, алкашей, наркоманов, в общем, не нравились мне они. Но чтоб вообще не сопротивляться – это ты брось! Когда эти майданутые в Киеве бузить начали, то надо было нам туда ехать их мочить, порешить этих тварей на месте! А потом уже поздно было что-то делать, только в итоге пол-Донбасса расхерачили, – заключил он, понурив голову.

Сергей из Луганска поначалу вел себя со мной довольно настороженно, по-видимому, опасаясь, что я агент Киева, но потом и его прорвало.

– Весь мир, в том числе и Россия, пали перед дьяволом, только у нас в ЛНР и ДНР еще сохранилось истинное православие! Приведу такой пример: у нас нет электронных чипов, этого дьявольского изобретения, распространившегося по всему миру.

О том, что спасение миру придет от нас, проповедовал и святой Филипп Луганский, живший в нашем городе в прошлом веке. Этот святой старец предрек распад СССР и торжество антихриста в Малороссии. И он же предрек, что очищение мира начнется из Луганска, и царство православное вновь восторжествует!

На этой торжественной ноте в беседу врывается Рома из Авдеевки и первым делом обращается ко мне:

– Так ты из Америки уехал потому, что понял, что ей скоро каюк наступит? Нет, еще вернешься туда?! Ну, тогда передай американским православным: пусть бегут оттуда, пока не поздно. И сам беги, не тяни. Очень скоро Бог уничтожит США за грехи! А Сергей дело говорит. Уже и старец в Донбассе появился, которому новый русский царь присягать будет. Перебьем мы тогда жидов и построим царство православное!

Узнав взгляды моих соседей по монастырскому приюту, я решил, что этого достаточно и терпеть их храп ночью будет совершенно лишним. Так что перед «отбоем» я благополучно отбыл в более комфортное жилище.

Само собой, мое исчезновение не осталось незамеченным, и по монастырю поползли слухи, что «казачок-то засланный».

И, наконец, уже в Сан-Диего я был членом местного русскоязычного литературного клуба. В реальности же я просто хотел узнать об отношении мигрантов к России. Когда вышла моя статья, то возмущению «литераторов» не было предела. Но я отнюдь не считаю, что с точки зрения журналиста совершил неэтичный поступок.

На мой взгляд, корреспондент должен думать не о морали, а о том, как собрать максимальное количество интересной информации. Александр Невзоров говорил, что репортер не может быть интеллигентным человеком. Так, интеллигентный человек не будет говорить в доме повешенного о веревке, а репортер первым делом про нее и спросит.

Еще более категорично высказалась Елена Костюченко: «Диктофонов должно быть два – один на столе, а другой под курткой. Это все, что я могу сказать о журналистской этике».

Я также категорически не согласен с тем, что, давая материал, журналист должен задумываться о том, кому он выгоден. При таком поведении корреспондент неминуемо превратиться в пропагандиста. Журналист, как и врач-диагностик, просто показывает реальную картину, не задумываясь о последствиях.

Или еще одна аллегория, которую мне подсказала псковская журналистка Светлана Прокофьева, беседовавшая с Юрием Дудем: «Что будет, после того как мы опубликуем информацию – это не наше дело. Это все равно, что обвинять дворника, очистившего тротуар, на котором после этого стали видны трещины. У дворника просто такая работа – чистить улицы».

Конечно же, есть исключения, так, например, можно не дать информацию, если она, очевидно, принесет вред невинным людям, но, как говорится, исключение лишь подтверждает правило.

Редакторы

По мнению автора книги «Прикладная журналистика» Александра Колесниченко², «в норме, со стороны корреспондентов должно исходить от четверти до трети заявок, главным образом касающихся оперативных событий. Основную же часть тем для статей должен предлагать редактор отдела. В его обязанность также входит продумывание того, как «разыграть» соответствующую тему, в каком жанре готовить материал, какие аспекты события «выпятить», как графически оформить публикацию.

Если же редактор отдела перекладывает работу по поиску тем на корреспондентов, это свидетельствует о его недостаточной квалификации. Корреспондентам еще можно перепоручить редактировать статьи друг друга, особенно при наличии у издания жесткого формата. Однако формировать тематическую повестку должен исключительно редактор отдела, и никто другой!».

Возможно, в газете «Новые Известия», где работал Саша, так и было (хотя лично мне удалось избежать этой участи и в этом издании), но такой подход возможен лишь со слабенькими начинающими журналистами (кстати, в «Новых Известиях», действительно, в основном работали молоденькие неопытные девушки).

В газете, где профессиональный журналист отвечает за определенную тематику, он сам и определяет тему. Лично мне за мой тридцатилетний опыт работы в журналистике редакторы предлагали тему раза два-три. И то, это были очень специфичные и приятные для меня сюжеты.

Например, однажды мне предложили поехать в Лондон, встретиться с проживающим там лидером чеченской мафии, который неожиданно ударился в политику. В другой раз меня попросили съездить в Туркмению проверить, не преувеличивает ли собкор газеты в этой республике степень давления на журналистов. Больше случаев просто и не помню.

Другое нередкое заблуждение состоит в том, что редактор – это некий начальник, которого лучше бояться и задабривать. Вот, например, как в своей опубликованной в интернете книге описывает отношение журналиста с начальством, один мой бывший сослуживец.

«Работодателю всегда удобнее работать не с умником и талантом, у которого есть собственный взгляд на вещи, которого надо уважать, с которым надо считаться, и, которому, наконец, надо платить приличную зарплату, а с исполнительной посредственностью, не обладающей ни умом, ни талантом».

Тот же журналист пишет, что редактору надо льстить, поддакивать.

Если это и верно, то только в двух случаях: журналист очень слабый, газета третьесортная, и редактор в ней совершенно не заинтересован в качестве материалов, а думает лишь о своем кресле.

В нормальном же издании журналист и редактор – хорошие приятели. По-другому и быть не может, журналистика профессия творческая. Газета эта не армия, и не завод, и журналист просто не сможет давать хорошие материалы, если его будут «прессовать», лишать творческой свободы. В третьяковской «Независимой» я, например, всегда мог прекратить писать на некоторое время, так как редакторы отдела считали это необходимым для творческого настроя.

Единственная неприятность, которую теоретически я мог ждать от редакторов – это правка. Но и здесь у меня практически не было проблем.

Так, в «Независимой Газете» Виталий Третьяков ввел следующий принцип: «хороший текст поставь в номер ничего не вычеркивая и уж тем более не вписывая, а плохой выброси в корзину». В результате дело доходило до абсурда: иногда начальник отдела, не прочитав текст, сразу отдавал его в корректуру.

Определенные, хотя и легкие проблемы, у меня возникали с желтыми изданиями. Так, когда я работал в «Комсомольской Правде», то редакторы любили делать мои тексты более «простонародными». Например, на всю жизнь запомнил такую правку. Я пишу: «В Абхазии меня расстреливали. Я не понравился казачьему атаману Васильеву». Редактор правит: «В Абхазии меня расстреливали. Ну, не понравился я казачьему атаману Васильеву». Но в целом и в Комсомолке тексты не трогали.

Продажные писаки

О том, что журналисты – продажные писаки не писал только ленивый. Но что понимать под продажностью? Например, в советское время журналисты были элитные идеологические работники, отрабатывающие зарплату и привилегии, причем часто немалые.

Так, в советское время в «Известиях» за многими журналистами были закреплены личные водители, в газете был свой распределитель продуктов и даже своя музыкальная школа для детей.

И тут с началом перестройки все это рухнуло. Помню, что в середине 90-х, когда я работал в этом уважаемом издании, многие журналисты старой школы искренне недоумевали: «A сейчас-то за что работать? За зарплату чуть выше средней по России?!».

Помню, что как-то я спорил о преимуществах новой журналистики с каким-то пьяным функионером в Узбекистане. Он мне возражал: «Да тебя бы раньше секретарь райкома встречал, тебя бы поили, кормили!».

Да, действительно, в советское время в командировках репортеру работать было не надо. Он приезжал на место, много пил, вкусно ел, получал корзину подарков, а потом уже писал «все как надо». Все это великолепно описано в «Компромиссе» Довлатова.

Неудивительно, что, лишившись старой привычной кормушки, многие журналисты стали брать взятки. Причем, конечно, делали это не только журналисты старой советской школы, но и «новая смена». Заказные статьи были распространнейшим явлением, а в некоторых газетах даже официально объявляли: ищите заказчика платной статьи и будете иметь процент.

В начале 90-х эта система действовала даже в отделе в «Независимой Газеты», где я работал. Но это, в каком-то смысле, была «вынужденная мера», зарплаты были очень низки.

В середине 2000-х в той же «НГ» вымогательством взятки у кого-то министра (речь шла о десятках тысяч долларов!) занимался целый отдел, в поте лица выдававший чуть ли не ежедневно компромат на этого высокопоставленного чиновника. Но тот оказался не промах и передал заместителю главного редактора меченные доллары. Тот сел, и поделом.

Кстати, вообще «послетретьяковская» НГ меня часто удивляла. Так, несколько лет назад в ней был опубликован «репортаж» о революции в Таджикистане (в реальности ее и в помине не было). Почти уверен, что этот материал был принят не за красивые глаза. Не сомневаюсь, что ситуация в «Независимой» не была исключением из правил.

Лично я взяток никогда не брал. И отнюдь не только из моральных соображений – просто я претендовал на роль журналиста-аналитика, работающего в том числе и с западными партнерами, и в случае разоблачения я мог потерять слишком много. Да, и деньги (в основном с Запада) у меня были неплохие.

Может, потенциальные взяткодатели чувствовали, что я «не их человек», и обращались ко мне с «деловыми предложениями» редко. Но, все же они были. Помню мой разговор с председателем одной мусульманской организации и по совместительству крупным дагестанским бандитом.

– Напиши статью о нашей организации.

– С удовольствием. Расскажите мне о нем подробно, – отвечаю я с энтузиазмом.

– Э, зачем рассказывать! Я же тебе хорошо заплачу!

На следующий день другой знакомый дагестанец меня спрашивает:

– Ахмед (имя изменено – И. Р.) взятку предлагал?

– Предлагал. Я отказался.

– И правильно сделал. Лучше у меня бери. A то с ним бы было так. В три часа ночи у тебя дома бы раздавался звонок: «Э, завтра к утру статья нужна!».

Впрочем, одно простительное жульничество я, как и другие журналисты «НГ», все же делал.

Так, за все потраченные в командировке деньги надо было письменно отчитаться. Например, если ты брал такси, то ты должен был по идее взять с водителя расписку: «Я такой-то взял за проезд на машине номер… от пункта A в пункт Б столько-то». Естественно, не один нормальный таксист такое бы писать не стал, и журналисты писали расписки сами. В бухгалтерии об этом прекрасно знали. Иногда мне там говорили: «Забыл номер машины написать. Впиши».

A вот за нелегальный переход границы от нас не требовали расписку с проводника-контрабандиста, мы просто просили в письменном виде оплатить нелегальный переход границы.

Как-то приношу бухгалтеру такую докладную, а он мне и говорит: «А что так мало? П. в два раза больше за нелегальный переход границы берет!»

Кстати, сейчас, когда большая часть СМИ контролируется околоправительственными структурами, хотя ситуация и не вернулась к советскому времени, но взятки стали брать меньше.

С этим борются, а попавшихся журналистов увольняют. Иногда страх быть заподозренным в заказной статье принимает параноидальные формы. Помню, как-то беседовал с владельцем туристической фирмы, о том, как «арабская весна» отразилась на поездках россиян в Египет. Редактор название фирмы вычеркнул: это реклама!