Kitabı oku: «Стена. Иллюзия одиночества», sayfa 3
Глава 6
Новая композиция с прежними персонажами
Виктор до самого рассвета сидел в бордовом кресле по соседству с безмолвной головой Лаокоона, впадая время от времени в дремоту. Душевное смятение, вызванное утренним наваждением, созданным полотном и образовавшейся стеной, не давало сознанию уступить место крепкому сну. На осмысление всего этого была потрачена ночь, но никаких ясных идей так и не появилось. Виктор никак не мог увязать всё в единое целое: девушка, картина и стена… девушка, картина и стена. По отдельности всему было объяснение: девушка – наваждение, плод фантазии, мечта в сюрреалистическом восприятии, картина – удачная работа, плод вдохновения, эффект сублимации, вызванный девушкой в лодке. Стена – невероятное явление природы, плод человеческого комплекса одиночества и электрических атмосферных процессов. Виктор по своему жизненному опыту знал, что ничего вокруг просто так, без смысла, не происходит. Но афоризм, что «всё, что ни происходит – к лучшему», он не принимал как догму, и поэтому отчаянно искал тайный умысел. Казалось, что найдена та нить Ариадны, по которой возможно добраться до истины, но сознание отуманивалось дремотой и приходилось начинать поиски сначала. Когда суматошная ночь сменилась прозрачной зарёй, Виктор погрузился в тревожный сон и очнулся с лучами солнца. Ночные переживания, будоражившие мозг, немного улеглись. Виктор поднялся с кресла и, потягиваясь и разминая мышцы, спустился в зал, где уже собралось всё лесное общество, за исключением ещё спящего Генри и девушек, готовящих на кухне завтрак.
– Явление Виктора народу, – пробасил скульптор с ироничной гримасой. Он один казался бодрым. – А мы, дорогой Виктор, уж четверть часа боремся с гидрой скуки и ждём подкрепления.
– Не уверен, что смогу помочь. Такому бородатому богатырю, как наш Алексей, нужен в подмогу не иначе как Илья Муромец.
– Виктор, дорогой, кусочек балыка и сотенка граммов коньяка – вот наше подкрепление!
– Алексей Григорьевич, сегодня не до шуток. Вы забыли о стене?
– Вероничка, солнышко! Мы все живем за стенами! Да-да! За стенами собственных иллюзий и комплексов. Одной стеной больше! Одной меньше! Ерунда!
– Алексей, да ты философ! – Виктор посмотрел на скульптора.
– А может, стены уже нет, – произнесла Анна, сочувственно глядя на забинтованного Тартищева. Тот жадно курил сигарету и болезненно морщил лицо:
– Хотелось бы верить, хотя я эту стену, собственно, и не видел. Лёва, ты, может быть, врезался в сосну? Я ничего не помню.
– Верь не верь, а мобильник не работает, – нервно ответил Лёва, постукивая пальцами по столу.
– Давайте позавтракаем и вместе проверим, что в действительности вокруг нас, – предложила Вероника, расставляя на столе приборы…
Лес приветливым птичьим разноголосьем и успокаивающим шумом деревьев встретил людей, молчаливо идущих по ещё влажной дороге к опушке. Никто не хотел в одиночку обнаружить непонятное препятствие, шли вместе, опасливо поглядывая по сторонам. Даже толстяк Клювин был молчалив, и лишь раз, взбираясь на мокрый взгорок, не отымая ног от скользкой земли, рявкнул: «Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей!» – вызвав внезапный испуг и дрожь у женщин. Выйдя к опушке, люди остановились, а несколько ворон взлетели с сожжённой сосны, надсадно и занозисто каркая, улетая в сторону скрытого дымкой села. Впереди шёл Виктор и первым почувствовал твёрдость пустоты, и всё, что до этого казалось несущественным, случайным недоразумением, пустым разговором, умствованием и жуткой шуткой, в конце концов, стало явью, дикой реальностью – стеной, внутри которой идёт иной отсчёт времени. Это внезапное понимание поразило каждого в большей или меньшей степени, и какая-то сонная одурь слетела с теплившейся надежды о неизменности окружающего бытия.
С таким осознанием действительности все двинулись вдоль стены по росной траве, не замечая и не ощущая ничего, кроме стены.
– Дьявол небесный! Вот подфартило! На кой чёрт нам эта стена! – восклицал Лёва, держа перед собой в руке мобильный телефон и вращая им по замысловатой траектории.
– Наш Данко выведет заблудших из тьмы мироздания! Выше факел, Лёва! – пытался шутить Клювин, но никто не поддержал скульптора, и он стал тихо напевать: «А нам всё равно, а нам всё равно, хоть боимся мы волка и сову. Дело есть у нас в самый жуткий час…»
– Какие же у вас дела, Алексей Григорьевич, в этот-то жуткий час? – наконец заговорила Вероника, утомлённая ходьбой в лесной чаще.
– Вероничка, солнышко! У скульптора одно дело – ваять! ваять! ваять! А в промежутке для вдохновения принять на растерзанную грудь сотенку граммов.
– Алексей, в нашем случае уместно другое – ломать! ломать! и ломать! Эту странную стену, – крикнул, оглядываясь, Виктор. – Дамы, осторожнее, здесь большой муравейник… А здесь – замшелый приямок… Рекомендую обходить коряги…
– Виктор, дорогой, что тут ломать, кроме сучьев и веток? Невидимку? Эфемер? Это не по моей части.
Пройдя несколько километров, уставшие люди возвратились к обгоревшей сосне, на верхушке которой, по ту сторону стены, сидел ворон и, помаргивая, смотрел на угрюмый народ. Один Генри, казалось, неутомимо и истово ощупывая каждый сантиметр необычного пространства, был возбуждён. Он с восторгом задирал голову и всматривался в высь, где чёрными точками по свежей голубизне неба двигались птицы. Анна не отходила от молодого человека и внимательно следила за всеми его действиями, периодически спрашивая: «Ты думаешь, Генри, мы найдём выход? Генри, ты считаешь, это опасно для нас?»
– Очевидное не нуждается в доказательстве, – сказал Генри, когда измученные люди остановились, молча рассматривая ворона. – Нас окружил неведомый ваятель стеной неодолимых грёз!..
– Генри, не поэтизируй страшную реальность. Мужчины, что нам делать? – нетерпеливо спросила Вероника.
– Милая, от нас сейчас ничего не зависит. Предлагаю вернуться в дом и осмыслить произошедшее, – предложил Виктор.
– Не успокаивай меня, дорогой! От кого же это зависит? Не знаю, как вам, а мне страшно! Анна! Ты что молчишь! – нервно воскликнула женщина.
Клювин развёл в стороны свои могучие руки и натужно улыбнулся:
– Вероничка! Мы тебя в обиду не дадим! Будем стеной стоять вокруг!
– Мне надоели ваши шутки! – Вероника принялась колотить бородача кулачком в грудь.
– Успокойся, Вероничка! Всё будет хорошо, – Клювин привлёк к себе всхлипывающую женщину, поглаживая её по плечу. – Возвращаемся! Экскурсия закончена, – рявкнул он в небеса.
– Боже мой, что с нами будет? – Мария схватила за руку Люсю.
– Я в этом ничего не понимаю. Мне страшно.
…Цицерон копался в своём огородике, радуясь тихому солнечному дню и одиночеству. Он пристально оглядел утомлённую компанию, молчаливо-смиренно шествующую мимо, поморщился из-за того, что его отвлекли от любимого занятия, ища сочувствия в глазах Дашки. Собака ответила понимающим взглядом: «Действительно, чего шатаются как неприкаянные… Да ну их, умников этих! Какое моё собачье дело до их праздности? Сбегаю-ка, посмотрю, однако, где это они шлялись всё утро. Почему такие взъерошенные вернулись? Может, чего потеряли? Да я недолго. Одна лапа здесь, а другая уже там…» Цицерон ласково потрепал псину, покачав головой: «Беги, собачара, по своим делам. Это люди привязывают себя к своим привычкам, отгораживаются тщеславием, ломятся в чужие ворота. А ты животина свободная. Захочешь, придёшь ко мне, буду всегда рад», – говорил взгляд Цицерона. Дашка приветливо замахала хвостом, забегала кругами, радуясь своей собачьей душой вниманию и пониманию человеческому.
Обескураженные люди хотели услышать хоть от кого, хоть какие, даже самые глупые и нелепые объяснения. Они вытащили стол с веранды на лужайку и расселись вокруг, не желая заходить в дом, этим самым подсознательно создавая иллюзию свободы!
Молчание, которое охватило всё лесное общество, нарушил Виктор. Он – хозяин этого райского уголка, ему и ответствовать перед публикой. Художник, приковывая к себе внимание, в задумчивости сжимал губы, глубоко втягивая носом воздух, и порывисто, порциями, выдувал его, будто выбирал язык общения с людьми – не поговорить ли на санскрите.
– Многие из вас знают, что в этих краях жили мои предки. В память о них я построил этот дом и повесил на стене старинную фотографию с видом усадьбы моих прародителей в селе Архангельском. Там в честь Михаила Архангела в девятнадцатом веке построили красивую каменную церковь. Она была очень ладная, воздушная, кипенно-белая, словно молодая берёзка. Если возможно сделать живое из камня, то архитекторам это удалось.
– Верно, Виктор, из камня можно сотворить даже ангела. Твой рассказик начал меня заинтересовывать.
– Люди вспоминали, что из лугов церковь эта смотрелась, как лебедь, плывущий по воде, – продолжал художник, устремляя взгляд куда-то за видимое пространство. – Рядом была часовенка с башенками. Там отпевали дворян. Между церковью и часовней, в некрополе знатного рода Хованских, в склепах, под гранитными и мраморными плитами и покоился прах моих предков…
– Виктор, – рявкнул Клювин, – женщины уже дрожат от страха. Ты нас пугаешь или намекаешь на то, что надо помянуть твоих знатных предков? Я не возражаю.
Вероника беззлобно покачала головой:
– Алексей Григорьевич, запас ваших шуток имеет границы?
– Сейчас мои шутки ограничены стеной, – Клювин налил себе коньяка. – Друг мой, трави байки дальше.
Виктор продолжил:
– В середине прошлого века построили плотину, Волга поднялась и затопила это село. Люди переехали в другое место – сейчас Архангельское за лесом! Там живут Мария и Люся. Мой отец рассказывал легенды о затопленном селе. Во-первых, климат там был особый. Урожаи богатые – будто всё само росло. Кругом обложные дожди, трясины открываются, а в Архангельском пройдёт дождь – озеро разольётся за селом. Рыбы – ведром черпай… Но главная легенда – о церкви. Кстати, её пытались взорвать перед затоплением, но что-то помешало. Она долго виднелась из воды. Мои родители плавали к ней на лодке перед свадьбой.
Виктор замолчал. Паузу прервала Анна:
– Я люблю слушать легенды. Рассказывай, Виктор. Может быть, это прояснит случившееся и как-то нас успокоит?
– Аннушка, не нервничай. У нас уйма времени. В город мы не спешим, – Тартищев пытался пошутить. Он всё курил, периодически осторожно ощупывая свою рану, видимо, этим напоминая присутствующим о своём особом положении.
– Да-да… Верить этой легенде или нет, решать вам. О ней не знает даже Вероника. Так вот, легенда гласит следующее. В конце девятнадцатого века в этой церкви венчалась красивая молодая пара. Жених – темноволосый красавец, отпрыск дворянский – сын князя, моего предка, и невеста из простых, но красавица – золотоволосая девушка в белоснежном свадебном наряде. Поглазеть на венчание собрался народ со всей округи. Но во время обряда случилось невероятное…
Пауза нужна во всём. Пауза в этом месте была необходима. Виктор – хороший рассказчик – наслаждался созданной композицией: всё лесное общество замерло вокруг него в забавных живописных позах. Объединяло всех в этот момент одно – жадное любопытство. Виктор продолжил:
– Случилось чудо! В церкви вдруг поднялся шум – ужас! – большой чёрный ворон залетел под купол и стал биться крыльями. В церкви акустика великолепная. Скажешь шёпотом – во всех углах слышно. Народ заволновался… В глазах – страх и недоумение! Невеста – в обморок.
– Как наш Генри вчера, – хохотнул скульптор.
– Ну что это такое, Алексей Григорьевич? Какая беспардонность!
– Брось, Вероничка, тут все свои. Генри уже сделал выводы и начнёт заниматься культуризмом. Верно, Генри?
– Если это от слова «культура», то я готов у вас брать уроки, – ответил юноша.
– Ха! Молодец, Генри. В находчивости ты силён. Виктор, мы с замиранием сердца продолжаем слушать твою брехню.
Если бы Виктор обращал внимание на колкости скульптора, он бы и не начинал рассказывать. Алексей Григорьевич мог любому, даже высокому чиновнику, сказать в глаза своё мнение. Виктор об этом прекрасно знал. Большим талантам бесцеремонность прощается. Сам он на такое был не способен и причиной считал не отсутствие у себя таланта, а наличие природной воспитанности и благородства.
– Народ, крестясь, повалил из святого храма как ошпаренный. Когда паника улеглась, хватились – венцов нет. Пропали! Кто-то глянул вверх, а венцы-то на крестах. Чудо!.. Тут-то старик – бывший кучер князя – открыл правду: выяснилось, что молодые были сводные брат и сестра, да не знали того: барин на стороне прижил дочку, а сын полюбил её и повёл под венец, а перед святым алтарём всё прояснилось.
– Какая же связь между твоей легендой и стеной? – спросил Тартищев.
– Мне лично всё понятно, – ответила за Виктора Анна.
– Что, Аннушка, понятно?
– Ну ясно же, Николай, что эти места имеют таинственную историю, а значит, возможны новые необъяснимые вещи, такие, как невидимая стена.
– Вот именно, Аннушка, необъяснимые, – последнее слово Тартищев сказал с растяжкой. – Всё должно иметь объяснение.
– Многое в нашем мире необъяснимо. Один философ сказал: «Мне известно, что мне ничего не известно, вот последняя правда, открытая мной…»
– Хватит сентиментальности, Генри! Правда – в силе. Об этом даже пишут в газетах.
– Вчера утром я заметил чёрного ворона на высохшей сосне. Он следил за мной всё время, пока я плавал.
– Ворон? – удивилась Вероника. – Ты ничего мне тогда утром не сказал.
– Сегодня на обгоревшей сосне сидел ворон, – вспомнил Генри.
– Боже мой, это плохой знак! – вполголоса сказала Мария.
– Да он там всегда сидит, как чёрт на трубе! – громыхнул Клювин.
Анна выпучила глаза, наполненные внутренним страхом:
– Может быть, это место проклято?
– Надо выпутываться своими силами. Факт! – отрезал Лёва.
Клювин приложился к новой рюмке:
– Молодец, парень! Уважаю смелость и напор! Будем брать быка за рога! Выпьем за успех нашей операции.
– Факт! Надо выбираться!
– Это место не может быть проклятым, – вступился за свою малую родину художник. – Здесь жили прогрессивные люди. В восемнадцатом и девятнадцатом веках сюда привозили со всех уголков мира ценные породы деревьев. Здесь был чудесный дендропарк. Его сажали солнцеобразно – магическими аллеями. Каждая аллея в определённое время суток источала свой аромат. А какая библиотека была в доме! – всю периодику доставляли из Москвы. Отпрыски дворянские из соседних губерний здесь изучали науки. Хованские школу открыли для них.
– Думаю, стоит поискать ответ на загадку в книгах, – задумчиво произнёс Генри.
– Верно, Генри! Древо науки потряси! – сострил Клювин.
– Эта стена необъяснима, как шаровая молния. Факт! – отрезал Лёва.
Разговор продолжался часа два, но кроме утомления и полной неопределённости, ничего другого люди от него не получили. Вероника предложила оставить тему, вернуться в дом, пообедать и отдохнуть. Она сказала:
– Нам надо проявить терпение, благоразумие и помнить, что всему бывает причина. Ничего страшного не произошло. Многие люди живут за выстроенными стенами и заборами. Многие жаждут отгородиться от всего мира. Мы живы и здоровы, а это главное!
С этим рассуждением все молча согласились, кроме Клювина:
– Был бы лес, будет и леший. Пора обедать!
Глава 7
Обломки петрефактов
Однако остаток дня прошёл скучно и тягостно. Все погрузились в некое оцепенение, словно в зале ожидания аэропорта: рейс многократно откладывается и откладывается из-за непогоды, и все планы пассажиров рушатся, и люди понимают, что никаким образом они не в состоянии повлиять на выверты природы, и втайне утешают себя скорым вылетом, не в состоянии ни на чём другом сосредоточиться. Люди становятся петрефактами – окаменелыми вещами, и со стороны смотреть на них и грустно, и смешно. Ну куда торопится человек? Земля вращается, Солнце выбрасывает свои протуберанцы во Вселенную, звёзды мерцают, закручивая спираль галактики, – и человек не в силах повлиять на эти процессы. Но нет, какая-нибудь мельчайшая забота в такие кандалы закуёт разум человеческий, что, кажется, мир исчезнет, если не исполнится это булавочное дело. Таков уж человек, и в этом нет его вины, в этом как раз и заключается вся тяжесть жизни, засыпанной этими заботами-мороками, как ток – злаковыми зёрнами. Редкий индивидуум способен позабыть о мелочах, поселиться в бочке, въёжиться в её пространство и предаться философским размышлениям о значении бытия. Да и где ж на всех взять бочек?
Один Алексей Григорьевич, казалось, не превратился в петрефакт. Он много пил, не закусывая, и всё грозил своему таинственному «собрату-скульптору», изваявшему стену из пустоты. Затем он стал требовать мраморную глыбу, чтобы показать этому «собрату» «настоящее искусство», чем ненадолго разбавил кисельную скуку общества, но вскоре его буйство всех утомило, и, к всеобщей радости, Клювин наконец-то угомонился в кресле: свалил свою бородатую голову набок и захрапел. Тихий ужин не привнёс в настроение каких-то изменений, и все рано разошлись по своим комнатам ко сну.
На следующий день Генри, Клювин, Лёва и девушки отправились к опушке, но вернулись унылые – стена не исчезла. Время пошло по-прежнему в ожидании чего-то, чего никто не мог понять. Что-то изменило их жизнь, и непонятно на какое время, хотя никаких видимых признаков этого просто-напросто не было. Именно это обескураживало и пугало людей. Так случается, когда совершенно здоровый с виду человек чувствует в себе начало каких-то страшных изменений, которые грозят в будущем испортить размеренную жизнь, пусть и в чём-то скучную, но прогнозируемую и понятную.
Вероника уединилась с Анной. Беспокойство о том, что второй день было необъяснимо, они по-женски перевалили на плечи мужчин.
– Пусть об этом позаботится наша сильная половина, – сказала Анна.
– Да, – ответила Вероника, – эта стена не для наших хрупких плеч. Нам хватает забот по хозяйству. Ты знаешь, Анна, Виктор совершенно не приспособлен к быту. Я ради него бросила работу в университете, где меня считали неплохим филологом. Говорит, как доберусь до вершины славы, так заживём в своё полное удовольствие. К этой вершине он карабкается уже семь лет. Правда, Испания меня окрылила. Он пользовался там восторженным успехом. В России его не так ценят, как в Европе. Там нас донимали журналисты и другая публика, но мы хорошо отдохнули. Однако, главное – мы жили в тихой гостинице, и, можно сказать, пережили второй медовый месяц. Он ходил на корриду, а я гуляла по улочкам Севильи. Накупила одежды. Виктор расщедрился. Я кое-что привезла сюда. Хочешь, покажу туфли?
– Какая прелесть, Вероничка!
– Я была в них на губернаторском балу. А вас с Николаем там не видела!
– Прошу тебя никому не говорить о том, что я тебе открою. Плохая новость, но тьфу-тьфу-тьфу, кажется, всё обошлось. Николаша лечился в одной московской клинике. Ему делали серьёзную операцию. Он скрывает свой недуг. Хочет опять в большую политику идти. Мало его, упрямца, прокатили в прошлом году на выборах. О здоровье совсем не беспокоится. Обо мне бы подумал, чёрт лысый, останусь одна, что делать-то буду? – Анна лениво вздохнула.
– Да, Аннушка, всё бы им забраться на Эверест. Упрямцы! Как говорят: «У него на голове хоть кол теши!»
– Было бы здоровье, так пускай лезет хоть на Северный полюс.
На время женщины замолчали, а затем Вероника, видимо, продолжила свои мысли:
– Не люблю холода… Север меня не привлекает. Европа скучна. Люблю наш зелёный лужок. Мне кажется, что цветы похожи на ноты, а вокруг музыка. Музыка Чайковского.
– По молодости надо в люди выбиваться, – прервала лирику Вероники Анна. – Правда, я не жалуюсь на Николая, но посмотрела, как многие в Москве живут. Ой, Вероничка, обзавидовалась… А дочка-то ваша ещё не замужем? Сейчас в Англии? Ах, в Лондоне учится! Ну да-да-да, как же, подзабыла… Вот в нашу молодость мы о загранице и не мечтали, – в таком ленивом течении разговор продолжался неизвестно сколько времени. Практически вечность. Интерес больше проявляла Анна, а Вероника гостеприимно приспосабливалась к собеседнице, пытаясь отвлечься от тяжёлых дум: милосердная озабоченность не покидала её милого лица.
В небольшом бильярдном зале в это время шла более оживлённая беседа, в которой участвовали Виктор, Тартищев и Клювин. Первые двое пытались играть, но без особого азарта. Говорил Тартищев:
– У меня даже мелькнула шальная мысль, что это новые политтехнологии. Да-да! Я это чувствую. Происки конкурентов. Всё может быть! Сейчас новые технологии бегут впереди паровоза. Так сказать, обгоняют человеческий разум вопреки разуму. Кажется, неплохая мысль?
– Ну ты загнул, Тартищев! Скажу тебе, брат, впереди паровоза бежать не следует. Лучше на нём ехать хоть к чёрту на кулички.
– Когда-нибудь уедем, Алексей. Ты, Виктор, себя не вини, что появилась такая штука на твоей территории. Ты совершенно ни при чём. Вот когда у меня в гостинице объявились нежданно-негаданно пожарники, Роспотребнадзор и Налоговая, тут я переволновался. Губернаторские псы натравили, когда я пошёл поперёк. Вот кого надо изолировать. Круто они старую гвардию потеснили. А тут нас никто не трогает, хотя кто-то сильно задел моё самолюбие.
– Самолюбие, дорогой Тартищев, хуже большого брюха. Не согнать, не спрятать! – скульптор с нескрываемым удовольствием похлопал по своему животу.
– Нам надо выбрать, друзья, общий путь поведения и отношения к происходящему. Переждать это явление. Мои закрома забиты съестным. Вы же знаете, что Лёва в селе магазин открыл. Устроил в подвале дома продуктовый склад.
– Твоё мнение совпадает с моим. Уверен, дня два-три, максимум неделя, и будет свобода. Что скажешь, Алексей?
– Будет так будет, а не будет, так что-нибудь да будет. Пора принять сотенку граммов для консенсуса и выйти на свежий воздух. – Покинув прокуренную бильярдную, они расселись на веранде. – Куда это наши молодцы направились?
Лёва и Генри вышли из гаража и двинулись к реке. Несколько фраз долетело до веранды:
– Дурак ты, Генри! Жить надо со вкусом. Твоя лирика сейчас никому не нужна. Времена Лермонтова прошли. Их не догонишь даже на моем «БМВ».
– Конечно, незабвенные времена золотой и серебряной поэзии канули в Лету, но для человеческой души всегда требуется возвышенное. Женщины ждут от нас таких строчек: «Ты вся чиста, ты вся воздушна…»
– Чудак ты в очках! Женщины ждут красивую машину и нахального пижона в дорогом костюме, который скажет: «Прокатимся, красотка!» Ни одна ещё не отказывалась. Потом поймёшь, когда выберемся. Мне кажется, под водой можно найти выход. Рыба наверняка плавает беспрепятственно. Вода не может быть разрезана как масло. Я же видел вчера волны до самого горизонта. Факт!
Молодые люди вышли на косогор и замерли, с жадным любопытством разглядывая неожиданную картину. Две обнажённые девушки плескались в воде. Их беззаботный смех разливался вместе с тёплой водой по всему берегу. Казалось, вся природа трепетно наблюдала за игрой речных нимф. Это были Мария и Люся.
– Вот это красотки, факт! Я не против поплескаться с ними, – Лёва резво спрыгнул с косогора на горячий лилово-жёлтый склон и прыжками спустился к реке. Девушки испуганно завизжали и бросились на глубину, пряча в подводные течения обнажённые тела.
– Девушки, что же вы такие стеснительные, – ухмыльнулся Лёва.
– Нам надо одеться, уходи, – крикнула Люся.
– Я вам не мешаю, – Лёва бесцеремонно встал возле брошенной девичьей одежды. – Одевайтесь, я даже оботру вас полотенчиком.
– Мы стесняемся, – девушки замерли в воде, как две кувшинки.
– Знаю я ваши хитрости. Все сначала стесняются, факт!
– Боже мой, какой нахал, – Мария прижалась плечом к Люсе.
– Ой, держите меня, ма… – начала Люся и осеклась.
– Лёва, ты что сдурел! Дай девушкам одеться. Пойдём по берегу, посмотрим, где сегодня проходит стена, – Генри спустился по сыпучему склону следом.
– А ты сам-то чего прискакал сюда?
– Не унижай девчонок, пойдём, – Генри взял Лёву за локоть.
– Отстань! – отмахнулся тот. – Девчонки, я жду, выходите на подиум. Проведём конкурс красоты. Самая красивая поедет со мной в Ниццу, – Лёва был очень доволен собой.
– Пойдём, Лёва, девушки могут замерзнуть.
– Отстань, добрячок!
– Они при тебе не выйдут из воды. Разве непонятно?!!
– Куда же они денутся с «подводной лодки», как говорят на флоте. В русалок превратятся? Ты проваливай, а я повеселюсь.
– Нет, мы уйдём! – Генри упрямо вцепился в Лёву. Началась потасовка, а потом и настоящая драка. Рефери на песчаном ринге не было, и никто не останавливал бой. Генри, сжав зубы, плача от боли и гнева, яростно тащил соперника за собой, а тот бил его по голове, пока Генри не упал на колени. Очки слетели с него. Но даже после этого он не отпустил Лёву, а повис на нём, как бульдог, держа врага мёртвой хваткой.
– Да отпусти, шизик, ухожу я, – он сильно ударил, Генри упал в песок, перехватив Лёву за ноги. – Отпусти, дьявол небесный! – Лёва потерял равновесие и повалился навзничь. Пнув Генри, он выдернул ногу, встал, отряхнулся, посмотрел на лежащего лицом вниз неподвижного поэта, процедил сквозь зубы «урод» и полез по склону наверх.
Мария и Люся выбрались из воды, наспех оделись и бросились к Генри. Он шевельнулся, открыл глаза и улыбнулся: «Найдите мои очки!»
– Вот они, целёхонькие! – радостно закричала Мария. Она сполоснула их в речной воде, намочила полотенце и стала бережно вытирать лицо Генри. – Меня ещё никто не защищал… Да-а, – девушка чуть покраснела. – Спасибо, Генри!
– Мы думали, что нам придётся сидеть в воде до ночи, – сказала Люся, помогая ему подняться. – Ничего, до свадьбы заживёт.
– Это кровь из носа. Никаких ссадин нет у тебя, Генри! – говорила Мария, заботливо осматривая Генри со всех сторон.
– Какой дурак и хам этот красавчик Лёва! – воскликнула Люся, бросая взгляд на косогор.
Они ещё долго сидели на берегу, разговаривали, Генри рассказывал весёлые истории и читал девушкам стихи. Он быстро пришёл в себя, получив настоящий бальзам для своих телесных и душевных ран – благодарные взгляды милой заботливой Марии и симпатичной Люси, весёлый девичий смех и улыбки. Втроем они рисовали прутиками на песке потешные фигуры животных, давая друг другу задание: «Генри рисует льва… Мария рисует зайца…» Смеялись над своими художествами, хохотали друг над другом. Потом бегали, как дети, по песку среди толстоногих жирафов и забавных львов. Вернулись они в особняк часа через два, но никому об инциденте не рассказали. Да всем было не до этого: на веранде шёл важный разговор.
– У меня серьёзные переговоры в городе, Виктор. Приедут московские компаньоны, – горячился Тартищев, – Аннушка подтвердит.
– У моей мамы в эту пятницу день рождения, не забудь, Николай. Она обижается, когда ты в это время вдруг уезжаешь.
– Помню, лапушка! – отмахнулся Тартищев. – На следующей неделе я собираю новый предвыборный штаб. Это поважнее дней рождений.
– Да, Николай собирается в Госдуму. На прошлых выборах ему немного не повезло, – продолжала Анна. – На этот раз, Николай, больше прислушивайся к моим советам. Ты тогда не стал встречаться с ветеранами.
– Мне спутал все карты этот пивовар. Напоил полгорода бесплатной дрянью. Что это за пиво? Народ не пробовал настоящего баварского напитка!
– Правильное замечание, дорогой Тартищев. Бочонок свежего немецкого пивка был бы очень кстати. Но не забывай, тут у многих есть причины торопиться в город. Однако без нас он не исчезнет. Люди также будут спешить по утрам на работу. Успокойтесь, – заметил Клювин.
– Причина причине рознь, – не согласился с доводами скульптора Лёва. – Нам с Виктором надо срочно в Москву. Факт! Приезжает одна итальянская актриса. Виктор вручит ей портрет, который написал именно к этому дню. Политика! Не всем понять. Кроме того, мне надо потусить в ночном клубе, подыскать новых клиентов, да и другие дела ждут. Факт!
Вероника вопросительно и с укором посмотрела на супруга:
– Виктор, я надеялась, что лето мы проведём спокойно, вместе, здесь на Волге. Меня утомляет столичная суета и заграничная чопорность. Ты же втайне от меня строишь новые планы, не считаясь…
Виктор с явным нетерпением перебил её:
– Вероника, я бы с радостью отдохнул. Однако не забывай, что за популярностью надо следить и ухаживать, как за экзотическим растением. Необходимо постоянно мелькать в прессе и на телеэкранах.
– Факт! – подтвердил Лёва.
Тартищев одобрительно кивнул, выпуская густой дым сигареты:
– Да-да! Правильно! Поэтому я предлагаю подать сигнал «SOS».
– Как? – все с надеждой и интересом уставились на Тартищева. Тот выдержал длительную паузу:
– Ночью сложим большой костер у стены. В Архангельском увидят огонь и прибегут. Вызовут МЧС.
– Отличная идея – посидеть у ночного костерка с бутылочкой винца и побряцать на гитарке.
– Романтично… Это напомнит мне пионерское детство. Одобряю! – рявкнул Клювин.
– А я не одобряю! Вдруг лес подожжёте? – воскликнула Вероника.
– Хорошая идея! – поддержал Виктор. – Может быть, стена от огня расплавится и исчезнет. Это какой-то шанс на спасение. Хотя от кого спасаться-то? От самих себя!
– Так, решено! Хватит философии, Виктор! Генри, найди Цицерона. Пусть подготовит пилы, топоры и лопаты. Лёва, плесни из бака немного бензина в банку. Вероничка, собери с девушками провиант. Пойдут все!
…Вечерело. Первая звёздочка окунулась в синие воды неба и задрожала на невидимых волнах. Ворон на обуглившейся сосне следил за торопливыми действиями людей на опушке леса. Они суетились, бегали, толкали друг друга. Слаженности в работе не было никакой. Слышались возгласы и упреки:
– Генри, ты что, пилу ни разу в руках не держал? Тяни на себя живее. Ещё живее! – ворчал Клювин, распиливая сваленную Цицероном сосну. Тот подрубил в это время другую: «Отойди!.. Смотри!»
– Эй, вы, лесопилы, оглохли! – кричал Лёва Клювину и Генри. – Отойдите, сосна на вас рухнет.
– Сам ты, Лёва, недопил-перепил, – рявкнул Клювин. – Сосна в другую сторону повалится.
– Все отойдите от греха! – кричала Вероника.
– Если мы будем бегать туда-сюда, мы и к утру не сложим костер, – подгонял Тартищев.
– Поднажми! – Цицерон и Лёва упёрлись в смолистый ствол.
– Ой-ой… А-а! – завизжали девушки, разбегаясь в стороны, только Анна замешкалась.
– Анна, что рот разинула? Беги!.. Ложись! – Тартищев бросился к жене, а следом и остальные. Падающая сосна слегка задела её ветками. Женщина лежала обескураженная и испуганная. Тартищев кричал на Лёву и Цицерона:
– Вы что, олухи, не видели, что Анна не успевает отойти?
Лёва огрызался:
– Сами рты пооткрывали, как пингвины. Шевелиться надо! Здесь лесоповал, а не салон красоты. Факт!
– Успокойтесь. С ней всё в порядке. Аннушка, скажи! – Вероника взяла Анну за руку.
