Kitabı oku: «Стихи: История наша, Будущее, другие Миры», sayfa 3

Век-другой назад

Уход в Сибирь

Мужики и бабы.

Очень сильно надо!

– Говорят, в Сибири

всех царей убили,

без царей в Сибири

хорошо зажили.

– Мужики и бабы,

какого чёрта надо?

– Надо, ой как надо!

От барского уклада

болит у нас головушка,

и мёртвая коровушка

не доена, а съедена

боярскими медведями.

– Мужики и бабы

лежали б на полатях,

сидели б и смотрели,

как хлеба поспели.

Но не сидится мужикам,

не лежится бабам:

дали наши дёру

до самого бору,

до чащи, до леса!

Есть к жизни интереса:

– Избу срубим, будем жить,

на охотушку ходить.

Мост построим у реки,

чтобы наши рыбаки

наловили на уху

небывалую плотву!

А в корзинке у нас

петух с курицей – раз,

утки две и два гусёнка —

это три! А ты, девчонка,

шибко к нам не приставай.

Дед твой с Сибири? Внук наш, знай.

Мужики и просто дети

Жили-были на планете

мужики и просто дети.

Мужикам хотелось строить,

воеводить, мастерить.

Просто детям не хотелось

по-мужицки материть

лес, дорогу и друг друга.

Мужики сказали: «Худо,

надо, братцы, что-то делать,

ведь народ растёт несмелый.

Нужно просто детей

отобрать у матерей

и устроить в лесорубы.

Вот тогда будет не худо!»

Порешили, совершили:

просто деток отлучили

от грудастых матерей,

увезли с собой скорей.

Привезли в леса, в леса

и пустили в погреба,

одели в робу:

«А теперь попробуй

не покрыть нас матом

(мы, вроде, виноваты)».

Дети глянули устало,

матюкнулись, рядом встали

и валили лес, лес

под чей-то волчий интерес.

Быстро дети повзрослели,

просто так заматерели

и сказали себе:

– Материть будем уже

не отцов-дураков,

а у власти злобных псов!

Как вымолвили это, так и сгинули.

Их искала вся планета. Они двинули

по другим мирам да с пилами:

пилить, материть тех, кто вынули

жизнь из душ ни в чём неповинных.

Ты забыл о том? А было ведь.

Мой дом – моя семья

– Нашу семью за версту видно!

Домище у нас завидный

строится всей роднёй.

А комнат то, комнат в нём:

кухня, две спальни и зала.

Чего ещё не хватало?

Живи и рожай детей

да работай быстрей!

Ведь у нас на Руси как ведётся:

кто не спит, у того скотина пасётся,

кто на печке зад свой не греет,

у того Маши растут и Андреи.

Вот вы на меня поглядите:

плечи, морда … боритесь,

ни за что не завалите!

Потому как не грею завалинку,

а бревно на плечо и вперёд!

Глянь, как дом мой встаёт,

стены на солнце играют.

Аж до слёз пробирает!

От зависти плачут лентяи.

А я скоро стану батяней

(жинка сидит, еле дышит).

Не рожай, пока дом не вышел,

яко с картины лубочной.

Ну ладно, рожай, мой клубочек!

Детей нам красивых надо,

таких плечистых, как папа,

таких же шустрых, как мать,

и спесь, которую не отнять!

С такими думками и домище достроен:

– А фамилия наша Егоровы.

Кому не нравится, мимо ходите

да глядите,

счастье наше не сглазьте!

Добрым людям мы говорим: «Здрасьте»,

и кланяемся низко.

Но тем временем близко-близко

подходила к их домику революция.

Ну что ж, Егоровы, теперь сбудется

«счастье» трудового народа.

А вас раскулачат «уродов».

Щи варила стрелецкие

Говорила, говорила.

Говорилку не зашить!

Говорила, что любила

щи стрелецкие варить.

Щи варила стрелецкие,

речи вела повелецкие:

велела, повелевала,

чтобы каша в печи поспевала,

чтобы рос в огороде горох,

чтобы царь наш батька усох!

Палка была на скалку,

палка была на галку,

палка была на пса,

а на нашего короля

ни палки нет, ни оружия.

Щи варю безоружная

да капусту квашу,

хвалю Рассею нашу

и мужа жду безвестного,

всем (никому) неизвестного,

самого отважного

с жизнью не налаженной.

А речи веду повелецкие,

щи варю стрелецкие

и муженька жду расстрельного

всё сказавшего, пустомельного.

Умирай, дурак, на своей каторге.

А обидушка к твоим отцу, матушке

на шею кинется да повесится.

Я щи варю, во мне бесится

на тебя, башка дурья, злобушка:

и века пройдут, а власть в зазнобушках

у бога хаживать будет,

а ты жил иль нет – скоро забудут.

Видно вам нас, не видно

Речник, печник и старые мотивы.

Боже, как некрасиво

песню пел прохожий семьянин.

Мы в тылу, а он один.

Завидно, завидно, обидно:

мы сидим, а он поёт.

Господи, как он идёт!

Он идёт не падает,

а мы падалки.

Вот так и надо нам!

Подбери, Маруся

свою губу, не дуйся.

Раз взяла револьвер,

говори, что всем пример

только это дуло,

пока оно не вдуло

тебе, Маруся, в место,

где ты была невестой.

Речник, ручник и старые мотивы.

До чёрта, как некрасиво

песню пел семьянин прохожий!

До чего он на нас непохожий:

мы в тылу, а он на свободе

ходит, ходит и бродит,

эх, набродит большого леща!

Это не революция,

а усталость от жизни.

Видно вам нас, не видно?

Я и сила красная, белая

Раскраснелось небо ликом,

засмородилась земля,

раскричалась страшным криком

взбаламошена душа!

Накукарекался петух,

солнце село за кусты,

а по сёлам бродит слух:

– Деревенские мечты

кончились, какие есть,

больше незачем нам жить,

ведь по свету ходит смерть,

революция, блин ты!

Нехорошие дела

во дворах застыли,

бородаты мужики,

просятся в Батые:

один к белым,

другой к красным.

Я одна осталась,

как уселась на скамейку,

так в любви призналась

белому командиру,

красному комиссару,

а сама за пирожком и лесами!

Добежала до Сибири,

до самого Урала.

Осела в глухомани

и больше не мечтала

ни о левых, ни о правых.

Я девочка хорошая!

Лишь две косыночки с собой

лежат красиво сложены:

одна красная, другая белая.

Как придут большевики,

буду знать, что делать то!

Белые и красные

Красные, белые, красные,

подвиги ваши прекрасные,

подвиги ваши спелые,

сабли в руках, руки смелые!

Белые, красные, белые,

что же вы с нами сделали:

шашками, копьями, пулями!

Миллионы под вами уснули ли?

Красные, красные, белые,

что бы без вас мы делали:

искали б кто за народ

вот так пойдёт и умрёт.

Красные, белые, белые,

лица ваши сгорелые,

дети ваши пропащие,

жёны да мамки уставшие.

Красные, красные, красные,

войны ваши ужасные,

матерные слова

и оторви голова!

Белые, белые, белые,

деревни стоят угорелые,

но гордо растут города!

/Красно-белая я/

Бей в барабаны

Бей в барабаны, башмачник!

Играй на трубе, солдат.

Всё равно падёт смертью храбрых

не господин, а раб.

Шли полки Святополка,

кровью лилась река,

всё это было без толку,

победа на «вы» не шла.

Так бей в барабаны, башмачник!

Играй на трубе, солдат.

Самый маленький мальчик

знамя несёт и рад.

Играйте, дети, растите,

скоро пойдёте в полки,

кровь свою отдадите,

господину это с руки.

Бей молоточком, башмачник.

Играй на свирели, солдат.

Между войнами есть перемирие:

баба, рожай ребят.

Вера одна есть на свете:

придут времена времён,

когда боя не будет вовсе,

когда господ подомнём!

Капала, капала, капала,

капала кровью река.

Плакала, плакала, плакала

по пустякам весна.

Баба гуляла гулящая

по траве без цветов:

– Прости меня, мать, я пропащая

жизнью живу без снов.

Не бей в барабаны, башмачник.

Замри, не играй, актёр.

Слышишь, маленький мальчик

говорит уже миру: «Позор!»

Десять тысяч ребят (гражданская война)

А за мной стоят десять тысяч ребят,

а за мной стоят десять тысяч девчат.

А за мной страна молодая Русь —

за моей спиной, за неё дерусь!

За неё умру – умереть легко,

главное, чтоб жизнь неслась, как колесо!

Десять тысяч парней на ружьё идут,

десять тысяч девчат себя не берегут!

Не сберёг и я молодую жизнь

как пошел, так слёг. За меня держись

десять тысяч ребят, десять тысяч девчат.

А ну вставай-ка в ряд, солнечный отряд!

Счастье не придёт, счастье не видать,

черт с ним, за него будем умирать.

Под крестом лежат безверные сынки,

под крестами спят девки, не попы.

Только пыль столбом у дороги той,

где комсомол лежит самый молодой!

Тихо, не буди буйных тех парней

и не колыхай девичьих ноздрей.

Слышишь, счастье ждёт новые сердца,

новые тела: десять тысяч, я.

Изба читаленка

«Собирайся, народ,

литература к вам идет!

А литература —

это, брат, культура.

Знаете, что такое культура?

Это ты не дурак и ты не дура.

Видишь, штык – он боец молодец!

Но главный кузнец

пролетариата —

это книга. Не смейся, что маловата.

Она главное оружие наше!

Вот сын Пётр у тебя и дочь Даша,

а что они знают о буржуазии?

Ничего! Маркс и Энгельс нам говорили

(из этой книжицы маленькой):

загнивает капитализм, как ни старается.

А Ленина не читать вовсе стыдно!

Он из тьмы нас вывел. Обидно

нам, классу рабочему,

слушать как вы, крестьяне, хохочете!

Хватит поповского смрада!

Организуем читальню. Так надо.

Завтра же малышей приводите

и взрослые обязательно приходите.»

Как бы то ни было,

вся деревня в читаленку прибыла:

послушали тезисы и манифесты,

почитали рабоче-крестьянскую прессу.

И деток своих учиться оставили,

чтоб вырастали те

на Ильича похожими.

Путями сложными

приходило в дома просвещение.

Но твёрдо знали мы:

свет есть – учение!

Новый учитель

– Куда же вы, бабоньки?

– За водою!

– Ой ли за водою,

а меня возьмёте с собою?

– Не берём мы с собой

парней пришлых, неграмотных.

Мы правильных

кровей казачьих,

морд не любим цыплячьих!

– А вы бабоньки, на меня оглянитесь

да хорошо приглядитесь:

такого, как я, казака

поискать ещё долго придётся!

И коню моему неймётся.

Ну, покажите-ка ваших детишек:

казачат девчонок, мальчишек.

Буду делать из них грамотеев.

– А ты сам то кто?

– Андрей я Андреев,

ваш новый учитель,

до избы-читальни ведите!

Как хитро я замуж ходила

Ходила я, бродила, замуж не пошла:

пять женихов, три жениха, два.

Ходила, бродила, думала,

через десять лет замуж надумала,

надумала замуж, а женихов нема.

Я в сельсовет пошла:

– Замуж хочу, мочи нет,

но женихов простыл след;

посодействуйте, пожалуйста,

а то скоро стану я старая!

Председатель лицо своё морщит:

– Тридцать лет – возраст хороший.

Поди-ка, Любаша, домой,

будет жених тебе холостой!

Пришла я домой, села, жду:

бигуди, ресницы – всё как на вражду,

платье наглажено,

рот напомаженный.

Стук в дверь, председатель заходит:

– За меня, мадама, пойдете?

Будьте моей женой,

парень я холостой!

Что-то я даже зарделась

(не ожидала), разделась

и сказала: «Хочу ребёнка!»

Ребёнка мы делали долго.

Свадьбу сыграли в сельском совете.

Самой красивой на свете

была я невестой,

потому что брюхатая. Честно!

А потом хорошо мы жили

и никогда не тужили!

Я председателева жена,

председателев сын у меня,

и сама я – передовая доярка

Любовь Николаевна Славка.

И дом у нас полная чаша:

сын, муж председатель и каша!

Я девушка настойчивая

Ой, какая я девочка красивая,

какая я девочка милая!

Собралась и попёрлась в гости

к дружку хорошему,

никем не спрошенная.

Туки-туки, не ждали,

хороших девушек, может, звали?

Не ждали, а я пришла,

открывайте замки, ворота!

Стою, жду у ворот,

никто открывать не идёт.

Обиделась, через забор полезла,

я ведь девушка честная:

раз пришла, значит, пришла,

назад не вернусь никогда!

Открывайте, хоть и не ждали,

своей подруженьке Вали!

Тишина. Все вымерли что ли?

Я оконце быстренько вскрою:

вдруг там труп на трупе лежит,

иль дружок топорищем прибит?

В окошко влезла. Хата пустая.

До чего ж я дурная!

Все в сельсовете сегодня

на очень большущей сходни

решают вопрос:

– Когда на покос?

А я девчонка сознательная:

вставлю стекло старательно

и бегом в сельсовет!

– Где тебя носит сто бед?

– Да в уборную я ходила.

– Проходи, Валя, берут тебя бригадиром!

Дела на совхозной сходке

Собрался народ.

Дальше вместе пойдёт

наш «пароход»,

перёд и только вперёд!

Решили, постановили,

никто ни с кем – не согрешили!

И «паровоз» пошёл.

Дед Макар штаны не нашёл

на этом всеобщем собрании.

А бабки-язычницы партизанили

за общественным «паровозом».

Ну здравствуйте, люди, с совхозом!

Чукча не знает по-русски

Чукчи-читатели,

яранго-старатели

ждут своего геолога

с газетой «Труд» или с историей

о победе коммунистического труда:

Вот это да!

Чукчи-читатели,

чукотко-копатели

ждут новостей,

ждут не дождутся вестей

про начало социализма,

про крах капитализма,

про трамваи зелёные

и необъятные русские территории!

А когда новостей дожидаются,

то улыбается

полубеззубой улыбкой

каждый чукотский политик,

и тыча в газету пальцем:

– Это товарищ Сталин?

– Да, а это поезд быстрый! —

геолог, он не капризный,

расскажет, как к пятидесятому году

к Чукотке летать будут самолёты

с туристами на борту.

– А зачем?

– И сам не пойму!

Чукче-читателю сложно

даётся грамота, он осторожно

повторяет слова:

«Земля – круглый шар она».

Чукча – два глаза узких,

чукча не знает по-русски,

чукча читать пытается.

И у него, черт возьми, получается!

Терпение и мечта

Я не терпел ни божьего уклада

ни наглости воров,

ни хамства, ни отсутствия зарплаты,

даже священников. Ну что ж.

Я не терпел, как многие другие,

когда шериф плюёт тебе на грудь:

я мог и от шерифа в степи двинуть,

а там за мной уж точно не придут.

Я не терпел и женщин-проституток,

их гаденький, притворный смех,

я не терпел разгульных пошлых шуток.

Я не терпел почти что всех!

Я мог уйти не оглянувшись

и на «Прощайте» промолчать,

я мог, когда хотел, вернуться

и даже «Здрасьте» не сказать.

Я почти бог, и я свободен,

я точно знаю, как дышать,

когда в твой мир никто не входит.

И буду дальше так шагать.

Но однажды пришла какая-то сила

и меня под себя подвалила:

я должен был сдать оружие,

помыться, побриться (так нужно им),

да на завод шагать строем,

и даже с начальством не спорить.

Я терпел это долго:

может год, может два. А толку?

Меня превратили в раба!

Бежать? Но куда?

Я всё вспоминал о рае:

когда меня не хватали,

и я не плевался в ответ.

Нет больше счастья, нет!

Но как-то раз

я ушёл через лаз

в Канаду.

Говорил сам себе: «Так надо!»

Дошёл до самого севера,

поселился у берега

небольшого залива.

Сижу с удочкой, ожидая прилива,

а на спине ружьё-карабин.

Я на воле, и я один,

жду, когда шторм пригонит терпение,

которое скажет: «Без сопротивления,

парень, мы тебя снова достали!»

Индейская девушка

Брось свои пистолеты!