Kitabı oku: «Kali», sayfa 4

Я превратил свой член в вареное мясо. От постоянного мочеиспускания и напряжения он окончательно размяк. Спермы не было. Только моча, которая превратила всю квартиру в один огромный сортир. Запах мочи полезен. Теперь я буду жить с ним те дни, что мне остались. Мастурбация уретры позволила мне более четко прочувствовать процесс выхода мочи. Под конец я сделал себе внутри небольшой рубец, чтобы когда моча проходила, она щекотала его и напоминала о своем существовании. Медитация превратила Кали из чувственного образа в божество. Единственное, могучее, реальное. Первый день закончен.

VII

Второй день – стимуляция ануса. Кали – это самое жестокое женское проявление бога Шивы. Её сила способная уничтожить целый мир, что Кали и делала при помощи своего танца. Для того чтобы воссоединиться с ней, мужчине необходимо открыть в себе женское начало. А точнее раскрыть его. Индийские мудрецы аскеты очень хорошо это понимали. Они считали, что для этого посвященный должен уподобиться женщине. То есть раскрыть способность к пенетрации. В первый день я стимулировал свой пенис. Сделал из него вареное мясо; во второй я должен сделать мясо из своего ануса.

В первую очередь я около часа разминал себе кольцо пальцами. Пенис я вообще не трогал, просто щекотал внешнюю оболочку. Делал более упругий материал. Затем я взял тазик и сел на него. Дальше я начал пить мед, разбавленный молоком. Что первое, что второе делает желудок очень мягким, а значит чувствительным. Однако также это приводит к страшным болям в животе. Молоко обязательно должно быть теплым, чтобы оно легче проходило по горлу, что заставит посвященного чувствовать тепло внутри. Все это время булки были разжаты. Сидел я буквально на очке. Далее пошло калоизвержение. Гавно не шло, а лилось из моего ануса в тазик. По закону я не должен был ходить по-большому некоторое время. Я не делал этого, как только приехал в Монголию. Сначала не очень хотелось, а во время перевода таблиц я обнаружил эту информацию чуть ли не в самом начале и сдерживал свои потоки.

С больным животом и обосранным тазиком я попытался отвлечься за счет прочтения мантры Кали. Так я сидел несколько часов, пока не перестал чувствовать тело. Комнату окрасили кровавые разводы. Окно пропускало лучи затухающего солнца в мою комнату. Начались сумерки.

Важно отметить, что все свои ритуалы я выполняю голым. С момента, как я встал на путь Кали, я не надел на себя ничего. Так и сейчас я встал со своего трона на четвереньки и абсолютно голый, с надутым животом, ходил по кругу по комнате, постоянно повторяя «Ом». «Ом, ом, ом, ом, мом, омом, оом, мооооом». Делал я это до тех пор, пока слог Ом не превратился в мычание. И правда. Если делать так, как указано в таблицах: произносить его быстро, постепенно повышая голос, то получится нечто похожее на коровье мычание. Эту операцию я делал с полностью открытым анусом. Затем я, продолжая мычать, взял швабру. Сломав нижнюю часть, верхней я начал массажировать очко. Когда оно достаточно разбухло, я попытался засунуть продолговатую часть в анус. Когда у меня получилось засунуть её достаточно глубоко, я снова встал на четвереньки и с самых низких тонов продолжил мычать, постепенно повышая интонацию.

Когда ты выполняешь все вышеописанные ритуалы ты чувствуешь себя как в бреду. Не скажу, что я что-то воспринимал или вообще понимал происходящее. Я действовал механически, как будто заранее знал, что нужно делать. Когда я ходил по кругу и мычал со шваброй в заднице, я вошел в транс. Это сложно описать. Я как будто превратился в корову в действительности. А точнее всегда ей был. Мне стало так…хорошо… спокойно и приятно. Мой зрачок увеличился до невиданных размеров, заполнив всю область радужки глаза.

Из этого состояния меня вывел пенис, который изрыгнул на пол огромную порцию спермы. Мне казалось, что кто-то его трогал. В смысле доил. Когда я был в состоянии коровы и ходил по полю, мой пастух подошел ко мне, чтобы взять порцию молока. Он начал дергать за соски, отчего те от стимуляции выдали свежее, парное молоко.

Я не испугался. Нечто подобное было описано в методичке. На улице была уже полная ночь. Я нашел на кухне зубочистку, которой вчера ковырял уретру и засунул её в анальное отверстие, где сделал ещё один надрез.

Спать было запрещено. Я разжег огонь при помощи спичек и бумаги. Обставил свою конструкцию камнями. Открыл окно. Затем поставил гавно кипятится, заранее смешав его с молоком. Потом я приклеил свой обрубок к стулу скотчем, поставил стул перед огнем и сел на свой мастурбатор. Рядом со мной лежала бутылка теплого молока. Я выпил его залпом.

Огонь игриво танцевал на стенах комнаты, украшая одинокую квартиру какой-то иллюзией комфорта и чьего-то присутствия. Гавно смешалось с теплым молоком и стало более вязким. Однако смесь, которую я готовил молока не требовала. Оно было нужно, чтобы на начальном этапе разбавить гавно. Затем молоко испарится и останется нужная мне жижа. Огонь не был большим, а ветер как бы успокаивал его. Дуло так, чтобы не сжечь всю квартиру к чертям. Не знаю почему соседи ещё не вызвали полицию. Мочевые миазмы наверняка добрались до соседей сверху, да и запах вареного говна вряд ли кому-то может понравится. Судя по всему, я был в квартире не один. С того момента, когда я взялся за свой испражняющийся пиструн, кто-то оберегал меня и мои ритуалы, уберегая от мира.

Я сидел на своем импровизированном члене и испускал газы, которые, естественно, задерживались в анальном отверстии и щекотали сделанные мной надрезы. Я старался медитировать. Спать, как я сказал, запрещено. Те видения, что были вчера, навестили меня и сегодня. Однако теперь к ним добавился ещё и необычайный танец некоего мутного темного образа, который я наблюдал из далека. Мой член так крепко стоял, и казалось, что если я засуну в уретру зубочистку, то её смело можно отпускать, так как надувшиеся вены на моей мошонке не допустят, чтобы она провалилась. Танец был очень несобранным, казалось, это были просто случайные телодвижения. Однако, присмотревшись, я понял, что танцующий действовал максимально сдержано, соответствуя ритму, который существовал в образах моего видения. Под ритмом я подразумеваю толчки, вызванные газами в моем животе и анусе. Второй день закончен.

VIII

Третий день последователь должен посвятить внешнему миру. Он должен выйти на некоторое время из состояния транса и обобщить весь свой недавний опыт, наблюдая за окружающей действительностью. Это необходимо, чтобы создать площадку для Богини.

Я решил использовать эту возможность для поиска недостающего материала. Так получилось, что для вызова Кали необходимо принести жертву и провести определенный ритуал по изнашиванию тела. В конце дня дается возможность поспать.

Признаться, сон не совсем меня беспокоил. После двух дней выматывания тела и длительных ночных медитаций, я перестал жить в этом мире и наблюдал все как во сне. Мне кажется, что это чувство можно уподобить состоянию наркотического опьянения от травки. Я не имел удовольствия покурить в свое время марихуану, но мне посчастливилось подслушать разговор двух своих однокурсников, которые обсуждали свой опыт. Сейчас я их понял с тем допущением, что помимо затуманенного сознания было уничтожено и мое тело. Рубцы с внутренней стороны не чувствовались, хотя, когда какая-то слизь (гной, говно, остатки мочи) проходила по каналам, раны начинали неприятно щекотать. Самое интересное, что адепт ничего не может сделать с этим неприятным чувством. Он вынужден иметь в виду, что уже заклеймен.

Я сидел у окна и наблюдал за бытом местных из окна. Монголия – это удивительная страна, в которой советские хрущевки вынуждены сосуществовать вместе со старыми тюркскими юртами. Сначала я не обратил на это внимания. Мне казалось, что это памятники древности. Однако, когда мое пребывание затянулось, я обнаружил, что это нормальная часть монгольской мысли. Не скажу, что эта мысль занимала мою голову тогда. Скорее я по инерции произносил имя Богини.

Объектом моего наблюдения были жильцы юрт. Как правило, это очень большие семьи, в которых вместе с отцом, матерью и детьми живут также и старики. Почти сразу я обнаружил нужный мне тип юрты. Он был почти у моего дома, напротив степи. В этой юрте жил старик, его невестка и маленький грудной ребенок. Отец ушел либо на заработки, либо в степь пасти скот.

Когда солнце было в зените, я достал приготовленный отвар из говна и начал им обмазываться. Я мазал каждую часть своего тела, начиная с головы, заканчивая стопами ног. Каждый миллиметр моего тела должен был быть полностью в говённом растворе. Естественно, до этого я заранее помазал труднодоступные части своего тела медом, который служил клейкой субстанцией. На него говно ложилось легче. Немного говна я добавил также в уретру и на анальное отверстие. Когда мой боевой костюм был готов, я стал ждать сумерек.

Когда кровавые лучи коснулись пола моей квартирки, я вышел из квартиры. В моей руке был сверкающий нож, а на бедра я натянул пиджак, чтобы хоть как-то скрыть наготу. На улице было тихо. Все взрослые только возвращались с работы и у меня был шанс, чтобы украсть ребенка. У меня было не так много времени.

Я встал напротив нужной мне юрты. Скинув пиджак, я вошел с ножом в небольшое пространство. Скромное жилище стояло на голой земле. В середине невестка на огне готовила ужин для своего любимого. Старик лежал на импровизированной кушетке, ребенок спал рядом с ним. Когда девушка увидела черного человека с ножом, она какое-то мгновение таращилась на меня тупым взглядом. Затем истошно закричала и бросилась к своему ребенку. Это сейчас я довольно динамично описываю её действия. На самом деле тогда я воспринимал её действия в статике. Мне казалось, что кадры не быстро сменяют друг друга, а тянутся. Найдя в себе силы, я подбежал к ней и с невероятной для меня скоростью одним ударом вонзил нож ей в голову. Лезвие вошло сверху и раскроило ей череп. Кровь оросила черную копну волос и полилась на землю. Ее лицо почти не пострадало. К моему счастью, девушка не успела взять ребенка в руки. Дед наблюдал эту картину в какой-то отвлеченности. Я не видел смысла его убивать. Он и так был напуган. Думаю, он подумал, что я демон, пришедший по его душу. Мой вид был очень пугающим. Я просто вырвал ребенка из его рук. Мать в это время все ещё глядела в мою сторону стеклянными глазами и издавала хрипы.

Дите не плакало. Я очень удивился тому, что ребенок отнесся к смерти матери с такой холодностью. Это была девочка. Однако сам факт суеты должен был её спугнуть. И я чувствовал, что она вот-вот заплачет. Но когда я взял ее на руки, она лишь попыталась потрогать меня за лицо.