Kitabı oku: «Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки. Книга 3. Детство и юность Ираиды. Глава 2», sayfa 15

Yazı tipi:

ВИТЯ, ЗДРАВСТВУЙ!
Получила твоё письмо, и знаешь, смеялась от души. Оказывается, ты не лишен юмора. Мне вспоминаются ещё, похожее на твоё письмо. Но сама я лично ещё не пыталась писать в таком стиле. Попробовать? Только прошу не смеяться над моими первыми шагами к попытке излагать свои мысли комически. Итак: ……….
МОЙ ДОРОГОЙ, ЗДРАВСТВУЙ!
Написала и…………… задумалась…
Эх, любовь, любовь! А на улице погодка – закачаешься! Солнце ржёт, лужи плачут, а я улыбаюсь. Значит, таскаешься понемножечку по театрам?
Я в Москве на Евгешу тоже ходила, только ещё в прошлом году. Мне там Танька Ларина тоже понравилась. Я сидела в боковой ложе, а ребята, которые были со мной, притащили с собой полевой бинокль, и поэтому можно было у артистов рассмотреть всё-всё – что надо, и что не надо. Вообще интересно…

Окончания нет… Не сохранилось.

Часть 40
Практика

На фотографии – комната нашего общежития.

Моя кровать – справа. Её можно узнать по полочке над кроватью, покрытой кружевной салфеточкой, связанной ещё моей бабусей.

На снимке – не все из нашей группы, а те, с кем мы жили в этой комнате общежития. А мальчики просто пришли в гости.

Я (ИРАИДА) – в верхнем ряду, в серединке, уже – без косичек.

Летом у нас была у всех практика. Я проводила её в Шатуре, а Валя Буянова – где-то ещё. Окончив практику, она побывала в Орехово, а писала мне письмо.

Валя Буянова и я (Ираида)

Письмо в Шатуру из г. Киржача – «Владимирская обл., г. Киржач, ул. Александровская, дом 11, кв. №.3, БУЯНОВОЙ ВАЛЕ».

10.08. 55 г.
ПРИВЕТ ИЗ КИРЖАЧА!
ИДОЧКА, ЗДРАВСТВУЙ!!!
Только что сегодня приехала домой и сразу же решила написать тебе. Написать раньше не было времени, сама понимаешь.
Итак, практика у нас закончилась. Сегодня сдала отчёт о практике, получила деньги, забрала обходной лист, по которому после 20 августа дадут стипендию, если, конечно, будет всё в порядке, и уехала домой на каникулы. Как проведу их, ещё не знаю. Время в Орехово провела весело.
По прежнему была каждый день – с Ю. К., ходили в кино. После тебя посмотрела – «Звёзды на крыльях», «Седьмое небо», «Ляна», «Призраки покидают вершины» и «Я и мой дедушка». Я надеюсь, что и ты тоже всё успела посмотреть. Юрка в Киржач приехал, но мы виделись с ним очень мало. Он с поезда, а я на поезд, ничто друг другу не сказали, а все пять минут стояли, держась за руки, и, как глупенькие, смотрели друг на друга. Теперь, наверное, встретимся не раньше субботы.
Ида, я тебя очень прошу, посмотри, пожалуйста, у себя книгу – «Первые радости». Мне кажется, что ты её увезла, а она из библиотеки. Твои библиотечные книги я взяла себе, хотела сдать, но не знаю номер твоего ученического. Привезу, когда приеду. И ты тоже, захвати, пожалуйста, если она у тебя, хорошо?! Я собираюсь ехать 20 августа, а ты когда приедешь? Пиши, кем ты работаешь, как проводишь время, вообще пиши обо всём. Получила ли письмо от Генки?
Пока до свидания. Напиши, как дела у Светы.
Вроде всё написала. Жду с нетерпением ответ. Пиши быстрей.
Передавай всем по большому привету, бабусе, папе, Борису, Миле и Свете, если она у вас, а так же всем знакомым.
Тебе привет от наших. Ещё раз до свидания.
Целую тебя – ВАЛЯ.

На практику я ездила в Шатуру. Отец сделал мне «вызов». Нам разрешалось не ездить на практику туда, куда посылает техникум. Нужно было только привезти справку о том, что организация согласна принять на временную работу с оплатой…

Многие девочки до этого вообще не знали, – что представляет собой работа на стройке. Вернулись с практики все с кучей разных впечатлений.

Я практику проходила помощником мастера на растворном узле.

Работа заключалась в том, чтобы постоянно следить за тем, чтобы в мешалку закладывали песок и цемент строго в соответствии с пропорциями. Поскольку в основном готовили раствор только двух-трёх марок, делать в общем – то на работе было нечего… Но мне немного даже заплатили за время работы на растворном узле.

Все понимали, что – практика – это далеко не то, что нас ожидает на настоящей работе, после окончания техникума.

Когда мы все вернулись с практики в Орехово-Зуево, нам, теперь уже студентам 4-го курса, предоставили общежитие, которое освободилось после выпускников.

С получением общежития жизнь моя и Валюшина изменилась в корне. Не надо было раньше вставать, общежитие было не очень далеко от техникума. Был свой клуб и столовая. Не нужно было питаться всухомятку. Правда, для этого нужны были деньги. Но они у меня в небольшом количестве появились.

Помню, как перед стипендией, когда уже ни у кого не оставалось денег, мы устраивали «субботник». Мы собирали по тумбочкам и из-под кровати пустые банки (мы их никогда не выбрасывали), мыли их и сдавали в пункт приёма тары. На вырученные деньги мы закупали батоны хлеба. Тогда продавали хлеб, который пекли с добавлением гороховой муки. Ещё покупали пару колясок конской колбасы (типа сегодняшней докторской, только красноватого оттенка). На оставшиеся деньги брали билеты в кино. Как правило, мы своей компанией занимали целый средний ряд. Днём кинозал был полусвободный, и места можно было занимать – где хочешь. И вот, когда начинался фильм, мы разламывали и делили хлеб и колбасу и с наслаждением жевали. Запах от конской колбасы растекался по воздуху. Сначала начинали оборачиваться сидевшие на ряду перед нами, а потом и все остальные. Это было что-то!

В общежитии мы жили в комнате, в которой стояло пять или шесть коек. Поэтому всегда было шумно и весело. Хотя, иногда бывали и ссоры.

Тихо становилось только в выходные дни и на праздники, когда все разъезжались по домам. Я часто оставалась в общежитии одна, да ещё девочка, которая училась на курс младше – Катя Жильцова. Мы с ней сдружились. Она могла часами слушать мои фантазии (именно фантазии, а не философские рассуждения), немного рассказывала о себе. Вместе мы несколько раз ездили в Шатуру, поэтому она была знакома и с бабусей, и с Борькой. В общем, мы как-то сроднились, а Валя Буянова немного отошла в сторону. Нет, нас многое связывало, но наша дружба будто растворилась в общей атмосфере студенческого коллектива. Катя – это было что-то совсем другое. Когда её не было рядом, мне её явно не хватало.

У нас в техникуме училась Валечка З. Мы с ней жили в одной комнате в общежитии. Она была курсом старше, и окончила техникум раньше нас. Распределение она получила в Шатурский район, в Рязановское торфопредприятие. Оттуда она писала, и мы даже иногда встречались, но сохранилось только одно письмо.

Г. Орехово – Зуево, ул. Красина, Торфяной техникум, СУ-41. Степановой Ире». – из «Московская область, Шатурский район, Рязановское т/пр., Центральный посёлок, Главконтора, от З. В. Ф.».

8.10.55 г.
ПРИВЕТ ИЗ РЯЗАНОВКИ!
ЗДРАВСТВУЙ, ИРА!!!
С огромнейшим приветом к тебе – ВАЛЯ З.
Ира, не знаю, с чего начинать. Во-первых, если можешь, прости. Я думаю, что ты меня простишь, знаю – твоё сердце не позволит обратного. Надеюсь, что ты меня простишь авансом, и начинаю описывать житьё-бытьё. Живём не хорошо и не плохо. С работой пока ничего. Конечно, Ира, бывают и огорчения, и радостные минуты, ну, конечно, плохого в жизни всегда преобладает. Живём в комнатке вдвоём, оклад – 700 рублей.
Вот вкратце такие дела. Ирочка, миленькая, при встрече всё расскажу в красках. А встречу обещаю и требую от тебя на Октябрьскую, если не раньше.
Ира, приехала бы ты до Октябрьских сюда, это было бы замечательно.
Ира, как у тебя дела во всех отношениях? Где живёшь, как, что, не трудно ли в денежном отношении, как дома? Ира, пиши мне всё-всё.
Ира, время летит быстро. Его я так провожу:
В 6 утра просыпаюсь, к 8-и на работу. В 6 вечера прихожу домой, умываюсь, поем и спать, иногда в кино. Клуб здесь хороший, танцы не плохие, молодёжи всё-таки много, но понимаешь, такое безразличие, что просто жить не хочется.
Ира, на посёлке народ – сплетни пускать, это его просто основное занятие.
Вечером придёшь домой, надо отдохнуть, а тут в дверь начинают барабанить, того гляди дверь полетит. Эх, Ира, при встрече всё расскажу.
Эх, Ира, помнишь, как мы с тобой разговаривали о работе. Всё в жизни грубее, и всего предусмотреть нельзя.
Ира, у меня не сердце, а камень от всех переживаний. Прошу тебя, Ира, если ты в меня веришь, хотя немного, не покидай меня вот в эту минуту, поддержи, ты сумеешь. Ира, ведь я в общежитии не была, кажется, уж слишком гордой и злой, здесь же все твердят мне об этом. Ладно, пусть говорят, зря не скажут.
Ира, пиши все новости о техникуме, вообще обо всём. Да, учится ли Валя Буянова. Если учится, передай привет ей и Юле. Конечно, передавай привет Саше Фроловой. И Ильиной Светлане.
До свидания. Жду с огромным нетерпением ответ.
Ира, передай привет от меня и Лиды – Константин Андреевичу Петрову огромный привет.
ВАЛЯ.

Да, есть над чем задуматься…

Но что будет с нами всеми, когда мы окончим техникум – мы узнаем через полтора года. А пока будем жить сегодняшним днем.

Часть 41
В лес по ягоды

В начале учебного года произошел случай, который чуть не стоил мне жизни. У нас в группе учился Вовка Клюев. Его так все и звали – Вовка. Был он неказист, лицом не красавец, но очень любил одну из моих подружек – Валечку Калинину.

Жил Вовка на окраине Орехово – Зуева. Недалеко за городом начинался лес. В тех местах, вообще-то кругом были леса. И вот нам Вовка рассказывает, что поспела клюква и брусника, и мать его набирает много ягоды в лесу. Ну, мы загорелись – пойти по ягоду.

В выходные, я, Валя и Вовка (за проводника), пошли в лес ранним утром. С краю леса нам много встречалось ягодников, но ягод было мало. Пошли дальше. Лес стал старый, с буреломом.

Не знаю, как получилось, но Вовку мы потеряли. Ягоды стало больше. Мы набрали по пол бидончика каждая. Можно было бы и больше, да мы не умели её собирать. Настоящие ягодники ходили со специальными совочками. Совочки были деревянные, чтобы не мять ягоду, и со специальными прорезями, как у вилки. Поддеваешь совочком густые кустики, веточки сквозь прорези проскальзывают обратно, а ягоды скатываются в совочек. У нас, естественно, таких совочков не было, поэтому, мы кланялись каждой ягодке.

В общем, мы потеряли не только Володьку, но и сами не заметили, как заблудились. Уж мы аукали – аукали. Никого кругом не было. А под ногами захлюпало. Мы слышали, что места болотистые, но что это значит, не представляли. Местами мы проваливались по щиколотку. Почва под ногами пружинила. Перебирались с кочки на кочку.

Неожиданно на нас, как говорят – лоб в лоб, откуда-то вывернулись два парня. Мы обрадовались. А они говорят, что сами заблудились. Но идти стало веселее. Ребята впереди, а мы – за ними.

Наконец, мы вышли к какому-то озеру. Озером мы его назвали, потому что перед нами раскинулась гладь воды. Но на самом деле это было тоже болото, потому что под водой в некоторых местах виднелись моховые кочки. Стали пробираться по болотистому берегу. И, вдруг, неожиданно, у берега наткнулись на плоскодонку. Кем она была оставлена здесь? Вёсел не было. На дне плоскодонки было немного воды. То ли протекала она, или зачерпнули те, кто плыл в ней?

Ребята сразу же сказали, что нам надо на тот берег, так как, по их расчётам – город был в той стороне. Мы, естественно, говорим, что поедем с ними, иначе, мы отсюда не выберемся. Вёсел нет. Нашли длинный шест, на случай, если застрянем. Ребята нашли куски толстой коры. Мы сели в лодку. Кусками коры «гребли» по воде вместо вёсел. Это было чуть лучше, чем просто грести руками.

Очень медленно, но мы всё – таки приближались к противоположному берегу. Где-то на середине болотного озера, лодка дала течь. И также медленно, как мы продвигались вперёд, лодка наполнялась водой. Ребята заволновались. Один из них говорит – «Вот так. Если лодку засосёт, мы погибнем все. Чтобы выжить, нужно скинуть груз. А груз – это кто? Правильно молчите, значит, поняли – это вы. Сами решайте с кого начнём? Кого первую будем выкидывать?».

Мы поняли, что они не шутят. Внутри всё от страха не просто замерло, а замёрзло. Лодка наполнилась водой на две трети. Собственно, мы сидели в воде. До берега оставалось несколько метров. Под днищем стали сгущаться водоросли и трава, значит, дно близко. Ребята стали шестом прощупывать дно, а когда почувствовали его, стали опираться на него, и отталкиваться. Медленно, но упорно продвигались к берегу.

Наконец, когда берег был уже почти рядом, один из ребят не выдержал, и спрыгнул в воду. Дно оказалось твёрдым. Он дотолкал плоскодонку до берега. Мы вылезли мокрые, дрожащие от пережитого страха. Ребята сказали – «Молитесь Богу за спасение. Вам повезло. Мы ведь, не шутили»… С этой стороны озера берег был твёрдый, до города, действительно, было в эту сторону.

А Вовка Клюев, на следующий день, пришёл на занятия обиженный. Он решил, что мы нарочно от него сбежали…

Часть 42
Памяти Виктора Рябчикова посвящается

1955 год.

Время шло… И, хотя я продолжала писать письма мальчишкам, вся эта игра с перепиской не мешала мне флиртовать и встречаться с ребятами, которые были рядом.

Как-то так получилось, что до окончания 10-го класса я не выделяла из компании ребят кого-то одного. Мы дружили и держались «стайкой».

Но потом – то ли я повзрослела, то ли мне надоели детские забавы. Но я уже стала выделять из всех поклонников кого-то одного. Мне уже интереснее стало – бегать на свидания, провожаться вечером, стоять подолгу в подъезде, целуясь сладко, и выслушивая любовные признания. Ведь мне уже исполнилось в этом году 20 лет…

В 55-ом я остановила свой выбор на Викторе Рябчикове.

Наша переписка и наши редкие встречи (он учился в Москве, а я – в Орехово – Зуево) забавляли меня. Он был старше меня. Мне было интересно – смогу ли я вскружить ему голову, как не раз случалось с другими мальчишками. На этот раз я зашла слишком далеко. Он не только влюбился, но и сделал мне официальное предложение выйти замуж…

Можно было бы не приводить здесь полностью его письма. Но, в результате несчастного случая он погиб, вскоре, после окончания строительного института. И у меня осталось чувство определённой вины. В общем-то, я влюбила его в себя, и проявила жестокость, резко оборвав иллюзию нашей дружбы.

Вероятно, по моей вине он прошел через период разочарований и переживаний.

Из его писем видно, как он, медленно, сопротивляясь, погружался в воронку омута неразделённых чувств. А я не понимала, что играть чужими чувствами – всё равно, что шутить с огнём. Можно обжечься самой (но это будет моя воля), а вот опалить чувства другого человека – граничит с жестокостью…

Вспоминая здесь о нём, я, как бы, каюсь в своих давних поступках…

Он жил в доме, который стоял в глубине нашего двора и чуть в стороне от переулка, по которому нужно было спускаться к центральной улице. Но короче была дорога через наш двор, поэтому Виктор часто пробегал мимо. Учился он в Москве на последнем курсе института, был старше меня на несколько лет. Жил он с отцом, матерью и сестрёнкой – Галочкой. После школы она не устроилась никуда учиться, может быть, не попала по конкурсу. Работала она продавщицей мороженого. А потом она вроде бы вышла замуж и куда-то уехала. Виктор был интересным молодым человеком, немного разбитным.

У наших девчонок со двора, он пользовался успехом, но, ни на кого не обращал внимания. Водился он с ребятами, которые тоже были студентами. Встречаясь в Шатуре по выходным, они могли и выпить при встрече. И вообще, они держались всегда обособленно от нашей подростковой компании. Меня это где-то не то, чтобы задевало, а вызывало любопытство, и подсознательно, возможно мне хотелось доказать, что для «побед на любовном фронте» у меня нет преград…

Как-то однажды, когда как раз со мной в Шатуру приезжал кто-то из девочек, уезжая, мы пришли на вокзал раньше времени. Туда же пришли Виктор Рябчиков с друзьями – Женей и Борисом. Как-то так получилось, что мы попали в один вагон в поезде, и даже места заняли рядом. Невольно завязалась беседа. Я держала себя немного вызывающе, а Виктора всё время старалась подковырнуть, то есть, вела себя задиристо. Может быть, именно это заставило его обратить на меня внимание. Он был очень самолюбивым, и обид не терпел, и не прощал. Его друзья болтали с нами, старались нас рассмешить. Прощаясь, они попросили у нас адрес, чтобы переписываться. Мы дали. Этот адрес Виктор у них забрал. Написал письмо. Я ответила.

Так начался наш «роман», который длился почти год. В его письмах я не буду выделять отдельные места. Они интересны в целом.

Я заметила, что большой объём, в составе написанного, занимают письма. Но именно в них иногда содержится информация, которая будет не интересна и искажена, если её излагать своими словами.

Но сначала я расскажу о том, как мы с ним ездили к Вале в Киржач.

У Вали Буяновой приближался день рождения. Она решила отметить его дома. Пригласила меня, и с моей подачи – Виктора Рябчикова. Он сначала не решался, а потом согласился. Встретились мы в Орехово – Зуево, куда он приехал, а потом все вместе поехали в Киржач, к Вале домой.

Валина мама помогла накрыть стол. Был ещё один Валин местный знакомый мальчик. Праздник прошел как-то скучновато. Мне раньше не приходилось выпивать.

Первый раз, помню, я попробовала браги в Вельяминово. Второй раз – в кожевенно-обувном техникуме. Было какое-то студенческое застолье, на котором собралась вся группа. Праздновали в складчину. Водку разливали всем понемногу. Я выпила, вроде бы ничего не почувствовала, но всем объясняла, что водку пью первый раз. Третий раз я выпила немного вина, когда в Петровском отмечали с мальчишками первомайские праздники у Нюрочки Кириллиной дома. И вот в этот раз, я в четвёртый раз в жизни, выпила вина. У меня страшно заболела голова. Так сильно заболела, что я, практически, свалилась в постель. Праздник был испорчен полностью. Меня отпаивали анальгетиками, а потом Валина мама уложила меня пораньше спать. Вот и весь праздник…

Кстати, в минуты откровений, на которые я любила вызывать собеседников, Виктор рассказал мне про свою не состоявшуюся любовь с девушкой Надей. Для меня этого признания было достаточно для того, чтобы потом долго его этим фактом прикалывать и поддразнивать. Конечно, это не совсем честно, но…

Мы с Виктором продолжали встречаться в те дни, когда оба приезжали в Шатуру. Гуляли по Шатуре, ходили в кино и на танцы. И каждый раз подолгу стояли на крылечке. В дом вели двойные двери, правые половинки которых были всегда открыты, а левые – закрыты постоянно. Обычно, если домой возвращалась «парочка», (как правило, кто – то из них проживал в этом доме), то они прятались в тамбуре, между этими нераскрывающимися половинками дверей. Можно было там целоваться. Но мы с Виктором не целовались, хотя я его не раз провоцировала на эти подвиги. Он говорил, что боится перешагнуть грань, которая нас разделяла до сих пор и ограничивала только письмами и платонической любовью. Он говорил, что боится потерять голову до такой степени, что допустит ошибку в наших отношениях, и потеряет меня, как свою первую любовь – Надю.

Тем не мене, дома он рассказал, что влюбился, рассказал обо мне, и о том, что хочет жениться, но не решается сделать мне предложение.

ПИСЬМА ВИКТОРА РЯБЧИКОВА

9 февраля.
Привет из Москвы!
Ира, здравствуй!
Довольно таки быстро я начинаю тебя беспокоить. Понимаешь, Иринка, боюсь затеряться в числе твоих многочисленных поклонников и опекунов, боюсь, что мои жалкие слова потонут в их похвальных речах о тебе. Поэтому и пишу тебе побыстрей, пока они тебя ещё не нашли.
Шучу, конечно. За такие слова ты бы мне прямым ударом… И, признаться, я опасаюсь этого. Что же мне написать тебе, чем покорить твоё гордое сердце? Ведь, о наших отношениях писать слишком рано. Мы знаем друг друга очень мало, и, конечно, полного представления друг о друге не имеем. Но и за эти немногие часы мы иногда показывали себя с плохой стороны.
И я, и ты, так что, не удивляйся, если я говорю «мы». Да и думала ли ты в это время о будущем, о том, что между нами что-нибудь произойдёт. Ведь, когда встречаются в первый раз, над этим вопросом не задумываются. И стоит ли? Ведь, в жизни бывает очень много встреч, и только одна из них бывает решающей. Только одна положит начало хорошей, крепкой дружбе. Мне, почему-то запомнились слова одной хорошей писательницы. Она говорила, что дружба возникает не сразу. Она воспитывается во встречах, познаниях, взаимных обидах. Это, конечно,
общеизвестные слова. У меня, может быть, получается очень просто, слишком прямо я высказываю свои мысли. Не в лесть себе самому, что я вообще лгать не привык. Бывают, правда, погрешности, но не без этого. Я знаю, что тебе очень обо мне плохо говорили, и я точно не знаю, сумел ли я своим «примерным» положением хоть на треть разуверить тебя. Но это не так важно. Дальнейшее покажет всё, и я надеюсь, что мы узнаем друг друга поглубже.
Ты, Иринка, не думай, что я вот так прямо набиваюсь со своей дружбой. Зачем мне это? Мимолётного увлечения мне не нужно, а для большого – время ещё не подошло.
В письмах написать можно много и хорошего, и плохого. Ведь, краснеть не приходится. Гораздо важнее и труднее сказать всё с глаза на глаз. Ведь, мы с тобой только товарищи, может быть, немного больше. Может, мы немного увлеклись друг другом, но разлука поможет забыть это с условием, если этого хотим.
Я думаю, что вообще стоит задуматься над таким вопросом. Ну, хватит об этом. Я надеюсь, что ты затронешь этот вопрос. Рассказать о себе нечего. Как-то чувствую себя неловко на новом положении, хочется ещё пошалить, хочется ещё попугать тебя.
Но вместо этого, делаю из себя учёного мужа, усердно начинаю грызть науку.
А Москва сейчас не приветливая, грязь, лужи, и всё старое.
Знаешь, Ира, у меня точь в точь получается, как у Чеховского Ваньки. Смешно получается. Ну, ты, наверное, знаешь, как трудно в первый раз писать письмо, когда всё туманно. Поэтому и не находишь нужных слов. Разве сравнишь моё письмо с письмами твоих поклонников, и у меня к тебе просьба – пришли хоть одно – поучиться. Я серьёзно прошу. Напиши, не писал ли тебе Володя, который провожал меня. И советую с ответом не задерживаться, а то я в этих вопросах очень щепетилен и промедленья не терплю.
Ну, на этом закончу, бегу в институт.
До свидания. Будешь писать Лиде, от меня привет.
Жму твою руку – ВИКТОР.

Сохранилось маленькое, не отправленное мной письмо.

ВИТЯ, ЗДРАВСТВУЙ!
Приехала только сейчас из дома. Праздники провела плохо. Письмо твоё получила. Отвечаю, как ты просил, немедленно. За долгое молчание сначала обиделась, а теперь уже не обижаюсь больше. Как ты провёл праздники? Ездил ли домой?
Валя писала, что я болела. Она преувеличила немного – просто так, немножко простудилась, но теперь уже давно здорова, чего и тебе желаю.
Спасибо, что Женя и Борис не забыли меня. Передавай им большой привет. А тебе привет от Вали.
Знаешь, Витя! Мне немного странно, почему ты меня в своём письме называешь другом? Ведь, мы почти друг друга не знаем. А, чтобы назвать человека другом, нужно его хорошо знать, уважать, и, может быть, даже любить… А мы всего только один раз виделись… в вагоне поезда. Так ведь?
Витя, напиши, пожалуйста, что ты понимаешь под словом – дружба и друг. Фотокарточку выслать могу, но вышлю лишь тогда, когда ты пришлёшь мне свою. Хорошо?
Учусь пока хорошо, но, вероятно, заработаю выговор, т. к. удрала с Валей в субботу с занятий – поехали домой, а в воскресенье не приехали на демонстрацию.
Пиши о себе. Высылай фотокарточку, если хочешь получить мою.
С горячим приветом – ИРА.

15 февраля.
ЗДРАВСТВУЙ, ИРА!
С горячим студенческим приветом к тебе – Виктор. Ты, наверное, на меня сейчас страшно обиделась, ведь, я не исполнил твоего приказа. Виновато письмо – оно во время не пришло. Получил я его вчера, так что, немного обидно, что нашей встречи не было. Но я не теряю надежды. Когда-нибудь мы ещё встретимся, и я ещё покрою твою буйную головушку снегом. Интересно, каким тоном ты пишешь письма. Прочитав твоё письмо, я даже удивился. Неужели ты думаешь, что ты надо мной имеешь большую власть? Или, может быть, все твои поклонники немедленно исполняют твои желания? Чем же тогда объяснить, что ты, не спрашивая моего мнения, коротко и ясно приказываешь приезжать. А, ведь, я ещё не подавал повода к этому. Я не объяснялся в любви, не клялся в верности. Так почему же ты мне приказываешь? Так хорошие друзья не поступают. Ведь, если ты слишком горда, то и во мне этого достаточно, ты сейчас хочешь, чтобы я приехал, чёрт побери, я тоже этого хочу. А, если бы я не хотел, тогда твоё хотенье тоже было бы ни к чему. Удивительно сильно в тебе самолюбие. Я и не скрываю, ты мне нравишься, но я никак не пойму, что ты за человек. Серьёзности в тебе совсем нет, или же ты это просто дурачишься.
Шатура – слишком дорогое место свидания. Конечно, я признаю, что любовь делает чудеса, и сумасшедшие поступки. Но, ведь, в нас это только зарождается (смею надеяться на это). Почему же мой не приезд будет иметь для меня плохие последствия? Выходит, что ты для меня делаешь снисхождение, и что от нашего разрыва пострадаю только я. Запугивать меня не стоит. Это глупо и смешно.
Ты рассчитываешь, что бросишь со мной переписываться, будешь проходить гордо при встрече, нанесёшь смертельный удар моему влюблённому сердцу. Отчасти ты, может быть, попадёшь в цель, а отчасти ошибаешься. Что же ты за человек, если из-за всяких пустяков будешь рубить молодые неокрепшие чувства. И я тебе советую сделать именно так, если ты, действительно ничего ко мне не имеешь. Ведь, размолвка в зародыше переносится гораздо легче. Сидеть дома тебя никто не заставляет. Я на это права не имею, ведь, я тебя не купил. Это твоё личное дело. У тебя есть свой разум и ты подчиняешь ему свои поступки. Я думаю, что не снежным комом я заставлял тебя гулять до 2-х – 3-х часов, да и ты сама об этом говорила. И я очень рад за тебя, что ты всё говоришь начистоту. Пожалуйста, не сердись. Я не хочу видеть тебя сердитой, а такой, какая ты есть на самом деле. Только будь немного попроще, пока жизнь тебя не испортила.
Очень тронут твоей заботой, но зимнего пальто мне не нужно. Я почти не бываю на улице. Вот, если бы ты была в Москве, тогда дело другое.
Спасибо Вале, хотя я и не знаю её, но мне кажется, что она очень хорошая. Ты всюду хочешь быть одна, но, поскольку я знаю, тебе этого никогда не удаётся. Кругом тебя сразу же появляются поклонники. Они тянутся к тебе, как к чему-то возвышенному, идеальному. И это их привораживает в тебе, в том числе и меня, не знаю? Может быть оттого, что скромность ты умеешь сочетать с развязностью. Что же, это не плохо, по крайней мере, никогда не скучно. Везде найдётся с кем провести время, и старые встречи забываются.
Если, Ира, ты, действительно, хочешь ехать одна на день рождения, то я не воспользуюсь приглашением Вали. Я никогда не был навязчив ни в каком отношении. Обижаться я не буду, если только чуть-чуть.
Иринка, ведь, у тебя, кажется, есть друг, для которого тебя берегли в Шатуре, правда, плохо берегли. Неужели об этом не знает Валя, или она со счёта сбилась? Тогда, конечно, не удивительно, что такое звание присвоила и мне. Но меня это не устраивает, ни сейчас, ни в дальнейшем. Товарищей может быть много, а вот друзей – только один, если он, конечно, друг твоего сердца.
Значит ты описала Вале мою внешность, не лестную для меня. Ну, что же, я никогда не слыл красавцем. Но лучше бы было, если бы Валя сама, без чужой помощи, сложила обо мне своё мнение. А насчёт «жениха», ты мне начинаешь серьёзно надоедать. Я знаю, что это ты говоришь не серьёзно, просто хочется подурачиться. А то бы я тебя совсем убил. Шучу, конечно. Интересно, точно ли, после описания моей внешности, Валя взяла слово «друг» назад, или же при твоим непосредственным попечительстве?
В первом письме ты мне передавала привет от каких – то Вов и Витек. Ответь им тем же, но, пожалуйста, напиши, кто они, может быть, такие же студентики у тебя, как и я.
Ну вот, я вроде бы и выдохся. Может быть, я в чём-то не прав в отношениях к тебе, но ты, Иринка, не обижайся. Я, ведь, всё-таки немного постарше тебя. До свидания, Ира. Мне кажется, мы скоро встретимся, было бы желание.
Ира, передай, пожалуйста Вале мою записочку.
С приветом – ВИКТОР.

ЭТО ВАЛЕ.
ВАЛЯ, ЗДРАВСТВУЙТЕ!
Очень благодарен Вам за приглашение, и буду очень рад познакомиться с Вами. Вы меня немного знаете со слов Иры. Действительно, я страшен, мямля и пьяница. Вашим приглашением воспользуюсь только с согласия Иринки. А она такая девчонка, что не поймёшь, чего она хочет. Только из меня плохой кавалер. Я очень плохо танцую и ухаживаю за девушками. Так что, Вашей компании я буду только мешать.
Извините, Валя, за беспокойство. До свидания. С приветом —
ВИКТОР.

17 ФЕВРАЛЯ
ИРА, ЗДРАВСТВУЙ И ПРОСТИ!
За то, что не мог понять тебя, за то, что писал такие письма. Спасибо за откровенность, спасибо за нравоучение. Это мне не мешает, и подчас очень полезно. Не пойму, что со мной творится. Хочется много сказать тебе, а мысли путаются, переплетаются, и нет им выхода из моей удалой головушки.
Ты пойми меня, Иринка. Те два письма писал не я, вернее, писал их вчерашний Витяй. Сегодня я бы таких писем не писал, и счёл бы их глупыми и не нужными. Оправдываться в своих каких – либо поступках я не привык. Но мне как-то не удобно, и немного стыдно. Сейчас я живу мечтой о встрече. Я тебе так много должен сказать. Ответить на все твои вопросы. А эти вопросы очень серьёзные. Придётся вспомнить всю свою жизнь, заглянуть внутрь, и посмотреть, было ли у меня там что-нибудь чувствительного.
Ты не понимаешь, и удивляешься, как это из многих, лучше меня, и внешностью, и душевной красотой, ты выделила меня. Мне приходится удивляться вдвойне. Ты права, что сердцу не прикажешь. Говорить о любви, раскрыть смысл этого слова я не могу. Это слишком для меня сложная проблема, и в то же время непонятная. Ведь, пока не испытаешь сам, пока не поймёшь своим сердцем – всё, что говорят и пишут об этом, кажется выдумкой.
Но, ведь, кто из нас смертных не задумывался над этим вопросом. Жизнь без любви – это ничто, она будет безрадостной. И вот, когда приходит молодость, со дня на день ждёшь, что тебе встретится человек, которому ты доверишь всё, с кем будешь делиться и радостью, и печалью. Иные слишком рано испытывают это. Но не всегда всё хорошо устроено в жизни. Иной раз не разберёшься в своих чувствах, и, кажется, что любишь. Но стоит случиться какой-нибудь неприятности – всё летит к чёрту. И приходится горько разочаровываться. Ты не подумай, что со мной что-нибудь случилось. Но, ведь, у каждого из нас есть товарищи, и на их ошибках нам приходится учиться. Что у меня за дурацкая привычка говорить во множественном числе.
Ты извини меня, Ира, я буду хорошим мальчиком. Ты понимаешь, что после твоего письма, я ни о чём не могу думать, мне кажется, что сейчас я с тобой, что мы забыли детство. Ты прямо и откровенно говоришь мне о том, что я тебе нравлюсь, ты не задумываешься, что я за человек, чем я живу, к чему стремлюсь. Правильно. Так поступают смелые, гордые люди, уверенные в себе и в своём будущем. На меня, да и на тебя тоже возложена очень большая задача. Мы должны ответить друг другу взаимностью, и я хочу, понимаешь, хочу, чтобы мы были с тобой хорошими, искренними друзьями. Было бы желание, в успехе я не сомневаюсь.
Я в этом письме не смог ответить тебе прямо и чётко, что я имею к тебе. Я сам удивляюсь, но ты поймёшь меня. Нам очень, очень нужна встреча. Правда, я боюсь, что и при встрече не смогу сказать, я ещё не доверчив. Слишком быстро, и как-то неожиданно ты меня ошеломила, так, что я ещё никак не опомнюсь. Но я в долгу не останусь. Писать о любви я, может быть, и смогу. Но слишком много говорить об этом, но не чувствовать – большая глупость. Я лучше буду больше молчать, а сердце подскажет, и поможет разобраться во всём.
Оставим этот разговор до встречи. Если я приеду с Куровским поездом, то я найду тебя там, если же с Черустинским, то в Шатуре. Придётся дать отставку моему тёске.
Не будь злой, и не пытайся мне отомстить. Сейчас бегу в институт. До свидания. До скорой встречи, Иринка. Огромнейший привет твоей без секретной подруге Вале.
Крепко жму твою руку – ВИКТОР.

24 ФЕВРАЛЯ
ИРА, ЗДРАВСТВУЙ!
С горячим приветом к тебе – Виктор. Ну вот я и снова в Москве. Опять всё идёт по – старому.
А вчера было очень красиво. Всей группой смотрели салют. Какое великолепное зрелище. Затем в институте был вечер. Как я жалею, что не умею танцевать. Чувствовал себя совсем одиноким, никому не нужным. Как всё нехорошо, да ещё ты заботы прибавляешь. Ну, положительно не знаю, что тебе писать, как повлиять на твоё гордое сердце.
Последнее твоё письмо содержит директивы моего поведения по отношению к тебе. Ты прямо говоришь, что какое бы начало не было, конец будет один. Ты посмеёшься надо мной, и презрительно отвернёшься. Я мало этому верю, но задумываться приходится. Неужели твоё сердце – камень, что его ничем нельзя достать и нельзя забросить в него искру любви? Не верю, ты такой же человек, как и я. Последняя наша встреча мало ясности дала на наши взаимоотношения. Мы ничего не говорили друг другу о своих увлечениях. Но мне кажется, что ты для меня много значишь.
Писать открыто о своей любви к тебе – я не имею права, потому что я ещё не разобрался в своих чувствах, да притом и не знаю, как об этом писать.
Понимаешь, Иринка, я очень не люблю исполнять прихоти девчонок, быть безнадёжно влюблённым, зная, что взаимности не имею. Это мне кажется глупо. В то же время, я не могу найти слов той, которая мной интересуется.
Вообще, женское общество для меня – тёмное место. Я в нём теряюсь. И потом, я не признаю любви с первого взгляда. Мне кажется, что настоящая любовь появляется в процессе крепкой, крепкой дружбы. Это не значит, что за время дружбы я буду выискивать в тебе то, что можно любить. Ерунда. Правда, некоторые мои товарищи пытаются убедить меня, что самая лучшая, крепкая любовь именно с первого взгляда. Ну, тогда же можно любить очень много, если нравится только внешность. Мне кажется, что жить придётся не с красивыми глазами, а с человеком, а вот какой души человек, это можно понять со временем. Не мне об этом судить.
Ты писала мне, что тебе хочется вернуть свою юность, хочется пошалить, вскружить мальчишкам головы. А представь себе, что и мне того же хочется, хотя я и взрослее тебя. Но надо не забывать, что кружа головы другим, как – бы не закружиться самому. Почему же ты мне показалась в последнюю встречу такой серьёзной, какой-то задумчивой. А тебе, Ира, томность очень идёт. И, пожалуйста, не думай, что ты делаешь плохо. Если меня девушка уважает, я никогда не сделаю ей ничего плохого, я боюсь спугнуть и оттолкнуть её чересчур горячими признаниями и недозволенными поступками. Хотя особенно ругаться не могу, ведь мне уже 21 год, и адский огонь иногда бурно горит в моей крови.
Ирочка, я прошу, не показывай этого письма Вале. Она же надо мной посмеётся, слишком уж неловко у меня всё получилось. Но я, как хороший мальчик, со временем исправлюсь.
Теперь поговорим о 27-ом. Так мы и не договорились о месте и времени встречи. Ответа получить на это письмо я не успею. Как же теперь быть? Может быть, ты уже расхотела меня видеть? Ну, ладно. Во-первых, я должен приехать, хотя бы силком вырваться от обязанностей шафера. Давай договоримся так. Я приеду к обеду. Вот только не знаю, когда ходят поезда на Орехово. Попробую найти ваш техникум. В общем всё так не определённо. Если решу, то с первым поездом. Узнай когда он приходит, и встречай меня на вокзале. Боюсь, что этого письма ты к субботе не получишь. Если я не ошибаюсь, то поезд на Киржач идёт в 5 часов. Если не встретимся раньше, то тогда в 4 часа. Идёт?
На всякий случай: поздравь от меня Валю с днём рождения, поцелуй её за меня, а я приеду, отдам тебе.
До свидания – ВИКТОР.

2 марта
ЗДРАВСТВУЙ, ИРА милая сумасшедшая девчонка!
Прошло два дня после нашей встречи. А эта встреча для меня очень много значит. Сейчас я могу сказать, что я почти узнал тебя. Я знаю, как ты жила раньше, что тебя интересует сейчас, и все твои планы на будущее.
Ира, ты правильно сделала, что выдала мне свои тайны, свои переживания и свои стремления. Это значит, что ты меня уважаешь и веришь мне. Скажи, Иринка, имею право я говорить так? Если нет, то извини меня пожалуйста.
Я не думаю, что ты всем давала читать то, что посчастливилось мне. Теперь я хочу высказать своё мнение о том, что я читал и слышал. Может быть, я и преувеличиваю, но то, что я скажу сейчас, является единственной причиной тому, что я не знаю. Как строить мои отношения с тобой.
Итак, начинаю.
Может быть, тебе надоело, но я начну именно с поклонников. Попробую разобраться без тебя, почему ты никого из них не любила, а тебе же хочется этого. Мне кажется, что всему виной является вымышленный образ молодого человека. Годами создавалось в твоём воображении мнение о друге. Эту мечту ты лелеяла и в детстве, и в юности.
Не знаю, может быть, ты воспитывалась на средневековых романах с их чудесными героями, пылкими любовниками. И вот такого же героя пылкого, сильного, способного делать головокружительные поступки, ты видела во сне. Он был неразлучно с тобой в твоих девичьих грёзах. Твоё сердце замирало от мнимой его близости, ты страстно ждала, надеялась, что он будет именно таким, каким ты его себе представляла.
Но, ведь, в наш век таких героев очень и очень мало. Но попадись одни из них на твоей дороге, и ты сразу полюбишь, ты назовёшь его привратником судьбы. Пушкин в образе Татьяны дал именно такую девушку, пылкую и мечтательную, способную полюбить с первого взгляда навечно. Но её судьба дальнейшая, а впрочем, ты сама знаешь какая её судьба.
Ты охарактеризовала каждого твоего поклонника, но ни один из них не подходил под такого. У каждого были свои достопримечательности и недостатки. Ты увлекалась некоторыми, но что это, по сравнению с любовью, пылкой и страстной, с горячими, жгучими поцелуями. Это, конечно, не трудно создавать и намечать образ будущего друга, но вот найти его гораздо труднее. Ты считаешь себя выдающейся, чем-то возвышенной над другими девчонками, что душа и тело у тебя тоже устроены по – другому, конечно, ты и ищешь особой любви. Только так я могу ответить тебе.
Да, ты, действительно, одарённая натура, очень развита, умна и не плохой внешности. Ты хорошо пишешь стихи, мечтаешь стать писательницей, архитектором, врачом. Какие прекрасные и нужные профессии. И я нисколько не удивлюсь, если ты осуществишь всё это. У тебя есть всё необходимое для выполнения задуманного. Но, всё-таки, я советую тебе не забывать, что ты такой – же человек, как и мы грешные, с теми – же недостатками.
Я, конечно, на твоего воображаемого никак не похож, простой человек, не выдающийся, такой же мечтатель, как и все. И мне становится жутко подумать, что со мной будет, если ты серьёзно увлечёшь меня. Я буду любить тебя так же, как и все, особых качеств на ореольную любовь у меня нет. Я буду страдать в разлуке, молчать и вздыхать при встрече, сгорать в твоих объятиях, но всегда буду помнить, что я не тот, кого тебе надо.
Я чувствую, что ты будешь смеяться над этим, разнесёшь меня в пух и прах с моими взглядами на тебя. Ну что же, я буду только рад, если это не правда. Я стараюсь сдерживать свои чувства, стараюсь меньше о тебе думать. Но!
После каждой встречи я чувствую, что меня всё больше и больше влечёт к тебе. Я знаю, что недалёк тот час, когда я прямо скажу тебе, что я люблю тебя, люблю страстно, всей душой, и чувствую, что это признание погубит меня. Ты поймёшь, что ошиблась во мне, что я такой же, как и все – не мог устоять против твоих чар. А когда поймёшь – потеряешь всё уважение ко мне. А мне останется мука и горечь переживаний.
Но мне почему-то хочется испытать этого до боли. Пусть мне будет трудно, но я хочу узнать муки любви, хочу страдать, и вообще, чёрт знает, что я хочу.
Я чувствую, что падаю в бездну, бездонную и жуткую, мне хочется кричать – «Люди добрые, спасите!», но сделать этого я не могу. Сейчас во мне идёт страшная борьба, и исход той борьбы близок. Это борьба двух невидимых существ целиком поглощает меня. Я не хочу сдаваться. Невидимые нити собирают по чёрточкам твой образ и он всё время стоит в моих глазах. Строгий, захватывающий и такой призывный, что нет сил устоять, и невольно заражаешься дикой страстью.
Ну, нет! Рано, рано, Ещё не всё потеряно…
Немного освежился, дал остыть чересчур горячей головушке. Прочитал ранее написанное, и удивился. К чему это? На смех тебе. Ну и пусть. Я дал тебе возможность заглянуть в мой мир, узнать мою слабость.
Ира, не думай, что я не верю в свои силы, что я атеист. Ерунда. Я знаю, что большая часть того, что я написал тебе неправда, вернее, я хочу думать так.
Надо немного рассеяться. Напишу о своих мирских суетах. Я потерял уважение в глазах хромого. Вчера я ходил к нему. Он страшно на меня обиделся, и в отместку напоил меня до чёртиков. Я этого ему не прощу, и при первой же возможности отплачу тем же. А в институте кутерьма. Все почему-то пришли к мысли, что я женился. Наверное, у меня было такое глупое и счастливое лицо.
Вообще не знаю, но каждый сочувствует.
В это воскресенье мне придётся обязательно ехать домой. Меня разыскивает военкомат, не знают где я обитаю, и написали моему отцу. Перепадёт же мне здорово. Настращают до чёртиков, и с миром отпустят. Насчёт пропусков пока тихо – 20 часов. Но выговор мне обеспечен. За курсовой никак не возьмусь, такая апатия и скука, что не знаю, что и делать с ней.
А ты, вредная девчонка, не смей мне попадаться на узенькой дорожке. Я покажу тебе, как измываться над ребятами.
В общем, надо кончать, а то договорюсь до всякой ерунды. Сейчас бегу в институт. У нас с 12-и часов – практические по «технологии бетона».
Ну, а Москва, как Москва в серебряном уборе. Бежишь по улицам Москвы, один нос торчит из воротника, и ничего не видишь. Так всё надоело. Скорее бы лето, практика, каникулы, скорее бы увидеть тебя. Вот пока и всё, как я сейчас живу. Я высылаю тебе Надину фотографию. Одну просьбу я исполнил. Остальные за мной. Рецензии о её внешности пришлёшь или расскажешь, если приедешь домой. Я захвачу ещё кое-какие фотографии.
Ну вот и всё. Пока. До свидания. Передавай большой привет Вале. Крепко жму твою руку.
ВИКТОР

P. S. Сегодня воскресенье. Уже давно я не был в такой день в Москве. Воскресенье было для меня чем-то заветным, и я ждал его с нетерпением. А сейчас я один, но мне хочется быть дома, увидеть тебя. Вместо этого, я занимаюсь проектом, Умножаю, делю, складываю, и получается целые полчища, а за этими цифрами чудится что-то хорошее, милое, приятное.
Конечно, просидеть долго за проектом я не смог. Часов в 5, всей группой ездили к нашему заболевшему товарищу. Купили кое-какие ему подарки. Он был очень растроган, и мы тоже. Вообразили себя чудными докторами, способными и мертвеца поднять из могилы. Долго сидеть не пришлось, строгая сестра загородила койку, и закрыла нашего обожаемого товарища. Ну, мы, конечно расстроились и направились в кинотеатр. Посмотрели картину – «Море студёное». Какая-то сказка. Понимаешь, Ира, уже с самого начала картины знаешь, что будет дальше, а это не интересно, и нет того захватывающего чувства, поэтому и здесь мы были недовольны.
Тогда решили исправить своё настроение посещением катка. Ну, сказано, сделано. Быстро разъехались по домам, и через час ярые конькобежцы осаждали окошко кассы. Был уже вечер, но разве чувствуешь это в Москве, когда всё залито огнями и так заманчиво увлекала вдаль белая дорожка. Ребята побойчей, быстро работая ногами, с юношеским задором скрылись вдали, а я, и некоторые другие, гнались со скоростью звука, но – увы, передвигались медленно. Да и лёд немного подтаял. Но всё же, мы своего добились. Сколько веселья, шуток, смеха. Это может быть, только в хорошей дружной компании, а именно такие компании я и обожаю.
Возвратился домой немного усталый, но дома не сиделось. Лёнька, Славка, их девушки и я, помазанник Божий, направились по Москве. Тихий, тёплый ветерок тёк с Москва реки, ярко горели рубиновые звёзды, часовые у мавзолея, венки около них. И вот, в эту минуту особенно хочется жить, хочется чувствовать около себя друга, чтобы поделиться с ним виденным, вместе полюбоваться на Москву с Москворецкого моста. Тебя, наверное, это не интересует. Ведь, ты много раз была в Москве, и всё, о чём я пишу, ты видела. Но зато со мной ты этого не могла видеть. А, ведь, каждый человек по разному воспринимает, и различно высказывает свои чувства.
Мне кажется, что я уже слишком разговорился о природе, Москве. Много наговорил возвышенных слов. Ну, не сердись, больше не буду. Ещё только немного о ландышах, ты права, что весной, это прежде всего – цветы, что ими покрывается не только земля, но и человек. Правда, я исказил немного твои слова. Да и ландыши скоро появятся. Только с каждой весной появляются новые, а старые своё отжили, отдали свой аромат, насытили воздух драгоценными каплями. На их место появляются новые, но функция у них одна, и, конечно, им безразлично, кто будет их собирать в этом году. Они всем одинаково отдают себя, они не признают мировой суеты, и, наверное, не думают, что о них будет так много разговору, что явятся причиной каких-то воспоминаний – кому хороших, а кому и плохих.
Я смотрю на твой подарок, пусть он и восковой, но для меня он стал лучше живого. Я тебе отплачу только настоящими ароматами и ландышем. Пусть твой ландыш не живой, но он всегда будет волнующим воспоминанием о тебе. Ты, наверное, его присылала с мыслью сделать мне больно, ведь с ландышами у меня связаны воспоминания о Наде.
Ты ошиблась, Иринка. Надюха для меня забыта и далека. И, если я разговорился о ландышах, то только из-за тебя. И мы ещё нарвём вместе этих цветов, но я не хочу, чтобы они дали те – же воспоминания.
У меня, Ира, к тебе просьба. Пожалуйста, расшифруй, что это такое, а то я своим слабым умишком никак не догадаюсь.
Н + В = Л (+ или —)
Я дошел только до того, что Надя + Витя = любовь. Так это или нет?. Если это так, то береги свою шею при встрече. А потом, что это такое за китайские палочки. И прошу, брось ты это слово – «жених». Оно мне на нервы начинает действовать. Наверное, вдвоём с Лялькой трудились, пока не исписали весь лист, да в разной форме.
Ну, и вредная же ты, девчонка, так и хочешь чем-нибудь уязвить. Не забывай, что и я при надобности могу это делать.
До встречи – ВИКТОР.

8 МАРТА
ЗДРАВСТВУЙ, ИРА!
Сегодня нехороший день, ведь, он – ВАШ. Всё, посвящается девушкам. Кругом о них говорят, хвалят и ругают в одно и то же время. Ну, и я, пожалуй, внесу свою дань в общие комплименты по вашему адресу, в частности, по твоему.
Ты, наверное, сейчас веселишься, мило улыбаешься, шутишь, или кому-нибудь по старой привычке крутишь голову.
А я – прямая противоположность. С великим мучением отсидел сегодня 8 часов лекций. С какой мучительной завистью смотрел я на девчонок, которые гордыми павами обрывались с лекций, на ребят – сияющих и радостных, спешивших с лекций к своим милым, чтобы совместно отпраздновать женский день. А на последних часах в аудитории не осталось ни одной девушки. Седой профессор перед началом лекции громко откашлялся, посмотрел на молчаливую аудиторию из 25 человек вместо 250, и открыл, было рот, чтобы поздравить девушек с их днём. Но на него смотрели усатые морды и ехидно улыбались. Он возмущённо потряс головой, и произнёс – «Да, товарищи – проблема жизни весьма существенный вопрос». И ради такого случая на 20 минут раньше срока отпустил нас. Мы, конечно, не возражали, и с унылым видом поплелись по домам.
А в открытые форточки лились песни, слышались звуки аккордеонов, звонко топали каблучки. Да, жизнь – серьёзная вещь. Сижу сейчас в своей дыре и предаюсь горьким раздумьям. Хочется сделать что-нибудь не хорошее, злое – испортить кому – ни будь настроение, избить что ли кого-нибудь, хочется, чтобы и самого избили. В общем, всякая ерунда лезет в голову. И Лёнька бегает где-то, даже поговорить не с кем. Хоть ты под горячую руку подвернулась. Попробую поговорить с тобой по человечески – немного отрешусь от своих мрачных и никому не нужных мыслей.
Ты, наверное, не задумываешься сейчас над тем, а что поделывает Богом забытый, горький пьяница – Витяй? А он ничего не делает. Сидит сыч сычом, дурак дураком, ищет по всем углам папиросные окурки, и с великим омерзением тянет едкий дым. Напиться бы сейчас до потери сознания, да водка в душу не лезет. Кроме того, я заядлый холостяк и пессимист, и не хочу пить в женский день. Скука ужасная. И невольно задаю себе вопрос – когда всё это кончится, и есть ли смысл продолжать такую жизнь безрадостную и скучную до чёртиков.
А, впрочем, есть смысл. У меня ещё впереди много хорошего, мне нужно ещё многое сделать. Чёрт возьми, я совсем здоровый человек, а поддаюсь такому унынию. Что же делать тем, кто жил убогим, или духовно не развитым. Им, наверное, сейчас очень обидно, что красивые девушки не обращают внимания на них, а мечтают о красавцах, геркулесах и т. п. А вот душевные качества маленького человека не замечают. У, как подло они поступают.
И ты тоже хороша, ничего не скажешь. Тоже мне – рыцарь без доспехов, птица без перьев. Видите ли, она воспитана совершать благородные поступки, соединять разбитые сердца воедино, а самой оставаться в стороне и радоваться чужому счастью. У! Изверг ты рода человеческого. Попортила мне крови в Шатуре. Я с тобой ещё не так рассчитаюсь – узнаешь, почём фунт совести стоит. Я, кажется, очень глупо вёл себя дома, и сейчас продолжаю то же самое. Ну и чёрт с ним, думай обо мне, что хочешь, считай меня кем хочешь, но я тебя заставлю относиться ко мне с уважением, и не пытаться уверить меня в том, чего нет на самом деле
Меня одно интересует: пыталась ли ты жертвовать ради Надюхи, или же скрывала свою неприязнь ко мне словами о моём мнимом счастье с ней, что я её люблю, что в моём сердце нет места такой девушке, как ты. Я уж стараюсь воздерживаться от таких «лестных» эпитетов по твоему адресу. Ты довольно-таки много приводила их в своих письмах. А мне приводить их не стоит, да я и не считаю тебя такой, какой ты себя выставила. Ты же клеветала на себя, а это до одурения глупо. Так низко говорить о себе, пусть ты это даже делала для моего же счастья.
Не знаю, почему, но когда я прочитал твои письма, я рассмеялся.
Мне показалось, что это бредовые крики. Я не поверил, что ты так легко хотела порвать со мной. Всю неделю, когда я не получал от тебя письма, я думал, что это очередной каприз, что это опять глупое мщение. И я, кажется, не ошибся. Я не верю, понимаешь, Ира. Не верю, чтобы всё так быстро кончилось, чтобы ты так рано разочаровалась во мне. Уж, если кому разочаровываться, то мне же первому. А я этого не сделал, потому что с такой девчонкой, как ты, всегда не знаешь, как себя вести. Я хотел бы услышать от тебя всю правду. Ты же прямо и честно говоришь о том, что думаешь. Вот ты подумай и скажи мне, ложь была в твоих словах или правда? А, впрочем, это будет трудно для тебя, ведь ты, наверное, не привыкла отказываться от своих слов.
Ну, вот и Лёнька тащится с какой-то девчонкой… И куда её дуру несёт – понятия не имею. Волей неволей приходится ложиться спать. Заканчиваю свою писанину и лезу под крылышко матери-одеяла.
А тебе желаю получше повеселиться. Кружи мальчишкам головы, пусть они, черти, попляшут. Но смотри, не закружись и побереги свой темперамент для более лучшего времени.
А ты, Лялька, не будь такой, как она, и старайся мешать необдуманным поступкам. Благодарить меня за нравоучения не следует. Ну, пока, милые девочки (так, кажется, говорил ваш Юлька).
До свидания. С крепким рукопожатием – ВИКТОР.

13 МАРТА
ИРОЧКА, ЗДРАВСТВУЙ!
Какой сегодня хороший день. Когда я ещё лежал в постели, то невольно улыбнулся. Поймав на себе солнечный зайчик. А на улице просто прелесть. Кругом лужи, с крыш вместе с капелью падают отпавшие сосульки, так что прохожие шарахаются в сторону под колёса нескончаемого потока машин. Всё благоприятствует хорошему настроению. И солнце, и тепло, и наступающая весна. На улице всё больше слышно звонких голосов. Молодёжь выползает из укрытий. А девушки – что за прелесть. На их лицах отражаются первые вестники весны. Румяные, весёлые, глаз не отведёшь. И что это за время года, такое беспокойное и такое хорошее. Я бы, наверное, всю жизнь желал бы, чтобы весна, по крайней мере, пока молод, пока чувство молодости не успел утратить, не кончалась. А эта весна является 22-ой весной в моей жизни.
Как быстро бегут года. На каждом этапе своей жизни, по иному относишься к тому, что дала природа. В детстве мечталось скорее вырасти, чтобы делать большие дела. В юности, чтобы скорее выучиться, устроить свою жизнь, полюбить замечательную девушку – спутницу в жизни. А дальше пока мало задумываюсь над дальнейшим. Меня интересует больше настоящее, а в настоящем – это учёба и отношения с тобой.
Я очень признателен за твои письма, за твою откровенность, за внимание и заботу ко мне. Так может делать только очень хороший человек, с большими чувствами и душевной простотой.
Ты пишешь, что я тебе не верю. Это чистейшая ложь. Дружить с тобой и не верить тебе – это же чёрт знает что, я и слов подходящих найти не могу. Ты можешь задать мне вопрос, неужели я так быстро меняю свои мнения? Вряд ли, собственно, мне их менять было незачем. То, что я говорил дома – это было ответом на твоё письмо. Я же сразу понял, что ты мала, поэтому я ответил тем же, а, именно, говорил тебе не правду, хотел тебя уязвить. Правда, неумело всё у меня получилось – я нанёс тебе обиду. Ну, что же, что было, то прошло.
Пожалуйста, не обижайся на меня, ведь, обиды друга надо быстро прощать, и зря, что ты их так близко приняла к своему сердцу, а говоришь, что у тебя нет сердца, что ты чёрствый человек. Так я тебе и поверю.
Ира, ты пишешь, что скоро переходишь в общежитие. А как же Валя? Неужели ты оставишь её одну? Это будет не честно. А, вообще, это твоё дело.
Ну, мне пора кончать, а то я слишком стал болтливым.
Всё у нас наоборот получается. Ты стала писать короткие письма, а я где-то верхушек нахватался, и тетради мало.
Ну, пока, спокойной ночи, Иринка! Приходится расставаться.
До свидания, вреднющие девчонки. Самый большой привет Вале. С крепким рукопожатием – ВИКТОР.

Привет Юре, Олегу, Володе, Вере Яковлевне – мне хочется ещё раз поблагодарить её за гостеприимство, и Лялиной сестре, забыл её имя.

Где ты, не знаю я, но вспоминаю я
Образ любимый, родной,
Образ любимой, неповторимый
В сердце ношу я с собой.
Но ты вернёшься, и скажу, дорогая тебе,
Как я скучал без твоих золотистых волос,
Губ твоих алых мне не хватало,
Слов твоих нежных, нежных и ласковых слов.

ВИКТОР.

15 МАРТА
ИРА, ЗДРАВСТВУЙ!!!
Начнём ругаться. Ты пишешь мне, что я редко вспоминаю тебя, т. е. редко пишу тебе письма. Да пойми, ты, чудачка, как же я могу часто писать тебе письма, если ты говоришь, что они скучные, сплошное нытьё. Это же меня раздражает. Я, например, не нахожу твои письма скучным, хотя ты намного опытнее меня в этом деле. Извини меня за частые помарки. Ты хочешь писем – романов, интересных.
Захватывающих. А если я пишу, как умею, если писатель из меня плохой. Что тогда? Всё к чёрту.
Ну, знаешь ли, ты чересчур много хочешь, даже от писем. А, ведь, письма пишутся (как я понимаю) для того, чтобы поговорить с другом, поделится с ним и радостью и горечью, рассказать о своих делах, переживаниях, посоветоваться. А что я слышу в ответ, что я нытик, что я скучный и грубый, что я не умею писать писем, что мне надо у кого-то поучиться. Если бы мне так написал кто-ни будь другой, я бы не задумываясь, вообще писать не стал. А вот с тобой я ещё медлю, мне интересно, что же дальше будет. Может быть, ты будешь мне высылать темы, рисунки на мои письма, и я как по заказу буду их писать. Именно то, что тебя интересует, и что тебе будет нравиться.
Скажешь – напиши о звёздах, и вот, пожалуйста, – письма три о небесных светилах. Пожелаешь о любви – пожалуйста. В таком же духе и дальше. Просто прелесть. И интересно, и уважение видно, А что до того, кто пишет, или как живёт? Может быть, и правда ему скучно, может быть не с кем поделиться своим горем. Было бы мне хорошо и не скучно.
Так я, Иринка, должен тебя понимать?
Я же не говорю тебе, что мне так приелось и надоело это слово – «жених», что нужны чувства радости от твоих писем. В общем, чтобы долго не ругаться, давай так договоримся. Критику моим письмам ты оставь при себе, или делись с Лялькой. А мне, пожалуйста, об этом не пиши. Я знаю, что тебе пишу, и за каждое сказанное слово отвечаю. Когда подучусь, тогда жди от меня большего. Ясно? Моя фирма больше таких претензий не принимает. Нет, ну надо же, чёрт возьми, так расстроить человека, больше того – сделать его в собственных глазах глупым. Ну и ну. До всего доберёшься, всё рубишь напрямик, не считаясь с правилами приличия. А я по правде сказать до сего времени не считал себе глупым. А вот сейчас, благодаря твоей удивительной прозорливости – прозрел. Спасибо, Ира, за науку.
Так, вводная лекция кончилась. Пойдём дальше. Ага, Юлька у тебя сидит – открыточки свои смотрит. Ай, да Юлька! Молодец из молодцов. Везде поспел – всё у него хорошо, и открыточки лучше всех, и уважение тоже. Что за парень, а нам дуракам и невдомёк, как же нужно покорять женские сердца. Оказывается, открыточками, исполнением всех капризов, и дело в шляпе.
Сразу завоёвывается и уважение, и любовь. А я-то, я-то, наобещать язык повернулся, а выполнить – руки не поднимаются. Так его, Витя, и в хвост, и в гриву. Пусть знает наших – в другой раз будет умнее.
Каюсь, Ира, ох как каюсь, поверь мне, милая. Выполню все твои просьбы, всё, что ты пожелаешь. И стихи напишу, и цветов куплю, и… А ещё что? Ай, ай, ай, и не стыдно тебе, Виктор, так быстро забыть свои обещания. Ну что ты за человек такой дуралей родился? Всё бы тебе грубить, заниматься мальчишеством. Пора бы заняться серьёзными делами. Ох и представляю, что мне будет от этого. Или ты посчитаешь меня чересчур самокритичным, или жестоко обидишься. Я прошу тебя не делать этого. Лучше посмейся. Ты же знаешь меня, когда меня обидят, я стараюсь ответить тем же, хотя я знаю, что это неприлично и противопоказано.
Но и ты тоже такая. Моя обида мимолётная, потому что я знаю, что ты писала мне для того, чтобы я исправился, покаялся в своих поступках. Грозить тебе? Да, ты, что, Ирка, смеёшься надо мной? Грозить тебе, это значит – самому себе вдвойне. И ты думаешь, зная это, я буду рисковать? Нет. Уж, если я задумал сделать что-нибудь нехорошее, то без лишних слов сделаю. А, если я начинаю об этом говорить – значит, я шучу, и не стоит обращать внимания.
Вот ты узнала ещё одну мою черту. Немного терпенья, и ты узнаешь меня всего, и тогда сделаешь соответствующий вывод – как я, кто я и куда я.
А вот ты грозишь мне в каждом письме. Где именно? Обожди, сейчас слажу в чемодан, выну твои старые письма и отвечу. Минуточку. Ага, нашёл. Начнём с азов.
Угроза № 1 – «Если не приедешь, будешь иметь плохие последствия».
Угроза № 2 – «Только учти, если пришлёшь ещё такое письмо – даю слово – писать тебе не буду, и мы с тобой не знакомы. Ясно?»
Угроза № 3 – «Если ты, действительно, поймёшь меня не так, то я также прямо пошлю тебя к чёрту».
Угроза № 4 – «Если будет всегда так, как было вчера – мы скоро станем врагами».
Представляю, как я тебе надоел этим. Ну, успокойся, я больше не буду. Пошли дальше. Здесь ты совершенно права. Я точно не знаю, что я тебе говорил в пьяном виде, но у меня такой осадок, а это значит, что я действительно говорил пошлости. И я только сейчас удивляюсь, почему ты сразу не погладила мои уши своей нежной рукой, а сделала это после, когда я возвратился к жизни.
Ира, прости меня за то воскресенье. Даю тебе слово, что так себя вести больше не буду. И давай на этом закончим, и больше без надобности к этому вопросу не возвращаемся.
Ты спрашиваешь – правдив ли я? Ну что я могу на это ответить? И да, и нет. Да, потому что я так думаю, нет, потому что так думаешь ты. Ты скажешь, что я опять говорю неопределённо. Именно так. Пока наши отношения не сделаются ясными, конкретными, пока ты не будешь мне грозить, я буду таким. Пойми, что только ты принуждаешь меня к этому. Но моя неопределённость всё же должна тебе о многом сказать. И, если ты не находишь в моих письмах ничего определённого, то ты просто или не хочешь этого, или не замечаешь. Говорить вот так тебе прямо о любви я не могу. Это чувство во мне вынашивается долго, и зря я никогда не признаю его. Так, пожалуйста, не требуй от меня невозможного. Лицемерить в таких вопросах я не умею. Я тебе писал уже не раз, что ты мне нравишься, и с каждым разом всё сильнее, несмотря на некоторые неприятности. Но назвать это любовью пока рано, да я думаю, что сейчас тебе этого не нужно. Давай, Ира, взвесим всё раз и навсегда, чтобы потом не раскаиваться, и не спохватываться, и не ругать себя за неосторожность. Время у нас ещё есть, так что спешить некуда. А дружить мы сможем, по крайней мере, я так думаю, и не теряю надежды на большее. Всё будет зависеть от тебя, и, конечно, от меня. Если мы, действительно, этого хотим, то добьёмся своего.
Не подумай, что я хочу сказать о насилии. В таких вопросах вообще смысл насилия отпадает. Опять, я, Ира, заболтался.
Нет, мне надо писать письма покороче, сжатыми и интересными. А то опять развёз на 4-х листах, а что написал хорошего, интересного? Опять ты будешь недовольна. Ну, не осуждай меня так, тебя я умоляю. Вернись в Шатуру, и счастлив буду я. Ты говоришь, что Юра пишет Вале через каждый день. Ну и что же здесь удивительного. Только я на их месте писал бы каждый день. Ведь, у них всё решено, всё так просто и ясно, и, конечно, есть о чём писать. А я вот пишу и в некоторых вопросах себя оттаскиваю, успокаиваю, как не в меру зарвавшегося.
За прошедшие два дня никаких новых картин не видел. В Москве сейчас идёт «Укротительница львов». Скоро – «Плата за страх». А вот о «Газовом свете» хорошо отзываются. Напиши, понравилась ли тебе та картина, ведь ты у меня подлинный ценитель искусства. И к твоему мнению в таких вопросах я всегда прислушиваюсь. Ну, ладно, я, кажется выдохся, вернее, не я, а бумага. Передавай привет всем, всем. А Вале – особенный.
До свидания через 1,5 недели.
С приветом, поклонник твоих сценических успехов.
ВИКТОР.