Kitabı oku: «Энциклопедия наших жизней: семейная сага. Истоки. Книга 4. Детство и юность Ираиды Глава 3», sayfa 3

Часть 4
Донор

Когда мы все вернулись с практики в Орехово-Зуево, нам, теперь уже студентам 4-го курса, предоставили общежитие, которое освободилось после выпускников.

С получением общежития жизнь моя и Валюшина изменилась в корне. Не надо было раньше вставать, общежитие было не очень далеко от техникума. Был свой клуб и столовая. Не нужно было питаться всухомятку. Правда, для этого нужны были деньги. Но они у меня в небольшом количестве появились.

В общежитии мы жили в комнате, в которой стояло пять или шесть коек. Поэтому всегда было шумно и весело. Хотя, иногда бывали и ссоры.

Тихо становилось только в выходные дни и на праздники, когда все разъезжались по домам. Я часто оставалась в общежитии одна, да ещё девочка, которая училась на курс младше – Катя Жильцова. Мы с ней сдружились. Она могла часами слушать мои фантазии (именно фантазии, а не философские рассуждения), немного рассказывала о себе. Вместе мы несколько раз ездили в Шатуру, поэтому она была знакома и с бабусей, и с Борькой. В общем, мы как-то сроднились, а Валя Буянова немного отошла в сторону. Нет, нас многое связывало, но наша дружба будто растворилась в общей атмосфере студенческого коллектива.

Катя – это было что-то совсем другое. Когда её не было рядом, мне её явно не хватало.

В период моей преддипломной практики написала мне письмо в Шатуру и моя милая подружка Катенька Жильцова.

Катя Жильцова

К сожалению, это единственная фотография моей самой надёжной и любимой подруги – Катеньки. И то мне её пришлось вырезать из общей фотографии, сделанной в гостях у неё вместе с Виктором – в 1965 году.

Виктор много раз мне советовал обратиться в передачу – «Жди меня», чтобы отыскать Катю, с которой у меня оборвалась связь. Я пробовала обращаться в разные адресные столы, писала по адресу её родителей. Ответов не было. Почему я не написала на передачу – «Жди меня» – не понимаю сама.

Очень хотелось бы увидеться, несмотря на разлуку почти в 60 лет.

Письмо в Шатуру из Владимирской области – «Владимирская область, Петушинский район, д. Евдокимцево. Жильцовой Екатерине».

22.06.56 г.

ИРА, ЗДРАВСТВУЙ!

Самое первое, прости за молчание, Много раз хотела тебе черкнуть письмецо, но как-то не могла. Да, ведь, ты тоже не баловала меня.

Вот уже две недели, как мы с Ниной дома, это должно быть самое хорошее время – каникулы. Да?

Нет. Ира, я почему-то не люблю каникул вот в такую погоду. На улице не поймёшь что: не то дождь, не то солнце. А я люблю всё бурно спокойное. Уж дождь, так дождь. Солнце, так, чтобы жгло до ужаса. А ветер? Так пусть дует так, чтобы пыль столбом, и листья летели б в открытые окна.

Заболталась? Ира, ведь, у меня на шее сопромат. Какие же к чёрту каникулы?

Боже мой, какая скука и тоска, я даже устала жить, и настроение-то такое вот, как эта погода. Практика прошла хорошо, если не считать того, как нас обманули там с расчётами. А вообще, это было самое хорошее время. Я с удовольствием работала там, и даже немного жаль, что практика так быстро кончилась.

Я там часто видела Толю. Представь себе, что он меня узнал. И мы с ним иногда перебрасывались в автобусе или в машине шутками.

В деревне работы много, но из-за погоды всё стоит на месте.

Ира, ты, ведь, была в Орехово, и даже в общежитии, и не могла придти. Эх, ты! Ладно, Ирочка, прости, что мало пишу. Нет настроения, да и писать-то нечего. Я надеюсь, что ты мне черкнёшь. Да? Ну, вот видишь, и согласилась! Всем дома привет. Нина сидит и говорит – передай привет, если пишешь общим знакомым. Так что, от неё тебе привет.

Мой адрес: – «Владимирская область, Петушинский район, деревня Евдокимцево. Жильцовой».

Целую – Катя.

Наша комната была самая большая в общежитии, и имела две двери – одна входная, а вторая, в другом конце комнаты – выходила на «чёрную» лестницу. Вход внизу в этом подъезде был закрыт. На лестнице всегда было полутемно.

И вот я заметила, что Катя иногда выходила на эту лестницу, и долго не возвращалась. Мне стало интересно – что она там делает?

Она рассказала, что, оказывается, если подняться по лестнице на этаж выше (а в здании было три этажа), то упрёшься в дверь, которая ведёт на чердак. Небольшой кусок чердака был отгорожен, от основной его части, перегородкой. Получилась малюсенькая комнатка. В ней жила семья – тётя Тоня с дочкой Любой и племянницей Леной. Лена была сиротой, жила с бабушкой, выросла, стала увлекаться мальчиками, бабушка стала часто её ругать за всё подряд, и Лена перебралась в Орехово к тётке. Я уже не помню, почему тёте Тоне разрешали жить в этой коморке. Через наши «апартаменты» она не ходила. У неё были свои ключи от дверей подъезда, который всегда был закрыт, и куда выходила лестница, на которой мы так любили сидеть с Катей. Катя познакомилась с Леной, Любой и тётей Тоней, и именно к ним она уходила иногда в гости.

Познакомила она и меня с ними. Но мне больше понравился таинственный полумрак одинокой и пустой лестницы. Мы часто с Катей стали выходить на эту лестницу, садиться на ступеньки, обхватив руками коленки и болтать, болтать…

Лена продолжала встречаться с молодым человеком – Сашей, из-за которого она уехала от бабушки. Он жил в Москве. Когда она попала в положение, она переехала к нему жить совсем. Мне пришло от неё письмо.

7.04.56 г.

ЗДРАВСТВУЙ, ИРА!

Получила от тебя письмо два дня назад и только теперь даю ответ. Буду отвечать на твои вопросы. Мы встретились с моим старым другом, погуляли, и он (я тоже), проводили Аллу домой, потом он проводил меня. Халат я ещё не дала шить (боюсь), но дала им вязать шапочку, и перешить креп-марикеновое платье. Отношения с тётей и бабушкой всё такие же. Только у меня одна новость – Саша приезжает 10-го апреля. Не знаю теперь, что у нас с ним получится.

Конь (прозвище одного нашего студента) мне ещё не написал письмо.

Ирочка, Юрке Словаку скажи, что книга его у Гали Брыксиной (Катя Жильцова её знает), пускай он её возьмёт. Мне даже перед Юркой неудобно. Мне до любви обоих (тёти Тони, да Любы) никакого дела нет. Я говорю правду, и беру только свои вещи. Если им не нравится, то пускай меня не любят, хотя Лена им сделала добра не мало.

Ирочка, ты пишешь о скандалах, я это хорошо знаю, при мне они были каждый день. Кстати, о Кате, какой это у неё Игорь появился? Вот уж девочка! Сама говорила, что никого не любит, и вот тебе, пожалуйста! Она мне не хочет писать, а мне как-то неудобно надоедать ей своими письмами. О первом мае я ещё ничего не знаю – всё будет зависеть от Саши, что он посоветует. Теперь я не хозяйка положения. Быть может, он уедет к отцу до первого мая, а, если нет, тогда может быть, согласится приехать в Орехово к тёте Тоне, если она будет согласна. Ты спроси у неё. Закуску и выпивку мы привезём (только не слишком много, как на новый год).

Вот и всё, что я хотела написать. Описывай свои новости и настроение, а когда будешь в Москве, позвони мне.

До свидания. Крепко-крепко целую.

Лена.

Но я отклонилась от основной темы.

Однажды Катя сказала мне, что они с тётей Тоней завтра уйдут, и занятия она пропустит. На все мои приставания – куда они пойдут, она отмалчивалась. Но надо было знать мой характер, как потом некоторые говорили – «Лучше сказать или сделать что-ни будь сразу, а то ты плешь проешь»…

Оказалось, что тётя Катя – заслуженный донор. Она раз в месяц (если точнее, то – 40 или 45 дней), она ходила сдавать кровь. Ей за это платили деньги, кормили бесплатно обедом, и давали справку – освобождение от работы на два дня…

Оказывается, Катя первая уговорила взять её с собой, и вот уже пару раз сдавала кровь. Как вы думаете, что произошло дальше? Правильно! Я уговорила их взять с собой и меня. Нужно было иметь с собой справку от гинеколога. Ну, это не представляло труда. Нас, девочек осматривали не на смотровом кресле, а на кушетке: – «Ложитесь, раздвиньте ножки, так, так…, вставайте, вот вам справочка».

В первый раз брали только 250 грамм крови, и только в последующие – по 450 грамм. Мне было не столько страшно, сколько любопытно.

Кровь мы сдали. Нас покормили сытным обедом, и даже заставили выпить пол стакана сладкого вина, кажется, кагора. Ни слабости, ни других отклонений я не почувствовала. Правда, нас предупредили, что в этот день лучше полежать в постели. Мы с Катей, вместо занятий в этот день отсыпались.

Мне давали немного денег из дома, получала я и стипендию. Но, поскольку в экономике я была не сильна, да, к тому же была транжирой, денег мне никогда не хватало. А здесь получила на руки (не буду врать сколько, точно не помню), кажется в первый раз сто с чем-то рублей, а в последующие разы, за 450 грамм – триста с чем-то. Искала в интернете цены за кровь в 1956 году – не нашла. Сегодня донорство – бесплатное. За постоянное донорство раз в год вам могут выплатить – 12 т. р.

Естественно, в 1956 году то, что я получала за сданную кровь, для меня было сказочным нежданным подспорьем. Это были деньги! Деньги, на которые можно было что-то купить. И я почти сразу же отправилась в комиссионный магазин. Я долго примеряла платья, и, наконец, одно, взяв в руки, уже не могла с ним расстаться. Оно было нежно сиреневого цвета. Юбка была вся в плиссе, воротничок – тоже. Рукава – по локоть. Оно мне так понравилось, что я за него заплатила все «кровавые» деньги. Моя неопытность сказалась и здесь. Если гофрированный материал можно было стирать, и мелкие складочки не расходились, то, чтобы постирать плиссированную одежду, нужно было нитками наметать (простебать) каждую складочку. Я этого не знала, и в первую же стирку (а платье я заляпала быстро), плиссе на моей юбке и воротнике разошлось. Пришлось всё прошивать, каждую складочку, потом заглаживать почти до первоначального состояния, затем выдёргивать намётку и т. д. Но платье мне очень нравилось. У меня даже осталась фотография, где я одета в это платье.

Мне так понравилось получать эти деньги, что я однажды летом в Шатуре, находясь то ли на практике, то ли на каникулах, решила сдать кровь и там. У меня этот номер прошел запросто…

Но дальше – больше. Я решила попробовать сдавать кровь и в Орехово и в Шатуре. И это прошло.

Но недаром даётся период в 45 дней от сдачи до сдачи. Это для того, чтобы кровь могла восстановиться. У меня получился разрыв в 20 дней. Ну раз, ну – два… А где-то в третий раз, я сдавала кровь в Шатуре. После сдачи, нам давали в руки талончик, и мы шли в больничную столовую обедать. Квиточек о том, что сдали кровь, отдавали в бухгалтерию. После обеда приходили за деньгами. В этот раз я после обеда до бухгалтерии прошла быстрым шагом, и, войдя в маленький душный коридор, упала, потеряв сознание. Помню только, что в голове закружилось, в глазах потемнело, кто-то что-то закричал, меня положили на деревянную скамейку, и дали понюхать нашатырный спирт. Постепенно я пришла в себя. Мне велели ещё полежать, резко не вставать, и домой идти медленно…

Я бросила сдавать кровь, когда окончила техникум и уехала по распределению на работу.

Тётя Тоня рассказывала, что она уже, даже, если бы захотела, не смогла бы бросить сдавать кровь. Организм сначала вырабатывал кровь, чтобы довести объем крови до прежнего уровня, а потом организм обретает новое свойство – вырабатывать кровь постоянно, как машина. И тогда повышается давление. Человек испытывал наркотическое желание – избавиться от излишка крови, и он бежал в донорский пункт. Иногда, уже за несколько дней до сдачи, испытывалось такое желание…

После сдачи крови, тётя Тоня покупала вино и напивалась. Два – три дня она пила, пока не приходила в себя полностью.

А я стремилась что-нибудь купить. Но и здесь в который раз проявлялась моя непрактичность и незнание многих элементарных вещей. Я пошла на тот вещевой рыночек, где те же торговки, так же продавали старьё, а из-под полы – новые вещи. Я сказала, что хочу купить туфли. Одна торговка сказала – «Щас!», и убежала. Через минуту она появилась, и я от туфелек не могла уже оторвать глаз. Аккуратненькие, коричневые, лакированные, с застёжкой на пряжечке.

Я померила, а они мне жмут. Торговка уговаривала – разносятся. Я купила. Долго я их разнашивала, и ходила в них, поджав большие пальцы ноги. Но, в конце концов, они разносились, но уже тогда, когда сами туфли порядком поизносились, и лак на них потрескался…

Наверное, именно тогда у меня проявились первые попытки «изобретательства». Чтобы обновить туфли, я их покрывала лаком для ногтей, и т. д. Наверное, недаром есть поговорка – «Голь на выдумки хитра…».

А ещё я помню, что купила себе шапочку. Она только называлась шапочкой. Это был кусочек красного фетра, вырезанный в виде арбузной корки, с дырочками по краям и бантиком сбоку. Держалась она на резиночке, чтобы не слетала с головы и была очень модной.

А ещё я сделала химию. Первый раз я обрезала косички, и первый раз была в парикмахерской… Но, поскольку я не умела ещё ухаживать за завитыми волосами с короткой стрижкой, я просто закалывала их по бокам заколочками, и ходила вечно лохматая.

Но то, что я сделала с собой, по отношению к своему здоровью, скажется много лет спустя. Я заложила первый камушек в фундамент башни, которая строится годами, и находится внутри нас, это – атеросклероз, повышенное давление, головные боли, гипертонические кризы…

Впервые я почувствовала это где-то году в 1966–67. Мы: я, Витя, Ёлка и Олег (дети) ездили в парк имени Горького. После нескольких аттракционов, мы пошли кататься на качелях. Сначала катались дети, а потом я предложила Вите, чтобы мы покатались сами, вспомнив «молодость». Мы стали раскачиваться всё сильнее, и сильнее. И вдруг я почувствовала, как голову стало сдавливать. И с каждым разом, когда я взлетала вверх, к голове приливала кровь так сильно, что я испугалась, и попросила остановить качели…

Это был первый звоночек, а причиной могло быть именно то безрассудное (не по качеству, а по количеству) донорство. Конечно, я сдавала кровь из-за денег, но скольким людям я помогла, хотя об этом даже не задумывалась. По сути, я делала хорошее дело…

Очень жалею, что не сохраняла справочки о сданной крови. Много позже, уже в 1980–ых годах, когда на работе объявляли «день донора», и я сдавала вместе со всеми кровь (безвозмездно), моя любимая сотрудница – ВИКА имела звание заслуженного донора. Я могла бы, наверное, иметь такое звание, за сданную кровь в студенческие годы.

Писем, которые я получала в 1956 году было мало.

На первомайские праздники я не поехала в Шатуру, за что получила упрёк от моей любимой подружки, бывшей одноклассницы – Шурочки Ярыгиной.

Я любила её за то, что она была такая чистая, такая нежная. Мне казалось, что она всегда светилась, как маленькое солнышко…

В этом году у меня сохранилось только одно письмо от Шурочки…

Письмо в Орехово-Зуево из Шатуры.

6.04.56 г.

ЗДРАВСТВУЙ, ИРА!

С ГОРЯЧИМ ПРИВЕТОМ – ШУРА.

Ира, я извиняюсь, что не могла прийти к тебе в воскресенье, т. к. я не приезжала домой. А почему ты на май не приезжала домой? Я на май была дома 2 и 3-го мая. А в это воскресенье я решила не ехать. Теперь приеду домой 13-го мая.

Май я провела так себе, почти весь май, оба дня спала, да и настроения никакого не было, чтобы идти куда-нибудь.

Приглашала Маша, но я к ней не пошла. У них случилось несчастье, ты, наверное, уже слышала, что у них утоп отец, он в больнице сейчас.

С 18-го по 31 мая мы сдаём экзамены. Экзамены сдаём теперь по четырём предметам, а с 1-го по 28-е июня едем на практику в Коломенский район.

О чём ещё тебе, Ира, написать? Даже и не знаю. На этом кончаю.

До свидания. Целую.

Шура Ярыгина.

Спасибо за открытку и приглашение.

Часть 5
Диплом

Итак, год кончался, и в этом году было много разных событий. Но одно из них было ещё впереди – это защита диплома.

Темой моего диплома было – проектирование школы.

Вот, если бы сейчас я проектировала школу, я бы, наверное, создала что-нибудь интересное. А тогда, даже с подсказками руководителя проекта, у меня получилась, на мой взгляд – обычная школа. Ну, может быть, и были какие-нибудь интересные моменты, но мук творчества я не помню…

Защита прошла нормально, впрочем, как и у всех сокурсников.

ТЕЛЕГРАММА ОРЕХОВО – ЗУЕВО ЛЕНИНА 10

СТЕПАНОВОЙ ИЗ ШАТУРЫ

31. 12. 56 г. СЕРДЕЧНО ПОЗДРАВЛЯЕМ ЗАЩИТОЙ ДИПЛОМА

НОВЫМ ГОДОМ ГОРЯЧО ЦЕЛУЕМ

СТЕПАНОВЫ

А потом все с волнением ждали распределения. Наконец, вывесили списки мест, куда нас могли послать. И оказалось, что все места были – на Север. И только одно направление означало – Ереванстрой.

В большом зале, в котором до этого проходила защита дипломов, за теми же столами сидела комиссия. А мы все волновались и толпились за дверями.

Входили по одному, и к каждому выходившему мы кидались навстречу и спрашивали – «ну как? Куда?».

Наконец, дошла очередь до меня. Вошла. Встала перед столами. Мне задают вопрос – «Познакомились со списком?» – «Да» – «И что же Вы выбрали для себя?» – «Ереванстрой». Воцарилось молчание. Потом заговорили чуть ли не все сразу члены комиссии: – «Подумайте ещё раз… Для девушки это место не рекомендовали бы… и т. д. и т. п.». Я упрамо – «Я уже думала. Хочу в Ереванстрой» – «Но почему?!?!» – «Я не переношу холода, а на Севере – холодно».

Так меня и записали на распределении – в Ереванстрой.

Часть 6
Армения – дорога в Каджаран

Каджаран Вид сверху

Автор: SKopp – собственная работа, Общественное достояние, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=342948

На фотографии – КАДЖАРАН.

У меня нет подлинных фотографий самого Каджарана 1956–57 г. г.

Но я отыскала снимок КАДЖАРАНА. Год снимка не указан. Но на нем видно, что этот город (с 1958 года он из селения перешел в градацию городов) находится в ущелье. Правда, когда я туда приехала, мне запомнилось, что в КАДЖАРАНЕ не было столько каменных домов. Все местные жители проживали в обычных сельских домиках – мазанках. Горы окружали КАДЖАРАН со всех сторон…

Моя дорога в затерянный горный посёлок КАДЖАРАН началась с путешествия в этот далёкий край.

Я первый раз так близко увидела горы и этот волшебный край, который назывался – АРМЕНИЯ. Здёсь всё было новым, непривычным и – не реальным. как будто я из привычных для меня условий попала в волшебный фильм, в котором играю "очередную роль…

1957 год

Итак, я собралась ехать по распределению в Ереванстрой. Я рисовала себе радужные картины – юг, курортная природа, экзотика. В общем – полный комплект приятных приключений.

При сборах оказалось, что нет чемодана. Зато у бабуси под кроватью стояла огромная (высотой в два больших чемодана) плетёная корзина. Я её конфисковала в свою пользу. Наложила всё, с чем не хотелось расставаться, включая письма, адреса, фотографии и т. д.

Наконец, настал день отъезда. Подъёмные были большими – 2000 рублей. По тем временам это были огромные деньги. Большую часть из них я истратила до отъезда, да и билеты стоили не мало. Поэтому с собой у меня уже была небольшая сумма. Но, ведь я ехала работать, и зарабатывать…

Папа проводил меня в Москву, и посадил на поезд. Уезжала я радостная, полная надежд на счастливое будущее…

Поезд в Ереван пришел ночью. Выйдя из вагона, со своей плетёной корзиной, я оказалась на вокзальной площади одна, так как все приехавшие, быстро куда-то рассосались. И лишь небольшая очередь стояла на остановке такси. Решила и я поехать в гостиницу. Святая наивность! Таксист мне сразу сказал, что ни в одной гостинице мест свободных нет. Я сказала, чтобы он вёз меня в любую гостиницу, а там будет видно. Он отвёз в Центральную, высадил меня у входа, взяв с меня 25 рублей, и уехал.

Я подошла к стойке дежурного. Действительно, мест не было. Пока я раздумывала, ко мне подкатил интересный молодой армянин. Он стал расспрашивать – откуда я и зачем? Я отвечала. Он сказал – сейчас всё устроим.

Он пошептался с дежурным, потом сказал, что номер для меня нашли, проводил меня до дверей, и сказал, чтобы я ни о чём не беспокоилась, а завтра с утра он придёт, покажет мне город и поможет с дальнейшим устройством…

Номер был большой, шикарный с моей точки зрения, тем более, что я в первый раз ночевала в гостинице. Я устала, и заснула сразу же. Но проснулась рано, так как, видимо, волнение предстоящего решения моей судьбы, подсознательно беспокоили меня. Я умылась, с удовольствием осмотрела номер, и спустилась вниз, чтобы заплатить за номер – вчера я не платила, как потом я догадалась, за номер заплатил тот молодой человек.

Я узнала, что номер в сутки стоит 25 рублей. Я пришла в ужас. За два – три дня я рисковала оставить в гостинице все свои сбережения. Я сказала, что немедленно выезжаю из гостиницы. Дежурный, который ещё не сменился со вчерашнего дня, забеспокоился, стал меня уговаривать остаться, говорил, что проживание в гостинице для меня не будет ничего стоить и т. д. Но, когда он понял, что я со своей корзиной уже сдала номер дежурной по этажу, содрал с меня 25 рублей за прошедшую ночь.

И опять мне пришлось брать такси и ехать в Ереванстрой, точнее – трест Закавказцветметтрест, как было написано в направлении. Принял меня начальник Управления этого треста. Я помню, как вошла в почти пустой огромнейший кабинет, в глубине которого за столом сидел маленький толстенький, не молодой, на вид очень сердитый мужчина. Он пригласил меня подойти, не предлагая сесть, изучил моё направление, потом что-то черкнул на нём и сказал – «В отдел кадров».

В отличии от его кабинета, отдел кадров был малюсенькой комнаткой. Там мне объяснили, что закавказцветмет – это не Ереван. И только сам трест находится в городе. А предприятия его все расположены по всей республике. В частности меня предписано, рукой начальника Управления, направить в Каджаран. Адрес мне написали.

И поехала я со своей корзиной опять на вокзал. Выяснилось, что Каджаран находится в Кафанском районе. Поезда в Кафан, или через Кафан идут раз в сутки. Взяла я билет. Деньги таяли, так как каждый раз таксисты сдирали с меня по 20 рублей.

Поезд не был похож на поезда дальнего следования. И, хотя вагоны и имели верхние полки, места были все жёсткие. Вагоны, скорее напоминали наши пригородные поезда. Да и народ ехал всё больше похожий не на вылощенных горожан, а на рабочий и колхозный контингент.

Пристроилась я у окошечка за столиком. Напротив меня ехал мужчина лет сорока с небольшим. Разговорились. Узнав, куда я еду, он зацокал языком. Но что это означало, я не поняла. Он меня угостил какой-то едой, что было кстати, так как в Ереване я ничего не ела.

Поезд в Кафан пришел ночью. Этот мужчина пригласил меня переночевать у него дома, и заверил, что бояться мне нечего, так как дома у него жена и дети. А я и не боялась. Удивляюсь, какая я по прежнему была наивная и беспечная. Наверное, меня всегда охранял по жизни мой ангел – хранитель.

Дома у этого мужчины, нас, действительно встретила жена. Детишки уже спали. Она нас накормила, мне постелили постель в комнате с детьми, и я уснула безмятежным сном…

Утром, когда мы все завтракали, хозяин гостеприимного дома уже откуда-то вернулся. Он рассказал, что у него есть родственник, который работает шофёром, и возит грузы на машине в Каджаран. И мне повезло, именно сегодня он туда едет, и именно сейчас заедет за мной.

И повезли меня в Каджаран. Кончился Кафан. Дорога медленно поднималась в горы. Мы ехали – ехали, уже горы обступили дорогу со всех сторон, а мы всё ехали, поднимаясь всё выше и выше. Оказывается, Каджаран находится 2200 метров над уровнем моря, на границе с Турцией. Я первый раз видела гордое величие гор и их несравненную величавую красоту…

В Большой советской энциклопедии – (Советская энциклопедия 1969–1978 г. г.) о Каджаране есть следующие сведения…

Каджаран – город (до 1958 – посёлок) в Кафанском районе Армянской ССР.

Название получил от располагавшегося на его месте села Каджаранц.

Каджара;н (арм. – обитель храбрецов) – город, основанный в 1958 году на западе Сюникской области в Армении. Ранее город входил в состав Кафанского района Армянской ССР.

Расположен на восточных склонах Зангезурского хребта к северу от Мегринского хребта в верховьях реки Вохчи на высоте 2000 м., в 32 км к западу от ж.-д. станции Кафан, с которой соединён автомобильной дорогой. Расстояние до до Еревана – 356 км, 11 тыс. жителей (1970).

Каджаран – в 32 км от ж.-д. ст. Кафан… В нем находятся комбинаты: медно-молибденовый.

Сегодня – Каджаран – крупный центр горнорудной промышленности и цветной металлургии, в городе расположен Каджаранский (Зангезурский) медно-молибденовый комбинат – крупнейшее горно-металлургическое предприятие Армении. Строительство комбината началось в 1940 году, но было приостановлено из-за войны и возобновились в 1944 году. В 1951–1952 годах он был введён в эксплуатацию.

Конечными продуктами производства являются:

Концентрат меди, использующийся для производства меди, которая в свою очередь используется в электрической промышленности, сплавах (латуни, бронзы), машиностроении и т. д.

Концентрат молибдена, использующийся для производства триокисида молибдена. Конечные сплавы молибдена применяются в авиационной промышленности, ядерной и реактивной технике.

Население города составляет 8,1 тыс. человек, на комбинате работают около 3500.

В Каджаране есть ещё – комбинат строительных изделий и – Строительный техникум.

Мы переехали через старый деревянный мостик, перекинутый поперёк бурной речки, и въехали, наконец, в посёлок. От самого края посёлка и далеко вверх раскинулись ступеньками улочки, на которых, как прилепленные белели мазанки – домики. Поскольку была зима, зелени, естественно не было, но деревья около домиков росли. В центре посёлка стояло несколько двух и трёхэтажных кирпичных домов. Это были – гостиница, столовая, контора и ещё какие-то официальные дома. Шофёр высадил меня у конторы и поехал по своим делам.

Начальника строительства не было. Меня принял главный инженер, чем-то напоминающий начальника Управления в Ереване. Мы познакомились. Он сказал, что здесь много русских. Они все в своё время приехали сюда по распределению. Так же, как и я, а потом вышли замуж за местных ребят. Некоторые из них продолжают работать, а те, что обзавелись детьми, занимаются хозяйством. Общежития здесь нет. Поэтому, пока не выделят мне комнату, которая, возможно, освободится со временем, я должна пожить в гостинице.

Завтра утром могу выходить на работу, на полигон. Затем он позвонил и вызвал к себе коменданта. Пришла женщина – армянка. Она отвела меня в гостиницу, и поселила в двухместном номере. Комната была почти уютная. Я даже не ожидала. Кровать высокая, мягкая. Стол, два стула, шкаф, тумбочка с зеркалом. А что ещё нужно человеку? Даже раковина с водой была. Правда, вода из крана текла не всегда. Ну, вот я и добралась…

В гостинице жила ещё одна русская девушка – Феня. Редкое имя. Мы с ней познакомились в тот же вечер. Она потихоньку стала вводить меня в курс местных обычаев…