Kitabı oku: «Les promesses – Обещания. Криминальная мелодрама», sayfa 4

Над морем сверкали молнии, море становилось черным, и на горизонте поднимался смерч.

Мрачные события уходящего лета все сильнее сгущали унылые краски последующих дней. Перед нами разворачивалась темная криминальная картина, не свойственная нашим тихим местам. Происходящее под покровом ночи не находило ответа. Беспредел докатился и до нашей набережной в дни сумбурно уходящего лета.

Как обычно, под вечер Татьяна предложила немного пройтись. Мы расположились на небольшом возвышении у барной стойки, наслаждаясь вкусом белого вина; наступало обычное для этого времени оживление, когда завязалась драка за дальними столиками. Все напоминало заурядный скандал между подвыпившими посетителями. Но начальные небольшие разногласия обернулись избиением группой приезжих парней одного, который впоследствии был найден забитым насмерть камнями у моря. Свидетели происходящего не доживали до суда, мертвые продолжали молчать, унося с собой свои страшные тайны. Все чаще на набережной появлялись незнакомцы с серым оттенком лица, сохраняющие свое страшное безразличие к происходящему. Постепенно все стало затихать, но неприятный осадок оставался, заставляя вести себя более настороженно.

В один из вечеров, когда я, задержавшись дома, пришла на дискотеку, я увидела Татьяну в кругу танцующих молодых незнакомцев. Жестами я вернула ее к нам за столик. Может быть, поэтому я обратила внимание на непривычное поведение незнакомцев, играющих в шахматы в увеселительном заведении, на голове которых, как у Таниных друзей, уехавших в начале лета, были кепки с козырьками, закрывающие тенью их лица.

– Тебе не кажется, что они имеют общих с тобой знакомых? Веди себя сдержанней – насколько мне известно, мужчины ревнивы, особенно когда им дают обещания.

Я пыталась ее предостеречь, чувствуя предстоящую беду. Но разве в таких случаях вас слушают? Обычно нет, как было и сейчас. Татьяну несло, словно прекрасную ночную бабочку на пламя пылающего костра. Она верила в свою исключительную безнаказанность, считая, что ее положению не может ничего угрожать.

Пытаясь понять, кто эти ее знакомые, я так ничего и не добилась. Она только произнесла одну фразу: «Он такой симпатичный мальчик», – жестом отмахнувшись от возможных вопросов своего приятеля, работающего в Питере врачом, как от назойливой мухи. Остальное ее не беспокоило, как и реакция, вызванная ее поведением; через минуту она поругалась с ним и стала возвращаться в круг танцующих.

– Приятного вечера, – на ходу обронил обиженный ею, – если не передумаешь, заходи, – пригласил он Таню, удаляясь.

Я удивилась, когда Таня пообещала ему зайти в ответ на его последнюю реплику. И действительно, через некоторое время она последовала за ним – так мне показалось, судя по направлению, куда она пошла в конце вечера. Зная о ее предпочтении мужчин более юного возраста, с которым она танцевала, меня озадачила смена ее решения. Поведение выглядело не в стиле Татьяны; мне казалось, что я знала ее, но сейчас показалось, что я ошиблась в своих оценках.

После непродолжительного дождя вечер показался мне сырым, и, не задерживаясь долго в ее компании, я попрощалась с ней.

На следующий день, погода вновь улыбалась, когда я спускалась к морю. Мне хотелось полежать на теплой гальке после небольшого заплыва. Море манило по-осеннему нежно. Конечно, я не ожидала, что мои планы изменятся, когда ко мне подошел работник кафе.

– Ирис, заберите Татьяну с пляжа, – попросил он меня и продолжил: – Она сидит там никакая и говорит бессвязные непонятные фразы наподобие того, что ей никто не нужен.

Он подвел меня к центральному столику, где я и увидела Татьяну: она сидела с отрешенным видом. Одетая так, словно перепутала время суток, одетая по-вечернему, она нелепо смотрелась среди яркого полуденного солнца и компании окружающих ее здесь людей, на которых только плавки и купальники.

Сникшая ее головка лежала на столе, и мне казалось, что силы покидали ее. Я не стала терять времени на расспросы о происходящем, стараясь скорее увести ее.

– Что же ты делаешь здесь? Танечка, пойдем домой.

Она посмотрела на меня и вполне разумно ответила:

– Ты пришла за мной, Ирис?

– Да, дорогая.

– Спасибо.

– Я все понимаю.

Поднимаясь по ступенькам, я посмотрела на нее: взгляд ее казался застывшим и пустым. Ничком упавши на кровать, она сказала, что поспит, затем, позднее, мы и поговорим.

Я покинула ее и уехала по делам своей фирмы. Вернувшись, я увидела, что Татьяна уже встала. Мы собирались провести вечер в другом районе, я ждала ее дома, как попросила меня подруга. Пообещав скоро вернуться, она сказала мне, что зайдет к своему знакомому из Питера – поищет там часы (вчера ночью у Тани пропал золотой браслет с часами), затем мы поедем прогуляться.

На набережную я не спускалась, так как ждала ее дома, но Таня на звонок телефона не отвечала – он то был недоступен, то вне зоны действия. Она пришла только утром и обратилась ко мне, попросив выпить с ней вина, – ей хотелось немного успокоиться, чтобы начать свой рассказ о происшедшем.

Она повествовала:

«Вчера вечером, когда я спускалась на набережную, ко мне подошел мой новый знакомый, с которым я танцевала.

– Таня, – попросил он меня, – поедем в другой бар, ты знаешь, там гораздо лучше. Обратно я тебя привезу, не волнуйся.

С ним я отошла в сторону, где он показал машину, стоящую рядом. Но только я подошла к машине, заметила несколько сидящих там мужчин. Не желая совершать поездку в такой компании, я ретировалась назад и стала отходить от машины, но незнакомцы выбежали из нее, быстро догнав меня. Воспользовавшись ситуацией, несколько человек меня запихнули в салон. Понимаешь – засунуть в машину на глазах у многих присутствующих в это время людей! У входа на пляж стоял внедорожник, один из ребят надавил мне на затылок, скрутив мои руки сзади, с помощью остальных ребят меня запихнули! Я кричала, когда они закрывали двери машины! Один из тех, что был в кругу танцующих накануне, сидел за рулем, и видно, что двигатель они намеренно не заглушали, потому что сразу тронулись в путь.

После первых их фраз мне стали ясны их цели. Улучив момент, я попыталась сбежать, но мужчины догоняли меня. Мимо проезжал грузовик – я стремительно побежала, бросаясь ему под колеса. Но водитель машины только прибавил скорость, объехав меня, оставив на произвол судьбы. Меня поймали, их цепкие руки впивались в тело. Стремительно повалив на песок, они стали срывать с меня одежду и бить по лицу. Все происходило в устье реки – вчерашний приятель и его друзья с жестокостью надо мной надругались. Теряя сознание, я умоляла не изуродовать мне лицо, из последних сил я кричала:

– Послушайте, у вас тоже есть близкие женщины, и они не простили бы вас, если бы узнали об этом!

К счастью, один из них, что был старше и немногим мудрее, воспринял мои мольбы… В течение нескольких часов они надо мной издевались, пока он находился «на стреме» там, у реки.

Жестикулируя, он приказал им отстать от меня, бросив в овраге…»

Когда стало светать, Таня очнулась и дошла до трассы, откуда ее подвезла попутная машина. Я сидела напротив подруги, слушала Таню и плакала вместе с ней, понимая, что она многое не договаривает, скрывает от меня, опасаясь чего-то.

А затем она стала вести себя особенно странно: то как-то сникнет, то безудержно веселится. Что же ее так пугает? Почему она игнорирует мою помощь и наотрез отказывается идти в полицию, желая лишь одного – быстрее уехать в свой город?

Теперь я смотрела на Таню, сочувствуя ей. Она вновь твердила свое:

– Я хочу уехать – любыми путями, как можно скорее.

Стараясь щадить Татьяну, я не стала больше расспрашивать ее о ночном происшествии.

Теперь по Таниной просьбе мы вечерам бывали на набережной другого района. Кто не желает ее присутствия здесь? Это оставалось для меня загадкой. Теперь у Татьяны было одно желание – забыться; я перестала ее заставать дома днем, она старалась бывать среди толпы, возвращалась, буквально изнемогая, падала на кровать, чтобы немедленно заснуть и утром начать все заново. И все-таки Таня еще не хотела покидать юг, который так обожала.

Неожиданно ей позвонил любовник из Санкт-Петербурга:

– Танечка, возвращайся, я так по тебе скучаю, – не теряя надежды, он продолжал ее уговаривать: – Перестань на меня сердиться, я прошу тебя по-хорошему.

– Да ну? А что дальше?

Я не слушала их, но из диалога поняла, что сейчас Таня в действительности не желала и не спешила туда возвращаться.

Однако следующий вечер изменил ее планы. Мы были в небольшом уютном ресторанчике на набережной, и она кокетничала со своим питерским приятелем, когда неожиданно лицо ее приобрело вид гримасы – казалось, она увидела привидение. Она снова начала плакать. На все вопросы она отвечала несвязно и стала нести какую-то околесицу, заявив в итоге, что завтра она любыми путями должна уехать. Я пыталась ее уговорить подождать неделю, когда, наконец, в кассах появятся билеты обратного направления; в конце августа самый пик отъездов, начинается учебный год, и билетов на ближайшие сутки нет. Но на следующий день, по всей видимости, каким-то образом ей удалось уехать. Билета на поезд у нее не имелось, но Татьяна, заверив меня, что ждет встречи с попутчиком, который, по ее словам, едет в Питер и устроит ей место в поезде, рассталась со мной на перроне.

Вечером она не появилась, и, решив, что поездка ее удалась, я спустилась в район набережной, направляясь в кафе. Все выглядело как обычно, но там за столиком я вновь увидела ее приятеля, который общался с ней накануне событий. Беседуя с ним, я попыталась выяснить правду. Из разговора я поняла, что в тот вечер, когда Таня потеряла часы, она не заходила к нему. Я помнила мой недавний с ней разговор до злосчастного вечера и думала: «Зачем на следующий день она просила меня быть дома и ждать ее прихода, когда она поищет свои часы у знакомого? Затем она должна была вернуться ко мне в тот вечер, когда я ее не дождалась. Почему же она задумала обмануть меня, чтобы уйти на набережную одной в день ее похищения? Что она скрывала? Или кого я не должна была видеть? Почему же ее присутствие здесь стало нежелательно?»

Она говорила, что боится, что ее найдут и в Петербурге, сказав, что все из-за меня. Выходило, что я причина ее отъезда и по моей вине Татьяне пришлось покинуть юг. Я подумала: «Кто-то недоволен нашей дружбой?» Наскоро уехав, Таня мне больше не звонила, я не получала ответа на свои письма к ней. Я помню ее последние тревожные слова на вокзале о том, что она хочет свести счеты с жизнью: «Приеду в Питер и повешусь – я устала, я не могу больше жить». Меня пугало, беспокоило ее состояние, когда я пыталась разобраться в причине сказанного ей тогда.

Все мои попытки докопаться до истины подтверждали мои вполне обоснованные сомнения, вызванные ставшими в последнее время неадекватными Таниными поступками. Все сводилось лишь к одному, что Таня употребляла наркотические средства, вероятней всего таблетки. И поскольку приятель ее был врачом, то после ее отъезда в нашей беседе с ним о Татьяне он мне объяснил, чем, скорее всего, вызвано ее странное выражение глаз и такое же поведение, смена ее настроений. В начале Таниного приезда меня удивляла ее работоспособность, а затем ее бесстрашие и фразы, что ничего с ней никогда не случится, постоянно какое-то стремление любым способом заработать как можно больше. Получается, она работала на износ, понимая, что для очередной дозы ей необходимо иметь деньги.

Я терялась в догадках, и единственное, что припоминалось, – это последний вечер с Альбертом, когда она увидела каких-то знакомых и вскользь упомянула о какой-то передаче для нее от приятелей в кепке. Но тогда я не обратила внимания на то, что не видела, чтобы ей вечером действительно что-то передавали. Хотя я недавно предупреждала ее, говоря, что ей нужно вести себя осторожней, намекая на ревность того человека, которого охранял Ваня, я не догадывалась тогда, что за всем этим стоит не ревность, а другое. Может быть, и правда неведомый мне человек настаивал на отъезде Татьяны, но, вероятно, она оказалась причастной к делам Ваниного босса.

В лабиринтах

После отъезда Татьяны наступило время, когда я общалась в основном с Вероникой. Длинные монологи на ее кухне и потерянное время осенними вечерами наводили на меня еще большую тоску. Я всегда откровенна с близкими мне подругами, но, общаясь с Вероникой, я интуитивно понимала, что не услышу от нее ничего нового: она жила в своем мирке, оставаясь желаниями в прошлом с его запросами и претензиями, так и не спеша их реализовать.

Очередной осенний вечер подходил к завершению, вечерний воздух становился прохладней, и чаще лил дождь. В такие дни часто нападает хандра.

Веронике захотелось вновь поскандалить с бывшим мужем, и мы отправились на вечернюю прогулку – встряхнуться, а заодно побывать в баре, где он работал.

– Не узнаю тебя, Ирис, кажется, ты совсем не похожа на себя. Ну, сходим, что ли, в кафе?

– Не знаю.

Все пошло своим чередом; мы вошли в ночной бар – здесь еще пустовал один столик, мы и заняли его.

– Кажется, одну из вас зовут Ирис?

– Ну да, – ответила я, переведя недоумевающий взгляд на стоящего у нашего столика официанта.

А он, словно оправдываясь, произнес:

– Мужчина за дальним столиком, третьим справа, просил у вас, Ирис, разрешения передать вам мартини и розы.

– Кажется, вечер начинает удивлять… Скажите ему, что, если он так сильно хочет, пусть передает, только без обязательств.

– Благодарю, я передам.

Он вернулся к столику, откуда нам передали напитки, и, повернувшись к незнакомцу лицом, видимо, сообщал ему о моей просьбе.

Через мгновение мы увидели знакомую фигуру нашего официанта у эстрадной площадки, затем музыка прервалась и ритмы, напоминающие мне своими звуками вечер в саванне, заполнили все.

Мы с Вероникой покинули наш столик, слившись в одном каком-то бешеном порыве с группой танцующих, стремительно извивающихся в непонятном и страстном танце, где нет определенных правил, кроме одного – желания.

На обратном пути к нашему столику дорогу мне невольно перегородил наш поклонник – он остановил меня, чтобы пригласить на медленный танец.

Вероника вернулась к столику одна, тогда как я уже шла по ночной эстраде, сопровождаемая своим незнакомцем и медленной мелодией.

– Олег.

Я посмотрела на представившегося и улыбнулась:

– Вы кого-то напоминаете.

– Отгадайте.

– Известного актера, но этого не может быть!

– Вам не кажется странным? Человек умер, а двойник его танцует рядом с вами.

– Да, вспомнила, «Пираты двадцатого века». Многие находят его образ привлекательным, считают секс-символом ушедшей эпохи.

– А вы?

– Я не хотела бы вас разочаровывать, но мне он представляется несколько другим. Может даже, на взгляд других, совсем не сексуальным, как казалось и мне когда-то в начале. Но, если вас немного утешит, голос ваш самый сексуальный, верите?

– Стараюсь понять, – произнес Олег, однако глаза его в эту минуту выражали противоположное состояние – совсем не обиду, а торжество и живой блеск.

Мелодия смолкла, и я разрешила своему новому знакомому переместиться за наш столик. Что-то в нем казалось мне таким знакомым… «Скорее его манеры», – так думала я, объясняя себе свое неожиданное расположение к малознакомому мужчине, вид которого скорее был импозантным; интригующий своим сдержанным и терпеливым поведением Олег расположил к себе. Внимательно смотря на меня, он достал из кармана своего легкого летнего костюма мундштук из темной кости с позолоченным верхом, затем, спросив разрешения, прикурил сигарету, вставленную в него, и задал свой провокационный вопрос странной интонацией: «А, как, вы не курите?» Как будто он был удивлен этой новостью… Дело в том, что раньше, вернее иногда, я курила, сейчас же стараюсь не делать этого, понимая, что ради времяпрепровождения не стоит этого делать. Тем более у меня нет такого сильного пристрастия к сигаретам. Он продолжал свой монолог, внимательно рассматривая мои руки и останавливая на мне свой долгий, выражающий его внутреннее состояние взгляд.

Вероника в эти минуты отсутствовала – она была приглашена на танец и последующий за ним быстрый; подруга находила для себя приятным оставаться с приглашающим ее кавалером там же – среди танцующих пар

Наш столик находился в некотором удалении от громко звучащей музыки, но все же шум заглушал нашу беседу.

– Ирис, разрешите, я подвину свой стул ближе?

Я не возражала. Олег встал и, взяв стул, слегка опустил руку – на ней я увидела массивный золотой браслет, прекрасно дополняющий весь его стиль. И в эту минуту я обратила свое внимание на кольцо на его руке (и на кисти рук, они были такими же небольшими и ухоженными): бриллиант переливался своими темными гранями, как когда-то я видела у другого знакомого мне Олега. «Почему же многое в моем новом знакомом так напоминает мне о прошлых встречах с другим человеком, и даже глаза?» – невольно я задавалась одним и тем же вопросом, в то время как мой собеседник продолжал мне рассказывать о влиянии сигарет на поведение человека и возможных моментах плохого самочувствия, если употреблять их одновременно со спиртным. Все сказанное им больше напоминало заботливые наставления отца, чем беседу мужчины с дамой сердца.

Музыка стихала, время работы ночного заведения подходило к концу, Вероника вернулась за столик, сказав, что успела поскандалить с бывшим мужем, а теперь спокойно может уходить. Провожающие нас мужчины оказались знакомыми между собой, и по пути к дому спутник подруги отстал с ней, договорившись о встрече со своим приятелем. Олег же продолжал меня удивлять, не пытаясь напрашиваться провожать меня до квартиры. Он просто попросил: «Останься со мной на несколько минут».

Ветер набирал силу, все сильнее и сильнее разгоняя тучи. В темноте ночи появилась луна, когда мы присели на лавочку у моего дома. Олег взял мою руку и нежно провел по ней, погладив ее, он произнес несколько странную речь, словно был уверен, что расставался со мной не надолго.

– Ирис, как не хочется покидать тебя,.. Но мы увидимся – может, скоро?

Я не знала, что ему ответить, и, слегка подергав плечами, кивнула. Расставшись, мы условились встретиться с ним завтра.

По возвращении домой мне захотелось спать. Я приняла душ и сразу заснула.

Мы гуляли следующим вечером по осенней набережной. Звезды были редкими среди нависающего над головою темного неба. Погода не баловала; мы пили вино и смотрели на набегающие волны. В ночном свете яркие островки освещенных волн завораживали. Шторм набирал силу, брызги от сильных ударов волн искрились при свете огней на набережной. Ветер усиливался, становилось холодно, и наконец пошел дождь.

– Я прошу тебя, Ирис, пойми меня правильно, но не было у меня такой женщины. Не спеши покидать меня. Скажи мне, в чем заключается твой секрет?

– Тебе не понять, но, если ты спрашиваешь, ты глуп как последний дурак.

– С тобой я – дурак. Почему мне так легко? Я забываю все свои проблемы, когда ты здесь: ты – рядом, они – растворяются. Ничего не существует, кроме ультрамарина глаз. Я тону в первозданной их глубине. Ты загадочна и женственна. Вместе с тем ты являешь собой гармонию, твои слова и движения естественны и аристократичны. Что же ты делаешь здесь? – спросил он меня о том, что меня терзало давно, и я понимала это, но и сама не могла ответить себе, зачем я здесь. Здесь, в этих бесконечных лабиринтах дней, так странно похожих один на другой. Казалось, минуту назад и я не знала на него ответ, ответ, который явился откровением и неожиданностью для меня, когда я заключила:

– Может быть, и я забываю свои проблемы.

Открывая сейчас ему мои тайные мысли, терзавшие меня уже столько лет своей безысходностью, я удивлялась сама, словно на спиритическом сеансе узнавала истину. Затем я почувствовала: устала. Больше не хотелось отвечать на его вопросы. В паузе была своя прелесть, некоторое время я молчала. Нам было хорошо вдвоем в тени среди пустынной набережной, но ночью становилось туманно, небо затягивалось облаками. В промозглом воздухе становилось сыро.

– Ирис, давай зайдем по пути, я захвачу теплую куртку, ты вся продрогла.

– Конечно, хитроумно, но соглашусь.

Мы поднялись наверх, покидая мокрую набережную, на виллу, где проживал мой спутник. Это была одинокая усадьба в стиле тридцатых, только современно оснащенная всем необходимым. Войдя в нее, из фойе мы шли по ступенькам, мягко ступая по ним, покрытым ковровыми дорожками, наверх. Здесь располагалась спальня; тяжелая вишневая мебель придавала ей торжественный вид. На прикроватную тумбочку я опустила бутылку с вином. Присев на пол у моих ног, он напоминал мне огромного пса, ждущего ласку покорно и терпеливо. В уютной спальне было тепло, разыгравшаяся за окном стихия придавала особый шарм этим поздним часам. В тишине комнаты все отчетливей становились удары от падающих тяжелых капель дождя.

Олег целовал мои руки, которыми я гладила его мягкие волосы, и затем я попросила его: «Почитай мне стихи». Каждая произнесенная строка начиналась одним: «Либен клайне»⁴. Немецкий наиболее выразительный из германских языков, на меня производил особое впечатление. Я не понимала языка, но мне нравилось его слушать. Шум ветра и дождя дополняли мелодию стихов, их ночной звук сочетался с шумом бамбука, растущего за окном.

Некоторое время мы общались на абстрактные темы и на темы Востока. Я закрыла глаза и забылась минутным сном, проснувшись от его нежного прикосновения, – Олег гладил и целовал меня. Очень страстный неутомимый любовник в эти минуты был ласковым.

– Мне жаль, – сказала ему, – мне надо спешить.

Мы возвращались, дождь, не переставая, хлестал в лицо, с каждой минутой усиливаясь. Мы зашли в подъезд и подошли к моей двери.

– Ты благоухаешь как младенец, – сказал он, продолжая целовать меня. – Я хочу быть с тобой снова и снова. Не знаю, что может произойти завтра, но мне хочется остаться с тобой.

Я верила его словам, в эти ночные минуты они возбуждали, лаская мой слух своей правдой: влюбленный мужчина всегда желает одного – не расставаться с тобой.

– Ирис, я с ума схожу от тебя, ты мне нравишься безумно! – он повторил слова, услышанные мною от другого человека уже больше года назад.

Растущее желание затмевало доводы разума, мы поднимались на крышу, где среди царящей темноты стоны заглушали вой ветра. Холод и страх отступали, только страсть еще сильнее накаляла тела и овладевала нами, но в какой-то миг я словно ощутила на себе взгляд, затем, отбросив эти невозможные мысли, забылась в сладкой истоме.

Спустившись по ступенькам, мы расставались.

Я молчала. Олег поцеловал меня, и я открыла дверь, исчезая в ночи.