Kitabı oku: «Переезд и прочие неприятности», sayfa 2

Глава 3

Из дома я вышла только на следующий день. Почему-то после разговора было ощущение подвоха. Медленно перешла полянку и дотронулась до невидимой стены, ограничивающей владения лешего. Постояла в нерешительности, переминаясь с носка на пятку. Казалось, что я уйду, а когда вернусь, болота не будет.

Я повернулась и размашистыми шагами направилась в знакомое место – к Тяте – огромному говорящему дереву. «Душа леса» – так он мне представился при нашей первой встрече. Он рассказал, что следит за несколькими полями, деревьями и подлеском, а также за рекой. Его на этот пост назначила сама Мара – одна из высших богинь. А он уже самостоятельно находит себе помощников. У него в лесу есть леший Паша и Баба-Яга Кристина, присматривающие за территорией и населением. Не хватало того, кто будет присматривать за рекой.

Русалка была слишком безответственной и любила завлекать к себе мужиков. Сидит бедолага зимой, рыбачит, а из маленькой лунки синяя рука вылазит и манит к себе. Мужик бежит в ближайшую деревню, приезжают спасатели, лед вскрывают, плавают в холодине, ищут утопленницу. Шум на всю округу.

А бывало: уплывет наша морская дева куда-то вверх или вниз по течению, а у нее в запруде щука всех мальков съест, и не будет рыбы целый сезон. Так что Тяте пришлось отправить девушку в море, обратно к водяному.

Дальше Тятя хотел водяного зазвать, но тот только в сопровождении русалок или ундин ходит, на крайний случай сирен штук пятнадцать берет с собой. Так у нас после сосуществования с ними все деревни бы вдоль реки вымерли. Кто-то бы утонул, кто-то удавился на радостях, ведь сирены – своеобразная нежить.

Думал Тятя, гадал, что сделать, а тут я появилась. Вот и стала кикиморой.

Я шла по знакомой тропинке и размышляла. Если я не уеду, и они правда высушат мое болото, что тогда произойдет? Я могу тоже исчезнуть, иссохнуть или перевоплотиться в нечто непривлекательное?

Знаете, когда по квартире летают тарелки, когда находишь странные грязные следы, что это? Это мои сестры перевоплотились и уже никогда не смогут найти свое место. Они будут исподтишка пакостить и не давать жить окружающим. Иногда вечером, перед тем как включить свет в комнате, ты на пару секунд можешь их заметить краем глаза. Сухонькие, сгорбленные старушки, со всклоченными волосам и огромными, чумазыми ступнями, одетые в непонятные балахоны. Лучше не рассмотреть.

Зато по ночам их можно отлично услышать. Цоканье, постукивание прялкой или спицами хорошо разносится по спящему дому. После этого люди находят спутанные клубки, обрывки нитей или узелки на волосах. Все это проделки кикимор – моих сестер, у которых теперь нет места для жилья.

А может, настанет крайняя степень, и я перекинусь в ипостась. Тогда уже мелкими пакостями не отделаться. По крайней мере, так рассказывал Тятя. Кикимора может превратиться в нечто, наполненное гневом. У нее появляется бездумное желание мстить и убивать. Всех без разбора или конкретных людей, которые ей не понравились, это зависит от момента перехода в данное состояние. И она не может остановиться.

Я боялась, что сама начну преобразовываться, когда изменилась моя река, но тогда Тятя еще был с нами, я могла к нему обратиться, если заметила бы опасность. У него было средство, чтобы остановить процесс, ведь однажды это уже чуть не случилось.

Мне надо было переговорить с Тятей, но я понимала, что это теперь невозможно. Тогда просто посижу на его полянке, может, мысли умные придут. Я никогда не задумывалась о возможности покинуть это место. Тут у меня появились друзья, да и я пообвыклась и даже с болотом смирилась.

Я вздохнула, вышла на большую, залитую солнцем поляну и долго смотрела на пень. Огромный, с изгибами и трещинами, так называемый комель¹. Он когда-то дал мне жизнь, а я не смогла защитить его. Да и что может простая нежить, необращенная, не потерявшая облик, против валочных машин, этих монстров с цепями, из-за визга которых не слышно, как глухо стонет и вздыхает лес. Людям нужно было срубить деревья и больше ничего. Они даже не стали убирать мусор или ветки, которые напилили. Вырезали необходимую им сердцевину и, не церемонясь, не думая о восстановлении природы, уехали.

А лес после них должен справляться самостоятельно. Сам себя очистить, переработать не одно упавшее, гнилое дерево, а несколько сочащихся кровавым соком обрезков, которые посчитали мусором.

Я присела около огромного пня и прислонилась к нему спиной. Да, мое появление в этих краях весьма неоднозначно, но сейчас не об этом. Я вздохнула, думая о том, что же делать дальше. Уехать или остаться здесь? Дождаться стройки и отыграться на них по полной, а потом будь что будет? Да и есть ли толк отыгрываться на простых рабочих? В большинстве случаев они ни в чем не виноваты, они работают, потому что их дети хотят хорошо кушать, спать и ходить в школу. А до тех, кто варварски использует лес, все равно не добраться.

Я вздыхала, как столетний дед. Тяжело было думать об отъезде, о том, что я покину это место. Но и оставаться было страшно.

– Ты опять пыхтишь, как паровоз, – раздалось рядом со мной, – не девушка, а настоящий вокзал с поездами.

Я, подпрыгнув, замотала головой в разные стороны. Показалось или нет? Может, я настолько хотела услышать родной голос, что он мне померещился?

– Ну, жалуйся, – спокойно сказали за спиной.

Нет, я не могла сойти с ума за столь короткое время. Я точно слышала. Точно и отчетливо. Я доводила этого вредного и занудного духа миллионы раз и не могла его ни с кем спутать.

– Ни хрена не понимаю, – бормотала я себе под нос, ползая на четвереньках вокруг пня.  – Ладно, один раз показалось, но дважды… Быть того не может.

– Твоя грация слона опять меня загонит в спячку или окончательно добьет, – прошелестело совсем рядом. Из одного сучка торчала ветка – маленькая, тонкая, размером с ладонь, с тремя едва живыми листочками.

– Тятя? – как завороженная, я смотрела на эту веточку и продолжила почему-то шепотом: – Тятя, это ты?

– Если ты рассчитывала от меня избавиться, могу тебе сразу сказать, что не дождетесь, – он рассмеялся, тихо, скрипуче. – Да, это я, только не сломай ветку! А то я не знаю: смогу ли еще раз прорости. Муторное это, конечно, занятие.

– А-а-а-а, – я села на задницу и заревела, как обычная базарная баба, у которой украли кошелек. – Ты… А я… А ты…

Я икала и размазывала грязными руками по щекам горячие слезы. Все смешалось: и злость на утренних гостей, и радость от того, что мой самый близкий не исчез, и непонимание, как все это произошло.

– Я думала: они тебя совсем уничтожили. Я звала тебя несколько раз, но ты не откликался, – я не могла перестать лить слезы и хлюпать носом. – А ты жив.

Через полчаса, успокоившись и взяв себя в руки, я рассказала последние новости.

– Думаю, что тебе нужно ехать, – вздохнула веточка. – Во-первых, тут небезопасно, а во-вторых, если ты переродишься, то будет очень обидно. Ты одна из лучших моих учениц. Тем более от реки осталось только одно название.

Я почувствовала, как щеки заливает румянец. Приятно, когда тебя хвалят, особенно – вредный дух, от которого не один раз получала корнем подзатыльники. И одновременно с этим поднималось возмущение.

– Но как я могу тебя бросить? – с вызовом спросила я. – Как я могу тебя оставить, тем более в таком состоянии? Если я уеду и не помогу тебе, то сойду с ума от беспокойства. Кто тебя защитит от мороза? А от ветра?

– На все воля леса, – произнес он свою любимую фразу. – Ты же понимаешь, что теперь я просто должен жить. И если я нужен, значит, буду расти, развиваться и стану новым деревом. Если же лесу угодно, то я уйду в лучшие, спящие миры, навсегда укрывшись белым одеялом тлена и покоя.

– А я так не хочу, – я сложила руки на груди, мне не нравился драматизм в его голосе, и для верности я хлюпнула носом. – Я хочу, чтобы мы с тобой решили: жить тебе или нет.

– Мари, – обреченный вздох, – я не хотел тебя пугать или нагнетать обстановку, но в лесу становится странно. Висит что-то, какое-то напряжение. И если ты будешь далеко отсюда, мне будет спокойнее.

– Что значит странно? – я почесала голову. – Я ничего постороннего не чувствую. Все как обычно: лес готовится к осенним дождям, увяданию и сну.

– С одной стороны, это так, но с другой стороны, – он помолчал, подбирая слова, – я слишком долго живу на земле, чтобы не различить этот необычный шепот.

Я сидела тихо, как мышка за веником, но ничего кроме шороха листьев не услышала.

– А могло это тебе показаться? – спросила я, пожимая плечами.

– Вряд ли, – он вздохнул – долго и как-то обреченно. – Я хорошо помню, когда еще и леса не было, не было и людей в наших краях. Мне не показалось.

Мы немного помолчали. Я обняла пень, стараясь не надломить единственную веточку, соединяющую Тятю с этим миром, и, попрощавшись, ушла.

Я брела по лесу и прислушивалась к окружающей действительности. Пробежала белка, делающая очередные запасы на зиму. Она благополучно о них забудет, и на этом месте вырастет новое дерево. В траве шуршал маленький уж, он еще ни разу не скидывал свою кожу. Шелестели листья и старались удержаться на ветках. Ничего странного или беспокоящего.

Глава 4

Я вышла на полянку рядом с болотом. И увидела действительно удивительное зрелище: сидит на камешке главный гад и, как Аленушка, смотрит в воду, вздыхает. «Интересно, он снова пришел окучивать меня насчет переезда?» – со злостью подумала я. Я не хотела продолжать разговор об этом. Непонятно, чего он прицепился. Я осмотрелась в поисках женщин, с которыми он приезжал. Но никого не наблюдалось. Точно в суд побежали, а этот решил время не терять.

Я постояла, наблюдая за мужчиной. Наверное, стоит прислушаться к словам мудрого Тяти и переехать, было бы хорошо, если недалеко. Я даже согласна на заводь с карпами и карасями, там есть рыбаки, можно над ними подшучивать. Например, у одних ловится рыба, а другим совершенно не везет. Сидят рядом, меньше метра друг от друга. К первым рыба сама плывет, на крючок садится, а ко вторым – хоть закидай прикормом.

Когда болото было рекой, ох и смеялась я от души, смотря на разгоряченных мужиков. Раскрасневшиеся, чуть не дерутся, делят прикорм и пытаются выведать у везучих, что они добавили, что нового купили. И не понимают, что это я под водой и крючки путаю и рыб разгоняю.

Я вздохнула и нацепила благожелательную улыбку. Решено: буду просить место поближе к данному лесу. Если невозможно изменить обстоятельства, надо изменить отношение к ним.

– Добрейшего, – поздоровалась я, подходя к краю владений лешего.

Парень поднялся и застыл, уставившись на меня. Да, мой вид несколько своеобразный. А он думал: мы все на одно лицо, что ли? Я была в длинном, белом сарафане с красной вышивкой, толстая коса по пояс, на ногах балетки. Меня можно принять за представительницу староверов. Так и жди, что я подойду, поклонюсь в пояс и скажу что-то из разряда: «Добрый буде молодец. Заходи скорее в дом мой» и поклонюсь до земли. Я усмехнулась и прикоснулась к березе.

Когда я первый раз увидела себя в таком обличье, меня оно ошарашило и сбило с толку. Ведь я была обычной современной девчонкой, в джинсах и футболке, стрижка каре, а тут коса откуда ни возьмись!

Теперь же, выйдя из леса, я вернулась к своему стандартному виду: волосы чуть ниже плеч, майка на лямках, джинсовая юбка чуть выше колена. На ногах ничего нет: люблю босиком по траве пробежаться. И все с различными оттенками зеленого – в лучших традициях кикимор. Но несколько золотистых прядей в волосах говорили о наступающей осени.

Парень еще несколько секунд молчал и хлопал глазами (кстати, весьма замечательными при ближайшем рассмотрении). Я отвела взгляд, не хватало еще увлечься живым человеком.

– Здравствуй, – пробормотал он, встал и запустил пятерню в волосы, после чего сразу себя оборвал. Прокашлялся, как будто в горле запершило. Не простудился бы. И более уверенно произнес: – Добрый день. А я думал, куда вы сбежали.

– Я не сбегала, ходила посоветоваться насчет вашего предложения, – решила ничего не скрывать я. – Я подумала и согласна, но только при одном условии. Если место временного пребывания и постоянного места жительства будут недалеко отсюда. Мне надо навещать… – я немного замялась. Если упомяну Тятю, значит, придется рассказать про то, как стала кикиморой. А это я никому, кроме Кристины, не говорила и говорить не собираюсь. Да и непонятно: есть у него регистрация или нет. Меня он первым делом в пенсионку за оформлением документов отправил. А у самого как с этим дела обстояли – непонятно. А значит, пока о нем говорить не стоит.

– Навещать друзей, которые тут останутся, – наконец нашла, что сказать я, чтобы разом разрешить множество вопросов: и Тятю не подставить, и не углубляться в то, почему мне надо быть с ним рядом. Да и мало ли, что придумают эти люди, если узнают еще и о лесном духе.

– Я думаю, мы сможем это устроить, – слегка повеселел парень и, казалось, даже оттаял. – Тогда я подготовлю в ближайшую неделю варианты и принесу вам.

– Хорошо, договорились, – я улыбаясь протянула руку, чтобы закрепить наш уговор.

– Катарсис, – раздалось из-под коряги, невольно заставив меня вздрогнуть и повернуться в сторону говорившего.

– Что это? – глаза заледенели, рука крепче сжала мою. Лицо вмиг стало хмурым, в глазах читалось, что он сейчас возьмет и покусает меня.

– Утопленник, – решила не скрывать очевидное я и кивнула в сторону болота, – уже год как, и есть еще один где-то, по-моему, гуляет по лесу. Никто за ними не едет, а ближайшая регистрация нежити закрылась в карантин и снова не открылась.

– Так вам их надо посещать? Трофеи, так сказать, – прошипел он, четко выговаривая, чуть ли не выплевывая слова. – Но вы же понимаете, нам нужно их зарегистрировать и направить либо на общественные работы, либо упокоить. Все будет сделано согласно их пожеланиям. Вам на потеху я оставить людей, даже бывших, не могу.

– Нет, не их, – я вырвала ладошку, которой стало больно, и потерла ее другой рукой. – Утопленники не друзья мне, и вообще, что вы имеете в виду под трофеями? Вы решили, что это я с ними так поступила? По-вашему, именно я сюда их заманила и утопила? Сирена, блин, болотная, так, что ли?

Я всплеснула руками, волна возмущения накатила с новой силой, превращаясь в праведный гнев. Что он за человек, то сиреной обзовет, то русалкой. Осталось меня окрестить Переругом² и обвинить во всех войнах и конфликтах.

– А разве они сами сюда приплыли? – скептически усмехнулся он, складывая руки на груди, демонстрируя, какой он смелый и умелый и как рассекретил злодейку меня.

– Так вы и допросите их: кто, когда и почему с ними это сделал, а не кидайтесь пустыми фразами и обвинениями, – я задыхалась от возмущения.

Как, скажите, с ним можно нормально разговаривать? Я ему слово, он мне кучку обвинений в лицо. Я должна это спокойно съесть? В прошлый раз сравнил с мавками, а теперь с сиренами. Я ему кто? Кикимора или сладкоголосая девушка легкого поведения и неспокойного желудка?

– Идите вы… – я поджала губы и едва сдерживалась, чтобы не послать его далеко и надолго по известному маршруту. Вдохнула, выдохнула и продолжила уже ровным голосом: – С вариантами переезда можете прислать тех баб из судебных приставов или кого-то еще. У меня нет ни малейшего желания с вами больше разговаривать.

Достал. До печенок достал. Чуть что, так Марина крайняя. Я развернулась и нырнула в воду. Бесит, бесит, бесит! Вывел же из себя. Каждый раз, когда его вижу, он доводит меня до белого каления. Засранец.

Я сделала несколько широких гребков: надо поплавать и успокоиться. Какой же все-таки он гад – сказать мне, что я топлю людей. Я нормальная, адекватная болотная кикимора. Спокойно, Мари, ты же знаешь, что если не контролировать эмоции, то можно обернуться. По крайней мере, так говорит Тятя, а он давно живет на этом свете, чтобы понимать.

Знаю! От неожиданно пришедшей мысли я даже вынырнула. Я знаю, что сделать. Значит, утопленники, по его мнению, – это мои трофеи. Покажу я ему трофеи вместе с русалками.

Я выбралась на берег и помчалась в лес. Ударила рукой по первой березке и резко снизила скорость. Сами попробуйте побегать в длинном, до щиколоток сарафане. Немного задрав юбку, я как могла, ускорила шаг. Ничего, я покажу ему, что значит сирена. Трофеи я тут собираю!

Я согласна, что скучновато сидеть в болоте, когда ни души кругом. Однако это не повод кого-то заманивать и топить. Тем более чем я их завлечь могу? Тем, что они краем глаза могут увидеть меня в лесу?

Это же насколько нужно заморочить, закружить человеку голову, чтобы он притопал ко мне на болото и самовольно полез в него? Да еще и без сопротивления дал себя утопить. И только после этого показаться, ведь везде стоят защитные контуры со знаком для отвода глаз. Кто в здравом уме и твердой памяти сунется в воду за девушкой зеленоватого цвета? Как я (согласно бредовым фантазиям) должна была все провернуть? Понятно, что, по его мнению, я повела рукой, и люди штабелями западали. Одни в лесу заблудились, другие утопли ради высшей цели отблагодарить меня прекрасную.

Я шла размашистыми шагами и от возмущения сопела на весь лес. Я ему покажу и утопленниц, и сирен, и мавок. Думает, раз я простая кикимора болотная, то и обращаться со мной можно по-хамски? Не дождется.

Глава 5

Я вышла на границу двух лесов. Как получилось, что она жила там, я не знаю, не спрашивала. Смешанный лес был наполнен светом, гомоном птиц, шуршанием листьев, в которых запутался ветер. В нем хотелось гулять, размышлять о прекрасном. Переступая через упавшие деревья, я шла по волглому покрову из прошлогодних листьев. Неподалеку можно было найти грибы и ягоды. Этот живой, пышущий всеми красками лес, заканчивался стеной травы, которая, получив максимум света, стремилась вверх. Она хотела вобрать в себя всю радость солнца, проникающего сквозь отступившие деревья.

Через несколько шагов начинался второй лес, стоящий на подстилке из опавших игл, он был наполнен терпким, смолистым сосновым запахом. Редко где можно было увидеть пучки травы, которые смогли при минимуме тепла пробить себе дорогу. Длинные, голые ветви тянулись к солнечным лучам, но густые, плотные кроны все впитывали в себя и не пропускали к страждущим и лучика надежды. Только на входе в лесной массив росли плотные кустарники.

Это место всегда завораживало. Буйство трав, обилие света и жизни резко сменялось на забвение, спокойствие и невидимую борьбу за каждый лучик солнца, за каждую крупицу тепла. Редкое сочетание.

Я глубоко вздохнула. Люблю сосновый лес, хоть там сыро и мрачно, мне все-таки ближе и роднее именно он. Но иногда темнота надоедает, хочется выйти из сумрака и вобрать в себя свет и тепло.

 На пересечении двух явлений природы, разных, но при этом естественных проявлений жизни, стояла однокомнатная избушка. Та самая, что на куриных ножках. Хотя правильнее будет сказать – на длинных сваях, защищающих от подтопления весной и от заметания снегом зимой. Чтобы можно было выйти, а не сидеть заваленной по самую крышу. Вокруг избушки – забор с черепами, в которых на ночь зажигались огни. А чем, по-вашему, можно заняться долгими зимними вечерами? Сидит нежить, тихонько вырезает поделки из дерева, и такие шедевры иногда выходят.

Я толкнула незапертую калитку и прошла во двор. Давненько я сюда не заходила, теперь тут полноценная ферма. На входе меня поприветствовали утки, дальше паслись гуси и вдалеке виднелись клетки с кроликами. Все, приплыли, Крис поглотило хозяйство.

«Оборотень фермера-садовода ее покусал, что ли?», – размышляла я, топая мимо клумб с розами, грядок с какой-то травой и теплиц. Зачем такое разводить? Засеяла все травой, посадила цветы и больше ничего не надо. А тут прямо хозяйственный двор какой-то.

Я поднялась по высоким ступенькам и нажала на звонок. «К настоящему колдуну, он загубил таких, как ты, не одну», – раздался из-за двери великий хит «Короля и Шута»³.

– Заходи, – крикнул знакомый голос, – кто бы ни был путник, заходи.

Я открыла небольшую деревянную дверь и переступила через широкий порог. Темные, прохладные сени, в которых хранились пустые банки, ведра и мешки с неизвестным веществом. Дернула на себя еще одну дверь, обитую тканью, и зашла в сам дом. «Для тепла», – многозначительно ответила как-то раз Баба-Яга.

Дому было лет двести, не меньше. Темные от времени бревна, дощатый пол с длинными, полосатыми коврами, которые хозяйка называла дорожками. Маленькая кухонька, в которую влезали лишь холодильник и шкаф, служивший и кухонным гарнитуром, и варочной поверхностью. Больше ничего в этот закуток не помещалось.

Далее большая печь, которая занимала одну треть всего пространства. За печкой была спальня, ограниченная шторкой. Потом шла просторная комнатка с одним окном, под которым стояли два огромных сундука с ценными предметами. По стенам – куча всяческих полок со склянками, несколько стеллажей с пробирками и колбами, в которых плескались жидкости разных цветов, а в некоторых не только жидкости. Посередине стояли стол и диван. Рядом со мной находились еще два больших, старинных платяных шкафа. Больше в домике ничего не было.

На кухне хлопотала сама хозяйка помещения – Яга Марго Кристина Эдуардовна. В кругу своих мы звали ее Крис.

Максимально уникальный экземпляр! Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, на какой стадии работы она находится: обдумывает новую идею или закончила проект. Все видно по степени ее лохматости.

Нет, она не оборотень и не превращается в зверя. Просто она запускает руки в волосы, когда работает. От природы они у нее пушистые, и одного дуновения ветра или интенсивного почесывания головы хватает для того, чтобы они встали дыбом. Если торчит лишь челка, значит, идет обычный рабочий процесс заготовки снадобья, а если резинки нет и вся рыжая копна сбита как попало, значит, она создает новое снадобье. А если волосы аккуратно уложены, она закончила и теперь ждет новую волну вдохновения.

Добавлю к образу, что она бухтит под крючковатый нос, когда с грохотом перебирает склянки (ведь нужна именно та – с остатками розмарина). Носит обычно что есть чистое, одежда напоминает балахон, говорит, что так удобнее. Увидев ее во всей красе, с непривычки можно испугаться.

Бабкой-Ягой она стала зваться из-за своего неуемного желания всех накормить. Причем до такой степени, что организм был на грани «сейчас лопну». И могла не разговаривать с тобой при следующей встрече, если ты откажешься у нее чай выпить. Поэтому создавалось впечатление, что это не женщина лет тридцати, а старая бабушка, к которой привезли долгожданных внуков.

Я посмотрела на девушку: волосы собраны в пучок, волосок к волоску. Может, все же надо передумать? А то полезу на рожон со своим предложением. Может, бог с ним, пусть главный гад живет во здравии до конца своих дней? Но сразу перед глазами всплыло его самодовольное лицо со слегка прищуренными глазами и взглядом «все с тобой понятно, все вы одинаковые». И сразу руки непроизвольно сжались в кулаки.

– Доброго, – кинулась ко мне Крис, но на несколько мгновений остановилась, – что там у нас за окном? Утро, день или вечер?

– День в самом разгаре, – уточнила я улыбаясь. Это тоже свойственно моей подруге, у нее только одно маленькое окошечко на всю избушку, а зелье она может варить сутками. А потом также сутками отсыпаться. Как-то она сделала отвар для придания предметам стальной твердости, но забыла, сколько часов его варила. Не записала ни на одном клочке бумаги. Потом пришлось несколько месяцев искать нужное время, которое приводит к необходимому результату.

– Доброго денечка, – улыбаясь девушка протянула ко мне руки и обняла. – И что же тебя нечистые притащили ко мне?

– С чего бы начать, – я смутилась. В голове все было четко выстроено и понятно расположено, однако, когда мысли обретают словесную форму, то выходит полная муть и чушь, похожая на лепет обиженного ребенка.

– С начала, – она рассмеялась. – Как всегда желательно начать с начала, а там уже подумать, что сделать.

Я с восклицаниями рассказала про необходимость переезда, про разговор с Тятей, про парня и то, что он отчитал меня, как малолетку, за утопленника, к судьбе которого я была совершенно не причастна.

– Так, это понятно, – она запустила руку в волосы и почесала голову. От этого привычного движения челка встала дыбом, и теперь Крис напоминала панка. – А я чем могу помочь? Давай на него СОР натравим или стадо мурен отправим. Пусть развлекается с ними.

– СОР? – не поняла я, что за очередное диво завелось у нее.

– Система оповещения радиоактивная, – рассмеялась Кристина. – Это пара удачно запрограммированных голубей. Они выслеживают цель и везде ее преследуют. Понятное дело, обстрела не избежать.

– Он просто за языком не следит и ведет себя по-хамски, а не отобрал у меня болото. Пусть мурены еще посидят в подвале, не будем переходить к радикальным мерам. Если он продолжит в том же духе, тогда возьму несколько. Для профилактики, как говорится, – рассуждала я вслух.

– Тогда что будем делать? – девушка достала из пучка на голове карандаш, который держал ее волосы хоть в каком-то порядке.

– Я почему-то подумала о зеркалке, – неуверенно начала я.

– Так он красавчик! – она поиграла бровями и двусмысленно заулыбалась, уставившись на меня.

– В смысле?  – опешила я от такого предположения.

– В коромысле, блин! Зеркалка, ты же знаешь, нужна для того, чтобы видеть, слышать и разговаривать с тем, на кого ее направишь. А раз ты на него заказываешь зеркалку, то явно он тебе понравился, – девушка торжествующе сложила руки на груди и немного задрала вверх подбородок.

– Кто? – до меня доходило, как до жирафа.

– Конь в пальто! – она от нетерпения топнула ногой. – Рассказывай, какой он.

– Ну… Две ноги, две руки, – начала я, подняв глаза к потолку.

– А посередине гвоздик, – заржала Крис.

– Какой гвоздик? Погоди, я вообще не понимаю, о чем ты, – я начинала сердиться. – Загадки какие-то говоришь.

– Да никакие не загадки. Просто хочу знать подробности о твоем парне. Сильно приглянулся? Симпатичный? – она села на стул с самым невинным выражением лица, подперла рукой щеку. – Где и как познакомились – это мне понятно. Что дальше думаешь делать?

– Приглянулся? Ты серьезно? Этот вредный, противный мужлан с замашками царя всея всего? Который обижает и постоянно провоцирует окружающих? Он страшный, как вторая мировая. Тощий, глазищи на пол-лица, курносый и нос загибается крючком. Без слез не взглянешь, – распалилась не по-детски я. Один обзывается, вторая чуть что готова поженить на первом встречном. – Зеркалка мне нужна, чтобы жизнь сахаром не казалась. Буду отчитываться ему об утопленниках и прочей дичи на болоте.

Я выдохлась, меня потряхивало от негодования. Она подумала, что он мне понравился, и я хочу с ним позаигрывать. С этим хамлом ходячим! Она серьезно это сказала или решила меня подколоть?

– Ой ладно, поняла. Потом расскажешь, – она обижено фыркнула, пошла к одному из сундуков, открыла его и начала рыться в недрах, что-то бубня себе под нос. Я же продолжала внутренне негодовать, меня возмущало даже предположение, что мне понравился этот. Я мазохистка, что ли, или себя потеряла, а потом на помойке нашла? Капец же полный!

–Ура, нашла, – из сундука поднялась сначала рука Крис, а потом уже и она сама. Это напомнило мне перемотанную задом наперед сцену из «Терминатора». Я рассмеялась, когда она, пару раз чихнув, сказала не ту коронную фразу «I’ll be back», а что-то про мать.

– И что ты ржешь? – сердито буркнула она. – Делаешь для нее добро, а она… Неблагодарная! Хоть как пользоваться-то помнишь?

– Встань, покажись, – я, растягивая слова, усилено вспоминала фразу, запускающую зачарованный предмет.

– Ага, встань, покажись, отвали худая жись, – засмеялась ведьма. – Или встань передо мной, как лист перед травой. И топни. Прибежит Сивка-бурка и увезет тебя по радужному мосту.

– Ты всегда эту шарманку заводила, – надулась я. Нет, чтобы просто сказать, как правильно, мучает меня расспросами всякими. – Я обычно на стол накрывала в этот момент.

– Ой ладно. Вот тут нажимаешь, мужика своего представляешь и строго говоришь: «Приди». После этого через несколько секунд будет звук. Он всегда немного тормозит.

– Спасибо, – я взяла из ее рук невзрачное зеркальце. Красная пластмассовая оправа, сзади выпуклость, по очертаниям напоминающая цветок, только затертая почти до неузнаваемости. Эта волшебная вещица давно даже валялась в шкатулке какой-то бабки в деревне. Знала бы она, чем обладает. Хотя, говорят, она ясновидящей была, возможно, через зеркало и смотрела. Да и неважно это сейчас, главное, что зеркало здесь и оно поможет мне в небольшой пакости.

– Может, кино глянем? – спросила Крис. – А то ты здесь, и я закончила варить мраморный эликсир. «Вратарь галактики» уже в хорошем качестве есть.

– Давай, – я протянула ей зеркальце, – настраивай. А я пошла посмотрю, что у тебя из запасов съесть можно.

Часа через два я выкатилась из избушки. Не вышла, учитывая, сколько мы всего слопали, а именно выкатилась.

Сытая и довольная, предвкушая небольшое торжество справедливости, я отправилась на свое болото спать.