Kitabı oku: «Рецепт от Фрейда», sayfa 3

Лариса Овчинникова, в отличие от Дианы, пришла сама. Она жила вместе со взрослой дочерью и ее детьми и, что встречается крайне редко, осознавала, что больна. В ее истории болезни предыдущая врач пометила в выписке: «F 20. 04», что означало неполную ремиссию. Когда-то Лариса являлась ведущим сотрудником аналитического отдела комитета Государственной думы по региональной политике, но попала под сокращение – скорее всего, причиной явилось неадекватное поведение. Ее дочь сказала, что во время очередного обострения мать, едва услышав по телевизору выступление кого-нибудь из политиков или политаналитиков, начинала утверждать, что у нее украли идею, что она говорила и писала об этом еще десять лет назад, и в подтверждение собственных слов кидалась к полкам с бумагами в поисках доказательств. Тогда-то и начиналось «самое страшное». Беспрерывно бормоча проклятия и ругательства себе под нос, Овчинникова переворачивала квартиру вверх дном. Не найдя желаемого, она начинала обвинять домашних в том, что они намеренно уничтожили «доказательства», и устраивала истерику. Потом она просила прощения, но через короткое время все начиналось по новой. А еще Лариса беспрерывно писала в различные инстанции по поводу всевозможных «нарушений»: не там поставили машину соседи, плохо убирается двор, дети слишком громко шумят на детской площадке, в мусоропроводе застревает мусор, по телевизору чересчур много передач с сексуальным подтекстом и так далее. Каждый день мать ходила на почту, отправляя кипы писем, и злилась, получая отписки или вовсе оставаясь без ответа. В последнее время дочь, устав от материнских эскапад и жалеючи собственных детей-подростков, вынужденных жить под одной крышей с тяжелобольным человеком, пригрозила матери отселением. Лариса испугалась, что, оставшись одна в квартире, лишится семьи, ведь дочь и внуки вряд ли захотят часто ее навещать и только вздохнут с облегчением, избавившись от беспокойной родственницы.

…В начале третьего решила выйти покурить на крыльцо. «Синяя Горка» располагалась в живописном месте. Окруженная со всех сторон холмами, она примостилась на самом высоком из них, представляя собой отличный наблюдательный пункт: окрестности просматривались как на ладони. С наслаждением затянувшись, Неля облокотилась о витые чугунные перила.

– Ай-ай-ай, доктор, а как же всеобщая борьба с курением? – услышала она голос за спиной и обернулась. Перед ней стоял Георгий Назаренко, или просто Гоша, врач в «Синей Горке». Он был примерно возраста Нели, поэтому и стал одним из первых, с кем она познакомилась.

– Я практически на улице, – возразила Неля. – По-моему, никому не мешает?

– Мне – уж точно нет, – усмехнулся Гоша и тоже вытащил пачку сигарет. – Значит, ты у нас теперь героиня?

– Ордена мне пока не дали.

– Дадут, дадут, – ухмыльнулся он. – Догонят – и еще дадут! Ты особо уши-то не развешивай: Ракитин – мужик непростой, он только мягко стелет… Чем меньше ему на глаза попадаешься, тем лучше себя чувствуешь – поверь человеку с опытом.

– Ты давно здесь? – поинтересовалась Неля.

– Пять лет.

– И как оно?

– Ну, как видишь, пока не уволился, – широко улыбнулся Гоша, показав большие и желтые, как у молодого коня, зубы. – Тут неплохо, если поменьше сталкиваться с начальством. Тихо, спокойно, не то что в городе!

– Все хочу спросить, почему лечебница называется «Синей Горкой»?

– Говорят, если летом встать ни свет ни заря, часов в пять, и поймать первые лучи восходящего солнца, то вон те холмы, – он махнул рукой, указывая направление, – окрашиваются в голубой цвет. Но я, как ты понимаешь, так рано не поднимаюсь!

– А что здесь было до клиники? Здание-то вроде старинное.

– Верно. До войны тут располагалась государственная дача какого-то генерала. Вокруг леса до сих пор сохранились, а в те времена он возил сюда «нужных» людей на охоту и рыбалку. Потом его осудили за злоупотребления, дачу оттяпали, и сюда въехала наша психушка… А до революции, поговаривают, здесь жила в изоляции жена одного помещика.

– В изоляции?

– Она, кажись, была не в своем уме. Муженек поселил ее тут под присмотром слуг. Местные рассказывают, что женщина, одетая в черное, до сих пор бродит в парке в сумерках.

– А почему в черное?

– Потому что она посчитала себя вдовой, когда муж от нее отказался. Так что, как видишь, наследственность у «Синей Горки» самая что ни на есть подходящая!

– И что с ней сталось, с женой помещика?

– Понятия не имею. А что?

– Больно уж история романтическая… А что ты знаешь о пациенте по имени Александр Незнанов?

– А что с ним?

– Это ты мне скажи.

– Больной как больной… Он вообще-то Ракитинский пациент, в наблюдательной палате лежит. Поэтому я тебе искренне советую не совать нос: главный не любит, когда кто-то интересуется его вотчиной!

– Да что здесь такого?

– Ну, ты как знаешь – я тебя предупредил.

С этими словами Гоша загасил сигарету о перила, на которых в этом месте уже образовался нестираемый серый налет (видимо, за пять лет пребывания в «Горке» Гоша поступал так каждый раз), и удалился. Неля осталась на крыльце, не понимая, с чего это Назаренко неожиданно скомкал разговор.

* * *

Неля не знала, радоваться ей или огорчаться. Она до сих пор не выяснила ничего, о чем просил дядя Илья, зато в «Синей Горке» к ней неожиданно вернулось утерянное вдохновение, и она вновь взялась за заброшенную диссертацию. На Нелин критический взгляд, ей не хватало достоверности. Требовалось больше «клиники», а в тех условиях, в которых она работала раньше, это не представлялось возможным. При соответствующей поддержке со стороны некоторых членов ученого совета, которую легко могли обеспечить дядя Илья и ее подруга Валя, ученый секретарь, и такая диссертация прошла бы на ура. Но Неле не хотелось пользоваться привилегиями. Как и предсказывал Ракитин, в двух новых пациентках Неля нашла то, чего ей недоставало.

Все шло необыкновенно удачно, но ее беспокоила одна мысль – о пациенте, лицо которого показалось ей странно знакомым. Она все спрашивала себя, как такое возможно: в кругу ее общения там, «на воле», не было никого, кто страдал бы психическими заболеваниями. И все же что-то не давало ей отвлечься от размышлений об Александре Незнанове. В конце недели Анюта потихоньку всунула ей в руку белый конверт.

– Вот, – сказала она тихо, – это от начальства.

– От начальства? – удивилась Неля. Конверт оказался не запечатан. Раскрыв его, она увидела внутри четыре новенькие пятитысячные купюры.

– Что это? – удивленно подняла она глаза на медсестру.

– Не удивляйтесь, – махнула рукой Анюта, – мы все тут так живем! Родственники некоторых пациентов спонсируют наше заведение – неофициально. Ракитин делится с персоналом – сообразно вкладу и квалификации каждого, естественно.

Так вот почему Гоша здесь задержался! Молодому специалисту маленькой зарплаты в «Синей Горке» хватать не могло, и все же он казался всем довольным. Вот как, значит, Ракитин «поощряет» работников? Интересно, какие еще нарушения скрывает его запертый кабинет?

Неля засунула конверт в карман: раз уж она здесь засланный «казачок», то и жить должна по местным правилам. Вряд ли кто-то из обитателей «Горки» отказывался от прибавки к скудной зарплате – и ей не следует.

– Анюта, – обратилась она к девушке, – я хочу кое-что у тебя спросить.

– Конечно, Неля Аркадьевна, – с готовностью кивнула медсестра. – Что вас интересует?

– Один больной – помнишь, тот, которого Шлыков с коляски сбросил.

– А-а… Он – пациент главного, вы не знали?

– Назаренко сказал. И еще сказал, что Ракитин не любит, когда обсуждают его больных.

– Это правда.

– Понимаешь, уж больно он в плохом состоянии – практически овощ, как его окрестил Шлыков!

– А вы у Ракитина спрашивали?

– Он не пожелал удовлетворить мое любопытство, намекнул только, что Незнанов опасен.

– Опасен? – переспросила Анюта, наморщив лоб. – Странно, он такой тихий, сидит себе в своем кресле, смотрит в одну точку… Отделение для буйных у нас в дальнем корпусе, там работает моя приятельница, Татьяна Шепелева. Если хотите, я у нее поинтересуюсь.

– Поинтересуйся, будь добра, – попросила Неля.

– С другой стороны, – задумчиво проговорила медсестра, – если бы ваш Незнанов был буйным, его бы в общую рекреацию не поместили, так?

– В том-то и дело, – согласилась Неля. – Однако парень накачан таблетками по самое не горюй, и это выглядит странным, ты не думаешь? Как будто они ему даются вместо завтрака, обеда и ужина! Хорошо бы, кстати, выяснить, что он принимает…

– Даже не думайте! – испуганно замотала головой медсестра. – Ракитину это не понравится, особенно если Незнанов один из «спонсорских» пациентов. Те, чьи родственники платят, обычно отправляются к главному.

– Поня-а-а-тно, – протянула Неля. – Кстати, ты сказала, что недавно работаешь. А твоя подруга, эта…

– Татьяна? Она тут уже три года. Это она меня сюда из «Скворечника»² перетащила: сказала, зарплата маленькая, зато имеются ежемесячные «бонусы» из личного фонда главврача. Не обманула!

Что ж, решила Неля, надо познакомиться с приятельницей Анюты: возможно, она прольет свет на судьбу пациентов, упомянутых дядей Ильей?

* * *

Работа в «Синей Горке» оказалась сродни учебе в интернате: с понедельника по пятницу медперсонал жил при клинике, а на выходные все, кроме дежурных врачей, отправлялись по домам. Исключение составляли завхоз дядя Боря, по совместительству исполняющий обязанности садовника, тетя Клепа, старшая из санитарок, да пяток иногородних санитаров, которым просто-напросто некуда податься. Главный выделил им подсобное помещение на территории клиники, переоборудованное под общежитие. Сам Ракитин жил в Питере. Ходили слухи, что у него роскошный пентхаус в элитном районе, дача в Осельках и, если верить больничному «радио», дом на Кипре. Всего в ведении персонала «Синей Горки» находились двести восемьдесят пациентов, четверть из которых именовались «буйными». Как и говорила Анюта, их отделение располагалось в отдельно стоящем корпусе комплекса, и заведовал им Олег Петрович Гурзо – неулыбчивый мужчина в очках, часто проходивший по коридорам больницы, не здороваясь, будто не замечая коллег. Неля побывала в «буйном» отделении всего однажды и прекрасно понимала Гурзо: главное на такой должности – не сойти с ума, уподобившись собственным подопечным!

Обо всем этом и многом другом Неля рассказала Любавину. Они сидели в кондитерской на Петроградской стороне. Час был ранний, и посетителей, помимо них, было кот наплакал.

– Значит, Ракитин гребет деньги лопатой? – задумчиво пробормотал профессор, помешивая ложечкой свой капучино. Неля заметила, что ложечка слишком маленькая: в заведениях общепита они почему-то никогда не соответствуют размерам чашек – либо чересчур велики, либо малы. – Принимает, так сказать, взносы от родственников?

– Наверное, они платят за хорошие условия, – предположила Неля. – Ясно же, что в обычные психбольницы попадают люди, до которых никому нет дела – бомжи, алкоголики и просто одинокие.

– Ну да, – кивнул Любавин, – а еще те, чьи так называемые «родственники» поспешили сбыть их с глаз долой!

– «Синяя Горка», можно сказать, элитная лечебница, – заметила Неля. – Условия более чем сносные, больные хорошо питаются, есть огромный парк для прогулок, а также оранжерея.

– То есть тебе там нравится? – уточнил Любавин.

– Я давно не получала такого удовольствия от работы. И диссертация, между прочим, пошла! Только…

– Что – только?

– Мне немного не по себе, потому что я до сих пор не сумела выяснить того, что вы мне поручили!

– Ничего, – улыбнулся профессор, – я ведь и сам ни в чем не уверен.

– Есть у меня одна ниточка, – добавила Неля, чтобы хоть чем-то порадовать крестного. – Попробую размотать ее на следующей неделе. Одна медсестричка работает в отделении для буйно помешанных. Она давно в «Горке» и, вероятно, кое-что знает.

– Тебя что-то беспокоит? – задал вопрос Любавин. Хорошо зная крестницу, он даже по выражению ее лица и глаз мог сделать определенные выводы.

– Это не имеет отношения к делу.

– И все-таки? – настаивал крестный.

– Есть один пациент…

– Твой пациент?

– Нет, главврача.

– Тогда забудь об этом: не серди человека, который может помешать выполнить твою главную задачу.

– Но я и не собиралась этого делать! – возразила Неля. – Просто мне как психиатру интересно знать, что за диагноз поставлен парню, раз его по самое горло накачивают таблетками. Неужели нет других вариантов? Он не похож на человека с измененным типом личности, но этот остекленевший взгляд…

– Ты ведь не только как специалист интересуешься, есть что-то еще?

Неля задумчиво пожевала губу.

– Есть одна вещь. Понимаете, дядя Илья, мне кажется, что я знаю этого человека!

– В самом деле? – приподнял брови профессор. – Тебе кажется?

– Ну, я не уверена, но… Странно, как будто я его видела, но очень давно.

Любавин покачал головой.

– Не знаю, не знаю, стоит ли тебе в это влезать?

Придя домой после встречи с крестным, Неля обнаружила на автоответчике запись звонка Вали Грозной с просьбой с ней связаться. Валя работала секретарем ученого совета. Они вместе заканчивали Первый мед, но Валентина подалась в науку, а Неля – в практику. Интересно, что ей могло понадобиться? Они давненько не общались, и Валя не знала, что Неля сменила место работы. Только Неля собралась набрать номер подруги, как зазвонил сотовый.

– Нелли Аркадьевна? – услышала она голос в трубке. – Это Паратов. Следователь Паратов, – тут же уточнил говорящий. Неприятный холодок пробежал по ее позвоночнику при воспоминании об их первой встрече. Неле казалось, что она сообщила по делу Ольги все, что могла, зачем же он звонит?

– Я недалеко от вас, – продолжал следователь. – Могу я зайти?

Неле захотелось соврать, что она не дома, но ей не удалось быстро придумать место, куда Паратову нелегко было бы добраться. Ничего не оставалось, как согласиться. Звонок в дверь раздался через пару минут: это означало, что Паратов и в самом деле находился поблизости и, скорее всего, видел ее входящей в подъезд.

На этот раз следователь выглядел иначе, чем в прошлый раз. Одетый в серый деловой костюм и белоснежную рубашку, Паратов имел импозантный вид, который, в сочетании с привлекательной наружностью, производил приятное впечатление. Несмотря на это и даже на то, что он поприветствовал ее улыбкой, не сулившей неприятностей, Неля не могла отрешиться от причины его визита. Повесив на вешалку куртку, Паратов вслед за Нелей прошел в гостиную.

– Извините за беспорядок, – пробормотала она, – но я в последнее время жила на даче, а потом сразу отправилась на новое место работы…

С приходом незваного гостя девушка заметила то, на что не обращала внимания раньше: толстый слой пыли на полированной мебели, разбросанную повсюду одежду, книги и папки с документами, оставшиеся с прежней работы. Но Паратова, казалось, кавардак совершенно не смущал. Спокойно переложив на стол две стопки лежащих на диване папок, он устроился там. Неля уселась в единственное свободное от вещей кресло.

– Вы нервничаете? – спросил следователь, внимательно разглядывая хозяйку квартиры.

– С чего вы взяли?

– Давайте порассуждаем. Ваши ноги скрещены, руки лежат на коленях, а ладони сжаты в кулаки. Я не психиатр, но психологию на юридическом факультете преподают, и мне известно, что такая поза означает крайнюю степень закрытости.

«Ни дать ни взять профессор из сериала «Обмани меня!», – раздраженно подумала Неля, безуспешно пытаясь изменить положение, чтобы Паратов не смог так легко ее «прочесть».

– Вы неправы, – ответила она, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно непринужденнее. – Ольга была моей пациенткой, мне ужасно жаль, что она мертва, и, как следствие, тяжело вспоминать… обо всем.

– Печально, что мой образ ассоциируется у вас с неприятными впечатлениями, – вздохнул следователь. – К сожалению, работа накладывает отрицательный отпечаток на мое общение с людьми. Я должен бы привыкнуть, но это, признаюсь, нелегко.

Они некоторое время помолчали. Он, видимо, собираясь с мыслями, она – пытаясь понять, к чему такая странная прелюдия.

– Я принес вам кое-какие фотографии, – снова заговорил следователь. – Взгляните, не знаете ли вы этих мужчин.

Вытащив из внутреннего кармана пиджака конверт, Паратов извлек оттуда несколько снимков и разложил их на столе. Неля внимательно вгляделась в лица изображенных на них людей. Она медленно взяла в руки три фото со словами:

– Вот этих не знаю, никогда не видела.

– Что ж, отложим их в сторону. А другие?

– Ну, эти двое – пациенты. Один – мой, Павел Крюков. Второй – не помню чей, но кого-то из коллег: мы иногда сталкивались в общей приемной… Вы сняли данные с камер наблюдения?

Он кивнул.

– Это – наши специалисты, – добавила она, указывая на три оставшихся фотографии. – Думаю, вы это и без меня выяснили.

– Просто хотел удостовериться. А что вы можете сказать вот об этом человеке?

– Как я уже говорила, это мой коллега, Женя Степнов. А что?

– У вас были с ним близкие отношения?

Прямой личный вопрос заставил Нелю отпрянуть от неожиданности.

– Почему вас это интересует?

– Меня, Нелли Аркадьевна, интересует каждый, кто так или иначе связан с вами или убитой.

– То есть теперь вы уверены, что Ольгу убили?

– Абсолютно. И, скорее всего, сделал это тот, кто ее хорошо знал. Ольга сама впустила убийцу в квартиру, хорошо его приняла, угостила. А потом он ее убил.

– Вы все время говорите «он» – значит ли это, что речь о мужчине-убийце?

– Необязательно. Женщина спортивного телосложения и достаточно высокая, вроде вас, легко могла бы это проделать.

– То есть я теперь подозреваемая? – уточнила Неля, внутренне сжимаясь в комок. Значит, это не просто визит, а допрос? Что дальше – камера предварительного заключения?

– Что вы, нет, конечно, – усмехнулся Паратов уголком рта. Его синие глаза при этом оставались непроницаемыми. – Будь вы подозреваемой, я не стал бы приходить, а прислал бы за вами наряд.

– Какое облегчение! – скривилась Неля.

– Вы не ответили на мой вопрос, – заметил Паратов. – О ваших отношениях…

– Я отлично помню, о чем вы спрашивали, – перебила она. – Если вам так важен ответ, то да – мы с Евгением Степновым встречались.

– Встречались, – с нажимом повторил следователь. – То есть больше не встречаетесь?

– Вы удивительно проницательны! – фыркнула Неля. – Только мне непонятно, к чему эти вопросы?

– Почему вы расстались? – словно не слыша последней реплики, поинтересовался следователь.

– Ну, знаете! – ее возмущению не было предела.

– У вас много общего, вы работали в одном месте – что же привело к разрыву?

– Не было никакого разрыва! – воскликнула Неля. – Просто мы поняли, что не подходим друг другу. Мы слишком похожи, оба хотим доминировать и не желаем идти на компромиссы. Это плохо сказывается на отношениях. А еще, как выяснилось, кроме работы, нам и поговорить-то не о чем!

– А как же романтика? – удивленно изогнул бровь Паратов. – Любовь?

– Любовью там и не пахло. А романтика… Второе невозможно без первого, по-моему.

– Ольга Касаткина была в курсе ваших прошлых отношений?

– Да с какой стати-то?! – изумилась Неля. – Она была моей пациенткой, а не подругой, поэтому ничего не знала о моей личной жизни!

– Ваши коллеги сообщили мне, что вы частенько принимали пациентов на дому.

– Не я одна так поступаю: иногда, когда они звонят в неурочные часы, если не представляется возможным решить вопрос по телефону, приходится приглашать их к себе.

– Значит, это – обычная практика?

– Вообще-то не рекомендуется слишком сближаться с пациентами, а допуск в личное пространство врача определенно стирает границы, но Ольге иногда требовалась срочная помощь, когда внезапно накатывал приступ депрессии, особенно в начале терапии, и у меня не было выхода.

– То есть она была вхожа в ваш дом, – констатировал Паратов. – Она понимала, что не является единственной пациенткой, к которой у вас особое отношение?

– Это не особое отношение! – начала терять терпение Неля.

– Но вы ведь не станете отрицать, что пациенты порой привязываются к врачу, особенно – к психиатру? Им требуется поддержка, внимание, сочувствие близкого человека. Не имея такового, немудрено, что они обращают свои надежды к единственному, кто, как им кажется, принимает в них участие.

«Ах ты, психолог хренов!» – едва не высказалась вслух Неля. Паратов и при первой встрече не показался ей дураком, но теперь он демонстрировал навыки, которые она считала привилегией своей профессии.

– Послушайте, Иван Арнольдович, – стараясь казаться спокойной, произнесла она, – я хотела бы знать, зачем вы задаете мне эти вопросы. Если бы Ольга кого-то убила, я бы поняла, но ведь убили ее, так? Как визиты в мой дом могут быть связаны с ее насильственной смертью?

– Пока не знаю, – честно ответил Паратов. – Я лишь разрабатываю Ольгины связи с разными людьми.

– А тех мужчин, – кивнула Неля в сторону отложенных снимков, – вы мне просто так показали, для количества?

– Ну почему же? К сожалению, два из них – всего лишь композиционные портреты, составленные со слов соседей и знакомых Ольги: они видели ее в компании этих людей. Что же касается последнего, – следователь взял в руки единственный настоящий снимок из тех, что Неля не сумела опознать, – то это – коллега Касаткиной, с которым у нее были трения.

– С предыдущей работы, наверное? – догадалась Неля.

– Она вам рассказывала?

– Был один мужчина, Роман, кажется. Фамилии не знаю. В общем, еще на старом месте он метил на Ольгину должность. Она отлично справлялась со своими обязанностями, но этот самый Роман, по ее словам, «подсиживал» Ольгу.

– Это способствовало ее депрессии?

– В немалой степени. Хотя, конечно, проблема была гораздо шире.

– А Ольга не рассказывала о каких-либо открытых столкновениях с этим самым Романом?

– Не припомню.

– Ну, спасибо вам, Нелли Аркадьевна, за содержательную беседу, – сказал Паратов, сметая фотографии со стола в конверт. – Как вам на новом месте?

Неля не ожидала, что разговор продолжится, поэтому помедлила с ответом.

– В целом, неплохо, – произнесла она наконец. – Интересно.

– А в «Парацельсе» интересно не было?

– Вы как будто все время пытаетесь поймать меня на слове, Иван Арнольдович, – устало заметила Неля. – Я ничего подобного не говорила! В консультационном центре специфика работы иная, нежели в психиатрической клинике.

– Случаи потяжелее небось?

– И это тоже. Да и тот факт, что пять дней в неделю мы проводим там безвылазно, вносит свою лепту.

Она уже собиралась встать, показывая Паратову, что пора бы ему удалиться, однако он сам поднялся на ноги и откланялся. Следователь исчез из квартиры так быстро, что Неля и опомниться не успела.

Валентине она позвонить забыла.

* * *

Тетя Клепа, или Клеопатра Вадимовна Неппер, работала в «Синей Горке» с незапамятных времен. Она «пережила» двух главных врачей, несчетное количество завов отделениями и старших медсестер. Тетя Клепа была санитаркой, и за пятьдесят лет через ее руки прошли сотни пациентов. Она знала каждый кирпич в кладке «Горки», и даже Ракитин не решался вступать в конфронтацию с тетей Клепой, хотя она давно перешагнула пенсионный возраст, и он с легкостью мог бы избавиться от нее на законных основаниях. Пожилая дама характер имела вздорный, не позволяя ни медсестрам, ни врачам оспаривать ее главенство в том, что касалось ее непосредственной работы. Пообщавшись с ней подольше, любой неизменно приходил к выводу, что она самовольно расширила эти рамки, однако персонал лечебницы предпочитал с ней не связываться. Тетю Клепу ценили за два основных качества: доскональное знание территории (никто не проникал так глубоко в сердце «Горки») и неподдельную любовь к пациентам. Тетя Клепа действительно считала их душевнобольными, а потому жалела и немедленно вставляла фитиль любому, в чьем обращении с этими людьми проскальзывали признаки неподобающего отношения. Сама она ласково называла больных «нашими психами», подкармливала домашними пирожками, а также брила и причесывала тех, кто, по разным причинам, был неспособен сделать это сам. Должности «старшей санитарки» в лечебнице не предусматривалось, но, если бы таковая имелась, тетя Клепа, несомненно, ее и занимала.

О тете Клепе Нелю предупредила Анюта.

– Ой, вы лучше ее обходите, – сказала она, когда пожилая женщина, проходя мимо, бросила на молодых женщин неодобрительный взгляд. – Она вообще-то незлая, но любит крепкое словцо и не уважает никакие авторитеты: даже Ракитин по стеночке ходит, когда тетя Клепа рядом!

Неля не собиралась сторониться какой-то там санитарки: в конце концов, она – врач, кандидат наук, и позволять тете Клепе руководить собой в ее планы не входило! Однако им пришлось познакомиться поближе при совершенно неожиданных обстоятельствах. Как-то раз, войдя в комнату отдыха, Неля увидела Александра Незнанова. Это случилось впервые с тех пор, как здесь произошел инцидент со Шлыковым. Шлыков уже два дня был на месте, тихий и молчаливый, а вот Незнанов не появлялся с того самого времени. На взгляд Нели, изменений в его состоянии не произошло: все тот же остекленевший взгляд и безвольная поза. Но в этот раз Незнанов был в компании тети Клепы. Стоя над ним, она аккуратно расчесывала спутанные длинные волосы щеткой, что-то ласково бормоча себе под нос. Женщина отличалась малым ростом, поэтому, даже когда она стояла, ее глаза находились вровень с затылком сидящего. Неля воровато огляделась: поблизости не было ни одного врача. Два санитара дулись в карты, сидя за тем же длинным столом, что и пациенты, играющие в нарды.

– Как его порез? – поинтересовалась она, подходя к тете Клепе.

Та подозрительно окинула девушку взглядом водянистых голубых глаз.

– Это вы, что ли, Шлыкова скрутили? – вместо ответа задала она вопрос.

– Нет, Шлыкова скрутил Рома, а я только…

– Ладно-ладно, знаем! – отмахнулась санитарка, не выпуская щетки из рук. Повернув голову безучастного больного правой стороной к Неле, она указала на длинный порез.

– Вот, – сказала она сердито, – шрам останется как пить дать – такую мордашку испортили!

С аккуратно зачесанными назад волосами и коротко подстриженной бородой Незнанов выглядел лучше, чем тогда. Если, конечно, не считать ничего не выражающего взгляда и слишком бледной кожи.

– Его на улицу вывозят? – спросила Неля.

– Да кто ж его вывезет? – пожала плечами санитарка. – И Ракитин не одобрит: у него к этому пареньку особое отношение.

– Он что, его родственник?

Вместо ответа тетя Клепа громко фыркнула и вернулась к своему занятию. Неля поняла, что разговор окончен, и решила не искушать судьбу – похоже, первый «контакт» с суровой санитаркой прошел неплохо!

До обеда Неля занималась тем, что расписывала назначения для новых пациентов. Она решила заменить некоторые нейролептики, предварительно просмотрев все, что хранилось на складе.

Медперсонал питался отдельно, но их столовую от столовой для больных отделяла всего лишь арка, через которую и те, и другие могли беспрепятственно наблюдать друг за другом. Такая планировка помещения позволяла медикам в случае непредвиденной ситуации немедленно вмешаться. Неля знала, что в «буйном» крыле дела с питанием обстоят иначе, да и вообще – все по-другому из соображений безопасности. К примеру, у буйнопомешанных практически отсутствует женский медицинский персонал. Большинство функций, включая уборку, выполняют здоровенные санитары, способные одной левой справиться с самым агрессивным больным. Неле казалось, что заведующий «буйным» отделением, как и его подручные, напоминают охранников лагеря для особо опасных преступников. Все они держались особняком.

Неля оторвалась от своих размышлений, когда к ней подсела Анюта с подносом.

Тарелка, до краев наполненная супом, пюре с парой свиных котлет, три пирожка, компот из свежих фруктов и две баночки йогурта на десерт. Как субтильное тельце Анюты вместит такое количество еды?!

– Я договорилась с Танькой, – сообщила девушка, деловито раскладывая еду на столе. – В пять часов у нее смена заканчивается.

– Спасибо, Анюта!

– Да не за что, – отмахнулась медсестра, принимаясь за суп. – Она всегда рада поболтать.

Татьяна назначила встречу в самой глубине сада, у больничной ограды. Там, среди сплетавшихся ветками кустов, до которых не дошли заботливые руки дяди Бори, был старинный фонтан – наверное, еще тех времен, когда в усадьбе содержалась душевнобольная жена помещика, о которой рассказывал Гоша. Фонтан давно не работал, и серый гранит в форме гигантской вазы казался сюрреалистическим предметом с картины Сальвадора Дали. Усевшись на край пустой чаши, Неля приготовилась ждать.

Татьяна появилась двадцать минут спустя. Ростом выше Нели, широкая в плечах, грудастая, с сильными руками и ногами, она выглядела бы мужеподобной, не венчай всю эту телесную «роскошь» одна из самых хорошеньких головок, какие только Неля видела в жизни. Татьяна обладала чистым лбом, темными бровями вразлет, из-под которых бодро глядели на мир глаза цвета морской волны. Скульптурные черты лица могли бы принадлежать статуе какой-нибудь древнеримской богини. На молодой женщине ловко сидел короткий белый халатик, а на ногах красовались кроссовки размера этак сорок второго.

– Это вы – Нелли Аркадьевна? – поинтересовалась она, хотя и так было очевидно, что никто иной не стал бы прятаться в таком месте.

– Анюта сказала, что вы все знаете о пациентах «буйного» отделения? – вместо ответа спросила Неля.

– Вы же вроде с нашими психами никаким боком не соприкасаетесь!

– Видите ли, Таня, я тут человек новый, но, кроме вашей подруги, пока что близко ни с кем не сошлась…

– И не сойдетесь! – перебила Татьяна, присаживаясь рядом. – Народ здесь – себе на уме, и все предпочитают держать друг друга на расстоянии.

– Почему?

– Ну, во-первых, специфика работы не располагает к болтовне – особенно на нашем отделении! Во-вторых, каждый норовит коллеге в карман заглянуть. Вы ведь в курсе, что Ракитин выдает премии за хорошую работу?

– Да, – согласилась Неля. – Я сама уже имела удовольствие получить.

– Надбавки достаются всем, но их размер зависит от того, насколько вами доволен главный. Естественно, не все согласны с тем, как распределяются «блага» среди персонала, поэтому… Но вы ведь не об этом пришли поговорить, верно?

– Это тоже весьма занимательно, однако вы правы. Меня интересует конкретный пациент.

– Из «буйных»?

– Ракитин, во всяком случае, так сказал, он – его больной.

– Странно.

– Почему?

– Да потому, что главный буйных не ведет. Он, видите ли, мараться не любит. Занимается только «платниками», да и сложных не берет – не барское это дело!