– Если хочешь заколоть меня – так давай, но обратно я себя затащить не позволю! – бросил ему Ро, глядя прямо в лицо, как всегда, с вызовом.
На это Верин несколько раз моргнул и широко улыбнулся. Выпада не последовало. Шпага ловко спряталась в ножны. Вместо неё в дезертира полетел кулак.
В былые времена кадеты часто дрались, и обычно их заставали наставники, после чего доставалось обоим. Когда же стычку некому было прервать, побеждал всегда тот, кто был от природы крупнее, да и военной подготовкой занимался гораздо дольше. Прошло больше двух лет со дня последней стычки, и многое изменилось. И вовсе не в пользу Роваджи.
Оказавшись загнанным в угол, Ро не имел простора для манёвров, а навыки рукопашного боя уже растерял. А вот Верин бил чётко и больно. Ему хватило секунд десять, чтобы смять спонтанную оборону, нанести несколько сработанных ударов и, выведя противника из равновесия, повалить и обездвижить. Правую руку завести за спину так, чтобы шипел от боли, схватить за волосы и уткнуть лицом в дощатый пол.
– Какой же ты жалкий! Так даже не интересно, – поделился Верин, продолжая удерживать пленника в унизительном захвате. – Думал, ты хотя бы потрепыхаешься. Хотя, чего я ждал от мелкого ублюдка? Ты никогда ни на что не годился! Даже чтобы удрать, воспользовался смертью мамаши.
Ро извернулся со всей яростью, но добился лишь резкой боли. Вырваться не получилось. В довесок его ещё и треснули лбом об пол.
– Ну-ну! Могу тебя утешить, мне это всё тоже не нравится. К тебе прикасаться. Ты грязный, будто спал на дне окопа в грозу! Если по тебе не ползают мухи, так только потому, что дохнут от отвращения. А ты чего стоишь? – вспомнил Верин про Милита. – Свяжи ему руки, чтобы сильно не дёргался.
Солдат подчинился нерасторопно, без удовольствия. С Халасатцем он никогда не водился, но обычно и не задирал. Наверное, всю жизнь опасался оказаться на его месте, тем более что внешних причин на то хватало.
Каждой своей мышцей, каждым суставом Ро пытался высвободиться и брыкался, но становилось только больнее и унизительнее. А со связанными за спиной руками, распластанный ничком, он и вовсе потерял надежду.
Верин потрепал его по макушке, слушая яростное рычание, наградил затрещиной и поднялся. Было слышно, как отряхивает котан и колени ботфортов.
– Что бы мне с тобой сделать… Ты же не думаешь, что я тебя просто повешу? О, нет, дружище. Я потратил немало времени на тебя.
Лейтенант стал прогуливаться, разглядывая помещение.
– Хочешь подохнуть здесь или до дома потерпишь? Хотя погоди, Алуар ведь никогда не был для тебя домом. Ты же у нас халасатец! Интересно, от пса или барана? Я ведь был прав: в Ранте тебя надо искать! И разве найдётся здесь ещё хоть один такой ничтожный? Гнил бы в канаве, но нет! Писарем решил заделаться, умник? Как это на тебя похоже. Да не держи ты его, Милит. Не пачкайся. Пускай поползает. Ему это всегда нравилось, – Верин задержался у наковальни и провел пальцами по рукояти длинного молота. – Придумал! Зная, как ты любишь бегать и прыгать, это будет тебе отличным уроком.
Почувствовав свободу, Ро перекатился и, пятясь, отполз на несколько футов.
– А тебе не кажется, что это уже слишком? – внезапно встрял Милит. – Мы собирались вернуть его, чтобы он понёс наказание. За преступление, но прежде всего за капитана. Ни о чём другом речи не шло.
– А ты собираешься мне помешать? – окинул его смешливым взглядом Верин. – Или ослушаться приказа старшего по званию?
– Нет, – решительно ответил солдат. – Но позволь мне хотя бы не участвовать.
– Ой, да иди ты в пекло! Выйди и не смотри, если такой ранимый. Мы тут и без тебя позабавимся. Да, Халасатец?
Второго выхода из кузницы не было, если только не лестница на крышу, но со связанными руками Ро не сумел бы взобраться и отодвинуть доски. Вот и оставалось лишь вертеть головой и отчаянно пытаться что-нибудь придумать. Он уже успел подняться, но это не увеличивало его шансы остаться целым.
А Верин тем временем сдвинул с наковальни молот, опустил бойком на пол и поволок в сторону пойманного дезертира. Вряд ли ему было тяжело, скорее нравился звук, как большой кусок стали трётся о камни, а потом о доски.
– Пришло время вернуть должок, – продолжил издеваться он. – Для начала ноги, а потом посмотрим. Может мне и не захочется тащить тебя в Алуар. Если как следует облобызаешь мне ботфорты. У тебя это должно хорошо получаться, шлюхин ты сын.
– Ещё хоть раз, один сраный раз оскорбишь мою мать – я тебя убью, Верин. Убью! Обещаю, – выпалил Ро, чувствуя, как на место бессилия выползает бешенство.
– Ну наконец-то огрызаешься! А я уж решил, тебе здесь язык оторвали.
Бывший соратник отпустил рукоять молота и шагнул к пленнику, а когда тот попытался улизнуть, просто толкнул, заставив упасть на спину. Точнее не столько на спину, сколько на связанные позади руки. Ро закричал, ощущая, как что-то сломал. Боль была резкая и не проходила, продолжая накатывать волнами. Пришлось завалиться на бок, чтобы не давить на немеющую кисть.
– А по поводу твоей мамаши – ладно, не буду. Ты и так худшее для неё оскорбление, – не унимался Верин. – Повезло ей не видеть во что ты превратился. Сар писал, а ему рассказал капрал, а он говорил с капитаном, значит врать точно не станет, что она у тебя под конец совсем сбрендила. С горя, наверное. Несчастная сумасшедшая. Даже когда умирала, улыбалась.
Ро распирало от желания заткнуть подонка, и он вложил все силы в удар. В резкую подсечку по ноге – той самой, что была сломана три года назад. Верин взревел и завалился на верстак, выкрикивая ругательства. Беглец откатился и, одуревая от боли, выдернул руку из пут. Здоровой он швырнул в военного подковой, отполз на четвереньках, стараясь не задействовать повреждённую кисть, а потом рванул к лестнице.
– Ублюдок! – слышалось позади. – Я тебя так отделаю, ты меня умолять будешь, чтобы прервал твою никчемную жизнь! Но я и тогда не остановлюсь! А потом я приволоку тебя на тот самый плац, где ты рыдал, как девчонка! Хочу, чтобы ты видел, как все тебя презирают и кидают камнями!
Уже никакие слова не могли сделать Ро больнее, чем он делал себе сам. Совсем не ловко и не так быстро, как хотелось бы, он взобрался по лестнице, локтем и головой сшиб доски и выполз на крышу. Следом за ним уже карабкался Верин. Стоит ему достать шпагу, и беглецу конец, но новоиспечённый лейтенант не желал скорой расправы. Ему тоже хотелось найти выход своей клокочущей ярости.
– А ну иди сюда, сучёнок! Далеко всё равно не уйдёшь!
С целыми руками офицер оказался проворней. Он навалился на убегавшего и принялся избивать прямо на крыше, выкрикивая все известные ему оскорбления.
– Мелкий гадёныш! Грязный ублюдок! Ничтожество! Шлюхин сын!
Следовало закрыться локтями и сдаться на милость противнику, но Ро никогда не сдавался. Он часто сбегал или придумывал уловки, но никогда не опускал рук и не признавал поражения. Распираемый от жара в груди, он вцепился в Верина и толкнул, а точнее со всей дурью опрокинул его вместе с собой. Через мгновение они оба катились по скату поочередно отшибая спины и бока, а потом рухнули ко входу в кузницу. То ли по воле случая, то ли оттого, что весил меньше, Ро оказался сверху. Удар был глухим и сильным, но достаточно лёгкого бродягу лишь хорошенько тряхнуло. Опомнившись, он захотел подняться, но, опёршись на землю, вскрикнул от боли. И только потом он разглядел лицо своего противника.
Верин лежал на спине, свободно раскинув руки. Его глаза были раскрыты и смотрели в ночное небо. Капли дождя врезались в лицо, но оно оставалось неподвижным, как маска, а вокруг головы, смешиваясь с лужей, растекалось кровавое пятно. Ро увидел всё это в свете одинокой лампы, что держал Милит, застывший в десяти футах. Он так же таращился на мертвеца и не находил слов.
Растерянный, Ро неуклюже слез с бывшего соратника, попятился, а потом со всех ног помчался прочь, в черноту погасшего города. Он не заметил погони, да и не думал о ней. Куда опаснее было то, что раз от раза его настигало. А может он никогда и не сбегал из своей ловушки, оставаясь в нерушимом плену прошлого.
«Добудь мне причину, не отдавать тебя алорцам!» «Без проблем! Устрою смерть одного из них». С такими мыслями Ро ковылял до арки, зажимая рану на боку. В полной мере виноватым в смерти капрала он себя не считал, но прекрасно понимал, в какую западню угодил.
Белоголовые, а в особенности ало-класси, жили по принципам товарищества и превосходства над прочими расами. Обиды «своих» они не прощали, а за убийство выстраивались в бесконечную очередь мстителей. Дуэли, как способ разрешения споров, давно запретили, но поощряли как состязание и демонстрацию мастерства. Нередко горячие дурни даже искусство превращали в оружие. Однако бросить вызов можно было только равному, и речь не столько о звании, сколько об опыте и авторитете. Не пристало бывалому бойцу сходиться с мальчишкой, а знаменитому дуэлянту издеваться над слабаком. Так что презренному полукровке-дезертиру можно было не ждать открытых предлогов. Скорее сунут дагу под рёбра где-нибудь за углом, и ни один белоголовый свидетель не сознается, что стоял рядом, когда совершалось возмездие. Братство – это, конечно, хорошо, но не когда ты чужак и за бортом.
Чтобы не думать о сородичах, Ро наблюдал за Кагмаром. Тот встал в проёме арки, очертил её оранжевым мелом, а потом нарисовал на ладони светящийся символ. Что-то предельно простое. Дальше кольцевой раскрутил на пальце ножницы и мотнул головой, разрешая пройти. Портал мог вести обратно в Табурет или на другой конец континента, но выглядел при этом… Никак. Его словно и не было. Впрочем, как и в прошлый раз. Ро с недоверием осмотрел провал, но его подтолкнули. В два шага он пересёк границу и очутился в пристройке у стеклянного моста.
Здесь всё ещё было людно, но лезвий оказалось на порядок меньше. Наверняка зарабатывали серебро, шпигуя еши отборной сталью. На разбитое лицо и раны прибывшего они воззрились с мрачным пониманием, видимо, даже не распознав новичка. Выглядело так, словно Бишак заботы ради ему подсоблял, а не конвоировал.
Следом вошли Сардар с Кагмаром. Последний одной рукой помогал тащить тело погибшего, а второй продолжал вращать ножницы, а потом звонко клацнул ими и сунул в ножны. Повалили непрошенные вопросы, но столпотворение быстро расступилось, пропуская алорского капитана.
– Как это вышло? Докладывай! – приказал Хаспин, но на кольцевого не смотрел.
Он махнул кому-то из подчинённых и присел рядом с капралом, рассматривая разодранное горло. Перчатка для фехтования коснулась щеки покойника, затем легла на безмятежную грудь.
– Еши прорва. Не так, как всегда, – тише обычного и переминаясь с ноги на ногу заговорил Кагмар. – Мы почти зачистили район, как Нила задрали. Ну и это… Никто ничего толком не видел, но они поцапались с новеньким. Скрестили шпаги… Наверное, поэтому Нил отвлёкся и вот…
Капитан взметнул свирепый взгляд снизу-вверх на Роваджи, а потом резко поднялся, чтобы смотреть прямо, и попёр на виновного.
– Ублюдок! Ты петлёй не отделаешься, жалкий ты выродок! – выпалил он на алоре.
Его рука напряглась так, будто её свело судорогой. Капитан наверняка потянулся бы к шпаге, да только убийство раненого сопляка не сделало бы ему чести. Скорее уронило бы в грязь при алчущей публике. Одно дело призвать к порядку, но вершить самоуправство – совершенно другое.
– Полегче, Хаспин, – донёсся негромкий, но командный голос Ристана. Наставник пробирался между глазеющими. Замечая его, наёмники поспешно уступали дорогу. – Мне жаль Нилириса, но давай не принимать поспешных решений.
– Зря стараешься! – фыркнул офицер, но быстро вернул себе образцовую сдержанность. – Этот, – он указал на Роваджи, – трус и предатель. А ещё подстрекатель. В искателях ему делать нечего. А если не веришь мне и характеристике, спроси у него самого. Пусть расскажет, как подставил своего командира. Того, кто ему рапиру с солнцем вручил и, как других, воевать не отправил.
Хаспин выплюнул это с ожесточением, отдал команду позаботиться о погибшем и унёсся по стеклянному мосту, наверняка доложить начальству.
– Чего стоишь? – зыркнул Ристан на Кагмара. – Бегом к Рамифу. Я здесь присмотрю.
Кольцевой заспешил в величественный Табурет так, словно гнался за бесстыжим вором, только-только срезавшим его кошель. Ро проводил нытика тоскливым взглядом, а потом понял, что стоит ссутуленный и поникший. Сил выпрямиться он в себе не нашёл, но хотя бы вскинул подбородок. Наставник осмотрел его, особое внимание уделив ранам, а на лицо уставился, будто впервые увидел. Стоило привыкнуть, что новичка никто ни во что не ставил. Здесь даже у пса настоящего имени не было.
– Ро, ты живой?
Роваджи помолчал и запоздало кивнул.
– Тайр, помоги ему дойти до приёмной у зала собраний. Я догоню, – обратился Ристан к незнакомому наёмнику. – А вы двое задержитесь. Потолкуем.
Последнее адресовалось Сардару и Бишаку.
И Ро повели сначала по бесконечному мосту, затем по залам и коридорам. Шёл он медленно, ковыляя, морщась от боли, но его не торопили. Провожающий халасатец с вопросами не приставал, лишь поглядывал со сдержанным состраданием, пожёвывал губы и качал головой.
В так называемой приёмной дожидался стенающий от негодования Кагмар, чтобы надеть на провинившегося кандалы. Из таких запястье не вытащишь. Изрезанной ладонью было больно пошевелить. Кровь бежала без остановки, капала с пальцев. К стене поставили грубо, в боку закололо. Захотелось упасть – и пусть делают, что пожелают.
– Это обязательно? – угрюмо спросил Ро.
– Рамиф приказал, – пояснил Кагмар. – Сказал: «У нас тут все люди приличные, а этот оболтус не в ладах с руками». О чём это он?
– Да кто его знает, – вздохнул арестованный и уткнулся лбом в стену. Стало получше, но ненадолго.
Браслеты защёлкнули, и теперь запястья были скованны за спиной. Стоять неудобно, а сесть некуда. Вскоре рядом собрались все живые участники вылазки, Ристан и Хаспин с парой сородичей. Все были хмурые, молчаливые, но только один пачкал пол.
– Сожми и не разжимай, – кольцевой достал из-за пазухи чистый платок и сунул в кулак истекавшему.
Сказать было легко, да только пальцы не слушались. Казалось, совсем онемели.
– Это он тебя так? – с налётом жалости шёпотом спросил Кагмар.
– Нет. Это я сам, – ответил Ро, не желая приписывать сдохшему зачинщику чужие заслуги.
– Сдаётся, Рамиф меня ненавидит, – с откровенным сочувствием, но уже к самому себе, пожаловался халасатец.
Кто бы скулил.
Из провала, служащего дверью, показался мужчина в сливовой ливрее и попросил участников инцидента и всех ответственных и причастных войти.
– А я предупреждал, что ты не достоин помилования, – негромко бросил капитан, первым проходя в зал собраний.
Хаспин держал в руках рапиру капрала, словно та была им самим: жаждала присутствовать при вынесении приговора. А может на ней он сконцентрировал всю свою злобу, чтобы внешне казаться бесстрастным. Ро наконец-то разобрался, к какому типу его относить. К самому худшему – искренне верующим. Слепо вобравшим всю эту чушь об избранности и чести. Чистое воплощение алуарского образа мысли. Безупречный представитель вида! Не просто же так в кадетских корпусах с пяти лет муштровали воспитанников. Так они жили до последнего вдоха, сохраняя приверженность нетленным идеям.
Ро опустил глаза, чтобы не видеть ровную спину в котане цвета морской волны. Уже порядком достало захлёбываться. Пришло время идти ко дну.
За провалом находилась короткая стена, которую можно было обогнуть с любой из сторон, а за ней простирался зал с необычным столом, напоминавшим широкое кольцо. Пространство внутри не пустовало: там пылала низкая, похожая на неглубокую миску жаровня. За столом сидели мужчины – человек восемь – и одна женщина. Большинство молчали, но некоторые вели спор. Показалось странным, что их голоса не доносились до коридора, хотя дверей во всей этой крепости не было.
– Ну и о каком порядке среди лезвий может идти речь, если вы сами не можете договориться? – отчитывал кого-то мужчина в строгом кафтане и плаще фиолетового цвета. Не бледный, не смуглый, не бронзовокожий. Не блёклый алорец, не каштановый халасатец, не кудрявый, как ави, но и точно не лед. Темноволосый, но лишь с лёгким загаром. Нетипичное для Мириана лицо выделялось волевым подбородком, резкими скулами и бровями.
– Прошу тебя, громогласный ты наш. Они как раз и собрались, чтобы договориться! – воскликнула роскошная женщина в слишком уж расслабленном платье-халате. Копна чернильно-чёрных волос и светлая кожа могли бы обличить в ней уроженку Кин-килинто-гана, если бы не аппетитные формы и ещё одна разящая деталь. Глаза незнакомки были так же черны, как настигнувшая Крим безлунная ночь, обещавшая сгубить под своим подолом немало невинных жизней.
– Левана, дорогая, – улыбался Рамиф, вызывая тошнотное отторжение. – Сам факт, что мы грызёмся по пустякам, лишь подтверждает слова Де́ксирида. Рыбка гниёт с головы.
Среди представителей невиданных рас рыжий смотрелся уместно. Вот где были настоящие чужаки! Точно пришельцы из каких-то миров. Однако нескольких всё же удалось распознать. Например, Мизара в компании такого же типичного пожилого алорца. Неподалёку от него сидел халасатец примерно тех же лет и ещё один – помоложе, в пышной жёлтой чалме.
– Давайте перейдём к делу, – как раз оборвал спорящих халасатец с благородными сединами на висках. – Вы всё ещё желаете нашего участия?
– Я по-прежнему считаю, что обсуждать нечего, – сказал Рамиф, словно бы борясь с объявшим его раздражением. – Или ты не согласен, Мизартис? Что ж, если мои дела тронули твои нежные чувства, то готов выставить их на всеобщее обозрение. Зовите хоть всех остальных, мне скрывать нечего и торопиться некуда.
– Достаточно и нас, – отрезал колон со спокойствием и терпеливостью. – Не хочу спорить и бросаться упрёками. Надеюсь на вашу мудрость и дальновидность, – Мизар обвёл всех присутствующих взглядом, прежде чем начать: – Капитан, прошу вас.
Хаспин сделал шаг вперёд, с почтением склонил голову, отсалютовал знак верности ало-класси и принялся докладывать. Это была душещипательная история о том, как многострадальный алорский народ чтит законы и традиции. Потом речь зашла о предательстве, дезертирстве и беспринципном отродье-Роваджи, по воле судьбы оказавшемся в стенах Эрхолла.
– Ну и повесьте его, – закатил глаза какой-то тощий и злющий сид – точно богомол, обтянутый человеческой кожей и парчой. Вряд ли он желал ещё хоть минуту участвовать в этом разбирательстве.
– Разрешите продолжить, – не унимался капитан. – Сегодня по его вине погиб капрал Нилирис – верный подданный Алуара, третий год облаченный в синее. Безупречный боец, дуэлянт и янтарный. Стычка на задании.
– А что у нас за это полагается? – спросил халасатец в чалме. – Разве что-то хуже повешенья?
– Вот и я о том. Повесьте его, – повторил тощий злыдень.
– Кто зачинщик? – спросил Дексирид.
– Свидетелей начала стычки не было, – ответил Хаспин. – Нилирис уже не расскажет, а слову обвиняемого верить нельзя. Прошу не упускать из внимания его прошлые преступления, среди которых нарушение клятвы, предательство, воровство…
– Действительно, давайте не обсуждать конкретное нарушение устава, а копаться в ваших личных порядках и законах, – взметнул брови чужестранец в строгом кафтане и воздух словно наэлектризовался от напряжения. – Развели произвол, вот и теряете лезвий.
– Истину глаголешь! – зашёлся одобрением Рамиф.
Но Дексирид оказался не падким на похвалу и посмотрел на рыжего грозно и требовательно:
– И этот ваш дезертир вон тот мальчишка?
– Тот, что грязный и еле дышит? Он самый.
– Я его раньше не видел. Как давно он облачён в синее?
– С сегодняшнего дня, – вперёд прочих отрапортовал капитан. – Достопочтенный хранитель Юго-Востока завербовал его два дня назад, и уже сегодня послал на зачистку.
– Хочу тебя расстроить, Мизартис, но у твоего помощника неверные сведения. Этого оболтуса я подобрал только вчера, – усмехнулся Рамиф, наслаждаясь происходящим, точно балаганным представлением.
– Он хотя бы устав знает? – Дексирид заглянул в глаза рыжему и сразу понял ответ. – Ты отправил его без подготовки? О чём ты вообще думал?
– Он повёл себя неподобающим образом, и я решил его наказать, – буднично и беспечно пояснил Рамиф.
– И какие же проступки так оригинально караются?
Взгляд непременно влиятельного и очевидно опасного мужчины вонзился в обвиняемого. Ро почувствовал себя невероятно глупо. Одно дело показать оскорбительный жест заносчивому сородичу, а другое – рассказать об этом высокочтимому собранию. Наверняка на лице проступило идиотское выражение.
– Прошу меня простить, – резко обратился Хаспин, словно опасался, что хам и наглец всё же расскажет. – Но мы рассматриваем вопрос гибели верного подданного и правосудия.
– Незнание не освобождает от ответственности, – заговорил халасатец с сединами и взыскательно посмотрел на провинившегося: – Лезвиям запрещено убивать друг друга.
– Его убил еши, – не стерпел Роваджи. – Да, мы дрались, но он первый напал. Я защищался.
– Хорошенькое оправдание! – всплеснула руками Левана. – Особенно когда некому подтвердить.
– Вам есть что добавить? – обратился Хаспин к помалкивающим лезвиям. – И давайте без домыслов, чтобы не тратить сапфир.
Все промолчали. Никто не рассказал, как Ро хотел ударить Нила, но и оправдать не пытались. Наёмники следовали негласному кодексу дуэли: ничего не видели, не слышали и не знали.
– Так я и думал, – кивнул капитан и поднял на уровень плеч рапиру убитого. – Слово предателя против мёртвого тела капрала, чья верность не вызывала сомнений.
– А где твоё оружие, оболтус? – обратился Рамиф к подопечному.
Вперёд нехотя шагнул Кагмар и протянул саблю, хотя стоял от сида слишком далеко.
– Ты же сам просил без домыслов, Дихаспиан, – рыжий сложил пальцы в замок и водрузил на них подбородок. – Лучше расскажи мне, почему меч Нилириса в крови Роваджи, а меч Роваджи в останках еши? Мне одному кажется, что это многое объясняет?
На мгновение показалось, что капитан вот-вот согнёт рапиру в бараний рог. Вообще кровь на оружии ничего не доказывала, но кое-кто играл на эмоциях и стремился к пошлой театральности.
– И я же не предлагаю вам его помиловать, – продолжил Рамиф, смакуя каждую фразу. – Пускай умрёт, принося пользу нашему общему миру. А так скорее всего и случится, но, кто знает, быть может, однажды он заслужит ваше прощение. Это гораздо разумнее, чем вешать всех без разбора.
– Мы теперь будем устраивать собрания из-за каждого столкновения в коридоре? – возмутился сид в чалме.
– Ну, хорошо. Предположим, мальчишка попал под раздачу. Но это ведь не оправдывает дезертирство? Струсил однажды – сбежит и завтра, – лоснящимся голосом спросила Левана. – Так пускай алорцы со своими разбираются сами. Разве это не священное правило?
– Какая удача, что он халасатец! – просиял рыжий. – Ты не поверишь, дорогая! Мало того, что он родился на вверенной мне территории, а папашу его никто знать не знает, так они его сами так у себя величали! Почитай – обхохочешься. Ну и не стоит забывать, где я его подобрал. Кто-то теряет, а кто-то находит. На Мириане не так много янтарных, чтобы ими разбрасываться.
– Начните уже договариваться, – недовольно произнёс Дексирид. – Ваши дрязги нас не касаются и тем более не интересуют. Зато устав нарушают все, кому не лень. Где это видано, Рамиф, устраивать резню новичкам? А ты, Мизартис, не хочешь напомнить своему капитану, что важнее сейчас закрывать брешь, а не дешёвые драмы устраивать? И пусть побеседует со своими подчинёнными. Это где видано, чтобы «верный подданный и безупречный боец» нарушал приказы и поднимал шпагу на неоперившихся юнцов?
– Я этого тоже понять не могу, – согласился с ним колон, оставаясь ледяным, как айсберг. –Никто не волен вершить самосуд. И даже слепому ясно, что этот сбежавший со службы мальчишка не осмелился бы напасть на опытного военного. Пусть ему даже и повезло.
– Да что за вздор вы тут устроили! – взорвался тощий злыдень. – Кому какое дело до этого оборванца? А до порядков алорцев? У нас брешь разошлась, и полчища еши уже, небось, на мили вокруг разбежались! А вы тут беседы ведёте! Всем же ясно, что Рамиф снова мутит воду и ворует чужих людей. Кто бы не отказался от новенького янтарного!
– Хо-хо-хо! Какие мы лицемерные! – звонко и очень фальшиво засмеялась вульгарная женщина. – Сам ведь не прочь у меня пурпурного стащить!
– Вы бы посдержаннее при подчинённых, – со вздохом посоветовал халасатец с сединами.
– Да чтобы мисида Бельвейт да не светила исподним! – хохотнул рыжий колдун.
– Рамиф! Я не позволю оскорблять при мне женщин! – прогремел голос Дексирида и где-то высоко над крепостью отозвался гром.
– Да отпустите вы лезвий! Им ещё Крим зачищать, – взмолился сид в яркой чалме.
– Всем всыпать плетей и выгнать взашей! – поддержал общий гомон ещё кто-то.
Спор грянул с новой силой, а меланхоличный слуга в сливовой ливрее молча посоветовал посторонним подождать за отсутствовавшей дверью.
***
Оказавшись в приёмной, Ро привалился к стене, но стоило ему закрыть глаза, как из краткого забвения вырвал голос Хаспина.
– Это правда? – встретив непонимающий взгляд, капитан приподнял шпагу, которую всё ещё держал навершием вверх. – Ты невиновен? Он нарушил приказ?
– Не знаю, о каком приказе ты говоришь, а насчёт вины, тут как посмотреть, – устало, но честно заговорил Роваджи. – Я мог предупредить, что позади еши. Но я промолчал. Сложно откровенничать, когда в тебя тычут шпагой.
Во взгляде Хаспина тепла не прибавилось. Скорее он посерел от стали и пепла, что всегда обитали в душах военных.
К собственному изумлению Ро стало искренне жаль капитана. Таких, как он, нещадно губила система, но чаще вынуждала калечить других. Впереди маячила славная карьера, возможно вполне заслуженная, но вместе с ней море разочарования и разбитые о скалы убеждения, идеалы и мечты. Хотя, кто знает, возможно тот, кого не один год дразнили полукровкой, точно так же клеймил за осуждаемые им качества других.
– Кагмар, веди свой отряд обратно в Крим. Помогайте четвёртому, – распорядился Хаспин, потом отослал и своих людей, прежде чем снова воззриться на обвиняемого. – А ты не больно-то радуйся. Собрание ещё не окончено.
– Ты видишь хоть толику радости на моём лице? – с усталым презрением выдохнул Ро. Разбитые губы, саднящая щека – было больно говорить, не то что скалиться. Да и повода не нашлось бы.
– Хватит с него на сегодня, – встал между непримиримыми сородичами Ристан. Он всё это время оставался в приёмной, разглядывая пейзаж на картине.
– Я знаю, о чём ты подумал, – заявил ему капитан. – Но я не просил Нила этого делать. Это против моих убеждений.
И это было правдой. Скорее всего он даже настоятельно требовал не обращать внимания на ничтожного выскочку, полагая, что того слопают еши или в итоге выторгует и вздёрнет начальство. Однако не он ли рассказал капралу, что из себя представляет свалившийся на голову новичок? Не он ли обмолвился о его вероломной породе? И, в конце-то концов, по какой-то неясной причине ему не хватило хвалёного алорского самообладания, чтобы пропустить мимо себя оскорбление и не поделиться обидой с другим.
– Я о тебе вообще не думал, Хаспин, – усмехнулся Ристан: невесело, с раздражением. – Но тот, у кого совесть чиста, оправдываться не станет.
– Тебе ли о чистой совести говорить? В любом случае, что бы не решили кольца, десять раз подумай, прежде чем связываться с этим…
Кем именно он не договорил. Из проёма вышел Рамиф, подметая пол своим дурацким плащом и брезгливо обходя места, куда накапала кровь.
– Ступайте пока в башню. Я здесь надолго. Освободи ему руки, и пусть зажмёт рану. Авось не истечёт и не сдохнет, – сказал сид и подмигнул капитану. – Отличное представление, Хаспин! Я ещё хотел отметить, какие у тебя паршивые псы, раз дохнут там, где выживают щенки. Но сдержался. Все и так об этом подумали.
– Время покажет, – металлическим тоном произнёс капитан и пошёл прочь полным достоинства шагом. Такова была маска, под которой он скрывал свои многократно перекованные, но всё же неистребимые чувства.
– Ну, пошли, – позвал Ристан, когда сид удалился.
– Ключи у Кагмара, – угрюмо сообщил Ро.
– Что ж, придётся вспомнить старые трюки, – хмыкнул наставник и завозился с браслетами.
Ему хватило минуты, чтобы расстегнуть их при помощи какой-то спицы и проволоки.
«Такому в армии не обучают», – подумал вор, но оставил мысль при себе.
Они побрели по невероятной крепости, выбитой прямо в скале. За толстыми стёклами окон взметались и падали, закручивались в спирали, словно кольца гигантского змея, снежные щупальца пурги. Белые, свирепые, упрямые и грозные. Прямо как ало-класси. Хотя, Табурет для их портрета годился куда как нагляднее. Скучный, холодный, пустой. Бесконечно монолитный – и кирпичика не приткнёшь. Ро улыбнулся, подумав, что если бы резиденцию Кроя строили под стать халасатцам, то это место походило бы на бескрайний бордель с подушками и кальянами на каждом углу. Уж он-то вобрал в себя многое от обеих культур, но для каждой остался неправильным и чуждым.
– А с совестью у тебя тоже не всё в порядке, – внезапно произнёс Ристан, а поймав взгляд исподлобья, добавил с лёгкой улыбкой: – Спрашивать не стану. Как там? Не моё собачье дело?
Ро почувствовал стыд. Совсем лёгкий и только от того, что наставник не сделал ничего плохого, только помогал, готовя к неминуемому, а он ему только и делал, что дерзил. Стоило извиниться, но с губ сорвалось совершенно другое:
– И что, не спросишь меня, что за история с капитаном?
– Нет. По лицу вижу, ты и сам себя уже наказал. Да и вряд ли удивишь. Если бы белоголовые оставляли своим юнцам надежду на завтра, те не бежали бы за лучшей жизнью в Халасат.
В башне их встретил радостный лай Биша и оханье Даута.
– Ужас какой! Они тебя что, на верёвочку подвесили и еши приманивали?!
На пылающем лице молодого человека читалось желание отправиться к лезвиям и надавать им… черпаком по макушкам. Вряд ли он мог провернуть нечто подобное.
– Нет, я сам, – покачал головой Ро, в который раз не зная, гордиться собой или желать удавиться.
Снова всё сам. Хорошее и плохое. Чаще, конечно, плохое, но всегда сам. Он медленно опустился в кресло, согнувшись так, чтобы рана меньше сочилась, и уставился на разодранную ладонь. Менестрелем становиться он не собирался, но и вору ловкие пальцы ой как нужны. Увы, теперь они еле сгибались: шевелились только кончики, да и то с трудом. Цена за возможность врезать подонку, а может и за сохранённую жизнь.