Kitabı oku: «Жизнь и страх в «Крестах» и льдах. И кое-что ещё», sayfa 81
Неожиданная удача на грани чуда
Для российских только читателей скажу, что в США абитуриенты подают свои заявления на приём в университеты в первой половине 12-го класса. Конечно, начинают готовиться к этому они ещё раньше – в 11-м, а кое-кто и в 10-м классе – сдают разные государственные тесты типа SAT (Scholastic Aptitude Test). И поэтому к началу 12-го класса большинство серьёзных абитуриентов уже знают, в какие университеты они будут подавать свои документы. Кристина не была исключением. Я знал, что она готовится подать документы в 3–4 университета, все на восточном побережье США, и самый лучший из них был Корнельский ун-т, куда, на мой взгляд, шансы у неё попасть были, но всё-таки не 100%. Я уговариваю её подать ещё и в Стэндфордский ун-т, который находится здесь в Калифорнии всего в получасе езды от моего дома. Вот её реакция на моё предложение:
– Пап, ты что сумасшедший? Ты понимаешь, что ты говоришь? Это же Стэнфорд!
На это я ей отвечаю:
– Конечно, понимаю. И также понимаю, что тебя туда не возьмут и совсем не следует на это надеяться. Тем не менее, я прошу тебя подать туда документы, и не просто подать, когда это будут делать все (до конца декабря), а на два месяца раньше (до конца октября) по, так называемой, программе раннего решения (earlier decision).
Тут требуется разъяснить что такое программа раннего решения, которая имеет место лишь в самых лучших университетах страны: во-первых, по этой программе университет принимает решение на два месяца раньше, чем по стандартной программе, чтобы у абитуриента, не прошедшего конкурс, было достаточно времени для подачи документов в другие университеты. Во-вторых, при подаче заявления по этой программе абитуриент указывает, что этот университет у него в приоритете и, значит, если университет сообщит своё решение о его принятии, он / она не может отказаться от их предложения в пользу другого университета. Теперь вам должно быть понятно, что это последнее условие для Кристины было просто смешным.
А всё моё общение с Кристиной происходит по телефону, кроме одной недели в году, когда она приезжала ко мне кататься на лыжах и иногда одной недели летом. Мне стоило провести с ней несколько телефонных бесед, чтобы убедить её отправить свои документы в Стэнфорд наряду с другими университетами. Она сопротивлялась как могла: ссылалась на то, что в Стэнфорд надо подавать много больше документов, чем в остальные университеты, что для них надо писать ещё сочинение или даже два, которых не требуют другие университеты и т.д. и т.п. Я же стоял на своём:
– От тебя требуется не так уж много: сделай всё, что необходимо и забудь, после этого спи спокойно – никто тебя туда всё равно не примет, но сделать это надо непременно.
Надо отдать должное Кристине, что она не только слушает собеседника, но и слышит его и вступает в активную дискуссию, когда же доводы собеседника кажутся ей убедительными, она, хотя и вынужденно, но их принимает. Это как раз то, что отсутствовало у Жени в её возрасте. Здесь важно отметить ещё один факт: у Кристины, опять же в отличие от Жени, в школе никогда не было проблем с английским языком. Скорее наоборот, в силу своего общительного характера ей много и часто приходилось общаться с учителями и родителями своих многочисленных друзей и подруг, на которых она всегда производила очень хорошее впечатление. Поэтому я знал, что с сочинением или даже двумя у неё никаких проблем не должно было возникнуть.
Итак, в конце октября 1995 года она отсылает необходимые документы и продолжает жить своей обычной жизнью. Больше мы к этой теме в наших разговорах не возвращались, хорошо понимая, что всё это впустую.
Теперь пора объяснить причины, по которым я считал, что шансы Кристины на то, что её примут в Стэнфорд, всё-таки не равны нулю:
1)
Как только я переехал жить в Калифорнию, моим любимым местом отдыха стал Стэндфордский университет. Довольно часто бывая на концертах классической музыки и гуляя там до и после концерта, я удовлетворял своё любопытство, заходя во многие здания, куда был свободный доступ, и набирал там всевозможные брошюры и газеты, а дома их внимательно прочитывал. Из этих источников я и узнал, что помимо лучших студентов в академическом плане, они любят брать преуспевающих спортсменов, а ещё представителей разных этнических групп для общей диверсификации студенческого общества. Ещё там приветствуются студенты, которые уже в школе показали себя с активной жизненной позицией, высокой коммуникабельностью и общественной работой. Мои надежды как раз и основывались на этих последних характеристиках, которые все, без исключения, были так свойственны Кристине.
2)
На дворе 1995 год: совсем недавно случился распад империи зла – Советского Союза. Американцы с большим вниманием следят за этим процессом не только потому, что рухнул главный враг всего демократического мира, но ещё и с совершенно искренним желанием и
надеждой, что изнасилованный за 75 лет советский народ, наконец-то, обрёл свободу и в недалёком будущем присоединится к числу демократических государств. За последние 20 лет много бывших советских людей приехало в США и они, как правило, очень хорошо себя показали во всех сферах профессиональной деятельности. Это было время, когда казалось, что две страны, США и Россия, полным ходом идут навстречу друг другу, т. е. интерес к России и ко всему русскому был огромен.
3)
Кристина довольно успешно выступала в лакроссовой команде школы, а их команда считалась одной из сильнейших на восточном берегу США, что, как мне казалось, могло иметь какое-то значение. Дело в том, что этот вид спорта зародился на восточном берегу и только недавно пришёл на западный берег США и потому команды в Калифорнийских университетах были заметно слабее аналогичных команд восточного берега. Поэтому было разумно предположить, что, может быть, Стэнфорд будет заинтересован в приобретении условно перспективного игрока в свою команду. Позже я узнал от Кристины некоторые подробности из истории их команды: дебют лакросса как спорта в Стэнфорде пришёлся как раз на 1995 год, когда Кристина подала свои документы в приёмную комиссию, и совсем не «блестела» на уровне университетского спорта. Уже сам этот факт для Стэнфорда был унизительным. Мужской команды лакросса тогда вообще не было. А в Стэнфорде к спорту отношение традиционно очень серьёзное – там считали и считают до сих пор, что их команды по всем видам спорта должны входить в десятку лучших университетских команд страны. Например, в самом что ни на есть американском виде спорта – теннисе – их команда доминировала в Национальной Студенческой Спортивной Ассоциации (
NCAA
) в течение последних 25 лет, становясь чемпионами 17 раз (мужская команда), а женская – 8 раз! Неудивительно, что в 1995 году как раз и было принято решение о том, что пора укрепить женскую лакроссовую команду с тем, чтобы та начала, наконец, выступать успешнее. Но для этого надо было набрать сильных игроков, которые в большинстве своём учились на восточном берегу США. Как вы понимаете, в то время я об этом знать ничего не мог.
Итак, прошло уже больше двух месяцев после того, как Кристина отослала свои документы в Стэнфорд, а оттуда – ни слуху, ни духу. Как и во все прежние года, я уже купил Кристине билет на самолёт для её прилёта 20 января (в её зимние каникулы), когда мы должны с ней ехать кататься на лыжах. За две недели до её вылета из Нью-Йорка я ей говорю:
– Кристина, мне кажется тебе следует узнать телефон тренера лакроссовой команды Стэнфорда, позвонить ей и сказать, что ты прилетаешь на неделю в Сан-Франциско для катания на лыжах и хотела бы с ней встретиться. Я уверен, что твоя школьная тренерша легко найдёт её телефон для тебя.
Дело в том, что у Кристины была и, слава богу, остаётся то, что называется человеческой харизмой, и я, естественно, хотел использовать это её преимущество для достижения моей цели. А проблема состояла в том, что приёмная комиссия Стэнфорда, как, впрочем, и всех остальных университетов США, принимает своё решение лишь на основании представленных документов, совсем без личного контакта с абитуриентами. Своим предложением я и хотел исправить это положение, тем более что она всё равно сюда прилетает.
Боже, что тут началось! Вот как Кристина отреагировала на моё предложение:
– Пап, что ты говоришь! Это же нехорошо, это значит просить о каких-то преференциях! Это не красиво и я, конечно, делать этого не стану.
Пришлось мне опять пустить в ход все мои способности логического мышления, чтобы убедить её, что она неправильно понимает моё предложение:
– Кристина, что ты видишь в этом плохого? Ты подала документы в Стэнфорд, ты четыре года серьёзно играешь в команде школы, влюблена в свой лакросс, конечно, собираешься посвятить этому виду спорта всю свою взрослую жизнь и, совершенно естественно, что четыре года колледжа в этом смысле не исключение. Поэтому, также естественно, что ты хотела бы познакомиться со своим потенциальным тренером на следующие четыре года. А вдруг он (она) тебе не понравится и тогда ты сама не захочешь из-за этого поступать в Стэнфорд. По-моему, это очень правильное и серьёзное отношение к своему любимому виду спорта и любой тренер не только это хорошо понимает, но даже и приветствует такие контакты. Так что, давай звони и проси о встрече.
В общем, ещё пару дней ушло у меня на подобные уговоры и, наконец, она пообещала мне, что сделает это, хотя и без удовольствия. На следующий день оказалось, что её школьный тренер даже знакома с тренером Стэнфорда и что она поддерживает мою идею Кристиного звонка ей, и даже добавила, что сама готова дать ей рекомендацию перед тренером Стэнфорда. Ещё через день она, наконец, позвонила, тренера (это оказалась женщина) на месте, конечно, не оказалось, но она оставила ей сообщение, в котором изложила кто она, что она и почему просит о встрече с ней. Затем проходит несколько дней – и никакого ответа. И я опять уговариваю Кристину, чтобы она позвонила ещё раз. И вот её реакция:
– Пап, раз она не отзванивает, значит она не хочет со мной разговаривать и звонить второй раз некрасиво и бессмысленно надоедать занятому человеку.
И опять мне приходиться прибегать к формальной логике:
– Кристина, ты думаешь, что ты одна у неё такая, кто хочет с ней встретиться? Или ты думаешь, что у неё нет больше дел, кроме как встречаться с тобой, совершенно незнакомым человеком. Она легко могла забыть о твоём звонке или потерять твой номер телефона. Что плохого, если ты позвонишь и напомнишь о себе ещё раз?
А уже через четыре дня Кристине вылетать в Калифорнию – теперь уже становится критично, состоится ли эта встреча вообще? А, если нет, – это будет означать, что моя задумка так и не осуществится. Теперь я просто умоляю Кристину послушать меня и всё-таки позвонить ещё раз. Наконец, она «сломалась» и пообещала мне, что позвонит. А ещё через час я слышу в трубке радостный голос Кристины:
– Пап, ты не поверишь, на этот раз я дозвонилась и вот, что дословно сказала тренерша: «Кристина Гилютин, я так рада, что ты снова позвонила, я помню о твоём звонке, но последние дни было так много дел, что я не успевала тебе позвонить. Конечно, я буду рада с тобой встретиться. Скажи, когда ты прилетаешь и давай встретимся на следующий день, если тебя это устраивает». Пап, ты представляешь, как это здорово?
Ну, конечно, здорово, кто бы возражал!
Итак, Кристина прилетает ко мне 20 января и на следующий день мы с ней едем в Стэнфорд на назначенную ей встречу в 10 часов утра. По дороге я говорю Кристине, что хочу тоже присутствовать при их встрече. Вот реакция Кристины на моё желание:
– Пап, этого нельзя делать ни в коем случае – это некрасиво и не вежливо.
И опять у нас с ней происходит дискуссия, во время которой пытаюсь убедить её, что в этом нет ничего плохого:
– Кристина, я ведь не просто пойду с тобой, я сначала спрошу разрешение у тренера присутствовать во время вашего разговора и сделаю это только в случае, если она не будет возражать.
У меня не было никакого сомнения, что тренер не станет возражать против моего присутствия. Так оно и оказалось. Тренер, молодая и привлекательная женщина лет 30 на вид, пригласила нас в свой офис, посадила Кристину напротив себя, а мне было предложено кресло в углу офиса. Следующие сорок минут я сидел и наслаждался, наблюдая за беседой этих двух молодых женщин, естественно, никак в неё не вмешиваясь. Буквально с первых минут было очевидно, как эти две женщины «влюбились» друг в друга. Было совсем не удивительно, что тренерша понравилась Кристине, но также было очевидно, что и Кристина понравилась ей. Когда все профессиональные вопросы от Кристины были отвечены и чувствовалось, что беседа подходит к концу, тренерша обратилась ко мне с вопросом, не хочу ли я спросить её о чём-либо. Я ожидал, что она это сделает и, чтобы не выглядеть этаким дурачком, не имеющим никакого понятия о предмете их разговора, спросил её:
– Чем объяснить, что мальчики, играющие в лакросс, во время соревнований, да и на тренировках, играют в касках на подобие тех, которые используются в американском футболе, в то время как девочки, играющие в ту же игру, такие каски не используют?
Она ответила, что сама не знает почему так. Да мне и не нужен был её ответ – моей задачей было лишь показать ей, что я тоже что-то понимаю в их игре. А после этого я задал ей вполне стандартный для неё вопрос:
– Скажите, есть ли шанс у Кристины быть принятой в Стэнфорд?
И она также стандартно на него ответила:
– Понимаете, наш вид спорта – это, конечно, не футбол (имеется в виду американский футбол – И. Г.), который у нас чрезвычайно популярен. Тренер футбольной команды действительно имеет влияние на приёмную комиссию. У нашего же вида спорта такой привилегии нет. Но я сделаю максимум того, что в моих силах.
Теперь наступило время прощаться, а она говорит:
– А хотите, я могу прямо сейчас провести для вас экскурсию по нашему спортивному комплексу?
Ха-ха, кто же откажется от такого предложения? Во-первых, оно несомненно говорило о том, что мои наблюдения меня не обманули – стала бы она предлагать это, если бы Кристина ей не понравилась. Во-вторых, лично у меня за последние 10–12 лет сложилась такая практика: в какой бы город меня ни приводили IBM-овские командировки, я всегда, как только освобождался от своих обязанностей докладчика, так сразу разыскивал местный университет, а в нём – спортивный комплекс, который больше всего меня интересовал. А тут мне хотят показать лучший спортивный комплекс среди всех университетов США! А уж про Кристину и говорить нечего – о таком сервисе ни я, ни она, не могли и мечтать.
Теперь мы выходим из административного здания спортивной кафедры и первое, что она показывает нам – это здание напротив, в котором проходят чемпионаты США по баскетболу и волейболу, которые транслируются на всю Америку. Затем она показывает нам водный стадион, который состоит из двух олимпийского размера бассейнов и примыкающего к ним посередине отростка с вышкой для прыжков с трамплинов разной высоты. Всё это великолепие находится в отличном состоянии. Затем она показывает нам несколько полей, каждое размером с футбольное поле, одно из них как раз и предназначено для лакросса. Под конец она показала нам отдельный открытый теннисный стадион с тремя кортами и трибунами на несколько тысяч человек. После этого она извинилась, что ей надо возвращаться на работу, а нам предложила самим посмотреть стадион для легкоатлетов, а также стадион на 85,000 зрителей для американского футбола. Прощаясь с нами, она спросила, когда мы уезжаем кататься на лыжах и попросила мой номер телефона на случай, если ей нужна будет дополнительная информация о Кристине. На этом мы с ней расстались.
Как только мы остались одни, Кристина повернулась ко мне лицом (я увидел, что глаза её блестели) и произнесла лишь одну фразу:
– Пап, I would rather die to get in (я готова умереть ради того, чтобы сюда поступить)!
На это я ей ответил, что я тоже был бы счастлив сделать это же, если бы мне это помогло. На этом наш визит закончился, и мы отправились домой собираться в лыжную поездку. Весь наш обратный путь домой Кристина молчала, что для неё было совсем необычно. Я понял, что она находится под сильным впечатлением от услышанного и увиденного и тоже не стал её беспокоить.
А дома нас ждал ещё один приятный сюрприз – на телефоне я обнаружил сообщение такого содержания:
– Это тренер из Стэнфорда. Кристина, я тут заполняю на тебя одну бумагу и, если ты ещё не уехала, позвони мне – мне нужно получить от тебя некоторую информацию, которую я забыла у тебя спросить.
Теперь можно было не сомневаться, что её слова о том, что она сделает всё от неё зависящее, не были пустой фразой. Можете себе представить, с каким энтузиазмом Кристина бросилась ей звонить и отвечать на её вопросы. В конце разговора она пожелала нам хорошего катания, после чего мы уехали. Всё произошедшее в этот день было чудесно, но мы оба понимали, что Кристинин шанс на успех, если и увеличился, то не более, чем на 1% из 100 возможных, потому что и без тренера знали, что лакросс по значимости для этого университета и близко не стоял к американскому футболу или теннису.
После катания на лыжах Кристина улетела в свой Нью-Йорк и больше я к этому вопросу в наших телефонных разговорах не возвращался, чтобы не травить ни её, ни себя. И вдруг через две недели после её возвращения в Нью-Йорк, она звонит мне и говорит:
– Пап, ты не поверишь, но я только что получила письмо из Стэнфорда – они приняли меня. Я сама в это ещё не могу поверить, но письмо это держу в руках и перечитываю уже много раз без остановки.
И знаете о чём я подумал сразу после того, как положил трубку телефона? «Моя жизнь прожита не напрасно» – такое везение бывает раз в жизни и далеко не у всех. Уже позже я узнал, что в тот год конкурс в Стэнфорде был 11 человек на место, а ещё через год, когда туда поступила дочь действующего президента Клинтона, этот конкурс начал стремительно расти и сегодня он уже выше, чем в Гарварде – только 3.7% из подавших туда свои документы становятся его студентами. А ведь туда подают свои документы только лучшие из лучших ученики школ со всего мира! В общем, это было ни с чем несравнимое чудо!
На следующий день эта новость облетела всю школу и выяснилось, что Кристина вторая, кто поступил в Стэнфорд за всю историю их школы. И ведь интересно, что она, хотя и хорошо успевала по всем школьным предметам, но всё же была далеко не первой в своей школе. Понять, за что ей выпало такое счастье трудно, но ясно, что не за академическую успеваемость, а за все остальные её добродетели плюс спорт.
Хочется рассказать ещё об одном эпизоде, который хорошо характеризует Кристину. В мае 1996 года у них в школе должен состояться, так называемый, пром (от слова променад) – выпускной вечер. А это целое событие, к которому студенты, а, особенно студентки готовятся здорово загодя. И также заранее они договариваются о партнёре, с которым пойдут на этот пром. Поскольку Кристина в школе ведёт очень активный образ жизни, то у неё много подруг и друзей, один из них – чуть больший друг, чем остальные и он, по её словам, ей нравиться больше других. Но остаётся уже неделя до прома, а он так и не сделал ей официальное приглашение. Её это, конечно, беспокоит и тогда она подходит к нему, и сама задаёт ему вопрос:
– Ты идёшь на пром со мной? А, если нет, то я найду себе кого-нибудь другого.
Мальчик, уже хорошо зная Кристину, совсем не удивился такому обороту дела и тут же подтвердил своё согласие. Она сама нам это рассказала, придя вечером домой и я совсем не удивился – это так похоже на неё! Причём Кристина сама не знала, почему он так себя повёл – то ли он просто забыл это сделать раньше, считая это само собой разумеющееся, то ли у него на примете была другая девочка. Вот здесь можно полюбоваться на Кристину и её школьного избранника по имени Scott:
Сегодня, роясь в своих бумагах, относящихся к Кристине, я обнаружил её заявление к школьной комиссии, которая занималась присуждением денежных наград лучшим студентам, окончившим школу. Вот это заявление, результатом которого была ещё одна её награда:
А вот и его перевод для российского читателя:
«Я чувствую, что мой самый значимый вклад в школу был мой энтузиазм. Я всегда гордилась тем, что принадлежала к студенческому сообществу нашей школы. Это великолепное место для получения знаний и одновременно удовольствий. Здесь есть место для всех интересов. Я старалась передать другим моё отношение через участие в спорте и в различных клубах. В этот последний год я особенно старалась дать почувствовать новым студентам как им повезло учиться именно в этой школе.
Мне кажется, что я наиболее достойна этой премии, потому что в течение всех четырёх школьных лет я старалась взять все преимущества, которые наша школа предлагает. После того, как я брала наиболее сложные предметы, активно участвуя в трёх видах спорта и разных студенческих организациях, я могу гордиться всем, ради чего я трудилась и всем, чего я достигла.»
В последнем абзаце она без ложной скромности перечисляет свои заслуги и все премии, которые ей перепали от разных организаций, в том числе и от самой школы.
Здесь хочется остановиться ещё на одном вопросе, который может быть интересен скорее российскому читателю, т. к. американский читатель хорошо осведомлён об этой стороне высшего образования – это вопрос стоимости обучения в элитном университете. К этому вопросу приступают только тогда, когда уже получено извещение о приёме нового студента. Для этого требуется заполнить университетскую анкету о доходах обоих родителей и наличии других детей на их иждивении. Университет имеет формулу, по которой исчисляет возможный разумный вклад родителей на образование студента. В тот год (1996) стоимость обучения, общежития и питания вместе взятые составляли $32,000 в год. Учитывая, что это был год моего лишь становления в бизнесе с зарплатой всего $36,000 в год и Таниной зарплаты, наверное, ненамного больше моей, а также и Кристинину стипендию в $6,000 в год от спортивной кафедры (позже я узнал, что Кристина была единственной в команде из 14 человек, которая получала её все четыре года), мы с Таней платили только $16,000. К этим $6,000 Кристина ещё дополнительно получала от той же кафедры $1,000 для покупки учебников. Каждый следующий год стоимость обучения, естественно, росла и соответственно росла и наша часть. К слову сказать, лет через пять после того, как Кристина закончила Стэнфорд, университет принял новую программу, по которой родители с доходом до $100,000 вообще освобождались от платы за обучение, но должны были платить за общежитие и еду. Для особо нуждающихся, которым трудно было платить и эти сравнительно малые компоненты стоимости, там всегда находилась работа на несколько часов в неделю на самом кампусе (кафетерий, магазины, спорт залы и т. д.). И чтобы покончить с этой темой, скажу, что в 2021 году общая стоимость обучения в Стэнфорде за год составляет $74,600, зато и максимальный доход родителей, которые освобождаются от платы за обучение, увеличился от $100,000 до $150,000 в год.
