Kitabı oku: «Свобода или смерть. История Чеченской Республики. От революции к войне. 1991–1994», sayfa 4

Возрождение национальностей

Во внутренней политике решение ослабить контроль над прессой, гарантировать свободу политическим оппонентам, открыть государственные архивы и разрешить развитие независимых информационных агентств вызвало настоящую политическую бурю. В то время как историки начали заполнять так называемые чистые страницы истории СССР, то есть все те кровавые факты, которые официальная историография замалчивала, чтобы не запятнать социализм, в народе пробились первые национальные требования. Первыми республиками, пострадавшими от последствий, были Прибалтийские республики, самые богатые и «западные» в СССР²⁷. Как и в Чечне, пропаганда в этих малых странах сфабриковала миф о добровольном выходе из СССР. В декабре 1986 года в Риге состоялась первая крупная национальная демонстрация после аннексии, жестоко подавленная полицией. В период с 1988 по 1989 год во всех трех республиках гражданские движения объединились в Народный фронт, который провозгласил независимость и многопартийность. Десятью годами ранее некоторые инициативы были бы кроваво подавлены, но Горбачев хотел подать сигнал к обновлению и дать возможность протестным движениям разрастись, собрав сотни тысяч сторонников. Вскоре это явление вышло за пределы прибалтийских республик, затронув уже соседние страны. Народные фронты зарождались почти повсеместно.

С возрождением национального чувства возникли и древние территориальные претензии, которые дремали, но никогда не рассеивались. СССР состоял из более чем ста субъектов, многие из которых населялись малыми народами, ревностно относящимися к своей самобытности. Взрыв национального самосознания привел к первым локальным конфликтам, и один из них разгорелся всего в двух шагах от Чечни, в Нагорном Карабахе. Эта земля была населена в основном армянами, но входила в состав Азербайджанской Советской Социалистической Республики. Первые трения между армянами и азербайджанцами возникли уже после смерти Сталина. Приход Горбачева вызвал претензии армян, которые были христианами и которые опасались «культурного геноцида» со стороны своих мусульманских соседей. Местная интеллигенция и политики требовали, чтобы в школах преподавали на армянском языке, и чтобы их язык был признан наравне с азербайджанским. Азербайджанцы напротив утверждали, что эта территория является неотъемлемой частью их государства, и отказались предоставить Нагорному Карабаху такой автономный статус. В период с 1987 по 1989 год оба фронта организовывали марши и демонстрации, в то время как Горбачев пытался вернуть протестующих к переговорам. Протесты вскоре переросли в агрессию, и первые мирные жители начали переселяться.

20 февраля 1988 года был зажжен фитиль, который мог бы спровоцировать конфликт: две азербайджанские девушки были изнасилованы группой армян. Два дня спустя азербайджанцы и армяне столкнулись близ Аскерана. В ходе беспорядков погибли два азербайджанских мальчика. Несколько дней спустя толпы азербайджанцев стеклись в город Сумгаит, расположенный в нескольких километрах от столицы Азербайджана Баку, предаваясь трехдневному разбою, изнасилованиям и убийствам, в результате которых погибло по меньшей мере 26 армян. 1 марта советская армия вошла в город и положила конец беспорядкам, но ущерб уже был нанесен, и в последующие недели начался отток армянского населения из страны. В период с 1988 по 1989 год сотни людей были убиты, а тысячи вынуждены покинуть свои дома.

Чеченская гласность

Наступление гласности впервые позволило распространить труды, в которых рассказывалось о репрессиях и других зверствах, совершенных Советской властью, подняв на поверхность народную память и предоставив первые аргументы тем, кто отрекся от теории добровольного присоединения. В 1987 году родился «Кавказ» – первое культурное объединение, посвященное сохранению памяти и самобытности кавказских народов. Одним из его главных организаторов был Бектимар Межидов – молодой выпускник юридического факультета, о котором мы подробно поговорим в следующих главах. «Кавказ» начал смело опровергать тезисы профессора Виноградова, вводя темы, которые до тех пор были категорически запрещены режимом. В частности, он поддержал позицию ученых, которые были маргинализированы университетами из-за их отказа соответствовать официальной историографической позиции: прежде всего профессора Хусейна Ахмадова, научного сотрудника Научно-исследовательского института Чечено-Ингушетии, автора многочисленных выступлений, противоречащих позиции Виноградова и поэтому отправленного в 1985 году учительствовать в маленьком селе Джалка. Между Межидовым и Ахмадовым зародились прочные отношения дружбы и сотрудничества, которые приведут их к тому, что они будут играть центральную роль в независимой Чечне, как мы увидим позже.

В то время как исторические и культурные дебаты охватили правящий класс, экономический кризис уничтожил простых людей. Последствия перестройки сильно ощущались в Чечне, усугубляя структурные недостатки общества: в частности, разрыв между русскими и чеченцами снова увеличился как с точки зрения доходов, так и с точки зрения доступа к работе, образованию и услугам. Эта ситуация стала еще более ненавистной для чеченцев из-за того факта, что русскоязычное меньшинство становилось все более редким, составляя всего четверть от общей численности населения. Это было в основном урбанизировано в столице, в то время как сельская местность была в основном населена чеченцами и ингушами. Эти два народа на полпути 90-х годов имели некоторые печальные рекорды: они были наименее образованными²⁸, наименее занятые и народом с самой высокой детской смертностью во всем Советском Союзе. Период роста, который Чечено-Ингушетия переживала в 60-70-е годы, закончился.

Аналогичная ситуация была зафиксирована и в сфере занятости. Контроль над наиболее прибыльными видами экономической деятельности находился в руках россиян, в частности над теми, которые были связаны с добычей и переработкой нефти. Несмотря на то, что Чечня по официальным показателям по-прежнему производит 4 миллиона тонн сырой нефти в год²⁹, что ее нефтеперерабатывающие заводы перерабатывают от 16 до 18 миллионов тонн и что промышленный центр Грозный был первым во всей России по производству механических смазочных материалов, почти все чеченцы оставались бедными полуграмотными фермерами. Демократическое открытие Горбачева вернуло на поверхность их никогда не дремлющее национальное самосознание, которое теперь еще больше усилилось из-за последствий экономического кризиса.

Первые протесты против центральной власти начались весной 1988 года с мобилизации против открытия биохимического завода в Гудермесе – во втором по величине городе. Группа исследователей во главе с инженером Русланом Ижбулатовым начала проводить совещания, на которых раскрывалась опасность для окружающей среды и для людей производственных процессов, запланированных на заводе.³⁰ 22 мая протестующие собрались в неформальное движение (так называли его советские чиновники, поскольку оно не было создано в рамках Коммунистической партии) и назначили публичную демонстрацию на следующий день. Результатом стал настоящий массовый митинг, в котором приняли участие тысячи горожан. Некоторые члены КПСС попытались надеть шляпу в знак протеста, выйдя на сцену, чтобы выступить, но были ошеломлены свистками и вынуждены уйти. С этого дня почти каждое воскресенье в течение более четырех месяцев тысячи людей собирались на площади Ленина в Грозном, чтобы потребовать остановки биохимического завода. Тем временем неформальное движение распространило свое влияние на всю Чечню. Уличные демонстрации прошли в Аргуне, Гудермесе, Урус-Мартане и Шали, и из толпы начали выходить первые лидеры. Первым появился сорокалетний Хож Ахмед Бисултанов, уже зачисленный в «Кавказ». Под его руководством неформальное движение превратилось в настоящее политическое движение: вдохновленный тем, что происходило в прибалтийских республиках, Бисултанов сформировал Народный фронт Чечено-Ингушетии.

К экологическому протесту стали добавляться изысканно политические претензии: Бисултанов обвинил руководство республики в неэффективности, в незаинтересованности в нуждах граждан и потребовал, чтобы разрыв в политическом представительстве между чеченцами, ингушами и русскими был преодолен раз и навсегда. Первоначально режим отреагировал типично советским образом, организовав слежку за лидерами и дезавуировав Народный фронт по телевидению, заклеймив его как безответственную и сеющую разногласия силу. Демонизация фронтистов сделала их еще более популярными, и Бисултанов вскоре стал самым известным лидером Чечни. Не сумев решить проблему, правительство решило пойти по пути де-факто, приказав арестовать Бисултанова и других лидеров Народного фронта.

Народная победа над советским полицейским государством уступила место бурному процессу демократического возрождения: теперь, когда однопартийная система пошатнулась, все хотели создать группу, ассоциацию, движение, которое обогатило бы политический ландшафт. В конце 1988 года родилась Партия исламского возрождения, целью которой было вернуть ценности ислама, отрицаемые и преследуемые государственным атеизмом, в центр общественной жизни Чечни. Среди его организаторов был молодой журналист Мовлади Удугов, в то время малоизвестный директор диссидентской газеты «Ориентир», но которому вскоре предстояло стать одним из главных героев независимой Чечни. В 1989 году родилась ассоциация ингушских националистов «Нийсо» (буквально «справедливость»), возглавляемая вышеупомянутым Исой Кодзоевым.

Чтобы сдержать кровоизлияние в консенсус, которое вынудило миллионы граждан покинуть КПСС, Горбачев вмешался, расправившись с партией, заменив старых лидеров-ветеранов молодыми администраторами с более умеренными взглядами. Чеченский народ требовал представительства, и они были правы: ни один коренной житель никогда не занимал ни одного из высших постов в партии или государстве, которыми в Чечне в то время были Первый секретарь парткома и Председатель Верховного Совета. Первым секретарем был русский Владимир Фотеев. Председателем Верховного Совета был ингуш Хажбикар Боков, о котором мы уже упоминали. Было решено заменить Фотеева чиновником чеченского происхождения, чтобы и чеченцы, и ингуши имели своего представителя в руководстве республики. Выбор пал на инженера-агронома, бывшего министра сельского хозяйства Доку Завгаева³¹.

7 февраля 1989 года Областной комитет КПСС, ввиду запланированной ротации, опубликовал заявление, в котором впервые выразил надежду на радикальные политические перемены³². Впервые за сорок пять лет чеченцы смогли свободно рассказать о пережитой ими трагедии. Семинары посетили тысячи людей, и разрыв между народом и руководством Республики, казалось, был восстановлен в признании грехов Сталина. В июле 1989 года Завгаев был назначен первым секретарем партии, и этот шаг, казалось, был очень удачным: чеченцы с энтузиазмом приветствовали приход одного из своих соотечественников у руля КПСС и приветствовали это событие как начало эпохального переломного момента в своей истории. После десятилетий репрессий казалось, что чеченский народ может изменить свою судьбу и наконец повернуть свою жизнь в долгожданное свободное русло.

ГЛАВА 2

От Завгаева до Дудаева

Конгресс, исходя из естественного, священного и неприкосновенного права чеченского народа на самоопределение, выражая суверенную волю чеченского народа, осознавая историческую ответственность за судьбу чеченского народа, а также для создания необходимых условий для его дальнейшего свободного и всестороннего развития, заботясь о сохранении и развитии чеченского этноса, уважая права и интересы всех представителей других народов, проживающих в республике, торжественно провозглашает государственный суверенитет Нохчийчоь.

Из Декларации о суверенитете Чеченского национального конгресса

Грозный, 25 ноября 1990 года

Радикальные реформы

Чем больше проходило времени, тем яснее становилось, что перестройка не работает. Восстановление экономики шло медленно, и действительно, экономика перешла от стагнации к рецессии. Люди воспринимали реформы Горбачева не как возможность построить новый социализм, а скорее как возможность избавиться от старого. Общественное мнение разделилось надвое: с одной стороны, были консерваторы, поддерживаемые бюрократией, партийными кадрами и частью армии, которые хотели прервать план реформ, чтобы спасти режим. С другой стороны, были радикальные реформисты, которые вместо этого настаивали на ускорении перестройки, и для того, чтобы она была реализована, они были готовы обойтись без самого СССР, если это необходимо. Первые собрались вокруг Егора Лигачева, второго человека в правительстве. Последних представлял Борис Ельцин, секретарь московского отделения партии.

Столкновение между ними произошло в сентябре 1989 года, когда Ельцин подал в отставку, если бы лидер КПСС не бросил Лигачева. Горбачеву не хотелось разыгрывать реквием по режиму, и он удержал своего секунданта в седле. Ельцин воспринял это не очень хорошо, но прежде всего это не понравилось многим россиянам, которые видели в нем единственного человека, способного спасти их от нищеты, в которой они оказались³³. Вокруг радикального лидера сформировалось движение, которое сегодня мы бы определили как «антикаст», которое он намеревался использовать для демонтажа системы изнутри. Тем временем социалистический режим подвергался нападкам со всех сторон. Обострение экономического кризиса разожгло улицы и дало аргументы тем, кто, обвиняя центральное правительство, требовал самоуправления. Если раньше авангардом протеста были прибалтийские республики, то теперь он охватил весь Союз, рискуя разнести СССР на тысячу осколков. Горбачев начал понимать, что он хотел сделать слишком много вещей одновременно, но к настоящему времени было уже слишком поздно: экологические протесты превратились в демократические восстания, возглавляемые Народными фронтами. Таким образом, внутри фронтов появились новые политические субъекты, многие из которых были националистического происхождения. Советы попытались вмешаться, предложив автономистские реформы, признав местные языки официальными, спонсируя культурное возрождение и исторический ревизионизм. То есть они пытались вернуть общественное мнение в партийную ограду. Однако это повышение популярности привело к равному и противоположному эффекту: вместо укрепления консенсуса советские меры распространили убеждение в том, что система терпит неудачу. Независимые ассоциации множились, и протесты приобрели явный независимый характер.

Первыми от слов перешли к делу эстонцы во главе с назначенным лидером Вайно Вальясом. После обсуждения вопроса об учреждении национального языка в качестве государственного 16 ноября 1988 года Верховный Совет Эстонии обнародовал Декларацию о суверенитете, в соответствии с которой законы Эстонии будут считаться преобладающими над законами СССР. Это еще не было отделением, но шло к нему. В последующие дни Латвия и Литва также присоединились к Эстонии, и аналогичные инициативы были реализованы в Грузии, Украине, Молдове и Беларуси.

После стран Балтии и кавказских республик настала очередь республик Центральной Азии. В декабре 1986 года в Казахстане прошли бурные демонстрации в связи с известием о том, что Горбачев намеревался заменить местного председателя Верховного Совета Конаева казахского происхождения русским Геннадием Колбиным. Протесты переросли в городскую войну, в результате которой погибли два человека и еще двести получили ранения. КГБ вмешался, арестовав почти пять тысяч человек. В июне 1989 года в Узбекистане вспыхнули межэтнические столкновения, которые вскоре должны были привести страну в один шаг к гражданской войне. В обеих странах Горбачев заменил местных лидеров фигурами, которых ценило население, но таким образом он не сделал ничего, кроме как ускорил распад СССР.

В разгар всего этого Ельцин боролся с инакомыслием и способствовал дальнейшему ускорению реформ в своей нынешней демократической России. Этим он хотел бросить вызов консерваторам на первых выборах в новый политический институт, созданный Горбачевым для дальнейшей демократизации Союза: Съезд народных депутатов. Это был суперпарламент, состоящий из 2250 делегатов, избранных на всей территории СССР, ответственных за назначение Верховного Совета Союза. Выборы в конституцию этого нового органа состоялись в период с 26 марта по 26 мая 1989 года и были первыми, в которых могли участвовать кандидаты, не являющиеся членами Коммунистической партии. Для Ельцина это был триумф, так как Демократическая Россия получила 600 мест, а сам радикальный лидер получил 92% предпочтений в своем избирательном округе. Его консервативный оппонент, Лигачев, был одним из наименее проголосовавших кандидатов из всех, наряду с представителями советской «старой гвардии». Победа реформистов дала «свет» новой волне демонстраций в Молдове, Украине и Беларуси³⁴.

Тем временем межэтнические конфликты усиливались. После Нагорного Карабаха, о котором мы уже говорили, запылали два других региона – Абхазия и Южная Осетия. Оба региона были автономными областями Республики Грузия, и оба претендовали на независимость от Тбилиси. В марте 1989 года ректор Университета Сухуми – столицы Абхазии, подписал Декларацию о суверенитете, аналогичную той, что была обнародована эстонцами несколькими месяцами ранее, вместе с большим количеством представителей политического и интеллектуального мира. Только на этот раз речь шла не о восстании против Советского блока, а об отделении от другой республики, которая, в свою очередь, провозгласила свой суверенитет. 20 сентября 1990 года, после серии уличных беспорядков, Южная Осетия также провозгласила свой суверенитет, опубликовав декларацию о независимости, в которой была создана Советская Демократическая Республика Южная Осетия. Механизм, запущенный Эстонией и молчаливо принятый Горбачевым, начал дробить советские республики на множество мелких этнических государств в процессе, который после распада бывшей Югославии будет назван балканизацией. И точно так же, как это должно было произойти на Балканах, центральное правительство Грузии, находившееся тогда в руках лидера националистов Звиада Гамсахурдиа, отреагировало, отправив армию для подавления восстаний. 11 декабря Грузинская национальная гвардия осадила Южную Осетию, препятствуя любому передвижению в регион и из него.³⁵

Ситуация в Чечне

Как мы видели, Гласность привела к рождению неформальных организаций, альтернативных КПСС, которые первоначально придерживались позиций защитников окружающей среды и превратились в националистические движения. Чтобы предотвратить подавление инакомыслия в партии, Горбачев попытался омолодить ее руководство, поощряя репрессии против местных лидеров. В Чечне выбор пал на бывшего министра сельского хозяйства Доку Завгаева. Он считался верным чиновником: он был родом из села Бено-Юрт, расположенном в Притеречье, которое являлось одним из самых русифицированных районов Чечни. Он не был особенно авторитетным человеком, но того факта, что он был чеченцем, было достаточно, чтобы простые люди оценили его по достоинству. Доку Завгаев всем был обязан Партии. Благодаря КПСС он прошел путь от кузнеца в колхозе до руководителя одного из важнейших министерств республики. Он казался подходящим персонажем, чтобы успокоить чеченцев.

Однако его назначение на пост первого секретаря, помимо его воли, стало детонатором национализма. Убежденные в том, что новый лидер истолкует народные требования, интеллектуалы первыми приступили к работе: создав Ассоциацию чечено-ингушской интеллигенции, они организовали 23 февраля 1990 года, в годовщину Ардахара, памятный день под названием «День памяти, день боли». Завгаева, очевидно, пригласили выступить перед прессой. Его речь началась с признания трагедии, постигшей чеченцев от рук Сталина, о чем до тех пор никогда публично не заявлялось.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы почтить память жертв репрессий, репрессий, которые не имели под собой никаких оснований. […] Сегодня мы знаем, что в годы, когда строился социализм, Сталин был виновен в своеволии, он нарушил ленинские принципы в политике национальностей. Это привело к позорному обвинению в государственной измене целых народов, за которым последовало их изгнание с земель, которые всегда принадлежали им, лишение родины, унижение посредством настоящего геноцида […]

Цель Завгаева, однако, состояла не в том, чтобы разжечь сердца людей, а в том, чтобы вернуть инакомыслие в партию. По этой причине, как только был сделан эпохальный жест признания преступлений социализма, его речь повернулась к защите его наиболее гуманитарных ценностей:

– Сегодня, в этот день боли, мы возвращаемся мыслями в степи Центральной Азии и Казахстана […] мы выражаем нашу глубочайшую благодарность тысячам и тысячам русским, казахам, украинцам, узбекам, киргизам, которые пережили с нами нашу трагедию […] среди всего этого унижения и страдания, есть и светлые моменты, связанные с людьми разных национальностей, которые в те страшные дни дарили нам тепло, сочувствие и помощь. Это тоже наша история, история отношений между народами […]

Наконец, комментируя самые последние события, в частности националистические восстания, которые ввергли целые республики в хаос, его речь стала призывом к умеренности и отказу от экстремизма:

– Недавние события […] вместо этого показывают нам, насколько смертельной может быть враждебность между народами. […] Сегодня мы четко понимаем, что успех Перестройки будет зависеть от того, сумеем ли мы противостоять дестабилизирующим силам, которые сеют вражду между народами. Мы говорим «нет!» межнациональной ненависти, мы говорим «нет!» сепаратизму, мы говорим «нет!» всем силам, которые пытаются вызвать взаимную злобу и подозрительность среди людей разных национальностей, мы говорим «нет!» национализму! […] Сейчас главное – работать, развивать экономику и не позволять экстремистам любого рода втягивать людей в конфликты. Это долг каждого гражданина […].

Эта речь получила одобрение большинства общественного мнения благодаря своей ясности и искренности. Завгаев, казалось, был способен интерпретировать доминирующие настроения среди простых людей, и вокруг него начал консолидироваться фронт консенсуса. Но эта пламенная речь была лишь способом для Завгаева сохранить себя у власти.

Очищенная словами Первого секретаря ЦК КПСС, разгорелась ревизионистская дискуссия о преступлениях сталинизма³⁶. Спонсируя дебаты о так называемых чистых страницах истории, Завгаев держал профессоров, ученых и академиков рядом друг с другом и создавал условия для смены поколений, в которой Партия отчаянно нуждалась, чтобы не быть сметенной происходящей демократизацией. В его личном политическом проекте, конечно, была цель продержаться как можно дольше, пройти через кризис социалистической системы невредимым и выступить в качестве отправной точки для новой системы: демократической, да, многопартийной, конечно, но по-прежнему где доминирует его личность, согласно к полуавторитарной модели, которая долгое время представляла бы собой стандарт постсоветских республик и которая в некоторых случаях все еще действует сегодня.

Первая проблема, однако, возникла рано. Как мы уже говорили, наследниками вайнахской цивилизации являются не только чеченцы, но и их ингушские» братья», население которых едва достигает 200 000 человек и которые живут между Чечней и Северной Осетией. Они тоже, как и чеченцы, были репрессированы, и по возвращении им пришлось столкнуться с теми же трудностями, с одним существенным отличием: когда Москва «простила» ингушей, она не позволила им вернуться хозяевами всей своей земли. Небольшой район, соответствующий юго-западной территории Ингушетии, остался присоединенным к Северной Осетии, потому что во время изгнания ингушей на этой территории была создана столица Осетии Владикавказ с внушительным промышленным районом, который теперь занимал большую часть этой «неиспользованной земли». Чтобы избежать межэтнических столкновений, центральное правительство решило не возвращать район, называемый Пригородным, его законным ингушским владельцам. Теперь, когда Гласность позволила каждому публично отстаивать свои доводы, ингуши требовали исправить эту историческую ошибку.

В то время как Завгаев обращался к чеченцам с просьбой не поддаваться национализму, Кодзоев мобилизовал улицы именно в защиту ингушских национальных чувств. Его доводы основывались на том факте, что, несмотря на принадлежность к Чечено-Ингушской АССР, Ингушетия оставалась на периферии экономического и социального развития, вынужденная десятилетиями терпеть тот факт, что большая часть инвестиций, объектов и заводов была сосредоточена в Грозном, и поэтому почти всегда шла в пользу русских и чеченцев и почти никогда в пользу ингушей³⁷.

Националисты Кодзоева настаивали на том, чтобы Завгаев передал их требования центральному правительству, способствуя возвращению Пригородного района Ингушетии. Чтобы не дать проблеме выйти из-под контроля и подтолкнуть ингушей к отторжению вспыльчивого Кодзоева, Завгаев торжественно пообещал внести на Съезд народных депутатов закон о реабилитации угнетенных народов, который признал бы материальную компенсацию населению, ставшему жертвами сталинизма, для начала с возвращения всех земель, незаконно захваченных.

Когда ингуши на мгновение успокоились, Завгаев приступил к нейтрализации Народного фронта, который вслед за Хож-Ахмедом Бисултановым, проводил серию демонстраций, в ходе которых он призывал к устранению старой партийной бюрократии и обновлению административных должностей. Важность уличных мобилизаций возрастала с ростом безработицы: последствия перестройки давали о себе знать все сильнее и сильнее, особенно в самых слабых слоях экономической системы. Среди них были сезонные рабочие, которых среди чеченцев было от ста до двухсот тысяч человек (10—15% населения) и которые теперь, оставшись без средств к существованию, пошли пополнять ряды безработных, а следовательно, и демонстрантов.

Завгаев чувствовал, что, если бы ему удалось перехватить претензии всех этих людей и если бы он лично сделал их политическим гарантом, он не только нейтрализовал бы оппозицию, но и создал бы «частный» пул консенсуса, который можно было бы использовать в случае, все более и более конкретного, распада СССР и эта многопартийность стала реальностью: в тот момент наличие контейнера личной поддержки позволило бы ему остаться в седле даже без социализма. Поэтому вскоре после прихода к власти новый Первый секретарь приказал уволить 7 районных секретарей, а также многих партийных лидеров и местных чиновников. Этот жест был воспринят как революционное подавление, и показатели Завгаева взлетели до небес.

Замена секретарей устранила главную претензию Народного фронта и заложила основы для его исчезновения с политической арены. Теперь речь шла о том, чтобы дать последний толчок, решив ингушский вопрос раз и навсегда. 4 ноября 1989 года Съезд народных депутатов утвердил декларацию о признании незаконности всех преступных деяний в отношении народов, подвергшихся насильственной репрессии. Это еще не был закон о реабилитации, но мы были близки к нему, и его публикация была встречена большинством граждан с энтузиазмом.³⁸. Завгаев был на пике популярности, и в марте 1990 года у него было две уникальные возможности извлечь выгоду из этого, казалось бы, окончательного политического успеха. Первым были выборы по обновлению состава Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР. Будучи кандидатом в качестве преемника ингушского Хажбикара Бокова, ему удалось заручиться поддержкой большинства делегатов, объединив высшую исполнительную власть республики в дополнение к высшему посту партии. Переходя от триумфа к триумфу, вскоре после того ему удалось завоевать место в Съезде народных депутатов, в конце марта 1990 года.

Устав Конгресса предусматривал, что каждый год будет обновляться одна пятая часть мест, чтобы гарантировать постоянное обновление политического баланса в Союзе. Продолжающееся столкновение между консерваторами и радикальными реформистами превратило эти обновления в настоящую арену, на которой различные течения атаковали друг друга без всяких ограничений. Сильным человеком в Конгрессе был, как мы видели, Борис Ельцин, и в очередной раз его политическое предложение было встречено миллионами как великая надежда для России. Ельцин предложил учредить пост Президента Российской Республики, отняв у Верховного Совета полномочия по принятию законов и фактически лишив СССР какой-либо эффективной власти. Выборы вознаградили его предложение, и несколько дней спустя Конгресс обсудил конституцию Президентства Республики и назначение Ельцина президентом. Он не терял времени даром и немедленно издал Декларацию о суверенитете, на основании которой законы, принятые в России, будут иметь преимущественную силу над законами, принятыми Верховным Советом. Таким образом, Советский Союз, который уже потерял контроль над европейскими государствами, а затем и над своими собственными федеративными республиками, также потерял свой центр.

Завгаеву, кандидату в ряды КПСС, удалось получить хорошую должность и добиться избрания депутатом. Однако его карьерному взлету помешала другая восходящая звезда чеченской политики, научный деятель Руслан Хасбулатов. Он был профессором права Московского университета, пользовался авторитетом и уважением среди интеллигенции и завоевал уважение у зарождающейся мелкой буржуазии. Входя в окружение Горбачева, он курировал для него многочисленные законопроекты, заработав определенную репутацию как во дворцах власти, так и среди простых чеченцев. Растущая популярность Хасбулатова совсем не радовала Завгаева, и он стал рассматривать его как своего главного политического оппонента. Результатом стала серия ссор, имеющих общественное значение, так что на выборах в Конгресс проблема между ними стала центральной в политических дебатах. В конце концов оба были избраны в Ассамблею, но неприятие между ними сохранялось, оказав при этом сильное влияние, впоследствии, как мы увидим, на чеченские события, которые вскоре должны были разразиться.