Kitabı oku: «Бытие как возникновение новизны посредством создания идей», sayfa 5
(Именно поэтому с достаточной долей уверенности можно было бы предположить, что понятия леты и алетейи старше понятия фюсиса, поскольку чувствами человека легче воспринимается (видится) непосредственно возникающее, а не то, что уже возникло и уже успело приесться. В противоположность этому, умом легче воспринимается уже существующее, а не возникающее. Происходит это, быть может, потому, что чувственное восприятие «заслоняет» собой то, что возникло и отодвигает его на задний план).
Нам нужно помнить одно: и в глубокой древности, и в каменном веке, и в Античности, и сейчас люди продуктивно мыслили и мыслят одинаковым образом – генерированием идей и образованием из них тех новых сущих, посредством которых они могли бы исполнять какую-либо необходимую деятельность по получению нужной им новой Продукции, будь эта Продукция технического, научного, нравственного, психического, эстетического или метафизического плана. И все «рукотворимое» человеком создавалось по одной и той же методологии, одним из самых заметных элементов которой было внезапное интуитивно-инсайтное явление идеи в сознание, сопровождаемое (явление) пониманием смысла последней и испытанием чувства удовольствия–удивления как от самого акта понимания, так и от внезапности его явления.
И это самое заметное (явление идеи) не только воспринималось и ощущалось мыслителями древности, но и находило свое выражение в словах, терминах, понятиях. Так, выход сокрытого в несокрытое нашел свое выражение в алетейе как Истине, являющей свое лицо (эйдос); то же, что, «самовозникнув», возрастает и развивается в нечто новоявленное и видимое, нашло выражение в фюсисе; так же и то, что собирается (жатва) и осмысляется, нашло отражение в логосе. Все дело в том, что у досократиков воспринимаемое и ощущаемое непосредственно «переливалось» в выражаемое. Так воспринимаемо-ощущаемое вьюжение-сипение метели в русской речи непосредственно «перелилось» в выражаемое словами: вьюга, сипуга. (Именно на этом факторе корневого звучания слов и этимологии последних была основана герменевтическая философия Хайдеггера).
Так что «первым началом» должна была бы стать методология возникновения интеллектуальной новизны и нового сущего, методология, опирающаяся – как на свой фундамент – на структурно-функциональный состав идеи, из чрева сокрытости которых (методологии и идеи) рождается несокрытое искомое сущее (подручное средство). Но судьбе было угодно «первым началом» представить внове явленное сущее, то есть, представить «след» от уже возникшей интеллектуальной новизны, а не саму новизну, то есть, не саму методологию ее возникновения вместе с внове возникающей идеей, сопровождающей эту методологию в ключевом ее проявлении. Так судьбе было угодно, чтобы мы сначала испытывали весьма ощутимое физическое воздействие-притяжение нашей Земли, и лишь потом узнали от Ньютона, по какому закону (методологии) осуществляется это притяжение, как на Земле, так и во всей Солнечной системе.
Вот и случилось в метафизике то, что «дым от паровоза» (сущее «есть»), то есть «след» от возникновения и понимания идеи был положен в начало и основание этой еще только нарождающейся дисциплины, а не наоборот: «паровоз впереди дыма», то есть, не сама интеллектуальная новизна в виде идеи, являющейся первой. Теоретическое обоснование феноменальных проявлений какого-либо процесса, как правило, приходит с опозданием. Весь вопрос только в том, на какой срок затягивается это опоздание: на годы, на столетия или на тысячелетия, как это случилось с метафизикой.
А в заключение данного раздела позволим себе задаться совсем не праздным вопросом: откуда у человека вдруг возникла сама способность генерировать идеи? Ведь раньше, в какие-то древние, доисторические времена этой способности у него не было. И вот однажды – а когда именно?! – она вдруг возникла и стала передаваться из поколения в поколение. Но благодаря чему она, во-первых, возникла, а во-вторых, стала передаваться? Вот вопрос. То ли благодаря закрепленной в геноме человека способности к инсайтам, озарениям, интуиции, то ли в результате интенсивной логической проработке – на этапе рефлексии-1 – того или иного интересующего нас вопроса? Вот эти вопросы как раз и ждут своего исследователя и открывателя в областях антропологии, палеонтологии, нейрофизиологии, а может быть даже и лингвистики.
3. Подсказки Гераклита в первом начале: где надо искать «другое начало»?
Далее, следуя логике наших рассуждений, необходимо установить, имелись ли у досократиков какие-либо высказывания, подтверждающие наше предположение о том, что при разработке философских вопросов они руководствовались восприятием тех интеллектуальных ощущений, которые возникали у них в процессе прихода в их сознание интеллектуальной новизны в виде иррациональных идей.
3.1. Гераклит – родоначальник понятия идеи
И здесь неоценимую помощь нам оказал опять же Хайдеггер своим доскональным анализом и переводом гераклитовских текстов (фрагменты 32, 112, 45, 72, 108, 41, 115, 123, по Дильс-Кранцу) и особенно фрагмента 50 (ДК). Если мы внимательно прочитаем вторую часть его «Гераклита», то можем прийти к одному достаточно очевидному положению. Но прежде чем изложить это положение приведем сначала три варианта перевода Хайдеггером 50-го фрагмента Гераклита и посмотрим, к какой трактовке смысла этого текста склоняется сам Хайдеггер как непревзойденный знаток древнегреческой культуры и древнегреческого мышления. Вот эти варианты перевода.
«оυκ εμου αλλα του λογου ακουσαντας ομολογειν σοφον εστιν εν παντα ειναι».
«Если вы слушали не только меня, но выслушивали Λογος (будучи ему по-слушными), тогда есть знание (которое в том состоит, чтобы), вторя Λογος!у, сказать: одно есть всё»14.
«Если вы слушали не только меня, но послушно обратили внимание на исконное сосредоточение, тогда есть (такое) знание, которое состоит в том, чтобы средоточить себя на сосредоточении и быть средоточенным в «одно есть всё»». (Там же, стр. 377).
«Если вы не только меня слушали, но в по-слушании внимали самому «Логосу» (исконному сосредоточению), тогда есть настоящее знание, которое заключается в том, чтобы, сосредоточившись в себе, средоточить присутствование единственно-единого всё единящего (то есть присутствие исконного сосредоточения)». (Там же, стр. 455).
Для сравнения приведем перевод этого фрагмента А. Лебедевым.
«Внемля не моему, но этому логосу, должно согласиться: мудрость в том, чтобы знать все как одно»15.
Причем, в примечании к данному фрагменту автор перевода приводит несколько иную трактовку второй части фрагмента, объясняя это тем, что «Синтаксическая двусмысленность текста допускает также перевод:
«Внемля не моему, но этому логосу, должно согласиться: есть только одно /столь/ Мудрое существо /т.е. бог/, чтобы знать все». (Там же).
Сначала более подробно остановимся на переводе Хайдеггера, а затем совсем кратко – на переводе Лебедева. Как видим, Хайдеггер склоняется к тому, что 50-й фрагмент говорит о сосредоточении на «исконном сосредоточении», то есть на том, что является средоточием того, в чем проявляется «одно», которое, к тому же, «есть всё». Вот здесь нас будет интересовать следующее. Во-первых, что означает словосочетание «быть средоточенным в «одно есть всё»». А во-вторых, какой смысл заложен в «сосредоточении» на «исконном сосредоточении»: почему возникает сама необходимость в сосредоточении, и на чем именно мы должны сосредоточиться? Иными словами, что собой представляет тот предмет, сосредоточиться на котором нас призывает Гераклит?
Начнем с первого. Зададимся вопросом, что именно в нашем умственном кругозоре может быть тем «одним», в котором «есть всё»? Что это за такая таинственная единица, из которой можно получить «всё», что угодно? С учетом всего того, что мы сказали ранее об интеллектуальной новизне – в виде идеи – и о том знании, которое она с собой приносит, являясь в наше сознание, у нас нет никакого сомнения в том, что таким «одним», в котором «есть всё» является возникновение идеи, то есть возникновение того, что служит источником всего того, что «есть». И в этом мы уже убедились, приведя примеры идей в самых различных сферах знания: технической, научной, социальной, нравственной, природной и т. д. А убедились мы в том, что только благодаря возникновению идей может быть получен не только сам смысл чего-то исключительно нового (то есть Истины), но и сформировано, – в соответствии с этим смыслом, – любое искомое сущее, посредством которого (в его материальной форме подручного средства) может быть произведена та или иная необходимая Продукция нового вида, того вида, который затребован соци-умом в процессе его собственного «молчаливого» (тайного) бытийствования.
Так что досократики – в лице Гераклита – обнаружили в себе, в собственном интеллекте то «одно», то есть тот единственный источник, из которого можно получить «всё». (Для них это было открытие такого же ранга, за которое в нынешние времена дают Нобелевскую премию). Уже они поняли, что «настоящее знание» можно получить только «сосредоточившись в себе», то есть, сконцентрировавшись на той новизне, что рождается в собственной душе, в собственном интеллекте. Старое знание, знание не новое, ни в коей мере не может претендовать на столь пристальное внимание нашего ума.
Далее, переходим ко второму вопросу, вопросу о «сосредоточении» на «исконном сосредоточении». Во-первых, почему Гераклит (в интерпретации Хайдеггера) наделяет сосредоточение эпитетом «исконное»? Наверное, потому, что то, что требует сосредоточения, является чем-то изначальным и универсальным. И это вполне очевидно и объяснимо потому, что операция сосредоточения есть операция вторичная, производная. Первичным же является то, что является в наше сознание и на чем именно мы должны сосредоточиться. Ведь Логос Гераклита – это не столько те слова (речь, логос), которыми выражаются наши мысли, сколько те новые смыслы, что зарождаются в нашем интеллекте и на которых необходимо сосредоточение. Да к тому же, Логос это то, чему мы должны быть «по-слушными», поскольку, отвлекаясь от него, мы теряем из виду внове явленный смысл, на котором мы должны были бы сосредоточиться. Трудноуловимость смысла только что явленной в наше сознание новой идеи и невозможность даже кратковременного удержания этого смысла в нашем сознании – без оформления в каких-либо словах, выражениях, символах и т. д. – вот то главное, что побудило Гераклита обратить внимание на то, что нуждается в сосредоточении и почему.
И ведь не напрасно – и совсем даже не случайно – в начале данного фрагмента Гераклит делает знаменательную оговорку: «Если вы не только меня слушали, но в по-слушании внимали самому «Логосу» («исконному сосредоточению»)…», То есть, если вы внимаете не тому, что вам говорят, а тому, что сосредоточено в том, что является вам самим в акте спонтанного возникновения нового смысла (идеи-Истины) в вашем уме, то, только сосредоточившись на этом, можно получить «настоящее знание», то есть получить знание, ранее бывшее сокрытым в скорлупе идеи. «Настоящесть» знания не в его обыденности и понятности, а скорее всего, в новизне, в той новизне, которая слишком быстро улетучивается из нашего сознания. Не сосредоточившись на этом, невозможно раскрыть смысл идеи, ее Истину, только что явленную нам из сокрытого в не-сокрытое, то есть из бессознательного в сознание.
Операция сосредоточения на «Логосе», то есть на том смысле и на тех словах, которые способны раскрыть этот смысл идеи, – а по нашему, сосредоточение нашего ума на этапе ре-флексии-11 – является наиважнейшей после явления идеи, поскольку утеря этих слов (или не нахождение таковых) всегда приводит к забвению-забыванию смысла самой идеи. И Хайдеггер вполне оправданно отождествляет сам Логос с бытием, (см. «Гераклит»: стр. 351-352, 357, 375, 398, 459), то есть – по нашему – с возникновением нового смысла: потому что только посредством собственного логоса можно «спасти» (Хайдеггер) Логос самого Бытия, то есть проявить и сохранить смысл внове явленной нам идеи, тот смысл, который достаточно легко забывается, если мы отвлекаемся от слов (выражений, образов, метафор и т. д.), способных его выразить.
Кстати сказать, «сосредоточение» на «исконном сосредоточении» – это то, что с легкой руки Платона было названо и в дальнейшем существовало в философии под именем «созерцание». Классическим примером состояния созерцания может послужить Платоновский Сократ, простоявший сутки напролет на одном месте, будучи застигнутым внезапно пришедшей ему на ум идеей (см. «Пир», речь Алкивиада). Сосредоточение на раскрытии смысла внове явленной идеи – это и есть созерцание; конечно, созерцание умственное, а не зрительное. На «старом», известном нам знании у нас нет необходимости сосредотачиваться. Сосредоточиться «в себе», то есть созерцать можно только то, что зародилось в тебе самом (то есть в собственном интеллекте) и явило само себя. И, конечно же, «настоящее знание», полученное посредством «сосредоточения» на «исконном сосредоточении» в процессе созерцания, есть знание, обладающее «абсолютной» новизной. А нечто подобное ей, как мы уже показали ранее, может быть получено только при сотворении идеи и осуществлении методологии возникновения новизны, включающей эту идею в свою последовательность (цепь).
Вот и приведенный нами перевод этого фрагмента А. Лебедевым говорит о том, что «есть только одно…Мудрое существо…, чтобы знать все». И здесь мы не можем исключить, что таковым «существом» (в смысле сущности) может быть нечто такое в структуре нашего бытия и в структуре познаваемого нами мира, что позволяет нам не только адекватно воспринимать существующее (сущее), но и создавать нечто совсем новое. И методология возникновения новизны, методология Единая для всего сущего, как нельзя лучше подходит на эту роль.
А теперь нам следует ненадолго застопориться на изложении темы «Гераклит – родоначальник понятия идеи» и вклиниться с текстом о том, как в этом фрагменте (50 ДК) Хайдеггер понял Гераклита и почему, не совсем правильно его поняв, он домыслил его. Причем домыслил в русле того, как он сам понимал то, что он интерпретировал у Гераклита как Логос-Λογος (с заглавной буквы).
3.2. Что выразил Гераклит и что за него домыслил Хайдеггер?
Выше по тексту, – исходя из нашей интерпретации того, что в данном фрагменте Гераклит выразил свое понимание процесса собственного сосредоточения на развертывании и фиксировании смысла только что явленной идеи, – мы поняли Логос Гераклита как сам смысл идеи и постарались в своих пояснениях отразить именно это понимание. Иначе говоря, этот Логос является принадлежностью бытия человека. Но так ли – как и мы – понял Логос Хайдеггер, переводя данный фрагмент? Отнюдь нет. Этот Логос-Λογος Хайдеггер представил как Логос самого бытия, то есть это Логос-«голос» (как можно понять) самого народа. То есть этот Логос принадлежит не человеку, а тому, что выше него, а именно, он принадлежит соци-уму. И Хайдеггер открыто, недвусмысленно и чистосердечно признается в том, что приписанного им Гераклиту понятия Логос у него (у Гераклита) нет.
«Но что такое «Логос»? Гераклит об этом не говорит – ни в одном из дошедших до нас речений. Вероятно, он никогда этого и не говорил в виде разъяснения и понятийного определения. Тем не менее он достаточно говорит о «логосе», хотя бы и в приведенном речении. Нам остается только правильно осмыслить его»16.
И вот далее, в процессе такого осмысления и рассмотрения других речений Гераклита, Хайдеггер приходит к тому выводу, что
«…через свой λογος человек может в ομολογειν (то есть, говорить то же самое – И. Ф.) соотнестись с самим «Логосом», но это происходит не всегда и, быть может, даже очень редко. В этом заключается то удивительное, что «Λογος» в смысле исконного со-средоточения, то есть Λογος самого бытия, окружает человека своим присутствием и тем не менее человек от него отвращен». (Там же, стр. 374).
И несколькими страницами ранее выражено то же самое, но более определенно:
«…в 50 фрагменте говорится о гомологическом отношении человеческого «логоса» к самому «Логосу». В этом речении осмысляется отношение самого бытия к существу человека, причем не в том понимании, что существо человека – одна «точка» отношения, а сам Λογος – другая, но в том, что существо человека состоит и утверждается как раз в отношении бытия к нему». (Там же, стр. 362).
Здесь, конечно же, не может не возникнуть вопрос: какова причина того, что Хайдеггер, переводя и осмысляя данный фрагмент, вынужден был домысливать Гераклита. По моему мнению, причина довольно-таки проста. Анализируя тексты Гераклита, Хайдеггер пришел к тому выводу, что в них просматривается, – хотя и в неявном виде, – наличие двух логосов. Во-первых, того логоса, который выражает (спасает: излагает, оформляет) нечто ранее внове явленное нашему сознанию. И этот логос есть «логос нашей души» (Хайдеггер); а связан он с собиранием, высказыванием, оформлением (λεγειν) какого-то смысла. А во-вторых, наличие того Логоса, который – как мы полагаем – является самим предметом, который должен быть высказан и оформлен, положим, в какой-либо знаковой форме. То есть этот Логос есть сам смысл идеи, который, явившись в сознание, требует незамедлительного раскрытия и оформления. (Иначе, он может быть забыт).
Но что же произошло дальше? Как мы уже отмечали ранее, Хайдеггеру было чуждо понятие идеи как смысла, сначала собираемого (по нашему, рефлексия-1), а затем раскрываемого и оформляемого (по нашему, ре-флексия-11) смысла, из которого можно получить новое сущее. Так вот, не увидев у Гераклита второго Логоса (то есть смысла раскрываемой идеи), Хайдеггер, компенсируя эту «недостачу», приписал ему тот Логос, который принадлежит не бытию человека, а бытию той главенствующей надстройки, которая возвышается над человеком, а именно, принадлежит самому народу (обществу, соци-уму, Природе), который олицетворяет само бытие (Бытие само по себе или истину самого бытия). Как видим, нет худа без добра. Гений Хайдеггера «выкрутился» из этой ситуации и, переосмыслив ее, вышел к пониманию самого изначального бытия. Вот это, наверное, и было началом того «поворота», который привел к написанию «Черных тетрадей» и «Вкладов». («Парменид» и «Гераклит» – это уже оформленный результат этого «поворота»). Проникновение же в суть Гераклитовских «речений» натолкнуло Хайдеггера на то, что, кроме человеческого бытия имеется, над ним существующее и им властвующее Бытие само по себе. Именно с этим бытием бытие человека должно находиться в гармоничных отношения. И эта гармония должна заключаться в том, что бытие человека должно быть послушным тому, что ему «говорит» само бытие, то есть бытие народа как Бытие само по себе. Потому что нет другой инстанции, которая бы возвышалась над индивидуумом.
И здесь имело бы смысл привести одну ремарку. Один мой друг, когда хотел сказать нечто жизненно важное, часто предварял свою речь словами народной мудрости: «Послушай, береза, что тебе лес говорит». Так вот, человек общества, будь он любого достоинства, является той «березой», которая должна прислушиваться не только к говору, но и шепоту того, что вокруг происходит. Уловление того, что свершается вокруг – это возможность понимания того нового, что наше окружение хочет сообщить каждому из нас в отдельности. Потому что любая человеческая жизнь, как и жизнь любого другого живого существа, бесценна. Наше разнообразие – на физическом ли это уровне или на уровне душевно-духовном – есть выражение и продолжение разнообразия Природы. А поддержание разнообразия есть поддержание притока – постепенно увядающей – новизны в любую из открытых систем.
Так что наша жизнь и жизнь нашего соци-ума – это не только взаимное прощупывание границ (горизонта) дозволенного, но и выискивание тех векторов, в направлении которых возможно создание, то есть приумножение, новизны. Без этого любая жизнь не имеет перспективы. Именно поэтому для нас так важно прислушивание к тому, что творится вокруг нас, в соци-уме. Знание последнего дает нам возможность шагать в ногу с соци-умом, а не вихлять из стороны в сторону, сбивая с шагу сам соци-ум или замедляя его ход. Об этом и шла речь у Хайдеггера, когда он писал и о «забвении бытия», и о «махинации», и о «переживании», и об «историографии», и об неаутентичных экзистенциалах бытия.
Возвращаясь к Логосу, мы видим, что в интерпретации Гераклита Хайдеггером, кроме человеческого логоса, логоса его (человека) души, имеется еще один Логос, Логос самого бытия. Как мы понимаем, именно ему человек должен быть послушен и именно с ним, с Логосом самого бытия, логос нашей души должен находиться в гармонии. То есть он должен улавливать и выражать то, что происходит в обществе, в народе. А происходит в нем, как мы полагаем, созревание Необходимости в какой-либо новизне, заказ на которую – в виде недостаточности, лишенности, неудобства и т. д. – заявляет соци-ум. И «заказ» этот должен обнаружить продуктивно мыслящий (и чувствующий) человек. Только после такого обнаружения он может приступить – на этапе рефлексии-1 – к процессу разрешения (то есть создания идеи) возникшей в соци-уме проблемы.
С нашей же точки зрения, действительно, у Гераклита можно – при определенной степени домысливания – увидеть два логоса. Первый из них, логос нашей души, всего лишь выражает (в словах и знаках) смысл нами раскрываемой внове явленной в наше сознание идеи. Сам же смысл идеи – это и есть тот Логос, скажем так, Логос нашего интеллекта, который и преподнес нам этот новый смысл. Спрашивается, но почему мы должны быть послушны тому, что родилось в нашем же интеллекте в процессе иррационального сотворения нами самими смысла идеи? Да потому что внове явленный смысл («сгусток» смысла), не будучи еще оформленным, имеет тенденцию к исчезновению из нашего сознания. Именно поэтому логос нашей души должен сосредоточиться на нем, раскрыть этот смысл и зафиксировать его в каких-либо знакомых нашему сознанию словах и знаках для того чтобы можно было сохранить его в нашей памяти.
Вот и получается, что при одинаковом понимании (у Гераклита) логоса нашей души, у нас с Хайдеггером принципиальное расхождение в понимании Логоса (с большой буквы): Логос в понимании Хайдеггера – это Логос Бытия самого по себе, то есть Логос народа (соци-ума), Логос природы социальной «материи»; в нашем же понимании – понимании «солидарном» с Гераклитом – Логос (Логос нашего интеллекта) – это смысл идеи, рожденной в интеллекте человека. Но, как это ни странно, в конечном счете, оказалось, что оба понимания взаимодополнительны друг к другу. И вот почему. Человек продуктивно мыслящий, являясь Подручным Средством соци-ума, к тому только и призван, чтобы, генерируя новые идеи (смыслы), удовлетворять те запросы соци-ума в новизне, которые постоянно возникают в соци-уме. Вот это генерирование новых смыслов, определяемое нами как бытие человека, должно непременным образом находиться в гармонии с Бытием самим по себе, определяемым как Бытие соци-ума, народа.
Далее, в пункте 5. «Два рода бытия: …» мы более подробно рассмотрим вопрос, каким образом осуществляется взаимосвязь бытия человека с Бытием соци-ума и что именно происходит в процессе бытийствования как того, так и другого.
А теперь, не уходя далеко от выше изложенной темы домысливания текстов философов, позволим себе домыслить самого Хайдеггера.
3.3. В чем мы можем домыслить Хайдеггера?
Начнем с цитаты о том, каким образом в «Черных тетрадях» Хайдеггер обосновывает необходимость истолкования мыслей великих философов, ими изложенных в своих произведениях.
«Каждый серьезный мыслитель мыслит всегда о решающем прыжке изначальнее, чем говорит; и в том мышлении он должен быть понят, его невысказанное – должно быть высказано …. Вот почему он нуждается в истолковании»17.
Здесь, конечно же, продолжая мысль Хайдеггера, нужно заметить следующее. Если «его невысказанное – должно быть высказано», то это высказывание является уже не столько истолкованием (интерпретацией) текста философа, сколько домысливанием самого смысла этого текста. Разница между истолкованием, как раскрытием уже имеющегося смысла (текста), и домысливанием, как добавлением смысла к смыслу уже имеющемуся, весьма существенная. Что мы и увидели, когда Хайдеггер, истолковывая фрагмент 50 Гераклита, домыслил существование у него еще одного Логоса, Логоса, который принадлежит уже не человеку (как полагал Гераклит, а вместе с ним и мы), а тому соци-уму, в котором живет и мыслит человек.
Вот теперь, поняв, в чем разница между истолкованием и домысливанием, настал черед объяснить, в чем именно мы можем домыслить, – но не истолковать – Хайдеггера. Дело в том, что, читая «Черные тетради» (Размышления V. Намеки, продолжающие ранее намекавшееся), я окончательно понял, на что намекал Хайдеггер, когда постоянно из текста в текст апеллировал к истине бытия и Da-sein!у. А именно: изначальность бытия, которая, по Хайдеггеру, в принципе не может быть помыслена человеком, представляет собой – как я теперь понимаю – не что иное, как процесс не названной Хайдеггером самоорганизации социальной «материи». Продолжая далее и далее домысливая Хайдеггера, но в то же время, вводя наше домысливание в колею того, что нами уже изложено ранее, скажем следующее. Самоорганизация социальной «материи», то есть «ткани» самой жизни соци-ума, имеет своим результатом зарождение и созревание Необходимостей в новизне того или иного вида, о чем речь у нас уже шла в подразделе «9. Соединение События-111 с Событием-1. Понятие Хаоса». И к этому процессу – процессу самоорганизации, зарождения и созревания Необходимостей – человек (и продуктивно мыслящий, а тем более, просто существующий в соци-уме) не имеет никакого отношения. Как пишет Хайдеггер, «истина Бытия как раз не дело рук человека». (Там же, стр. 370).
Но после того как Необходимость в чем-либо новом созрела в виде какой-либо вполне ощущаемой недостаточности (лишенности, неудобства и т. д.), вот здесь и возникает потребность в существовании человека, обладающего способностью разработать механизм (идею) разрешения возникшей в соци-уме проблемной ситуации. Именно здесь происходит превращение просто существующего человека в человека бытийствующего, то есть человека, создающего в первую очередь идею, искомое сущее и подручное средство. В этом как раз смысл нами заявленного ограничения: в вопросе бытийствования ни в коем случае нельзя брать человека в целом, человека вообще, то есть, не разделяя его на человека продуктивно мыслящего и человека просто существующего. Потому что к бытию – как процессу возникновения новизны – причастен только человек креативно – здесь и сейчас! – мыслящий и чувствующий. В противном случае он – как Подручное Средство соци-ума – не мог бы обнаружить, где назрела (созрела) Необходимость в новизне и в каком направлении ему надо создавать механизм (идею) удовлетворения возникшей в соци-уме потребности. Как видим, именно по этому сценарию, скорее всего, в соци-уме разрешались проблемы создания государственности, внедрения нравственности, справедливости, искусства и т.д., не говоря уже о проблемах, связанных с научно-техническим прогрессом.
Итак, домысливая Хайдеггера, мы поняли его «намек» на то, что истина бытия есть то, что находится в самом начале, в самой основе, в самом истоке возникновения новизны. А находится в этом истоке, как мы полагаем, зарождение Необходимости в новизне. И это зарождение осуществляется в процессе самоорганизации социальной «материи», то есть самоорганизации самой «ткани» жизни соци-ума. А это в обязательном порядке является причиной возникновения в соци-уме новизны. Это первое наше домысливание того, что не высказано Хайдеггером, но на что он «намекал».
Другое наше домысливание касается взаимосвязи Бытия самого по себе (бытия соци-ума) с бытием человека. Дело в том, что в процессе осмысления имеющихся в моем распоряжении текстов Хайдеггера я так и не смог обнаружить, в какой взаимосвязи – у Хайдеггера – находится бытие человека с Бытием соци-ума, народа. Кроме указания на то, что Бытие само по себе нуждается в бытии человека. Но как осуществляется взаимосвязь этих родов бытия – об этом ни слова. И это не удивительно, поскольку для того, чтобы эту взаимосвязь обнаружить необходимо в первую очередь знать, какую функцию исполняет в процессе своего бытийствования человек, а какую – соци-ум. А, не зная того, что человек к тому только и призван, чтобы создавать новизну, а соци-ум – к тому, чтобы затребовывать и «потреблять» эту новизну на благо своего развития, так вот, не зная этого, вряд ли возможно не только обосновать необходимость взаимосвязи между ними, но и обнаружить, увидеть ее.
Вот эти два домысливания, как мне представляется, проясняют картину того, что истина бытия (Seyns) имеет свое основание на почве того, что свершается в недрах самого народа. И она, эта истина, не какая-то «без-дна» (Хайдеггер), в которую (или через которую) только и можно что совершить «прыжок», наоборот, это тот фундамент, который лежит в основе самой жизни Природы. А в основе этой жизни – независимые от нас и не «видимые» нами природные процессы самоорганизации материи на всех ее уровнях: физическом, химическом, органическом, генетическом, ментальном и социальном (по И. Пригожину).
А теперь, отметив, во-первых, факт плодотворного осмысления Хайдеггером 50-го фрагмента Гераклита, а во-вторых, результат нашего домысливания того, что собой представляют – по Хайдеггеру – как истина бытия (Seyns), так и бытие человека в их взаимосвязи друг с другом, продолжим далее оставленную нами в подпункте 2 тему.
3.4. Гераклит – родоначальник понятия идеи. (Продолжение)
Если мы думаем, что приведенный нами в пункте 2 – в переводе Хайдеггера – фрагмент 50 является единственным, случайно нам подвернувшимся текстом, где Гераклит выразил свое интеллектуальное ощущение необходимости сосредоточения на «исконном сосредоточении», то есть на раскрытии, как мы полагаем, смысла только что явленной в наше сознание идеи – так вот, если мы так думаем, то мы ошибаемся. По крайней мере, в его наследии есть еще несколько фрагментов, которые непосредственно причастны к выражению того интеллектуального ощущения, которым сопровождается явление в наше сознание нового смысла, того смысла, который, будучи сразу же не зафиксированным в каких-либо словах и знаках, способен забываться, и в буквальном смысле улетучиваться из нашего сознания, то есть скрываться сразу же после своего кратковременного явления. (И это известно каждому из нас, кому, хотя бы изредка, приходили на ум новые идеи).
