Kitabı oku: «Любовь распята. Я должен жить», sayfa 2
Разволновавшийся Дмитрий Иванович взял протянутую молчаливым другом рюмку, выпил и, уставившись на него, вдруг вспомнил:
– Слушай, совсем забыл. Вчера Наташа высказала дельную мысль. Её нститутская подруга живет в Симферополе и всю жизнь мечтает перебраться в Москву. А сейчас, пишет, русским там совсем невмоготу стало. Вот тоже больная тема: дискриминация русских в бывших союзных республиках, даже в славянской Украине, откуда зародилась Русь. А попробуй обидеть кого здесь, сразу обзовут русофилом. Но это к слову. Так вот, с этой Ларисой возможна масса вариантов. Но при любом из них Костя должен остаться здесь и продолжать учиться. Наташа его не отпустит. На самый крайний случай он будет жить у нас. Места хватит. А потом, бог даст, женится на Надюхе.
***
Но все вышло лучше. Лариса, личная жизнь которой не сложилась, заняла в квартире Верховых две комнаты из трех, взяв на себя расход по квартплате и содержанию Кости. Родители Ларисы, сдав квартиросъемщикам две комнаты в Симферополе, обязались оплачивать лечение Ольги в горном санатории. А Алексей Константинович мог жить на их даче в десяти километрах от этого санатория. Но ему повезло. Буквально на следующий день после приезда в санаторий ему предложили работу в частной авиакомпании по перевозке грузов за границей.
Через полтора месяца он прилетел в Москву и положил на счет Дмитрия Ивановича две тысячи долларов, сказав:
– На всякий случай, если со мной что случится. Будь другом, не забудь Ольгу и Костю.
По дороге обратно, он, воспользовавшись весенними каникулами, на три дня забрал с собой Наталью Сергеевну и обоих детей.
Увидев их, Ольга забыла про болезнь.
Затем Алексей Константинович вдруг исчез. В последнем письме Ольга сообщила, что не имеет от него вестей больше двух месяцев. Она даже не знала название компании, где он работает. Не знал этого и Дмитрий Иванович. Лишь Костя вспомнил, как отец несколько раз звонил в Крым, спрашивая: «Это Крымэйр»? С помощью отца Ларисы удалось отыскать телефон этой компании, но никто на звонки не отвечал. Съездив по адресу, отец узнал, что компания обанкротилась. Кто-то слышал, что с ее единственным самолетом произошла неприятность: или он разбился или его сбили в Африке. Ничего не прояснили и письма, направленные Дмитрием Ивановичем в Украинское летное агентство, откуда просто не ответили. Ездил он и в Аэрофлот. Ему подтвердили, что самолеты частных компаний часто разбиваются по техническим причинам, а иногда, если они перевозят грузы в конфликтных странах, их нередко сбивают. Как правило, владельцы таких компаний скрывают подобные случаи.
Дмитрий Иванович съездил вместе с Костей к Ольге, чтобы ее как-то успокоить. Он нашел ее в ужасном состоянии и понял, что она долго не протянет. Костя не хотел возвращаться, но она настояла: «Папа хотел, чтобы ты поступил в институт», а у Дмитрия Ивановича спросила, когда прощались:
– Вы его не бросите? Ведь после меня у него, кроме вас, больше никого из родных не останется. Разве что Алешина сестра под Воронежем. В крайнем случае, отвезите его к ней.
Дмитрий Иванович заметил, как у Кости побелели и заходили желваки.
– Оля, ты говоришь глупость, – придавая твердость голосу, проговорил он. – Давай, быстрее поправляйся и возвращайся домой. Надюха по тебе очень скучает.
– Вы хотя бы ее фотокарточку мне прислали. Я бы каждую минуту на нее любовалась.
– В следующий раз приедем к тебе все вместе, – пообещал Дмитрий Иванович, целуя ее в щеку.
В аэропорту, сославшись на живот, он отлучился от Кости на пять минут и попытался узнать в справочной, сколько стоит транспортировка гроба в Москву.
– Вы имеете в виду с покойником? – спросила участливо кассир.
Он чуть не ответил «с покойницей», но лишь молча кивнул.
– В свинцовом гробу около тысячи долларов. А сколько он сам будет стоить! Если уговорите взять обычным, будет дешевле. Но не знаю, сколько с вас возьмут таможники. Вы теперь для нас другое государство.
Это последнее замечание кассира больно кольнуло Дмитрия Ивановича. Столько русских жизней было отдано за Крым и Севастополь, и теперь они не принадлежали России! Это не укладывалось в голове.
Естественно, моментально в разы возросла плата за пребывание Ольги в санатории как гражданки другого государства. Денег у родителей Ларисы не стало хватать. А брать их из долларов, оставленных Алексеем Константиновичем, Дмитрий Иванович не хотел. Но пришлось, так как личных сбережений у него давно не осталось, и его семья давно жила от зарплаты до зарплаты, экономя на каждой копейке. Да и зарплату стали выдавать с длительными задержками. Иногда ему удавалось подработать на ремонте машин в гараже и извозе, несмотря на страх жены и его тоже из-за того, что сделали с Алексеем Константиновичем и его машиной. После того, как дважды ему отказались заплатить, пригрозив пришить, он стал развозить газеты по утрам на велосипеде, а летом принялся выращивать помидоры с огурцами и продавать на местном рынке. Но и здесь оказалась жесткая конкуренция со стороны деревенских. Утешало то, что голод его семья пока не испытывала, но к этому дело шло.
Деньги на поездку в Крым он заработал, помогая строить соседу хозблок на садовом участке.
Забыв об издании книги, он, тем не менее, продолжал делать заметки о происходивших в стране событиях, которые, как ему казалось, осознал окончательно. По этой причине вскоре и вовсе бросил писать – не поднималась рука.
Единственным утешением и радостью для Дмитрия Ивановича и жены оставались Надя и Костя, которые по-прежнему были неразлучны.
Глава первая
Надя где-то прочитала, что беда не приходит в одиночку. В этом она убедилась на Костиных родителях и очень переживала.
А она сама вдруг вступила в полосу везений. Одни сплошные радости и самая большая из них та, что Костя сделал ей предложение, и они помолвились. Теперь они по праву считаются женихом и невестой, а не просто дружат, как раньше. Свадьбу они решили сыграть через год и одиннадцать месяцев, когда ей исполнится восемнадцать лет. К тому времени они уже перейдут на третий курс. Это ее вторая радость. Костя и она поступили в свои институты. Его без экзаменов зачислили на физико-математический факультет МГУ, где его хорошо знали как призера олимпиад юных талантов.
Как и он, она тоже окончила школу с отличием и все равно боялась, что не поступит, потому что сейчас, как все говорят, главное, не отличный аттестат, а лишь бы были деньги, желательно доллары. А их у нее никогда не было, и надеяться приходилось только на себя.
Как дедушка и папа, она тоже решила преподавать историю России. То, что это ее призвание, она поняла, когда помогала папе писать его книгу. И даже надумала сама написать историю древней Руси для детей с былинами, сказками и своими картинками. А также с разговорной речью того времени, используя язык летописи, как у Соловьева. Он ей хорошо помог на экзамене. Когда она привела из него несколько цитат, экзаменаторы были сражены наповал. Так, что напрасно она боялась.
Больше всех радовался ее поступлению в институт Костя. Он подарил ей рюкзак, модный у старшеклассниц и студенток.
Сама же она надумала преподнести ему особый подарок.
Это, может быть, будет ее третьей большой радостью.
Если бы она только знала во что она, эта радость, обернется!
***
Все началось с того, что Костя повез ее в фотоателье. Он собирался слетать к тете Оле, которая давно просила прислать ей Надину фотографию, теперь уже невестину.
Чтобы выглядеть лучше и взрослее, Надя надела мамино вечернее платье, которое ей очень шло. Наверное, платье произвело впечатление на не по возрасту юркого фотографа, который долго и внимательно разглядывал Надю, оттопырив языком нижнюю губу и быстро-быстро двигая по – кроличьему челюстью. Несколько раз он подходил к ней, поворачивая голову из стороны в сторону и перекидывая толстую и длинную косу со спины на грудь и обратно. Уже много лет ему не попадались косы вообще, не говоря о такой гигантской. Когда Надя сидела на стуле, коса касалась пола. И он начал щелкать фотоаппаратом, перегоняя Надю со стула на диван, с дивана к стене, от стены опять на стул. При этом он заставлял ее все время улыбаться, против чего она не возражала, так как знала, что у нее ровные зубы. Но тут она вспомнила, что на фотографии она должна выглядеть взрослой и серьезной, и остановила фотографа:
– Послушайте, что вы делаете? Я не хочу так фотографироваться. Я хочу выглядеть совсем по-другому. Вот так.
Она села на стул, приподняла голову и, сделав серьезное лицо, уставилась, не мигая на фотографа.
Он замер, его серые усы поднялись к носу, обнажив прокуренные зубы, и было непонятно, улыбнулся он или сморщил нос. Не сходя с места, он навел на нее фотоаппарат и щелкнул.
– Идеальный снимок, для некролога, – сказал он. – Надо было сразу предупредить, для какой цели тебе фотография. А теперь я все же хотел бы запечатлеть тебя на улице, если ты не против того, чтобы красоваться на выставке в Париже и на обложках модных журналов. Меня, правда, слегка смущает твое платье. Мамино?
– Да, мамино, – с вызовом ответила Надя, однако неведомая сила подняла ее и повела на улицу вслед за фотографом.
Шагнувшему ей навстречу Косте она шепнула:
– Потом расскажу.
На улице Орест – так назвала фотографа девушка в регистратуре – снял Надю в людской толпе, за столиком кафе и в проеме двери жилого дома. Здесь он снимал ее особенно долго и очень сердился, когда она делала не так. Наконец он выпустил из рук фотоаппарат, который остался висеть на выступавшем животе, и сказал:
– На сегодня хватит. Знаешь, как я назову последний кадр? «На первое свидание в мамином платье». Неплохо, а? – Его усы опять коснулись носа, но на этот раз было видно, что он улыбнулся. – Должен получиться хороший снимок. У тебя, крошка, к твоему сведению, на редкость выразительная и фотогеничная мордашка. В сочетании с природной красотой такое встречается не так уж часто. За двадцать лет работы мне попадалось не больше десятка таких женских лиц. Кстати, все мои клиентки оставались довольны встречей со мной. Их фотографии красовались на обложках ««Огонька» и «работницы». Иной возможности в те годы не было. Сейчас выбор несравним, и надеюсь, тебе повезет больше. Только ты в следующий раз приди уж, пожалуйста, в другом наряде. Хотя это платье красивое и мне нравится, но оно немного не в духе времени. У тебя какие параметры?
– Вы имеете в виду рост?
– Рост я и сам вижу. – Орест подошел к Наде и, глядя снизу вверх, оценил. – Чуть больше метра семидесяти пяти. Минимальный стандарт роста красавицы. Не ошибся?
Она молча кивнула. Она все еще стеснялась своего роста. Вот и сейчас она была на полголовы выше мужчины.
– Я имею в виду, детка, твою грудь, талию и, извини, бедра. Ты их хоть когда-нибудь замеряла?
Надя покраснела. Она не привыкла говорить на такую тему и, кроме того, стыдилась своей налитой груди.
– Все понятно, лапка. Если у тебя примерно 90 на 60 на 90, то для начала выход в финал Мисс Подмосковье я тебе гарантирую. Я уже не говорю о шансах стать моделью у Юдашкина или Зайцева, с ними обоими я на «ты». Надеюсь, ты еще не замужем? – Я выхожу замуж в следующем году, – приврала она.
– Слава богу, что не в этом. Не за того ли, с кем пришла?
– Да, за него, – рассердилась Надя. Ей не понравился тон Ореста. – Вам-то какое дело? Меня ваши конкурсы нисколько не интересуют, и участвовать в них я не собираюсь.
Она решительно направилась в сторону фотоателье. Орест решительно преградил ей дорогу.
– Я, малышка, с тобой не шучу. Для тебя крайне важно не упустить время. У тебя неплохие природные данные. Но над ними нужно серьезно работать. Не обижайся, но ты выглядишь сейчас, как только что от сохи. Без опытного консультанта тебе никак не обойтись.
– Одного такого консультанта недавно показывали по телевизору, – сказала Надя и чуть не добавила, что тот чем-то походил на Ореста. Такой же старый и шустрый. – Девушка очень подробно рассказала, что он с ней вытворял. Не на ту напали, дяденька.
Она обогнула Ореста и почти побежала от него.
– Наденька, что происходит, в конце концов? – занервничал Костя. – Что ему от тебя нужно?
Она не успела ответить, как подошел Орест и кивком головы велел ей следовать за ним. Он подвел ее к столу регистратуры и что-то шепнул девушке, указывая на Надю, а ей бросил перед тем, как скрыться в своем кабинете:
– Придешь за фотографиями сама, как договорились.
Ей хотелось ответить, что они ни о чем не договорились, и он ее не дождется, но очень уж она хотела увидеть себя на фотографиях и лишь мысленно показала ему язык.
Девушка, которую Надя с первого взгляда отнесла к красавицам, заполняя квитанцию несколько раз изучающее посмотрела на нее. Видя, что Надя достает деньги, она сказала:
– Платить ничего не нужно. Разве Орест не сказал, что пробует тебя на фотомодель? Если ты пройдешь, тебе крупно повезет. Орест – известный мастер-фотограф, его знают не только в России, но и за рубежом.
***
Всю неделю Надя нет-нет да вспоминала свой разговор с фотографом. Она ловила себя на том, что ее тянуло к зеркалу, и она внимательно разглядывала свое лицо, вертя головой и перекидывая косу, как это делал он. До сих пор она мало обращала внимание на свою внешность, ее вполне устраивало, что она не хуже других. Признанных красавиц она в расчет не брала, потому что они, как правило, не могли похвалиться успехами в учебе. А для Нади учеба была важнее всего, ее обязанность – быть лучшей ученицей, чтобы не отставать от Кости и не позорить своих родителей, учителей этой же школы.
Первым, кто назвал ее красивой был, конечно, Костя. Она до сих пор слышит его крик: «Мамочка, смотри, какая девочка!» А недавно он сказал, что она самая красивая девушка на свете. Но его слова она в расчет не брала, потому что как невеста, а теперь уже и как будущая жена она обязана быть для него самой красивой, как и он для нее. Что касается его, тут она нисколько не кривила душой. Он и вправду всегда выделялся среди ребят не только умом, но и внешностью. Она же не слепая, она видит, как на него засматриваются девчонки в школе. Если бы только смотрели, а то еще и нагло пристают. На выпускном вечере вообще с ума посходили, одна за другой ему в любви объяснялись. К ней тоже ребята приставали, но, слава богу, не так много. Отчасти потому, что побаивались Костиных кулаков.
У него уже в восьмом классе был разряд по боксу, а сейчас еще по дзюдо и кунфу, не считая по биатлону. А после того, как он избил Эрика Дагаева за то, что тот попытался распустить руки (даже вспоминать противно), как привык это делать с другими девчонками, на нее и смотреть в школе боялись. А это ее никогда и не интересовало – кроме Кости ей никто не нужен. Для нее самое главное, чтобы она нравилась ему такой, какая она есть. Иногда ей, конечно, хотелось быть покрасивее, но как это сделать, она не знала, а краситься и пудриться не умела. А тем, что на нее в последнее время заглядываются на улице, она совсем не обольщалась, зная, что мужчины смотрят на всех молоденьких девушек одинаково.
Однако слова Ореста почему-то запали ей в душу. Она чувствовала, что ему можно верить.
Она попыталась отыскать на своем лице выразительность, о котором он говорил, и пришла к выводу, что, скорее всего, он имел в виду ее слегка припухлые губы. Ей часто говорили, что у нее притягивающая улыбка. А может, Орест подразумевал ее глаза, меняющие цвет в зависимости от настроения. Когда она сердилась, они темнели до цвета моря и зеленели по-весеннему, когда она смеялась. Ей самой они не нравились, она хотела, чтобы они были голубыми, как у Кости, или черными, как у мамы, зато у нее были пушистые ресницы.
И уж совсем она не знала, что делало ее лицо фотогеничным, но ей было приятно, что Орест находил его таким.
Замерила она и свои параметры. Они оказались очень близкими к названным Орестом цифрам, а талия была даже уже. Бедра – тик в тик, вот только грудь, как ни выдыхай, была больше девяноста. Зато она была правильной формы и не болталась при беге во все стороны, как у других.
Еще менее требовательна была она к одежде. Одевала ее мама, отличавшаяся строгим вкусом во всем. Ее любимыми цветами были черный и белый, реже синий. «У вас вкус монахини, – говорила ей тетя Оля. – Наденьку-то зачем так одеваете? Она ведь девочка», и дарила Наде на каждый день рождения яркие платья. Но мама заставляла дочь ходить в школу только в темно-синем строгом платье, напоминавшем старую школьную форму. Лишь последние два года, когда Надя подросла и ее фигура оформилась, мама стала отдавать ей свои блузки и юбки, слегка их подправляя. Да и на покупку новых вещей у них совсем не стало денег.
Купальник у Нади также был мамин. Лифчик был тесноват, но ей нравилось, что он сплющивал грудь, и она не так бросалась в глаза.
Сначала она отбросила мысль пойти в ателье в купальнике, потому что не собиралась демонстрировать себя в нем. В последний же момент взяла и надела его. На всякий случай, сказала она себе.
***
Она не сразу узнала себя на фотографии, выставленной на витрине фотоателье, зато сразу поняла, что такое фотогеничность. Это когда все лучшее в человеке фокусируется на его лице. Когда невозможно отвести взгляд. Она никогда не видела себя такой красивой и не представляла, что может быть такой. Особенно притягивали широко распахнутые, цвета майской зелени глаза, взгляд которых наряду с серьезностью был по-детски жизнерадостным и как бы говорил: «Смотрите, какая я стала».
Это была та самая фотография, предназначавшаяся для тети Оли.
«Господи, неужели это я? – подумала Надя и, чтобы удостовериться в этом провела ладонью по лицу.
– Взгляни, какая милая девочка, – услышала она мужской голос сзади себя. – На редкость приятное личико.
Она обернулась и увидела мужчину интеллигентного вида, показывавшего глазами на ее портрет молодой женщине в элегантном ярко-розовом костюме. Та взглянула на фотографию, ответила:
– Да, прелестная девочка, ничего не скажешь.
Наде нетерпимо захотелось сказать им, что это она на фотографии, и поблагодарить за хорошие слова. Сдержав себя, она молча отступила в сторону и открыла дверь в фотоателье.
Уже знакомая девушка широко улыбнулась ей и громко крикнула:
– Орест, к тебе! – А Наде шепнула: – Он тебя с утра ожидает. От твоей фотографии мужики балдеют. Второй день, как выставили, отбоя от них нет. Просят твой телефон или домашний адрес. Я же тебе говорила, Орест – великий мастер. Иди, зовет.
Орест молча подал Наде кипу фотографий, и у нее разбежались глаза. Она тотчас стала откладывать наиболее понравившиеся снимки в надежде, что удастся получить их бесплатно. Денег у нее, как всегда, не было. А нравились ей почти все фотографии. Вот только немного портило впечатление одно и то же платье.
– Можно я возьму те, которых здесь по две? – робко спросила она.
Он быстро отобрал несколько снимков, остальные придвинул к ней.
– Бери.
Она мгновенно сунула их в сумочку, мысленно прикинув, сколько они стоят6 не меньше тысячи рублей. А они с Костей никак не могли решить, сколько заказывать: два или три снимка.
Набравшись смелости, она спросила:
– Почему здесь нет «На первое свидание в мамином платье»? Не получилось?
Орест исчез в соседней комнате и вернулся, держа двумя руками огромную, величиной с лист ватмана, фотографию. Надя тотчас подумала о тете Оле, спросила, нет ли лишней.
– Получишь после выставки, – ответил он. – Раньше нельзя. Таковы правила. Ты в купальнике?
– Только я раздеваться не буду. Я пришла лишь за фотографиями.
– Ты в каком веке живешь? Очнись, солнышко мое! Сейчас на красоте зарабатывают бешеные деньги. А тебе даже надеть нечего. Взгляни на себя со стороны. Кто сейчас так ходит? Ты же в этом наряде, как доярка в день выборов. Попробуй догадайся, что у тебя там под юбкой. Кто твои родители?
Пытавшаяся представить доярку Надя машинально ответила, что родители преподают в школе.
Не стыдно сидеть на их шее? Не жалко их?
– Что вы от меня хотите? – крикнула она со слезами на глазах.
Орест вынул из кармана кошелек и положил перед Надей деньги. Она бросила на них взгляд, сказала поспешно:
– Я не возьму.
– Согласен, что мало. Если дело с тобой пойдет, получится с Парижем и конкурсом красоты, ты будешь получать по триста за минуту работы. С таким феноменом я сталкиваюсь впервые. В жизни ты собой ничего не представляешь. Галка тебя эффектнее, а на фотографии не она, а ты притягиваешь, как магнит. Слушай, может, тебе в кино податься? Ах, да, там сейчас без порно не обойтись.
Надя поднялась, отодвинув деньги.
– Спасибо за фотографии. До свидания.
– Фотографии на стол! – рявкнул Орест. – Или за каждую по сотне. Нет, по сто двадцать! Как всем! Гони две тысячи!
Она вернулась к столу и с каменным лицом стала вынимать фотографии из сумочки.
– Все вынула? А теперь засовывай назад. Ты на меня не обижайся. Для меня одинаково – что ты, молодуха, что дряхлая старуха. Подожди, я сейчас. – Он принес из соседней комнаты такую же большую фотографию, на которой была снята согнутая в три погибели старуха, просящая милостыню в переходе метро. На ее морщинистом лице было столько горя, скорби и мольбы, что у Нади защемило сердце. – Пошлю в Париж в паре с твоей фотографией под девизом «Плата за жизнь». Хороший контраст твоему портрету. Наверное, в твои годы она была такой же красивой. Если ее портрет получит приз, обеспечу ее на всю оставшуюся короткую жизнь и поставлю памятник, как она просила. Так что не выпендривайся. Я сейчас позову Галку. Она когда-то сама пытала счастье в различных конкурсах, но у нее выпуклости оказались не на том месте, где нужно.
«Не догола же я разденусь, – сказала себе Надя. – В случае чего буду кричать». И она сдалась, когда вошла Галя и выгнала Ореста.
– Если у нее кривые ноги и рыхлые ляжки, можешь меня не звать, – буркнул тот, уходя.
Глаза Гали, когда она замеряла Надю, говорили больше, чем слова.
– Я сейчас позову Ореста, – сказала она. – Ты его не бойся. Там на тебя смотреть будут тысячи.
Она усадила Ореста на стул, а Надю заставила пройти вдоль стены. Надя прошла, не спуская глаз с Гали. Глаза Олега забегали по ее точеной фигуре. Он поднес ко рту зажженный конец сигареты и вскрикнул. Надя споткнулась, взмахнула рукой и с ужасом увидела падающий на пол лифчик. Галя метнулась к нему, и девушки столкнулись лбами. Пока они потирали ушибленные места, Орест поднял лифчик и, ухмыляясь, протянул его Наде.
– Ты бюстгальтер уронила. Надень, бесстыдница.
Потом она смеялась вместе с ними над этим эпизодом, раскрепостившим ее, и план подготовки к конкурсу красоты они обсудили в непринужденной обстановке.
Когда Надя собиралась уходить, Галя взяла деньги со стола, пересчитала их и сказала Оресту:
– Добавь двести, не жидись.
Он скривился, что-то пробурчал, но добавил. Надя взяла деньги.
Они оказались очень кстати. Пятьсот рублей – сумма, показавшаяся ей огромной вначале и оказавшаяся мизерной, когда она поехала на вещевой рынок. Список покупок у нее получился длинным, потому что в нем она не забыла никого.
У входа на рынок, она увидела киоск с канцтоварами. Заглянув в список, она попросила подать десять общих тетрадей Косте и себе, две пачки писчей бумаги для папиной и своей рукописей и четыре набора ручек и карандашей для всех.
– С тебя триста рублей, красавица, – сказал ей продавец-южанин.
Надя достала из кошелька пять орестовых бумажек, взяла три и уставилась на продавца.
– Эй, почему не берешь? – закричал он ей вслед. – Ты что, жадная? Давай двести пятьдесят. Двести!
Недавно она уже прикидывала в книжном магазине, сколько это будет стоить, и у нее получалось около семидесяти рублей.
Она правильно делала, что из-за Эрика не любила кавказцев. Ну, и наглые!
Ее денег едва хватило на ботинки Косте, туфли маме и две рамки под фотографии для тети Оли.
И тут она представила, сколько она сможет купить, если ее портрет получит приз и она победит на конкурсе красоты. Первый отборочный тур на конкурс «Мисс Подмосковья» она уже прошла, второй должен состояться в сентябре, а затем финал в октябре. Костя об этом узнает, если она станет победительницей. Свою победу она преподнесет ему, как свадебный подарок.
***
Этот день у нее выдался хлопотливым. Была пятница последней декады августа. Утром она съездила в институт за студенческим билетом и списала расписание занятий. Вернувшись, она полдня занималась уборкой квартиры и стиркой.
Родители были на садовом участке, завершали дела перед школой. Завтра вечером должен был прилететь Костя, и они поедут к родителям расслабиться перед первым сентября. Сегодня вечером он должен позвонить и сообщить, каким рейсом прилетит. Она обязательно поедет его встречать.
Звонок раздался, когда она стирала в ванной. Она вытерла руки и подбежала к телефону.
– Здравствуй, сказала она. – Когда прилетаешь?
Но это был не Костя. Вместо него она услышала незнакомый мужской голос.
– Добрый день, Надя. Только я прилечу к вам не на самолете, а на «Мерседесе».
Надя ничего не поняла.
– Вы, простите, кто? Я вас не знаю.
– Зато мы вас хорошо знаем. Из рассказа Ореста Орестовича. По его рекомендации я вам и звоню. Наш Дом моделей набирает красивых девушек на работу, а ваш портрет нас просто потряс. Я бы не смог с вами встретиться на несколько минут? Портрет портретом, но я бы хотел взглянуть на вас хоть одним глазом перед тем, как решать, приглашать ли вас на просмотр. Дело в том, что желающих слишком много, а время у знаменитостей, входящих в состав жюри, ограничено.
– Я так сразу не могу решить, – возразила Надя. – Я должна поговорить с Орестом Орестовичем и, кроме того, не уверена, что у меня будет свободное время.
– Вы совершенно напрасно беспокоитесь. Времени это требует не так уж много, один-два вечера в месяц, зато мы хорошо платим. Лишние деньги, думаю, вам не помешают, родители ваши, мы знаем, зарплату не регулярно получают. Однако разговор об этом будет бесполезным, пока мы вас не увидим и не решим, подходите вы нам или нет. Мне достаточно одного взгляда на вас. Поверьте, у меня есть определенный опыт, я сам изредка выступаю моделью. Так как, договорились?
– Я должна куда-нибудь подъехать? – спросила Надя, глядя на часы.
– Вам никуда ехать не нужно. Я сам подъеду к вашему дому, если вы назовете свой адрес.
Она назвала, и они договорились встретиться через час.
Уже имея опыт демонстрации, она воспользовалась отсутствием мамы, надела мини-юбку и блузку с заметным вырезом. Подойдя к зеркалу, слегка подкрасила губы, как ее учила Галя. Ей она и позвонила, чтобы узнать, на месте ли Орест. Та ответила, что он в Москве и сегодня уже не будет, и поинтересовалась, зачем он ей.
– Меня приглашают работать моделью. Говорят, порекомендовал Орест. Он ничего не говорил?
– Тобой интересовались многие, в основном кобели. Один представлялся корреспондентом какого-то журнала, другой – кинорежиссером. Симпатичный негр клялся, что он чей-то король, я их всех отправляла к Оресту. А что за Дом моделей?
– Через полчаса встречаюсь с этим человеком. Попробую узнать.
– Будь осторожна. Никуда с ним не езди. После обязательно позвони мне.
Из дома Надя вышла чуть раньше. Возле коммерческого ларька, где они договорились встретиться, никого не было. Слегка обрадовавшись этому, она подошла к витрине и стала рассматривать этикетки на бутылках. Несколько раз она поворачивала голову на звук приближавшейся машины, но они проезжали мимо.
– Надя?
Она вздрогнула и испуганно уставилась на красивого белозубого парня, выглядывавшего из зеленой иномарки. Она не могла понять, как ему удалось так бесшумно подъехать.
– Я не ошибся? – повторил он, вылезая из машины.
– Нет, не ошиблись.
– Меня зовут Стас – Он протянул руку. – В жизни вы оказались еще прелестней, чем на фотографии. Вы сегодня можете принять участие в просмотре?
– Сегодня? Так сразу?
– Профессиональный опыт. Я же говорил вам, что я сам модельер.
– Не будет ли сегодня поздно? Уже седьмой час.
– Начало в восемь. Я за вами заеду в семь сорок пять и привезу обратно через час. А пока мне нужны ваши данные, чтобы внести в список: фамилия, имя, возраст.
У нее округлились глаза, когда он разорвал на две половины десятирублевую купюру. На половинке, которую он протянул ей, были написаны его имя и телефон.
Она еще забежала в магазин, где купила булку и молоко. Гале она позвонила около семи, но та уже ушла. Дважды она звонила ей домой, однако к телефону никто не подошел.
Её смутило, что в машине, кроме Стаса, находились еще двое: Рыжий с неприятным тупым лицом рядом с ней на заднем сиденье и почти подросток с кудрявыми волосами на переднем, а когда Стас представил их членами жюри, и она увидела ухмылку на лице Рыжего, у нее закралось подозрение, быстро переросшее в тревогу. Увидев, что машина повернула от центра города, она спросила:
– Куда мы едем? Там уже окраина.
– На минутку заедем в одно место, – не поворачивая головы, ответил Стас.
– Тревожное чувство уже не покидало ее. Она продолжала смотреть в окошко, ожидая, когда машина остановится.
– И все же, куда мы едем? – спросила она вновь.
Машина вдруг резко остановилась. Пока Надя отыскивала ручку дверцы, кудрявый выскочил из машины, открыл дверцу с ее стороны и, с силой оттолкнув ее к середине сиденья, уселся рядом. Машина, подпрыгнув, рванула с места.
– Выпустите меня! – закричала Надя. – Я дальше не поеду с вами. Я вернусь домой.
– Смотря, как пройдет проба, – сказал Рыжий, обнимая ее за плечи и прижимая к себе. У него было не лицо, настоящее рыло, а изо рта исходил запах тухлых яиц.
Надя скинула его руку и крикнула Стасу:
– Остановите машину! Или я буду кричать!
В ту же минуту огромная лапа Рыжего зажала ей рот. Она вцепилась обеими руками в его пальцы, пытаясь оторвать их ото рта. Ей удалось слегка сдвинуть их, и она впилась зубами в толстый соленый палец. Рыжий взревел и другой рукой дернул ее за косу вниз. Вскрикнув от боли, она разжала зубы.
– Заткни ей пасть, – сердито сказал Стас, швыряя через плечо тряпку.
Кудрявый поймал тряпку и сунул ее в раскрытый в крике Надин рот.
– На-ка пососи, – засмеялся он.
Тряпка воняла бензином, Надю тотчас затошнило, запрокинутое вверх лицо стало наливаться кровью. Её нога, с которой соскочила туфля, метнулась к окошку дверцы рядом с головой кудрявого, чтобы выдавить стекло, но тому удалось перехватить ногу и обеими руками прижать к себе. Другая Надина нога была зажата внизу ногой Рыжего, и лицо кудрявого оказалось как раз у ее промежности. Урча от удовольствия, он стал водить лицом по внутренней стороне ее ляжек и ложбинке между ними. Надя вцепилась обеими руками ему в волосы и сумела оттолкнуть его голову к дверце. Он начал недовольно попискивать, а когда она, освобождая прижатую ногу, рванулась всем телом и нечаянно двинула его локтем в глаз, он прямо-таки завизжал по-поросячьи.
