Kitabı oku: «Фавн», sayfa 2
Клив встал на ноги, огляделся вокруг, подпрыгнул и завис в воздухе, он мог управлять своим телом, как во сне, теперь он видел все как-то иначе, словно проникал своим зрением в суть вещей, словно мог приблизить своё внутреннее я к я другого предмета, растения и, наверное, даже человека. Клив понял, что молитва его была услышана, и он просто так получил от судьбы такой неожиданный подарок. От радости он несколько раз перевернулся в воздухе и пролетел над озером. Странно было то, что с его тела словно спала невидимая капсула, не пускавшая его сквозь пространство. Во время полета он не чувствовал трения воздуха, словно тот расступался у него на пути. Он попробовал прикоснуться к листьям деревьев, и они не оттолкнули его. Он мог провести рукой сквозь них, а мог сжать в ладони и почувствовать их ворсистую поверхность. Больше всего радовало Клива то, что прикасаться он мог теперь и глазами. Словно проникать своим зрением вовнутрь объекта. Переносить в него часть своего сознания. Видеть так, как видит объект.
Клив почувствовал, что тело его больше не боится холода и солнца, ему не нужна теперь пища для восстановления сил, но он вполне мог есть и получать удовольствие, пища при этом как бы растворялась во рту, и вкус наполнял разум впечатлением от съеденного продукта. В общем, Кливу были свойственны многие человеческие удовольствия, но радость от них была более полной и обширной, чем обычно.
Все проблемы, мучавшие Клива решились. В свой старый дом он не вернулся, забыв про него сразу после превращения. Он нашёл себе уютную пещеру на берегу озера на опушке рощи, навел там приемлемый для себя уют, зарастил все цветами, посадил вокруг пещеры виноград. Вечерами он жег костры, любовался пучками взлетающих к небу искр.
Время для Клива перестало иметь историческую ценность, он больше не считал дни и ночи, тем более недели и времена года. Плохой погоды тоже не стало. Время его шло независимо от расположения солнца или светил, оно протекало от вдохновения к вдохновению, от сна к действию. Жизнь для него стала временем, события или переживания были секундами, из которых складывались часы, теряющиеся в бесконечности одного дня.
Преобразившись, Клив не расстался с телом. Оно частенько напоминало ему о себе потребностью сна, желанием пищи, ему было очень приятно наслаждаться вкусом фруктов, иногда цветов, тело не чувствовало потребности в восстановлении сил через пищу, но если он долго не питался, оно начинало грустить. Странное саднящее чувство появлялось внизу живота. Видимо, его тело до конца не утратило материальность, а просто полностью подчинилось воле, скинуло панцирь невосприимчивости.
Сколько именно Клив прожил в одиночестве сложно сказать, но однажды он вспомнил о том, что когда-то жил среди людей, и воспоминания едва заметной тенью ностальгии подкрались к его сердцу. Он понял, что в чудесном мире окружающем его нет существа, которому он мог бы сказать «Ты». Клив решил отправиться в путешествие. На некоторое время вернуться туда, откуда он пришел. Его не тяготили старые родственные или дружеские связи, о них он практически сразу забыл. Но ему нужен был кто-то с кем он мог бы разделить свой мир, поделится всем тем, что приобрёл, кто-то с кем он мог бы вести диалог. До конца, Клив не осознавал, что или кого он хочет найти, скорее, он отправился в это путешествие, гонимый тенью налетевшей тоски.
По мере приближения к городу Клив погружался в странную абстракцию очень плотных энергетических связей. Его тело словно впитывало эту энергию, ему казалось, что оно становится больше и сильнее, но, с другой стороны, он чувствовал пасмурность внутри себя. Словно его внутреннее солнце заволокло облаками. В этом состоянии был азарт, и Клив продолжил свое погружение. Дойдя до города, он был уже переполнен частицами неуравновешенных эмоций, которые, как свободно перемещающиеся электроны в электролите городской жизни, взбудоражили всю его энергетическую оболочку. Клив почувствовал скорость, жажду движения, броуновского, бесцельного. Он словно почувствовал себя частицей, сам стал бесхозным электроном, принужденным полярной обусловленностью к постоянному бегу в поисках своего полюса.
Вначале он как лодочник, попавший в экстремальный поток, получал от этого кайф, но когда движение по стремнине затянулось, стал чувствовать усталость и даже что-то напоминавшее страх. Люди, за которыми он шел, были настолько увлечены этим потоком, что он практически не мог посмотреть ни на кого из них, старым зрением он пользоваться разучился, а новое не позволяло видеть энергетически смазанные объекты. Ни у одного человека на улице Клив не мог увидеть очерченного внутреннего я. Каждый человек напоминал клубок разноцветных ниток, пестрящих в его глазах какофонией цвета. С ужасом Клив бродил по улицам города, не понимая, что происходит. Весь его новый мир давал трещину. Сидя в пещере у озера, ему даже не приходило в голову, что такая форма жизни может существовать и быть оправданной хоть с какой-нибудь точки зрения. Разумом он понимал, что все это такие же, как он сам, люди, но он не видел ни одного человека. И люди не замечали его, он пытался заговорить, толкал, останавливал прохожих, но его для них не существовало, спотыкаясь о его ногу, они проходили мимо.
