Kitabı oku: «Метро», sayfa 14
Глава 17
Пустовалов шел по узкому коридору навстречу черному облаку – он не знал зачем и не чувствовал угрозы, ноги сами несли его. Под ногами скрипел песок, как на той заброшенной стройке, где чуть раньше он разбил себе голову, не сумев допрыгнуть до края бетонной плиты. И он знал, что здесь песок точно такой же. Более того – это тот же самый песок. Там кварцевая толща скрывала бетонное основание гигантского ангара, успевшего состариться, оставаясь при этом недостроенным. Здесь под песком пол тоже был светло-серый и такие же блочные стены. Стены были сдвинуты, делая коридор неестественно узким в нарушение всех строительных правил. Каждые пятнадцать метров проход освещала тусклая, забрызганная строительным раствором лампочка на двадцать четыре ватта. Их оставалось всего девять – до тьмы. Минуя пятую, Пустовалов услышал детский плач. Его он тоже слышал раньше. Пустовалов опустил взгляд и увидел движение собственных ног. Шаги были непривычно мелкими и быстрыми: левый кроссовок, правый кроссовок. Он едва успел заметить советские фиолетовые «адидас» на ногах – те самые с тремя белыми полосками по бокам, от которых после долгой ходьбы синели ноги. А вот звуки шагов он едва слышал, как будто уши были заложены ватой. Рядом с правым кроссовком в песке мелькнуло что-то черное. Пустовалов остановился, ощущая, как подкатывает редкое, но опять же знакомое чувство. Чувство, которое испытывают лишь те, кому сильно не повезло в жизни перед тем, как с этой самой жизнью расстаться. Чувство, которое обычных людей лишает дара речи, рассудка и возможности двигаться. Его физическое пребывание здесь походило на движения в воде – звуки отдалялись, мысли тяжелели и стопорились, как ржавые шестерни, и, несмотря на усиленную работу мышц, привычные быстрые движения ему не давались. Пустовалов нагнулся, вытащил из песка кусок черного ножовочного полотна, ощущая, как густая теплая жидкость усиливает давление. Теперь он как муха в паутине. Пустовалов двигался дальше – будто шел по дну бассейна. До тьмы оставалось всего три лампочки. В этот момент всегда начинал подкатывать чуждый ему страх. Сначала в виде слабой пульсации, похожей на зубную боль, которая стремительно разрастется и к моменту, когда останется одна лампочка, превратится в огненный кошмар. Вот тогда-то он и потеряет власть над собой.
Высокий человек, к которому перейдет власть, обитает в темноте за черным облаком. Это странное состояние раздвоения происходит с Пустоваловым всегда в этом месте. В одном теле пребывает лишенная памяти реинкарнация самого себя и пассивный зритель. Детский плач причинял уже почти физическую боль – Пустовалову хотелось зажать уши, но это оказывается не так просто, если ты владеешь только половиной собственного тела. Ты чувствуешь сопротивление чужой воли, в которой концентрируется нечто невежественное и величественное. Огромная тупая сила саморазрушения, которую всегда презирала вторая половина Пустовалова. Сейчас ему хватило сил лишь взглянуть на полотно. На почерневшей линейке он увидел засохшую кровь. Черно-бурые пятна в той части у основания, которое он когда-то сжимал. Практически все полотно на всю толщину его тогдашней ладони. Сквозь плач прорывались едва различимые слова. Он молил о пощаде. Он не знает, что трехметровый человек питается этими словами. Там не один Гарик. Вадим уже не может кричать, у него нет голосовых связок, и черный человек уже почти сожрал его. Одна лампочка… Тьма впереди ожила и потянулась к нему.
– Ааааааа! – раздался крик и, прежде чем понять, что крик вырывается из его груди, Пустовалов побежал.
Впереди мелькали и били в плечи серые стены, бесконечные лампочки сливались в раздражающую линию. Бежалось тяжело. Страх наощупь – холодный и влажный, бороться с ним почти невозможно, особенно если твой шаг так мелок, а в мышцах почти нету сил. Впереди кто-то кашлянул. Кашлянул, как самый обычный человек, читающий газету за столиком в кафе. И этот кашель, будто рука, протянутая навстречу, вырвала его из кошмара.
Пустовалов сел верхом на «римском стуле». Машинально потрогал лоб. Холодный и мокрый, как всегда.
– Демоны?
В полумраке блестели глаза Харитонова. Он единственный, кто не спал – так и сидел, поигрывая пустоваловскими часами, как забытый энписи из инди-хоррора, для которого нет разницы между секундой и вечностью. Пустовалову казалось, что прошла вечность. После этого сна всегда проходила «вечность» – две чужие непрожитые жизни. Но сейчас Харитонов не выглядел враждебным, и та угроза осталась за гранью сна. Здесь – другая часть подземелья. Даже как будто не лишенная уютной атмосферы. И он словно мелкий зверек, глубоко забравшийся в нору, где его никто не найдет.
– Ты меня разбудил?
– Он поймал тебя?
– Кто?
– Демон.
Пустовалов покачал головой, успокаивая дыхание.
– Они… идут.
Теперь он услышал тихие голоса. Пока еще далеко – где-то в районе первого лестничного марша. Пустовалов встал, тронул за плечо спящего сидя Виктора.
– Готовьтесь.
– Эй, – бросил Харитонов Роману, – ты со мной.
Пустовалов выключил свет и засел с Виктором у гребного тренажера в дальнем углу. Харитонов и Ромик расположились в соседнем, за «стаканом».
Вскоре в проходе замелькали лучи фонарей. Пустовалов понял по голосам, что их двое или трое. Просто поисковая группа.
Голоса приближались. Непонятный грубый, но явно европейский язык. Для них это просто рутина. От оглушительного звона стекла, поморщился даже Пустовалов. Эхо разлетелось во все стороны.
– Блин, ты чего туда наложил? – беззлобно прошептал он дрожавшему Виктору.
В коридоре никто не вскрикнул и даже слова ни проронил. Теперь там царила тишина.
Только минут через пять в проходе появилась первая тень. Очередная баскетбольная фактура с автоматом. На этот раз с подствольным гранатомётом. Сфокусированный луч уперся в гермодверь и пошел влево, в сторону Пустовалова. Пустовалов дал короткую очередь, и тень с коротким воплем рухнула в проходе. Второй не повторил ошибку первого, луч его фонаря стал расширяться и двинулся в другой угол. Харитонов выстрелил. Пули звонко циркнули, и луч тут же исчез, успев осветить Ромика и Харитонова. Сразу же кто-то воинственно крикнул, и Пустовалову пришли на ум сомалийские пираты.
Луч фонаря гулял по трупу огромного африканца, чье лежащее ничком туловище перегородило проход. Его напарник скорее всего был один – наверное, скрылся в одной из ниш или расположился за углом коридора. Луч его фонаря пытался высветить помещение, но свет падал только на гермодверь. Чтобы захватить углы, где сидели Пустовалов и Харитонов, ему следовало подойти ближе.
– Daniker! – угрожающе крикнул кто-то из тьмы, и в помещение прилетело шипящее облако. Пустовалов тотчас подорвался, как дикий кот схватил источник шипения и швырнул обратно, переместившись в угол к Харитонову. Харитонов дал протяжную очередь в проход. Невидимый противник снова заорал. Послышался топот.
Из прохода тотчас полилась шквальная автоматная очередь. Почти все пули влетели в гермодверь. Пустовалов знал, что они теперь просто коротают время в ожидании «тяжелой артиллерии». Мысли его сейчас крутились вокруг слова «Daniker». На каком языке оно было произнесено и что означало, Пустовалов не знал, но почему-то был уверен, что в нем содержится некий значительный смысл. Пульс его привычно замедлился. Мозг работал на полную катушку. Единственый шанс на спасение – прорываться, конечно, но, несмотря на наличие одного противника и в худшем случае еще одного раненого, если их было трое, это не так-то просто даже при численном перевесе. Взгляд остановился на темной горе перед входом – трупе африканца. Пустовалов привстал, намереваясь двинуться вдоль стены, но в это время слева послышался глухой металлический лязг.
– Открывают! – первым среагировал Ромик и стал вслух читать молитву. Видимо, доселе он повторял ее про себя.
Дверь действительно открывали, в этом не было сомнений – невзирая на стрельбу и вообще на то, что здесь происходит.
Неужели происходящее там еще хуже?
Пустовалов повернулся к Харитонову:
– Кто бы там ни был! Это наш единственный шанс.
Харитонов молча отстранил его своей лапищей и подобно хищной горилле одним прыжком подобрался к двери.
– Когда откроют – все огонь по проходу! – крикнул Пустовалов, надеясь, что тот, кто засел в коридоре, не понимает русского языка. – Виктор, стреляй только если увидишь кого-то в свету, понял?
– Ага, – в подтверждение в углу щелкнул переводчик огня.
– Роман, с другого угла!
Через несколько секунд дверь приоткрылась. Харитонов тут же сунул в щель сразу обе ладони и хлопнул по двери так, что она отлетала и снова едва не закрылась. Пустовалов метнулся к проходу и, высунув МКВ-15, принялся нещадно палить из-за угла. Со своей стороны то же самое делал Ромик. Гильзы его автомата сыпались на могучую спину мертвого африканца. Пустовалов опасался, что те, кто там прячется, увидят свет из-за двери и начнут по ней стрелять. Но как только зарычал Харитонов и свет разъел тьму, озарив зал и коридор до площадки с фильтро-вентиляционной установкой, Пустовалов увидел, что в проходе никого не было. Они либо попрятались на лестнице, либо в боковых помещениях.
– Давай! – крикнул Харитонов.
Ромик и Виктор побежали, а Пустовалов двинулся спиной к «стакану», опустошая последний магазин МКВ-15.
***
Пока одна рука атлета удерживала Катю, вторая с силой рельсового экскаватора подняла Дашу и водрузила себе на плечо. Для атлета, судя глубокому дыханию, это не составило никакого труда. Обе девушки визжали, особенно Катя, довольно хлестко колотившая атлета по обнаженной спине и каменным ягодицам.
– Тихо-тихо, – приговаривал атлет, – берегите силы.
Внизу их встречала Алина. Подруга исполина улыбалась, в синих глазах – немного испуга, но больше – восторга и возбуждения. Грудь под серой футболкой вздымалась. Даша успела прочитать надпись по-английски «Возьми меня после вечеринки».
Но удары наверху смыли с лисьей мордашки улыбку, превратив лицо в маску – будто без улыбки ее лицо переставало быть лицом. Опускаясь на плече Инги на нижний уровень, Даша заметила, как загорелые мускулистые ноги Алины уносят ее наверх. Самое интересное, что сам атлет, похоже, ничего не услышал.
Он принес девушек в «клуб Paradisum». Даша все еще отчаянно вырывалась, но дело это было безнадежным – ее будто опоясали титановым обручем. Кроме того, буйство и первый порыв ярости шли на убыль, уступая место привычному страху.
Атлет бросил Катю на кушетку и, удерживая Дашу, закрыл дверь на ключ.
– Ты знаешь, – говорил атлет, спуская Дашу с плеча, – что это очень скверно – лазать по чужим карманам.
– Просто выпустите нас отсюда, я вам все компенсирую! – взмолилась Даша.
– Ты компенсируешь! – согласился атлет. – Но сначала она!
– Да почему всегда я! – завизжала Катя, вскакивая с кушетки, но атлет мягко, по-удавьи ухватил Катю за плечи, приподнял и понес к креслу.
Увидев кресло, девушка завизжала еще сильнее и стала брыкаться как сумасшедшая. А Даша, уже прощаясь с самообладанием, вспомнила таящий энергию уверенный взгляд карих глаз. Даше захотелось увидеть все этим взглядом.
И пока атлет усаживал кричащую Катерину к креслу, пока пристегивал ей руки и уворачивался от ударов ее сильных ног, Даша внимательно оглядела кабинет. Он был маленьким. В углу висел белоснежный шкафчик со стеклянными дверцами. На столе, кроме баночек и пузырьков – ничего, что могло бы оказаться полезным. Даша боком шагнула к столу, выдвинула ближайший ящик. Он был пуст. Шагнула дальше и выдвинула следующий. Пачка шприцов и ножницы. Даша схватила ножницы и убрала руку за спину.
– Даже не думай, Даша, я все вижу! – сказал атлет, деловито пристегивая катину ногу к опоре Геппеля. У Кати осталась свободной теперь только левая нога, которую атлет сжимал за щиколотку.
Даша остолбенела.
– Не вздумай подходить к двери, – сказал атлет.
Даша отошла от двери, подошла к атлету и со всей силы всадила ножницы в его обнажённую спину – прямо между левой лопаткой и позвоночником. Атлет вскрикнул. Скорее даже от удивления, чем от боли. К кровоточащей ране потянулась могучая напряженная рука с растопыренными пальцами.
Взбешенный атлет обернулся, представ перед Катей во всей исполинской красе. В этом было что-то сказочное – соединение в одном теле атлетического мужчины и женщины. Могучая ладонь окрасилась кровью.
Боль и гнев перекосили мужественное лицо, но раздавшийся неожиданно смертельный визг превратил его в маску ужаса.
– Алина! – заревел атлет, побежав на Дашу, словно ее не было на пути, сшиб с ног, открыл дверь и исчез.
Даша не замечая боли, встала, подскочила к Кате и не жалея пальцев принялась за тугие ремни.
Перекрытия ходили ходуном. Казалось, будто наверху кто-то ронял шкафы. Атлет ревел, как раненый слон. Кто-то там же матерился, визжал, и наконец, зазвучали выстрелы.
– Бежим вниз! – крикнула Даша, когда с ремнями было покончено.
Девушки выбежали за дверь. Сильно тряслась винтовая лестница. Под очередной пронзительный рев с нее съехала Алина с окровавленным ртом и стеклянным мертвым взглядом. Надпись «Возьми меня после вечеринки» перечеркивала кровавая полоса.
– Вниз! – закричала Даша и, вспомнив о ключах, выхватила связку из замка.
Девушки ринулись вниз.
С решеткой нижней двери Даша справилась быстро, но висячий замок «infernum» отнял целую минуту. За эту минуту к ним в тамбур спустился бородатый мужчина в черном. Мужчина был без глаз – на их месте были огромные кровавые кляксы. Он орал не переставая, называя кого-то мерзкой сукой.
Даша понимала – кого. Того, кто ревел сейчас наверху. Она буквально увидела, как взбешенный исполин вонзает пальцы в глаза убийцы его возлюбленной. Но оглушительный слоноподобный грохот сообщил, что атлету скорее всего тоже пришел конец. Вряд ли что-то совместимое с жизнью способно опрокинуть такое мощное тело. Следом прилетела пуля, прекратившая страдания мужчины без глаз. Даша ощутила тошноту.
Она подняла последний запор, но не успела коснуться двери, как та рванула назад, и на нее прыгнул грязный медведь. Даша истошно завизжала и принялась бить Харитонова в грудь, и хотя она уже поняла, кто перед ней, но все же не могла остановиться.
– Бегите отсюда! – кричала Даша вваливающимся мужчинам, но едва Пустовалов захлопнул за собой дверь и опрокинул задвижку, как тотчас дверь снаружи прошил град, оставив ряд бугорков на металле, которыми была уже усеяна вся дверь.
Даша подпрыгнула и завизжала от отчаяния, понимая, что это конец.
Понял это и Пустовалов, глядя на Катю и Дашу, которые безуспешно пытались побороть эмоции. Он понял, что и наверху не все в порядке, когда увидел безглазый труп на лестнице.
– Тихо! – крикнул он, и неожиданно воцарилась полная тишина.
– Согласен! – ответил ему сверху вкрадчивый голос без акцента. – Шума слишком много. Просто поднимайтесь по одному, и все будет в порядке.
Пустовалов ответил не сразу.
– Кто вы и что значит в порядке?
– Неважно. Важно, что у нас есть гранаты, – ответил голос.
– А у нас автоматы.
– Закон гравитации не в вашу пользу.
Даша вдруг дернула Пустовалова за руку и показала на бетонный колодец. «Царство Аида» прочитал Пустовалов и вопросительно посмотрел на нее.
– Там большое подземелье! – прошептала Даша.
– О чем шепчетесь? – прозвучало сверху.
– Обсуждаем ваше предложение.
– Давайте я помогу вам.
Сразу после этих слов по лестнице съехал труп Алины и сел на шею безглазому мертвецу.
– У вас ровно минута.
Кто-то постучал в железную дверь и забормотал по-английски.
Наверху послышалось шипение рации.
– Ну?
Пустовалов подумал, что одной оборонительной гранаты будет достаточно, чтобы все закончить. Он кивнул Виктору и прошептал:
– Открывай.
Пустовалов быстро выглянул наверх и увидел через пролет две крупные фигуры в противогазах и черной одежде. Обладателя интеллигентного голоса среди них явно не было.
– Почему вы в противогазах? – спросил он.
– Пятьдесят секунд, – сообщил вкрадчивый голос. Он был явно ближе. Скорее всего, прямо над ними.
В подтверждение его слов кто-то сверху дал одиночный выстрел.
Пустовалов бросил быстрый взгляд на колодец. Крышка была отброшена, Виктор уже погрузился в колодец, и следом забиралась Даша.
– Подождите, мы только оттащим с лестницы трупы, – сказал Пустовалов и посмотрел на Харитонова. Тот кивнул и развернулся к колодцу, в который уже забирался Ромик.
– Тридцать.
Пустовалов ухватил за ноги мертвеца, заметив, что тот был одет в странный костюм, напоминавший утолщенный латекс. Когда он схватил его за каменные ноги и стал тянуть на себя тело, увлекая за ним и труп девушки, то ощутил невероятную тяжесть. И дело было не в том, что их двое. Пустовалов догадывался, что дело в костюме.
Наверху раздались голоса. Пустовалов бросил короткий взгляд налево.
Харитонов уже наполовину погрузился в колодец. В тамбуре оставался только Пустовалов.
Совсем близко раздался вкрадчивый голос:
– Как-то тихо у вас…
Над проемом неожиданно со скоростью ящерицы мелькнула голова, и тотчас зазвенели пули, прошивающие металлическую лестницу и бетонный пол, кося взмывающей дорожкой в его сторону. Пустовалов дал ответный залп последней парой патронов, двигаясь вдоль стены, швырнул сумку в колодец и сам прыгнул следом, хватая уже наощупь встроенные в бетон прутья. Где-то далеко внизу двигались едва различимые силуэты. Пустовалов не стал закрывать крышку, опасаясь выстрелов по рукам. Спуск длился на удивление долго – глубина была не меньше десяти метров. Наконец он спрыгнул на каменный пол, отбежал, слыша, как гулко эхо разносит его шаги.
– Выключи фонарь, – пробасил рядом Харитонов.
В подвале, который действительно выглядел огромным, остался единственный источник света – круглое окошко наверху.
– Отходим, – тихо сказал Пустовалов, опасаясь гранаты.
В окошке мелькнула узкоплечая фигура. Затем вырос конус фонарного света. Харитонов выпустил туда три пули. Свет исчез.
Вкрадчивый голос засмеялся над потолком.
– Ну и ну, тут прям катакомбы, как… Что?
Обладателя вкрадчивого голоса кто-то отвлек. Пустовалов напряг слух, догадываясь, что появились те, кто атаковал их в зале.
– Daniker… – услышал Пустовалов среди глухого бубнежа. И снова вкрадчивый голос:
– Нет-нет, недосмотр – ваша проблема, а этого места на плане нет.
Затем крышка наверху захлопнулась, и настала кромешная тьма.
Глава 18
Впервые странное свечение над стрелой он заметил, когда рабочие заканчивали менять четвертую секцию. Он как раз повернулся в кресле, чтобы проверить осталось ли еще место в бутылке из-под «Аква минерале», и в эту секунду через сочленения стрелы в левый глаз ударил луч, который он поначалу принял за солнечный блик с бельведера бизнес-центра «Прометей» – единственного здания выше него в округе.
Он старался не думать ни о чем из-за переполненного мочевого пузыря и потому не придал этому значения, лишь какая-то смутная мысль отметила, что для блика луч был слишком настойчивым, изменчивым и как будто – целенаправленным. И только когда солнце совсем скрылось за новостройками, свечение, наконец, по-настоящему заинтересовало его.
Дело было, конечно, не в отсутствии солнечного света или в том, что свечение мешало работать. На стройке таких источников хоть отбавляй. Дело было в том, что эта штуковина сияла на высоте сто тридцать метров – в пустом пространстве, где кроме него – в кабине только что выросшего на двадцать метров башенного крана «Либхерр» – нет и никогда было никаких сооружений такой высоты.
Под ним был просто пустырь, бывшая территория закрытого завода «Стрела», на котором еще только предстояло вырасти сорокаэтажному флагману жилого комплекса «Южный Крест».
Ветер выл, заметал снег в приоткрытое окно, под кабиной матерились, не привыкшие к высоте рабочие, стучали инструментами по замерзшему металлу. Свечение то пропадало, то вспыхивало в ранних зимних сумерках, наводя на мысли о нелепости происходящего. В конце концов он догадался, что там за стрелой находился не источник света, а лишь отражатель и такая странная изменчивость вызвана его хаотичным вращением. По крайней мере, так подсказывали логика и интуиция.
Сам же свет исходил от правого прожектора на стреле его крана. Штуковина над ним просто меняла угол отражения. Вот только какого хрена она…
– …вира-вира-вира-ви… – сквозь помехи захрипела рация. Он быстро надавил на правый контроллер, запуская подъем последней секции, и в эту секунду его снова накрыл острый позыв.
Зимой и без того приходилось справлять малую нужду чаще, но сегодня мочевой пузырь устроил ему настоящий террор. Всему виной та случайная связь в октябре. Он всегда подозревал, что дело нечисто, даже перед тем, как сорваться, невзирая на триста граммов коньяка и какой-то дерьмовый коктейль, он пытался удержать себя в руках, но в конце концов инстинкты взяли верх. Поначалу он думал, что ему повезло, и беспокойство от редких капель крови в моче и неприятного зуда – просто наследственная ипохондрия.
Но сегодня последние надежды были уничтожены. Изматывающее ежесекундное желание отлить – то еще дерьмо, похуже зубной боли. Перед ним маячили жалкие перспективы. С такой протечкой долго на кране не протянешь и так быстро от нее не избавишься. Увольнение, накопленные деньги сожрут шарлатаны в белых халатах, как сожрали деньги его отца… Он помнил совет отца – отвлекаться. Заниматься работой. Он уже заметил, что чем меньше думал, тем легче было бороться.
Поэтому он выбросил из головы свечение над стрелой. Обет тридцатиминутного безмыслия, просто чтобы не намочить в штаны.
Но на всякий случай он снова развернулся и еще раз окинул взглядом кабину – не завалялась ли где-нибудь хоть какая-то емкость.
На глаза попались только две заполненные под завязку бутылки из-под «Аква минерале», ждущие окончания рабочего дня.
Он достал из рюкзака последний бутерброд с «Докторской» колбасой и стал жевать, наблюдая через стеклянный пол за напряженными движениями рабочих, занятых монтажом последней секции.
Надо бы выглянуть в окно, сказать пару слов, проявить участие, показать, что тебе не все равно, что они там, на высоте и морозе, а ты здесь в теплой кабине. Но он не хотел лишний раз давить на мочевой пузырь. Он и так сидит здесь уже девять часов. Всю неделю одно и то же – кто нанимает кран, чтобы он занимался раскладкой опалубки в угоду проверяющим бездельникам? Всю неделю он по большей части сидел на кране, слушая только свист ветра и редкие «майна-вира» по рации, чтобы переложить пару панелей. Он не любил такие дни, и дело было даже не в его мочевом пузыре, который стал походить на протекающий бачок после пары случайных свиданий.
Работая на кране, он хорошо знал, что такое одиночество. Он знал, что некоторые тяготятся им и во время работы умудряются смотреть сериалы на смартфонах, играть в игры, болтать с подругами по ватсапу. Некоторые даже читали книги, но он всегда просто думал. Когда не работал – просто вертел головой по сторонам и думал. А на этой неделе ему пришлось думать особенно много. Такого простоя и беспорядка, как здесь, он никогда не встречал. Обычно застройщики по полной загружают арендуемую технику. А здесь дорогущий кран «Либхерр» всю неделю занимался только перекладыванием строительного мусора.
Он устал созерцать одно и то же. Колонны, забор, груда опалубок и арматурный цех, грязный переулок, кусок какого-то шоссе и железнодорожная платформа. Бизнес-центр «Прометей» был слишком далеко, чтобы через панорамные окна можно было понаблюдать за жизнью офисного планктона – за подтянутыми сексуальными девицами в очках. А новостройки и того дальше. Близко был только снег и грязный океан неба. И это проклятое свечение.
Может, он сходит с ума?
Краем глаза он снова попытался охватить ту область слева, и тотчас мочевой пузырь предпринял очередную попытку атаки. Несколько капель даже попало в трусы.
Его спасла рация. Мужики закончили с установкой секции. Теперь свечение было почти на уровне кабины, примерно в сорока метрах на северо-запад, но его закрывала стрела. Оно и к лучшему. Ему не хотелось о нем думать.
Последние пять минут дались непросто, но час икс наконец настал. По привычке он три раза осмотрел кабину, чтобы ничего не забыть, и хотя времена, когда ему приходилось заново подниматься на сотню метров по вертикальной лестнице из-за забытой мелочи давно прошли, все же привычкам он не изменял. Сунул использованные салфетки и бутылки в рюкзак, застегнул куртку, надел прорезиненные перчатки, поставил на зарядку рацию, еще раз окинул кабину взглядом и наконец выключил свет. В темноте горели только городские огни и оно – сверкнуло между секциями стрелы, словно хотело попрощаться. Он вышел из кабины на площадку, стараясь не думать, подошел к лестнице. Остановился.
Все дело было в ней – она тоже начала видеть огни задолго перед смертью. И задолго до того, как стала забывать дорогу домой и перестала узнавать отца. Она говорила, что они пришли за ней. Но он не должен их видеть. Его слабое место – мочеполовая система, а не рассудок. Черт возьми. Неужели он унаследовал все дерьмо не только от него?
Он поднял взгляд. Это не те огни, это не обман зрения, не безумие, но… Что может так насмехаться над логикой, над здравым смыслом, над гравитацией? Он скинул рюкзак на площадку, рванул на себя дверь кабины, включил свет, затем управление, сел в кресло и двинул стрелу влево. Еще чуть-чуть. И еще. Вот теперь оно прямо над стрелой. Полтора метра.
Он выбежал из кабины, ступил на стрелу. Ветер свистел в ушах. Под ногами – крошечные машины и люди, но он давно перестал бояться высоты, хотя в детстве высота была его главным страхом. Он не смотрел, ему очень не хотелось подходить. Какая-то сила будто удерживала от этого шага. Инстинкт, просто инстинкт – не стоит связываться с тем, что выглядит странно и ведет себя странно. Но он не мог, он знал, что если не найдет ответ на этот вопрос прямо сейчас, то начнет видеть огни повсюду.
Сорок метров по стреле. Он миновал прожектор. Из кабины казалось, что проклятое свечение ближе.
– Эй! – кто-то крикнул внизу.
Он не обратил внимания, вцепившись в поручни, он стал медленно поднимать взгляд. Он уже знал, что это не то, что видела она. Это не порождение ее наследия в его генах. Оно реально существовало. Вне зависимости от изъянов его рассудка. Вот только он понял, что и ответа он не получит. Оно не светилось, не вращалось и вообще не двигалось, как он думал вначале.
Оно деформировалось.
Он поднял взгляд и посмотрел на него в упор, не замечая, что штаны насквозь стали мокрыми.
