Kitabı oku: «Мы, собаки и другие животные: Записки дрессировщика», sayfa 3
Кто главнее?
Вообще, социальные отношения не такая простая штука. Немного забегая вперед, отмечу еще одну важную вещь. Порой приходится слышать довольно примитивное объяснение наших взаимоотношений с домашними питомцами. Например, проводятся параллели между отношениями человека и собаки и отношениями в стае диких волков. Дескать, в стае волков есть альфа-лидер, и все остальные ему подчиняются. Так и хозяин собаки должен быть для нее абсолютным альфа-лидером. Некоторые, к слову, делают на этом бизнес, снимая на «Ютьюбе» популярные ролики, в которых дают универсальные рецепты, как достичь в дрессировке «всего и сразу». Однако время и научные исследования показали, что и у волков в группах все совсем не просто, а у бездомных собак и подавно, поэтому тезис «равняемся на стаю волков» просто несостоятелен – не на то равняетесь.
Но абсолютизация иерархических отношений в группе – это одна крайность. Другая крайность, исключительно популярная среди приверженцев так называемой новой кинологии, заключается в том, что доминирования вообще (!) не существует.
Я долгое время не мог понять, откуда взялось это скорее идеологическое, нежели научное течение. Откуда, как говорится, растут ноги у столь необычных взглядов? И тут вспомнил далекий 1982-й, академгородок Пущино и организованную Евгением Николаевичем Пановым Школу молодых ученых, посвященную этологии. Полная аудитория молодых дарований, среди которых будущие доктора наук, профессора и как минимум один академик. Все с напряженным вниманием слушают, как Михаил Ефимович Гольцман, замечательный этолог, делает доклад по своей нашумевшей статье «Социальный контроль поведения млекопитающих: ревизия концепции доминирования». Это было время, когда ведущие этологи мира начали разбираться с описанием социальных взаимодействий животных – и Гольцман был в их числе. О, если бы он знал, какое смятение в нестойких умах отдельных собаководов через много лет произведут статьи на эту тему, возможно, назвал бы свою работу иначе!
Что пытался сказать нам Михаил Ефимович? Что в отношениях «доминирование – подчинение» все непросто. Что знаменитый «порядок клевания», открытый у кур, когда особи, как по росту, выстраиваются в линейку – от самой главной к подчиненной – результат неправильного истолкования не вполне корректно проведенных исследований.
– Все намного сложнее, – объяснял Гольцман. – Правило «кто сильнее, тот и прав» работает в социумах далеко не всегда. Вот, например, интересное исследование провели в Орегоне, в Региональном центре по исследованию приматов. В большом стаде японских макаков самец высшего ранга по кличке Эроухед сохраняет свое положение примерно полтора десятка лет, то есть с тех пор, как стадо было туда завезено! – На этих словах скептики из числа молодых ученых зашевелись: дескать, чего тут нового? (Сразу признаюсь, что среди молодых скептиков был и я.) Доминирующий самец макака – агрессивный монстр, раздающий оплеухи, – сами сто раз видели такое в зоопарке.
– У Эроухеда нет клыков, одного глаза, и он один из самых маленьких самцов в стаде, – продолжал тем временем Гольцман (у притихших скептиков округлились глаза). – Тем не менее, – с нажимом произнес докладчик, – никто и никогда не видел посягательств на его авторитет как альфа-самца. Более того, когда Эроухед атакует других самцов, они никогда не вступают с ним в драку, а просто убегают. Японские специалисты решили, что Эроухед на момент исследования был просто очень уважаемым самцом. Короля, как известно, играет свита. Вот свита и оказывала уважение ветерану, поддерживая его статус-кво. Это очень важная штука – таким образом поддерживаются стабильность и порядок в группе. (Тут скептики понимающе заулыбались, свет сокровенного знания осветил их лица.)
– Другой пример из жизни приматов приводит Франс де Вааль, – добивал сомневающихся Михаил Ефимович. (Сейчас Франс де Вааль входит в десятку самых влиятельных людей мира по версии журнала «Таймс», тогда же он был молодым нидерландским исследователем.) – В группе яванских макаков старый самец, вожак (доминант), однажды был сильно ранен своим сыном, субдоминантом. Что между ними произошло, никто не знает, возможно, сын просто защищался, но не рассчитал своей мощи. Он вообще был вдвое больше отца и намного сильнее. В результате битвы старый вожак в этот день несколько раз демонстрировал свое подчинение молодому самцу, и оба были очень «деликатны» в своих взаимоотношениях. Пару дней они сильно нервничали, и раздражение свое, что характерно, вымещали на других членах группы, действуя совместно. Но, что интересно, сын даже не пытался занять место папаши. Статус-кво не поменялся, старый макак так и остался альфа-самцом. И, как предполагает Франс де Вааль, отец боялся своего сына, однако сына удерживал «престиж» отца.
Действительно, замечу я много лет спустя, отношения в группе – штука трудно меняемая в краткосрочной, так сказать, перспективе. Да и не нужно менять их часто, учитывая накал страстей в мире макаков (как-то ведь этот самый Эроухед потерял свой глаз?). Группе нужна стабильность, длящаяся хоть сколь-нибудь существенное время. Постоянные битвы могут разрушить и свести на нет любой социум.
Поэтому тут я отметил бы следующее. Установленный порядок выгоден всем членам группы (им так проще), поэтому он поддерживается самими животными. И не обязательно прямым насилием. Хотя порой возникают малоприятные эксцессы – насилие лидера над членами группы. Ничего личного, чисто животные взаимоотношения.
Теперь вспомним, с чего мы начали. Мы говорили о феномене доминирования и его трактовке. Конечно же, иерархические отношения, доминирование одной особи над другой (другими) никуда не девается, просто все значительно сложнее, чем кажется непосвященным. Иерархия – это установившийся порядок, доминирование – это процесс. А этология – наука тонкая.
За прошедшие сами посчитайте сколько лет было показано, что жизнь в группах разных животных сложна, многообразна и, главное, их отношения не линейны. Псовые не приматы, и тем не менее описывать, допустим, стаю волков как строго иерархическую систему – дело безнадежно устаревшее уже несколько десятилетий как.
Многочисленные исследования показали, что уж во всяком случае в стае диких псовых, несмотря на многолетнюю стабильность (авторитет главной пары никто не ставит под сомнение), нет безоговорочных «паханов», которые в «ручном» режиме управляют группой, доминируя во всем и принимая все главные, жизненно важные для группы решения. Стая устроена куда разумнее, различные функции распределены между всеми членами сообщества: кто-то следит за порядком, кто-то первый на охоте, а кто-то – в конфликтах с чужаками. Очень часты равноправные альянсы между особями, причем часто между разнополыми, например братом и сестрой, которые даже попыток спариться не делают. Ну и, конечно, доминирование вовсе не равно тирании. Применительно к домашним собакам тиран и деспот в битве за диван и миску может быть абсолютно несамостоятельным в остальных сферах жизни – совсем как непослушный подросток.
Замечательный классик отечественной этологии, Поярков-старший (есть и младший, не менее знаменитый Николай Андреевич Поярков, но он больше по лягушкам и тритонам, поэтому сейчас не о нем), на основании многолетнего прослеживания «индивидуальных судеб» бездомных собак предложил для описания устройства их групп социально-ролевую модель. Она, как мне кажется, в куда большей степени отражает реальное положение вещей. Смысл ее в том, что групповые взаимоотношения собак проще описывать с позиции их функций: каждая особь играет определенную роль в группе и занимает определенное положение.
Чтобы было понятнее, предложу аналогию. Есть такая позиция – следователь. Внутри нее, как учит нас голливудский кинематограф, существуют разные роли: доброго следователя, злого следователя… Снова отвлекшись от собак (простите), вспомним, что такое несовпадение ролей на одной занимаемой позиции красочно описано знаменитой Джейн Гудолл в группах обыкновенных шимпанзе. В результате более чем 50-летних исследований выяснилось, что у них на позиции верховного иерарха сменялись особи-тираны и особи-демократы, злые «цари» чередовались с добрыми. Был даже один совсем уж тиран-изверг. Впрочем, его жизнь закончилась вполне традиционно для правителей такого типа: когда он немного ослабел, его свергла, изгнала из группы и, по-видимому, в конце концов убила коалиция бывших соратников, которых он долгое время держал в страхе.
К слову, в сообществах животных, которые на видовом уровне отличаются повышенной агрессивностью (например, шимпанзе или дельфины афалины), эта агрессивность заметно увеличивается при содержании в неволе – если площадь вольеров или бассейнов невелика. Более того, в таких ситуациях отношения упрощаются, иерархия становится более линейной, что ли. Все это вполне объяснимо: в условиях ограниченного пространства животным сложнее уйти от конфликтов, между ними происходит больше контактов, а времени на «наведение мостов», притирку друг к другу, социальные маневры (возможность объединиться с сильным или создать коалицию) становится меньше. Это как хоккей на маленьких площадках – все происходит быстрее и жестче, любители этого вида спорта меня поймут.
Но вернемся к собакам. В стае бездомных собак есть определенные социальные позиции: кто-то следит за порядком, кто-то первый на охоте и никому, даже более сильному, не отдаст кусок (в науке это называется правом обладания), а кто-то главный в конфликтах с чужаками. С моей точки зрения, такая концепция социальных ролей и позиций вполне применима и для описания сообщества «человеческая семья и ее собака».
Как же описать место собаки в человеческой семье? С одной стороны, собака – представитель иного биологического вида, с другой – биологическое существование этого вида определяется адаптацией к жизни с человеком. По сути, собака находится с человеком в симбиотических отношениях.
Положение собаки в семье и собачьей стае определяется одними закономерностями, которые сформировались в результате эволюции ее предков. Очевидно, что человек для собаки не то же самое, что в стае волк-папа (или мама) для других волков. Для собаки в семье главным может быть вовсе не глава семьи (задайте себе вопрос: а кто реально занимает это место, если проанализировать ситуацию? И в каждой ли семье есть безоговорочный глава, на самом-то деле?), а кто-то другой, с кем она может быть связана более тесными отношениями. И к слову, что значит главный? Об этом чуть позже.
Кукловоды и манипуляторы?
Собака занимает в человеческой семье свое место, «лавируя» между людьми, манипулируя ими подобно тому, как это делают сами люди, но другими средствами. Более того, судя по всему, умение манипулировать не только собственными хозяевами, но и случайными прохожими, как это делают бездомные собаки-попрошайки, вообще видовой признак, закрепленный отбором.
В принципе, это не такое уж сложное дело для животных. Во время съемок программы «Диалоги о животных» в зоопарках мира я видел множество примеров того, как животные манипулируют людьми. Медведи машут лапой, чтобы привлечь внимание посетителей и выпросить у них кусочек. Люди радуются, и некоторые (хотя это запрещено) кидают что-то съестное. Они думают, что управляют медведем, но на деле все сложнее. Со стороны медведя это очевидная манипуляция: заставить примата поделиться едой. Удивительно, как люди ведутся на нехитрые уловки животных – медведи в зоопарках более чем сыты, кормят их так, что многие из нас позавидуют, поверьте человеку, много раз участвовавшему в процессе приготовления для них пищи во время съемок.
Однако, как говорят зоопарковские работники, хорошо обогащенные медведи (то есть те, у которых есть чем заняться и с чем поиграть) лапами не машут. Важно, что у них есть выбор: махать или, например, доставать из шара с отверстиями яблоки. Другими словами, у них есть возможность управлять ситуацией, что для животных очень важно. Они не любят тесных клеток не потому, что любят свободу, а потому, что в клетке даже собой не очень-то поуправляешь!
Необычный пример манипуляции посетителями уже много лет демонстрирует семейство орангутанов, Бату и Мишель, в Новосибирском зоопарке. Их любимое развлечение – расплести канат или мешок из дерюги и спустить получившуюся веревку к посетителям из угла, где между защитным стеклом и сеткой, укрывающей вольер сверху, есть щель. Расположившись на балке поудобнее, примат подергивает веревку подобно тому, как рыбак дергает мормышку, только куда плавнее и деликатнее (с людьми работаем все-таки, надо понимать!). Сердобольные посетители, несмотря на строгие запреты (а разве они кого-то останавливают в нашей самой законопослушной стране?), привязывают к концу что-нибудь лакомое. И это лакомое немедленно поднимается наверх, к радости обезьяны. Говорят, рыба глупая, клюет на приманку. Надо заметить, что тут люди клюют на голый кусок веревки.
Вернусь к собакам. Недавно в нашей семье появился щенок по имени Ген, которому на момент написания этих строк стукнет шесть месяцев. В помете он был самым мелким, попросту говоря «дохлым», что, вполне возможно, заставило его с самого рождения включать мозги в окружении своих энергичных и мускулистых братьев и сестер. Свой тренированный с «пеленок» интеллект Ген использует в разнообразных проказах, в частности в «разводках» другой нашей собачки, фоксика Джули, которую мы когда-то подобрали на улице. (Точнее, «подобрал» ее, шарахающуюся под холодным осенним дождем по поселку, и привел домой наш питбуль Горка. Хозяева собачки, несмотря на все усилия, не нашлись, и она так и осталась жить с нами, получив за некоторую жеманность кличку Джульетта.)
Коронным номером Гена является маневр «забери у Джульки вещь (косточку, мячик)». Джульетта, надо сказать, вообще отличается склонностью к поддержанию порядка. Она, к примеру, грозно рычит на Гена, когда он носится по дому или подходит к сумкам с продуктами, и, если предупреждение до него не доходит, может даже укусить. И конечно, она охраняет от него свое «добро».
Проказливый Ген исполняет с ней один и тот же финт. Маневр начинается на расстоянии метров полутора-двух от грызущей, допустим, косточку, Джули. Ген изгибает тело, выставляя вперед зад, пригибает голову к земле и начинает выводить странные рулады – эдакий рык-стон, всякие там «ава-ава», «вау-вау» и так далее. В этой позе он буквально по миллиметру приближается к Джульетте. Джульетта через какое-то время отвечает рыком. Потом отрывается от кости и начинает угрожать Гену, все более свирепо рыча и щелкая зубами. Ген продолжает рулады, двигаясь даже не столько по направлению к Джульке, сколько по дуге, огибая ее с фланга. В конце концов Джульетта не выдерживает и нападает на Гена, порой кусая его за что придется. Но в тот момент, когда Джуля срывается с места, Ген стремительно обегает ее и, не обращая внимания на укусы (болевой порог у него примерно как у бордюрного камня), на противоходе утаскивает косточку. К слову, он ее потом не охраняет, просто грызет. А если он утащил игрушку, начинается очень громкая погоня. Вот так хитрый щенок манипулирует строгой взрослой дамой, используя ее склонность к наведению порядка. Кстати, Джуля занимает безусловно доминирующее положение в их паре.
Но, конечно, самым настоящим гением манипуляций был питбуль Горка. Он мастерски манипулировал членами нашей семьи – кем-то больше, кем-то меньше, безошибочно выбирая слабое звено. Обычная картина: моя жена Лена колдует у плиты, я сижу неподалеку за компьютером. Тут надо заметить, что Горка очень любил поесть (наряду с исключительным интеллектом это здорово облегчало процесс его обучения), особенно любил он зеленые яблоки, которые получал после «штатного» завтрака или ужина. Порой Лена в хлопотах немного тормозила с раздачей яблок. Горка обычно садился позади нее и начинал гипнотизировать взглядом на полную мощность, используя характерную для стаффопитов мимику и особую мышцу вокруг глаз. Его морда выражала страдание, кротость и мольбу одновременно.
– Погоди, Горка, – говорила Лена, продолжая заниматься своими делами, – по-до-жди!..
Горка какое-то время терпеливо ждал, потом перемещался к моему рабочему столу и прижимался к моей ноге. Не отрываясь от компьютера, я на автомате начинал его гладить, но Горка приходил не за этим. Постояв какое-то время, он с особой требовательно-возмущенной интонацией издавал эдакий полурык-полурев (этот сигнал он оттачивал годами!).
– Гор, чего ты хочешь? – спрашивал я, повернувшись к нему. В ответ хитрец словно поворачивал ручку громкости, включая все более возмущенные интонации. Для усиления эффекта каждая рулада сопровождались капризным притопыванием задними лапами.
– Лена, – не выдерживал я, – ну дай ему, что он хочет. Гор, иди к маме. – Тут Горка срывался с места и бежал получать свое яблоко.
То есть, сообразив, кто может воздействовать на строгую хозяйку, он безошибочно нашел инструмент управления этим кем-то. Порой ситуация развивалась еще более интересно. Для краткости изложения начнем с моей финальной реплики: «Лена, дай ему, что он хочет!»
– Я уже дала ему яблоко! – отвечала Лена.
– А что он еще хочет? – вопрошал я.
– Игрушку, – следовал ответ. Игрушкой Горке служил грушеподобный конг-неваляшка, в который засыпали лакомство. Если неваляшку правильно бодать носом, то оно выпадало из него по одному кусочку. Отличное занятие для собаки, способ сбросить лишнюю энергию.
– Так дай ему игрушку, – просил я, – мне работать нужно!
– Я уже давала! Два раза! – Все это означало, что хитрый Горка, поняв (не буду говорить «рассчитав», хотя и это могло быть: рыбки, как выяснилось, способны считать до семи, а тут собака!), что от Лены он больше ничего не получит, пробует «доставать» меня. К слову, топанье и рулады порой сопровождались ощутимыми тычками головой. Что тут сделаешь – в конце концов я сдавался, вставал и набивал Горке очередной конг. Обычно после этого он успокаивался – по его понятиям, он собрал со всех приемлемую дань, на этом можно и закончить. Три набивки неваляшки – две от Лены и одна от меня – это со временем превратилось в традицию.
Надо заметить, что все собаки стремятся сконцентрировать внимание хозяев на своей персоне – так им проще манипулировать нами. Точно так же, в свою очередь, тренеры собак стараются сконцентрировать их внимание на себе – без должной концентрации невозможна дрессировка. Многие собаки приносят своим хозяевам игрушку – недвусмысленный сигнал «обрати на меня внимание», и даже не всегда «поиграй со мной». Наш стаффопит Гера, например, приносил канатик и для обмена на лакомство и, конечно, для игры в «потягушки». Что совсем не случайно. Игра с хозяином важна для собаки. Игра, к слову, тоже способ манипуляции.
В дикой природе у животных в процессе совместных игр очень укрепляются социальные связи, улучшается прогнозирование действий друг друга и, соответственно, результатов взаимодействий. Для хищных животных типа волков это жизненно важная необходимость. Собаке тоже важно взаимодействие с хозяином, и цель совместных игр та же: научившись прогнозировать партнера в игре, проще манипулировать им в иных ситуациях.
У Горки, который очень, очень любил поесть, такая «зависимость» образовалась, по-видимому, вследствие неправильного формирования пищевого поведения. Это случилось во время соответствующего периода запечатления, когда он еще «сидел» под сукой. И скорее всего, в результате неверного ритма кормления, больших пауз между едой – этот феномен объяснил и описал Я. К. Бадридзе в работе «Пищевое поведение волка: вопросы онтогенеза».
Так вот, у Горки в запасе имелся один забавный трюк. Изначально у него было не очень хорошо с апортировкой, просто так играть с предметами ему было неинтересно (в отличие от нашего самого старшего пса Геры, который с удовольствием играл с разными канатами, кольцами и даже покрышками). Несмотря на это, я, начитавшись нидерландских полицейских нормативов, загорелся идеей научить Горку подавать упавшие на землю вещи. Например, ключи, выпавшие из кармана.
Как мы работали над этим, я опишу позже, в соответствующей главе, а тут расскажу о результатах. Начинали мы с маленьких конгов, в которых пряталось лакомство, мячиков, а потом я стал нарочито ронять разные предметы, подавая Горке команду «держи!». Каждый подъем вещи сопровождался подкреплением в виде лакомства и, так сказать, вербально выраженного одобрения. И через довольно непродолжительное время Горка сообразил, что упавшую вещь можно обменять на еду. Он довольно быстро научился подавать разные предметы, выучив их названия – мячик, игрушечка (конг-неваляшка литра на два), тапок, и отдавать их по просьбе конкретному члену семьи – «папе», «маме» и т. д.
Когда он первый раз без лишних просьб (то есть без команды) подал Лене упавшую с подзеркальника перчатку, выразив при этом мордой «посмотрите, какой я хороший», все страшно обрадовались, загалдели, дескать, какой он, Горка, молодец, и сопроводили его подвиг удвоенным вознаграждением. В этот момент наш домашний гений сообразил, что на случайно упавших предметах можно неплохо заработать. Он по собственной инициативе начал подавать упавшие ключи, ножи и вилки, крышечки и коробочки, папки с бумагами… Если у кого-то где-то что-то падало, Горка стремглав мчался подать это что-то и страшно обижался, если его опережали. «Совесть есть? Это мой законный бизнес!» – примерно такое выражение морды было у него в этот момент.
Со временем Гор начал творчески развивать этот нехитрый промысел. Он мог, например, перевернуть мусорное ведро, чтобы потом достать и подать из мусора какую-нибудь бумажку. Этот трюк он проделывал несколько раз, но, поскольку кроме возмущенных криков Лены ничего за это не получал, такого рода «прощупывающие ситуацию» попытки он демонстрировал нечасто, время от времени, в надежде «а вдруг пройдет».
Горка постоянно зондировал нас на предмет, за что можно получить вознаграждение вниманием и (или) кусочками еды, что нужно подавать с земли, а что нет. Мы с коллегами часто засиживались после дрессировки на площадке, устраивая чаепитие за переносным пластмассовым столиком, на котором располагалась разная снедь. Горка не был попрошайкой и ничего не требовал от пирующих (со стола его никогда не кормили). Другое дело – получить положенное за работу! Ведь дома за подачу упавшего предмета давали еду! Бывало, с площадочного столика от чьего-то неловкого движения падало что-то типа пластмассовой посуды. В этом случае подача упавших предметов, конечно, поощрялась.
Исходя из этих соображений, Горка неоднократно сбрасывал со столика носом бумажные стаканчики и потом с невинным видом подавал их. Конечно же, такая хитрость неизменно вызывала всеобщее тренерское веселье, с одной стороны, и ругань хозяев стакана – с другой, что тоже, в общем, с точки зрения нашего пса, было неплохо. Обратили внимание наконец! Мы ведь за любой кипеж – может, что-то и обломится!
Пару раз Горка просто переворачивал носом легкий столик, чтобы потом поднять упавшие предметы – но тут уж ему очень (словесно) прилетало, так что с этим он не перебарщивал. Апофеозом его апортировочных подвигов стала подача осенних листьев, опадавших с дерева на ветру. Действительно – это падает сверху, а значит, за него полагается вознаграждение!
Варианты манипуляции хозяевами у собак могут быть самыми разными – в зависимости от индивидуальности. Можно сказать, что, даже выполняя приказы, собака манипулирует нами – ведь в конечном итоге, подстроившись под наши желания, пусть даже в виде команд на выполнение навыков, она получает то, что ей нужно: общение, свежий воздух, лакомство, то есть то или иное подкрепление.
Кстати, врожденная, заточенная конкретно под человека способность собак к манипуляциям в отдельных случаях усложняет процесс дрессировки. Особо «хитрые» экземпляры могут виртуозно мотать нервы даже опытным тренерам, предлагая свои варианты исполнения (или отлынивания от исполнения) тех или иных команд.
Однако должен подчеркнуть, что со своими собратьями собаки строят отношения по-собачьи, в рамках собачьих правил и норм собачьего же этикета (если пес, конечно, прошел чувствительный период запечатления в общении с другими собаками). А там свои роли и ниши. И поэтому совсем не обязательно собака, тиранящая владельцев, будет главной в обществе собратьев. Равно как и наоборот. А значит, и люди должны оценивать место питомца в семье, исходя из этого факта. Не стоит экстраполировать, скажем, повышенную агрессивность вашего пса к другим четвероногим на внутрисемейные отношения. А покладистый и милый домашний завсегдатай диванов может быть лютым доминантом и бойцом с собратьями на улице.
