Kitabı oku: «Глубина. Фридайвинг и новые пределы человеческих возможностей», sayfa 3

– 90
метров

В 1949 г. коренастый лейтенант итальянских ВВС по имени Раймондо Буше решил выполнить смертельно опасный трюк на одном из озер острова Капри. Он собирался под парусом отплыть к центру озера, сделать вдох, задержать дыхание и опуститься ко дну на глубину 30 метров. Там его должен был ждать аквалангист. Буше передал бы ему пакет, а затем поднялся обратно на поверхность. Если бы затея удалась, он выиграл бы пари на 50 000 лир, а если нет – утонул бы.

Ученые, указывая на закон Бойля, предупреждали Буше, что такое погружение убьет его. Этот закон, сформулированный в 1660-х гг. англо-ирландским физиком Робертом Бойлем, позволяет предсказать поведение газов под давлением, и в соответствии с ним давление на тридцатиметровой глубине должно было стиснуть легкие Буше так сильно, что они бы отказали. Однако Буше все равно нырнул, доставил пакет и поднялся на поверхность, улыбаясь, живой и здоровый. Он выиграл пари, но, что куда важнее, доказал, что ученые заблуждались. Закон Бойля, который физики сотни лет считали непререкаемой истиной, под водой, похоже, полетел к чертям.

Погружение Буше дало толчок целой череде экспериментов, по большей части весьма жестоких, даже чудовищных по современным меркам. Результаты этих экспериментов свидетельствовали о том, что у воды, судя по всему, имеются свойства, продлевающие жизнь людей и других животных.

Можно утверждать, что исследования в этом направлении начались еще в 1894 г. Французский физиолог Шарль Рише провел эксперимент на утках. Он повязал им на шеи веревки, затянув их у половины птиц так, чтобы они не могли дышать, и при этом зафиксировал время, по истечении которого утки умирали. Затем он повторил ту же процедуру с оставшейся половиной, но этих птиц он держал под водой. Утки, оставленные на воздухе, продержались всего 7 минут, а те, что были под водой, – 23 минуты. Это было очень странно. Кислорода были лишены обе группы уток, но птицы, помещенные под воду, прожили в три раза дольше.

Рише, который впоследствии получил Нобелевскую премию за свою работу о причинах аллергических реакций, считал, что вода, возможно, воздействует на блуждающий нерв птиц. И у людей, и у уток этот нерв, идущий от ствола головного мозга до груди, способен замедлять сердцебиение. Рише предположил, что замедление сердцебиения приводит к снижению потребления кислорода и тем самым позволяет увеличить время выживания.

Эта гипотеза была проверена следующим образом: Рише ввел одной группе уток атропин, который не позволяет блуждающему нерву замедлять частоту сердечных сокращений. Вторая группа уток не подвергалась воздействию атропина. Затем он начал душить птиц в обеих группах, фиксируя время, в течение которого они умирали. Все утки продержались примерно 6 минут.

После этого Рише ввел атропин другой группе уток и повторил эксперимент, на этот раз поместив птиц под воду. Эти утки продержались вдвое дольше и умерли через 12 минут. Блуждающий нерв блокировался атропином и не мог замедлить сердечный ритм, но вода каким-то непостижимым образом воздействовала на уток, продлевая им жизнь. Через 12 минут Рише достал одну из инъецированных атропином уток из воды, развязал удавку и реанимировал птицу. Она выжила.

Размер легких, объем крови и даже блуждающий нерв не могли объяснить результаты, полученные Рише. Сама по себе вода продлевала птицам жизнь. Ученый задался вопросом, оказывает ли она аналогичное воздействие на людей⁸.

В 1962 г. работавший в США шведский ученый Пер Шоландер доказал, что оказывает. Он изучал тюленей Уэддела и наблюдал, как функционируют их организмы на глубине. Чем глубже и дольше тюлени находились под водой, тем больше кислорода получало их тело. Шоландер задумался о том, может ли вода таким же образом влиять на людей.

Ученый набрал группу волонтеров и начал эксперимент. Он закрепил на волонтерах электроды для измерения пульса и приборы для забора крови. Участники эксперимента погружались в огромный резервуар с водой, а Шоландер отслеживал их пульс, замедляющийся по мере погружения. Как и у уток, у людей погружение вызывало немедленное падение частоты сердечных сокращений.

Затем Шоландер попросил волонтеров задержать дыхание, нырнуть, пристегнуться к нескольким спортивным снарядам, установленным на дне резервуара, и сделать короткую, но интенсивную разминку. Независимо от того, насколько энергично упражнялись волонтеры, их пульс все равно понижался.

Это открытие было столь же важным, сколь и удивительным. На суше тренировки значительно повышают пульс. Пониженная частота сердечных сокращений означала, что участники эксперимента тратят меньше кислорода, а значит, могут дольше оставаться под водой. Это также в какой-то степени объясняло, почему Буше и несчастные утки смогли продержаться под водой иногда даже в три раза дольше, чем на воздухе: вода обладает сильнейшей способностью замедлять частоту сердцебиения животных.

Шоландер заметил еще кое-что. Как только его волонтеры оказывались под водой, их кровь начинала отливать от конечностей и приливать к жизненно важным органам⁹. Несколько десятилетий назад он уже наблюдал то же самое у тюленей, нырявших на глубину. За счет оттока крови от менее значимых частей тела мозг и сердце тюленей получают кислород дольше, что позволяет животным продлевать свое пребывание под водой. При погружении в воду тот же механизм включается у людей.

Этот механизм называется периферической вазоконстрикцией; именно его включение объясняет тот факт, что Буше удалось нырнуть на глубину более 30 метров, избежав сплющивания легких, которое предсказывал закон Бойля. Дело в том, что на таких глубинах кровь проникает в клеточные стенки органов, противодействуя внешнему давлению. Когда ныряльщик опускается на глубину 90 метров – а современные фридайверы нередко достигают таких глубин, – сосуды в легких наполняются кровью, предотвращая их разрушение. И чем глубже мы ныряем, тем сильнее становится периферическая вазоконстрикция.

Судя по всему, закон Бойля не просто отступил перед физиологией человека – он был аннулирован.

Шоландер обнаружил, что человеку достаточно всего лишь опустить лицо в воду, чтобы активировать этот защитный механизм нырятельного рефлекса. Другие исследователи пробовали сделать это, окунув в воду руку или ногу, но тщетно. Один ученый даже поместил волонтеров в барокамеру, чтобы проверить, может ли одно лишь давление вызывать его. Безрезультатно. Защитный механизм запускает только вода, и при этом она должна была быть холоднее окружающего воздуха.

Оказывается, традиция умывать лицо холодной водой, чтобы освежиться, – не пустой ритуал. Умывание вызывает в нас физические изменения.

Шоландер описал одну из наиболее радикальных трансформаций, на которые способен человеческий организм, нырятельную реакцию, запускающуюся только в воде. Он назвал ее главным рубильником жизни. Сегодня фридайверы используют главный рубильник, чтобы нырять глубже и оставаться под водой дольше – дольше, чем даже современные ученые считают возможным.

17 сентября 2011 г. я поехал в Грецию, в Каламату, чтобы посмотреть на современных мастеров главного рубильника – на сотню лучших фридайверов мира, ищущих абсолютный предел нашей амфибийной природы.

19:00. Церемония открытия индивидуального чемпионата мира по фридайвингу идет полным ходом. Сотни участников, тренеры и члены команд из 31 страны размахивают флагами и громко распевают национальные гимны с огромной сцены, построенной на многолюдном променаде с видом на залив Каламаты. Позади них маршевый оркестр из 40 музыкантов играет что-то похожее на мелодию из фильма «Рокки», а на трехметровый экран проецируются самые эффектные кадры погружений фридайверов на глубину 90 метров. Все это выглядит как малобюджетная версия Олимпийских игр.

Соревнования по фридайвингу – относительно новый вид спорта. Первым официальным спортивным погружением во фридайвинге считается то самое тридцатиметровое погружение Раймондо Буше на Капри. Поэтому почти каждый год ныряльщики бьют рекорды. Современный мировой рекорд по задержке дыхания под водой, установленный французом Стефаном Мифсудом, составляет 11 минут 35 секунд. В 2007 г. австрийский дайвер Герберт Нич на утяжеленном слэде¹⁰ опустился на глубину 214 метров, установив мировой рекорд по глубине погружения.

Во время организованных соревнований по фридайвингу пока еще никто не утонул, но в целом ныряльщики часто гибнут, поэтому среди экстремальных видов спорта фридайвинг занимает второе место по уровню опасности. Цифры не вполне точны – некоторые смерти не фиксируются, а статистика не делает различий между смертями в результате собственно погружений и погружений как части других видов деятельности, например подводной охоты. Однако одна из оценок связанной с фридайвингом общемировой смертности показала ее практически троекратный рост за трехлетний период: от 21 смерти в 2005 г. до 60 – в 2008 г. Из 10 000 активных ныряльщиков в Соединенных Штатах ежегодно погибают около 20 – это примерно один человек из 500. (Для сравнения: уровень смертности у бейсджамперов – 1 из 60; пожарных – около 1 из 45 000; альпинистов – около 1 из 1 000 000.)

Всего за три месяца до мировых соревнований 2011 г. к опасностям фридайвинга привлекли внимание два несчастных случая. Адель Абу Халика из ОАЭ, сорокалетний основатель фридайвинг-клуба, утонул на Санторини, пытаясь опуститься на глубину 70 метров. Его тело так и не нашли. Месяц спустя в Брюсселе Патрик Мизиму, бывший мировой рекордсмен, утонул в бассейне во время тренировки.

Фридайверы-спортсмены считают причиной этих смертей неосторожность: нельзя погружаться в одиночестве или полагаться на технику; и то и другое очень опасно.

– Спортивный фридайвинг безопасен. Все очень подробно регламентировано, прекрасно контролируется, – говорит ныряльщик-рекордсмен Вильям Трубридж во время нашего с ним разговора перед церемонией открытия. – Я ни за что не стал бы им заниматься, если бы это было не так.

Он отмечает, что на почти 39 000 погружений, совершенных за последние 12 лет, не пришлось ни одного смертельного случая. С помощью таких мероприятий, как мировой чемпионат, Трубридж и другие спортсмены надеются изменить негативный имидж фридайвинга и сделать его более популярным. Трубриджу хотелось бы даже увидеть фридайвинг в числе олимпийских видов спорта. Церемония открытия чемпионата 2011 г. со всей ее оглушительной музыкой и наспех смонтированными видеороликами нацелена именно на это.

Свет на сцене внезапно выключается, экран гаснет, а система звукоусиления замолкает. Через мгновение начинают мигать стробоскопы. Мерные звуки электронного бас-барабана вырываются из колонок, вскоре к ним добавляется запись аплодисментов и рифф бас-гитары, явно позаимствованный из песни «Another One Bites the Dust». Над головами вспыхивает салют. Дайверы веселятся и танцуют, размахивая национальными флагами.

Мировой чемпионат по фридайвингу объявляется открытым.

При всех надеждах на попадание в мейнстрим у спортивного фридайвинга есть одна очевиднейшая проблема: за ним практически невозможно наблюдать. Основное действо проходит под водой, видеотрансляция оттуда не ведется, и даже просто попасть на место развития событий – непростая логистическая задача.

Сегодняшнее место действия – разношерстная флотилия лодок, платформ и баллонов с воздухом, занимающая площадь 6 на 6 метров; выглядит она так, будто ее стащили из комплекта декораций к фильму «Водный мир». Чтобы добраться до нее, я иду на пристань Каламаты и поднимаюсь на борт парусной яхты, принадлежащей экспату из Квебека по имени Янис Георгулис. На соревнования отправляется только это судно. Георгулис говорит мне, что путь займет примерно час. Я использую это время, чтобы получше разобраться в сложных правилах соревнований.

Официально чемпионат начинается вечером накануне погружений, когда каждый участник тайно информирует судейскую коллегию о предполагаемой глубине своего завтрашнего погружения. Это, в общем-то, ставка, и в ней есть элемент игры, ведь каждый ныряльщик пытается угадать, что будут делать другие. «Это похоже на игру в покер, – сказал мне Трубридж. – Ты стараешься переиграть других дайверов, но при этом и сам выкладываешься». Надежда здесь на то, что соперники решат нырять на меньшую глубину, чем вы, или выберут глубину, которая им не по силам, и в итоге потерпят неудачу.

Во фридайвинге вы запарываете соревнования, если нарушаете любое из нескольких дюжин технических требований во время или после погружения или теряете сознание раньше, чем окажетесь на поверхности (это является основанием для незамедлительной дисквалификации). Во время соревнований участники теряют сознание редко (мне так сказали), но подобных случаев все же достаточно для того, чтобы предусмотреть многоуровневые меры предосторожности: спасателей, которые мониторят каждое погружение, сонарное наблюдение и страховочные тросики (ланъярды), прикрепленные к щиколоткам ныряльщиков и не дающие им сбиться с курса (последнее может грозить гибелью).

За несколько минут до каждого погружения на глубину, заявленную ныряльщиком накануне вечером, опускается металлическая «тарелка», покрытая белой липучкой Velcro¹¹. Судья начинает обратный отсчет, а затем дайвер ныряет, по тросу опускается к тарелке, хватает одну из множества прикрепленных к ней бирок-тегов и по тросу же поднимается обратно. На глубине примерно 18 метров участника соревнований встречают дайверы-спасатели, которые помогут ему в случае, если он потеряет сознание. Если ныряльщик отключается на такой глубине, что спасатели не могут его увидеть, отсутствие движения фиксирует эхолокатор. Тогда тело дайвера подтягивают к поверхности на тросе, как тряпичную куклу.

Дайверы, успешно поднявшиеся на поверхность, проходят серию тестов, известную как поверхностный протокол. Тесты нацелены на проверку координации и моторных функций, например, помимо прочего, дайвер обязан снять маску, быстро показать судье знак «ОК» и произнести фразу «со мной все ОК». Если проходишь тест, получаешь белую карточку, подтверждающую, что погружение засчитано.

– Эти правила нужны для того, чтобы фридайвинг был безопасным, чтобы результаты можно было измерять и сравнивать, – объясняет Карла Сью Хэнсон, пресс-секретарь Международной ассоциации по развитию фридайвинга (Association Internationale pour le Développement de l'Apnée или AIDA), которая обеспечивает надзор за мировыми чемпионатами по этому виду спорта с 1996 г. (апноэ – греческое слово; оно означает отсутствие дыхания). – Они устанавливаются, чтобы в течение всего погружения у дайвера все было под полным контролем. Именно в этом и заключается вся суть спортивного фридайвинга – в контроле.

Пока ты держишь все под контролем, все нормально, даже если кровеносные сосуды у тебя в носу лопнули и ты поднимаешься на поверхность, похожий на поколоченного участника реалити-шоу Ultimate Fighter¹². «Судьям все равно, кто как выглядит, – говорит Хэнсон. – Кровь? Это пустяки. С точки зрения правил кровь – это нормально».

Спустя час Георгулис пришвартовывается к флотилии. Вдалеке моторная лодка, доставляющая первых участников на место соревнований, мчится от берега, прочерчивая белую линию. Пространство крайне ограничено, поэтому на лодках присутствовать разрешается только судьям, участникам, тренерам и немногочисленному персоналу. Болельщиков нет совсем. К счастью, мне удалось договориться и попасть на парусную яхту Георгулиса, которая станет импровизированной раздевалкой для спортсменов.

Первые ныряльщики появляются в гидрокостюмах с капюшонами и в плавательных очках, делающих их похожими на насекомых; все двигаются тягучими, медленными шагами, разминаясь в лодке и глядя вокруг большими ясными глазами. Раз, два, три – они выдрами соскальзывают в море, а потом лежат на спине, точно коматозники, пока тренеры медленно направляют их к одному из трех тросов, спущенных с борта. Звучит предупреждение, что до старта осталась одна минута, и вот первый участник начинает погружение.

В спортивном фридайвинге есть несколько дисциплин. Сегодняшняя – CNF (Constant Weight Without Fins, ныряние с постоянным весом без ласт). В этой дисциплине фридайвер погружается лишь с помощью собственных легких, тела и, по желанию, дополнительного веса, который, если он используется, должен быть доставлен обратно на поверхность. Среди шести дисциплин соревновательного фридайвинга – от глубоководных, таких как FM (Free Immersion, свободное погружение; в нем ныряльщик может использовать направляющий трос, подтягиваясь по нему для спуска и подъема), до дисциплин в бассейнах, таких как STA (Static Apnea, простая задержка дыхания), – CNF считается самой чистой. Чемпион в этой дисциплине – Трубридж, который побил мировой рекорд в декабре 2010 г., погрузившись на 101 метр. Сегодня он попытается нырнуть на 93 метра; для него это скромная цифра, но в расписании соревнований – самая большая глубина. Пока он не приехал, дюжина других ныряльщиков готовятся к погружению.

Арбитр на первом тросе ведет обратный отсчет с десяти, объявляет официальный старт и начинает считать: «Один, два, три, четыре, пять…» Отсчеты позволяют дайверам понять, когда начинать вдыхать последние глотки воздуха и готовиться к погружению. Джунко Китахама, японская ныряльщица на третьем тросе, должна дождаться, когда счет дойдет до тридцати, и только после этого погружаться. Она напоследок делает несколько вдохов, полностью наполняя легкие, опускает голову под воду и начинает нырок. Китахама погружается все ниже, а следящий за процессом арбитр каждые несколько секунд объявляет глубину.

Через две минуты судья на поверхности кричит: «Потеря сознания!» Спасатели ныряют в воду рядом с тросом и полминуты спустя возвращаются с телом Китахамы. Лицо у нее посинело, рот разинут, голова откинута назад, как у мертвой птицы. Ее широко раскрытые глаза глядят на солнце сквозь маску. Она не дышит.

– Подуйте ей на лицо! – кричит мужчина, плывущий рядом с ней.

Другой спасатель подхватывает ее голову сзади и поднимает ее подбородок над водой. «Дыши!» – кричит он. Кто-то с палубы судна кричит, что нужен кислород. «Дыши!» – повторяет спасатель. Но Китахама не дышит. Она не двигается.

Спустя несколько мучительных секунд девушка кашляет, вздрагивает, подергивает плечами; губы у нее дрожат. По мере того как она приходит в себя, ее лицо смягчается. «Я плыла и…» – она смеется. И продолжает: «Потом я просто начала грезить!» Двое мужчин медленно подтаскивают ее к кислородному баллону, установленному на плоту. Пока она приходит в себя, другой фридайвер занимает ее место и готовится к еще более глубокому погружению.

Тем временем ныряльщик на другой линии вдыхает в последний раз, опускается на 60 метров, совершает касание, а затем, после трех долгих минут, всплывает. «Дыши!» – кричит его тренер. Дайвер улыбается, хватает ртом воздух, начинает дышать. Лицо у него белое. Он пытается снять очки, но руки свело судорогой, они трясутся. Из-за недостатка кислорода его мышцы утратили силу, и теперь он просто болтается на поверхности с пустыми глазами и клоунской ухмылкой.

Позади него всплывает на поверхность другой фридайвер. «Дыши! Дыши!» – кричит спасатель. Лицо ныряльщика синее, он не дышит. «Дыши!» – кричит второй спасатель. В конце концов фридайвер кашляет, мотает головой из стороны в сторону и издает слабый скрипучий звук, словно дельфин.

Следующие тридцать минут ныряльщики сменяют друг друга. Разыгрываются одни и те же сцены. Я стою на яхте, нервничая все сильнее, и размышляю о том, нормально ли все это. Все участники соревнований подписывают отказ от претензий, тем самым признавая, что сердечный приступ, потеря сознания или утопление могут стать ценой, которую они заплатят за участие, но меня не покидает ощущение, что продолжительное существование соревновательного фридайвинга во многом объясняется тем фактом, что местные власти не знают о том, что здесь на самом деле творится.

Прибывает Трубридж в солнцезащитных очках и наушниках; его руки кажутся паучьими лапками по сравнению с широким торсом. Я вижу, как вздымаются его могучие легкие, хотя нахожусь в десяти метрах от него. Он настолько погружен в медитативный транс, что выглядит полусонным, когда опускается в воду, пристегивает ланъярд к лодыжке и готовится нырять.

Судья объявляет официальный старт, и несколькими секундами позднее Трубридж ныряет, отталкиваясь босыми ногами, и быстро погружается. Арбитр объявляет «20 метров», и я смотрю сквозь прозрачную синюю воду, как Трубридж прижимает руки к бокам и без усилий погружается все глубже, а затем пропадает из виду. Это одновременно и красиво, и жутковато. Я стараюсь задержать дыхание наравне с ним и сдаюсь после тридцати секунд.

Трубридж минует отметку в 30 метров, 45 метров, 60 метров. Проходит почти две минуты погружения, и вот арбитр, следящий за эхолокатором, объявляет тачдаун на глубине 93 метра и начинает мониторить продвижение Трубриджа обратно. После томительных трех с половиной минут Трубридж материализуется снова. Еще пара гребков, и он на поверхности; выдыхает, снимает очки, кивает «ОК» и говорит со своим выраженным новозеландским акцентом: «Со мной все ОК». Вид у него слегка скучающий.

Следующие два дня посвящены отдыху. Во внутреннем дворе отеля Akti Taygetos раздается многоязычная речь – члены команд собираются вокруг столов, попивая воду из бутылок, обсуждая стратегию и отправляя имейлы беспокоящимся родственникам. Собрались здесь в основном мужчины за тридцать, почти все худые. Но есть и коротышки, и толстяки; у многих бритые головы, а одеты они в майки-безрукавки, сандалии Teva на липучках и мешковатые шорты. Эти люди совсем не похожи на атлетов, занимающихся экстремальными видами спорта.

Я нахожу незанятый столик в тени. В планах у меня интервью и урок фридайвинга с рекордсменкой ЮАР Ханли Принсло, с которой я познакомился позавчера на яхте Георгулиса. Она провела последние три месяца в Египте, где тренировалась, готовясь побить мировой рекорд, но на прошлой неделе подцепила инфекцию носовых пазух, и ей пришлось выбыть из соревнований. Теперь Ханли тренировала друзей, излучала хорошее настроение и терпеливо отвечала на мои многочисленные вопросы о фридайвинге. А еще она уговаривала меня попробовать.

Пока что сама мысль о фридайвинге вызывала у меня приступ клаустрофобии. За исключением нескольких грациозных и впечатляющих погружений чемпионов вроде Трубриджа, большинство из них выглядели опасно. В первый день соревнований семеро участников потеряли сознание раньше, чем вернулись к поверхности; если бы их не вытащили спасатели, они бы теперь лежали мертвыми на дне. Человеческое тело, без сомнения, обладало уникальными возможностями и было способно погружаться глубже, чем я мог вообразить, но оно все-таки не предназначалось для погружений на глубины, которых пытались достичь все эти ныряльщики. Серьезные травмы или кое-что похуже были лишь вопросом времени.

Принсло утверждает, что фридайвинг – нечто большее, чем погружение вдоль троса и стремление обойти соперников. «Он приносит умиротворение», – сказала она мне на яхте, описывая нечто вроде полноценной медитации, которой нигде больше не испытать. И не нужно погружаться на сотню метров, чтобы пережить этот опыт. По словам Ханли, самые потрясающие вещи происходят на глубине около 12 метров. Там гравитация как бы обращается вспять; вода перестает выталкивать тело на поверхность и, напротив, начинает затягивать тебя в глубину.

«Портал в глубину», где все меняется… и любой может пройти через него – даже я. Чтобы доказать это, Принсло предложила мне провести вводное занятие (на суше!), посвященное увеличению времени задержки дыхания. Это первый шаг в обучении фридайвингу. Мой лучший показатель задержки дыхания составляет примерно 50 секунд; Ханли обещает мне, что за два часа тренировок я смогу его удвоить.

«О, привет!» – восклицает Принсло, направляясь к моему столику у бассейна. В свои тридцать четыре года она, в отличие от большинства фридайверов, которых я видел, действительно похожа на прирожденного атлета: загорелая, подтянутая, с длинными темно-каштановыми волосами. Ханли выросла на ферме в Претории, в ЮАР. Вместе с сестрой они проводили каждое лето, плавая в реках и, как сама Принсло шутливо добавила, болтая на «тайном языке русалок». В возрасте двадцати лет, живя в Швеции, Ханли открыла для себя фридайвинг и после этого вернулась в Южную Африку. Теперь она живет в Кейптауне, где руководит некоммерческой программой по охране природы «Я – вода» (I Am Water) и по совместительству работает мотивационным спикером и инструктором по фридайвингу и йоге.

Мы идем к крытому патио с видом на Мессинский залив и расстилаем коврики для йоги. Урок начинается с некоторых базовых асан, чтобы расслабить мускулы вокруг груди. «Если бы ты мог вынуть свои легкие из груди, то увидел бы, что они абсолютно эластичные и их можно надуть до любого размера», – говорит она, затем набирает в грудь воздух и выдыхает. Легким не дает расширяться мускулатура, окружающая ребра, грудную клетку и спину. С помощью дыхательных упражнений и растяжки фридайверы могут добиваться увеличения объема легких на 75 % по сравнению с обычными людьми. Вообще-то, чтобы начать заниматься фридайвингом, такой объем не требуется, но, подобно большому газовому баллону, он позволяет опускаться глубже и оставаться под водой дольше. Стефан Мифсуд, который установил мировой рекорд по задержке дыхания в 2009 г., может похвастать объемом легких в 10,5 литра (средний объем легких взрослого мужчины – 6 литров). Принсло может удержать в легких до 6 литров воздуха, тогда как обычная женщина – около 4,2 литра.

Затем Ханли показывает мне последовательность поз типа «человек-крендель», рассчитанных на то, чтобы раскрыть легкие. Пока мы растягиваемся, она объясняет, как работает давление в воде и как оно влияет на наши легкие и тела.

Чем глубже мы погружаемся в воду, тем больше растет давление и тем сильнее сжимается воздух. Морская вода в восемьсот раз плотнее воздуха, так что при погружении всего на 3 метра происходят такие же изменения в воздушном давлении, как при спуске с высоты в 3000 метров до уровня моря. На десятиметровой глубине любой нежесткий предмет с воздухом внутри – баскетбольный мяч, пластиковая бутылка из-под газировки, человеческие легкие – уменьшится вдвое против своего обычного размера, на двадцатиметровой – втрое, на тридцатиметровой – вчетверо и так далее.

Когда баскетбольный мяч, пластиковая бутылка из-под газировки или пара легких поднимаются на поверхность, воздух внутри начинает быстро расширяться до изначального объема. Для фридайверов это иногда кончается плохо. Дыхательные упражнения и упражнения на растяжку, которым учит меня Принсло, направлены на то, чтобы увеличить подвижность грудных мышц при погружении на глубину. Если я начну заниматься фридайвингом, мне будет легче справляться с резкими изменениями объема легких, я не потеряю сознание и не утону.

Теперь мы сидим со скрещенными ногами и смотрим друг на друга, направляя дыхание в три отдела наших легких: область живота, область грудины и верхнюю часть груди чуть пониже ключиц.

Принсло говорит, что большинство людей всю жизнь дышит только верхом грудной клетки, а это означает, что они используют лишь часть своих легких. Чтобы запастись большим количеством кислорода для более продолжительных погружений, мне нужно научиться дышать всеми легкими целиком.

Ханли велит мне сделать двадцатисекундный вдох, набрав воздух в область желудка, грудины и верха груди. Когда я это делаю, меня начинает тошнить, но через несколько минут я привыкаю. Затем Принсло достает секундомер и готовится фиксировать длительность моей первой попытки задержать дыхание. Я ложусь на свой коврик, вдыхаю еще один огромный глоток воздуха во все три отдела легких и задерживаю дыхание. Ханли начинает считать.

Проходит, как мне кажется, секунд 30. Меня кошмарно тошнит. Голова раскалывается. На мгновение я представляю себе, каково это – в таком состоянии оказаться на глубине 30 метров под водой. Эта мысль вызывает у меня панику. Несколько секунд спустя мое тело начинают сотрясать конвульсии. Я пытаюсь их унять, но не получается. Принсло останавливает секундомер и велит мне выдохнуть, затем вдохнуть. Я сажусь, мотаю головой, чувствуя, что это полный провал.

– Неплохо, – говорит она. – За первую же попытку ты более чем удвоил свой результат. – Она показывает мне секундомер. Я только что задержал дыхание на одну минуту 45 секунд.

Я спрашиваю про конвульсии. Ханли объясняет, что реакция организма на экстремальную задержку дыхания включает три стадии. Конвульсии – первая стадия. «Твой организм реагирует не на отсутствие кислорода, а на накопление углекислого газа, – говорит она. – Когда начинаются конвульсии, это просто предупреждение о том, что у тебя осталось всего несколько минут, прежде чем тебе действительно станет необходимо вдохнуть». Вторая стадия реакции наступает, когда селезенка выбрасывает в кровоток до 15 % свежей, богатой кислородом крови. Обычно это происходит, только когда организм испытывает шок, давление падает, пульс учащается, органы перестают работать. Но такое происходит и в случае экстремальной задержки дыхания. Фридайвер ждет, когда селезенка вбросит свежую кровь, чувствует этот вброс и использует его как турбонаддув, погружаясь еще глубже.

Третья стадия реакции – потеря сознания. Когда мозг чувствует, что ему не хватает кислорода для продолжения работы, он отключается, чтобы сохранить энергию, точно гасит свет.

Вес мозга составляет лишь около 2 % от всего веса тела, однако он использует 20 % кислорода, имеющегося в организме. Наличие жидкости во рту или горле активирует еще один защитный рефлекс: гортань автоматически закрывается, предотвращая попадание воды в легкие. Человек, занимающийся фридайвингом, учится чувствовать приближение конвульсий и выброса крови селезенкой и точно знает, когда нужно подниматься на поверхность, чтобы не допустить потери сознания. Фридайверы выживают благодаря тому, что понимают и учитывают эти механизмы.

– Мы неспроста наделены этими потрясающими рефлексами, – говорит Принсло. – Нам суждено быть под водой! – Она велит мне принять новую позу. – Ты прямо рожден для этого!

Я лежу на спине, готовясь к своей последней на сегодня попытке задержать дыхание. Вдох, выдох, глубокий вдох, задержка. Принсло засекает время на секундомере. Я закрываю глаза.