«Леопард» kitabından alıntılar, sayfa 17
— Мне кажется, научиться можно. Но мы учимся так чудовищно медленно, что доходить до нас начинает, когда уже слишком поздно. Например, случается, что тот, кого ты любишь, просит во имя любви оказать ему услугу. Например, помочь умереть. Но ты отвечаешь «нет», потому что не понял, не осознал это. А когда ты наконец все поймешь, уже слишком поздно. — Харри сделал еще глоток. — И ты совершаешь этот поступок, продиктованный любовью, ради кого-то другого. Возможно, ради того, кого ненавидишь.
— <...>.Я его предал.
— Каким образом?
— Он попросил меня помочь ему умереть. Я отказался.
— Надеюсь, вы попрощались как следует, — сказала Ракель. — Попрощаться — это важно. Особенно для тех, кто остался.
— Я через это прошла, когда умер отец. Его вещи, которые раньше были так важны, так незаменимы, как будто утратили всякое значение. Получалось, только он один и делал их ценными.
Несправедливость — это как климат. Если вы не можете с этим ужиться, придется куда-нибудь уехать. Несправедливость даже не часть механизма. Это и есть механизм.
Она рассмеялась сквозь слезы. И Харри поразился, как, оказывается, сильно можно скучать по звуку, просто по определенному сотрясанию воздуха. Как сильно можно скучать по смеху.
— Посмотри вокруг, Кайя. Это колыбель человечества. Посмотри, чего стоит человеческая жизнь. Кто-то умирает, еще больше рождается в единственной яростной гонке, один круг за другим, и в одном не больше смысла, чем в другом. Смысл придает лишь игра. Страсть, всепоглощающее желание. Как выражаются некоторые идиоты, игромания. И все. Это как Ньирагонго. Он пожирает все, уничтожает все, но в то же время он — начало всего живого. Не будь там, внутри, страсти, смысла, кипящей лавы, все здесь стало бы мертвым, застывшим и замерзшим.
Мозг — потрясающий компьютер.
— Ты должен быть осторожен, — улыбнулся водитель. — Хемингуэй писал, что если ты открыл свое сердце Африке, то тебе больше никогда не захочется куда-нибудь еще.
— Хемингуэй это писал? — усомнился Харри.
— Ну конечно, но Хемингуэй вечно писал такую романтическую фигню. Напивался, стрелял львов и писал сладкой мочой с виски на трупы. А правда заключается в том, что в Конго никто не возвращается, если в этом нет особой нужды.
Ненависть. Раскаленная, кипящая ненависть. Это тот наркотик, который помогает выжить, та магма, которая раскаляет его изнутри. И как и магма, ненависть — предпосылка жизни, чтобы все не превратилось в лед.
