«Зима тревоги нашей» kitabından alıntılar, sayfa 5
Я дам вам выпить - высокий холодный бокал из рук высокой горячей женщины.
- Я коварный, - сказал я. - И в свое время я намерен посягнуть на твою честь.
Желание причинить другому боль рождает в нас злобу. Лихорадка уже овладела мной. Свинские, исступленно яростные слова поднимались во мне, как яд. Я ненавидел угрюмой ненавистью.
- Да если бы ты знал! Мое багацтво - это ты.
Он буркнул себе под нос короткое злое слово.
- Что ты сказал?
- Я сказал: невелико багацтво
Для большинства людей кто преуспел, тот всегда и прав. Я помню, когда Гитлер без помех и препятствий победно шествовал по Европе, немало честных людей искали и находили в нём всяческие достоинства. А у Муссолини поезда стали ходить по расписанию, а коллаборационизм Виши служил на благо Франции. Сила и успех выше критики и выше морали. Выходит, важно не то, что делаешь, а то, как делаешь, как это называешь. Есть ли в человеке такие внутренние силы, которые могут чем-то помешать, что-то осудить? Непохоже. Судят только за неудачу. Преступление, в сущности, лишь тогда становится преступлением, когда преступник попался.
- Время - каждая данная минута - требовало, чтобы я убивал человеческие существа, и я выполнял это требование.
- Тогда было военное время, и так было надо - за родину.
- Время всегда бывает какое-то особое. Ему служишь, а свое упускаешь.
Может быть, это вполне естественно, когда человек, уничтоживший что-то, старается что-то создать и тем самым восстановить в себе равновесие?
Утро, начало нудного, томительного дня, - мой личный враг. Но в это утро мне не терпелось уйти из дому. Я всей душой люблю мою Мэри, быть может, больше, чем самого себя, но, признаюсь, я не всегда слушаю ее с достаточным вниманием. Когда она заводит речь о платьях или о здоровье или пересказывает чьи-то слова, остроумные и поучительные, я попросту не слушаю вовсе. Иногда она возмущенно восклицает: "Да ты же это знаешь. Я тебе говорила. Я очень хорошо помню, я тебе рассказывала об этом в четверг утром". И можно не сомневаться - так оно и было. Она мне рассказывала. Она мне рассказывает все - о некоторых вещах.
В это утро мне не только не хотелось слушать. Мне хотелось освободиться от этой обязанности. Может быть, я сам чувствовал желание поговорить, а сказать было нечего - ведь нужно отдать ей должное: она тоже часто не слушает меня, и слава Богу. Она прислушивается к звукам моего голоса, стараясь по тону определить, как я себя чувствую и какое у меня настроение, устал ли я или мне весело. Что ж, это не так глупо. Она права, что не слушает меня, ведь я большей частью обращаюсь не к ней, а к некоему безмолвному слушателю, который сидит во мне самом. И она, в сущности, тоже не со мной говорит" Но, конечно, если дело касается детей или каких-нибудь чрезвычайных домашних событий, тогда все по-другому.
Иной раз кажется, будто человека подменили, и.
мы говорим: "Нет, он на такое не способен. Это не похоже на него". Но, может быть, мы ошибаемся? Вернее всего, он предстал перед нами под другим углом, или же давление сверху или снизу изменило его форму. На войне сплошь и рядом так: трус становится героем, а у храбреца душа уходит в пятки. А то вдруг читаешь в утренней газете - добрый человек, хороший семьянин зарубил топором жену и детей. По-моему, человек меняется непрестанно. Но бывают минуты, когда перемены в нем становятся явными.
Женщины легко мирятся с невзгодами, особенно когда они выпадают на долю других женщин.
