«Зима тревоги нашей» kitabından alıntılar, sayfa 4
"Пожалуй, живя один, он был не более одинок, чем многие, у кого есть семья" (с.)
Каждый берет в рассказе что может и тем самым подгоняет его к своей мерке. Одни
выхватывают из него куски, отбрасывая остальное, другие пропускают его сквозь сито собственных предрассудков, третьи расцвечивают его своей радостью.
- С тобой никогда не знаешь, что у тебя на уме.
- Это всегда бывает, когда человек говорит правду. Можно мне немножко отлупить детей в честь Воскресения Господня? Обещаю, кости будут целы.
- Я еще даже не умывалась, - сказала она. - Не могла понять, кто там тарахтит посудой в кухне.
Пока она была в ванной, я взял со стола записку и спрятал в карман. Но я все-таки не знал. Неужели нам не дано даже мелочи знать о другом? Какая ты там, в себе, Мэри? Ты слышишь меня? Кто ты там, в себе?
Господи, до чего я ненавижу праздники! В людях проявляется все самое скверное.
Сила и успех выше критики и выше морали.
Когда какое-то положение, какая-то задача становится слишком трудной и неразрешимой, человеку дана спасительная возможность не думать о ней. Но тогда это уходит в подсознание и смешивается со многим другим, что там живет, и так рождается смутная тревога, и недовольство, и чувство вины, и потребность ухватить хоть что-то все равно что, — прежде чем все исчезнет.
Деньги не излечивают болезни как таковой, а только изменяют ее симптомы.
Я не знаю, что чему предшествует — гаданье правде или правда гаданью.
Известно, что у рыболовов свои секреты, оберегаемые порой не менее ревниво, чем домашние рецепты, и к таким вещам все относятся с полным уважением.
Может ли человек сам надумать свою жизнь или он должен просто жить, как живется?
