«Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь» kitabından alıntılar, sayfa 2

- Дура дурой, а на конкурс осталась, - миролюбиво заметила Габрисия.

- Повезло.

- Не скажи, дорогая... чтобы дурочкой быть, немалый ум требуется.

Если вас могут понять неправильно, вас непременно поймут неправильно. Даже если вас нельзя понять неправильно, вас все равно…

- Прошлое нельзя спрятать,- сказал он как-то, - с ним можно научиться жить, и только...

Дверь закрылась за Евдокией с громким хлопком, и звук этот заставил подскочить, обернуться...

...туфелька улетела в открытое окно. К счастью, выстрелить Евдокия не успела.

- Знаете, - сказал гость, весьма бодро скатившийся с кровати на пол. - У вас нервы не впорядке.

- А у вас, кажется, голова... - револьвер Евдокия не убрала. - Что вы здесь делаете?

- Вас жду.

Лихослав встал на четвереньки.

Следовало признать, что в черной рубашке, в черных же брюках и черных мягких сапогах, он смотрелся весьма импозантно. Образ не то лихого разбойника, не то героя-любовника, довершал черный платок, повязанный по самые брови.

- Ну, допустим, вы меня дождались, - Евдокия скрестила руки на груди.

- Допустим...

- И дальше что?

Он встал, отряхнул руки и предложил:

- Хотите, я вам серенаду спою?

- Зачем?

- Для развития отношений.

- Каких отношений?

- Наших с вами... - Лихослав сунул руку за пазуху и вытащил несколько растрепанный букетик незабудок. - Вот. Держите.

Букетик Евдокия приняла. Во-первых, все происходившее отдавало легким безумием, и мятые незабудки, от которых едва уловимо, но отчетливо пахло копчеными колбасками, в это безумие вписывались. А во-вторых, Евдокии прежде букетов не дарили.

... женщина, лишенная кренделей и уважения, отчаянно нуждается в моральной компенсации.

- Она меня домагивается! Совратить хочет.

- А ты?

- А я боюся!

- Чего?

- А вдруг... вдруг она меня совратит и бросит? - Аполлон всхлипнул и, достав из кармана штанов платок с теми же петушками, вышитыми красной нитью, шумно высморкался. - А я невинный... остануся опозоренным... и все пальцами показывать станут. Мне маменька говорила...

Замуж ему хотелось еще меньше, чем жениться.

Оно, конечно, верно, что из подданных на Серых землях все больше нежити, но давеча королева сама ратовала за эуропейскую демократию и толерантность по отношению к существам разумным... и пусть только скажет, что волкодлаки да упыри разума лишены.

Его жена — та еще змеюка! Он на ней ради приданого женился… дурное это дело — приданое потратилось, а жена осталася…

Нет, все ж политика – дурное дело.

От нее голова болит.