Найди меня. Сейчас

Kathinka Engel

FINDE MICH. JETZT

© 2019 Piper Verlag GmbH, München/Berlin

© И. Офицерова, перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

1
Тамсин

Сегодня день контрастов. День, когда я делаю что-то в последний раз и впервые, день грусти и тихого предвкушения. Я в последний раз проверила почтовый ящик родителей и впервые написала свой новый адрес на посылках, к недовольству почтальона доверху заполненных книгами и пластинками. На похоронах дедушки я попрощалась с самым важным человеком в моей жизни, но в то же время с оптимизмом и интересом жду, что готовит мне будущее.

Уже полчаса я сижу одна в старой детской – в розовом аду, где ничего не отражает меня, но так много говорит о моей маме.

Последних соболезнований от соседей я не вынесла. Сначала протягивали руку моему отцу:

– Мистер Уильямс, сочувствуем вашей утрате. – Потом обнимали маму: – Миссис Уильямс, соболезнуем вам. – И никому не приходило в голову выразить соболезнования мне, хотя я единственный человек в этом доме, для кого умерший что-то значил.

Из кухни доносится звон посуды. Значит, родители внизу и не заявятся сюда неожиданно. Иначе то, что я сижу на полу среди гор одежды и собираю чемодан, вызовет вопросы. Расспросы перейдут в ссору, и тогда мне придется забыть о своих планах. Планах, которые должны изменить мою жизнь. Которые, стоит подумать о них, вызывают в теле волнующее покалывание.

Я сбегу отсюда. Сегодня ночью, пока все будут спать, оставлю Росдэйл и начну новую, студенческую жизнь в Перли, почти в трех тысячах миль отсюда. Я ждала только, чтобы попрощаться с дедушкой. Когда он оставил меня одну, я поняла, что время пришло. Больше ничего не держит меня в этом захолустье. Абсолютно ничего.

Я не стала составлять список вещей, которые надо упаковать. Наверно, это не лучшее решение, но то, что хочу взять с собой, найти легко. Закидываю в чемодан одежду, которую выбирала сама. Все, что мне покупала мама, летит обратно в шкаф. Теперь это я принимаю решения. Дедушкины похороны – последний раз, когда позволила кому-то диктовать, что мне надеть.

Винтажные платья из секонд-хенда, вышитая хиппи-блузка с блошиного рынка, джинсы восьмидесятых из гардероба тети, которые она собиралась выбрасывать, – все это попадает в чемодан. Ничего из этого я не могла носить без того, чтобы родители не морщились, увидев меня. Не раз я отправлялась обратно в комнату надеть «что-нибудь приличное».

Я не только оставляю в Росдэйле строгие правила родителей, но и отказываюсь от надежды когда-нибудь наладить с ними отношения.

Ненадолго задумываюсь, что делать с кружевным бельем. Мне, скорее всего, понадобится замена, если все остальное окажется в стирке. В итоге я высыпаю в чемодан все содержимое ящика.

Живи полной жизнью. Я последую дедушкиному совету. Начиная с этого момента. Сегодня в последний раз играла роль послушной девочки. И впервые приняла значимое решение. У меня на лице расцветает улыбка, когда осознаю, что все это скоро останется в прошлом.

Я уже вижу, как обсуждаю с однокурсниками литературу и работаю в библиотеке, пока не закипит мозг. Хожу с Сэмом на дикие студенческие вечеринки и знакомлюсь с новыми людьми.

Сэм – мой лучший друг, моя лучшая половина. И после всего, что случилось, – единственный мужчина, которому я позволю приблизиться к себе, пока мне не исполнится лет восемьдесят. Долгое время мы были соседями, а потом он уехал учиться в Калифорнию. Сейчас получает ученую степень в Перли. Я собиралась сообщить ему, что у меня изменились планы и я еду в Калифорнию. Но среди приготовлений и похорон до сих пор не нашлось времени ему позвонить. Я решила, что текстового сообщения будет недостаточно. Хотелось слышать его голос, когда он узнает эти потрясающие новости.

Когда представляю, что меня ждет, покалывающее ощущение в теле усиливается. Отъезд больше не мечта, а реальность. Я вытираю влажные ладони о кофту «привет из девяностых», от которой была бы без ума какая-нибудь секретарша предпенсионного возраста, и забрасываю ее в шкаф. Затем сажусь на чемодан, чтобы застегнуть молнию. Надеюсь, швы не разойдутся.

Мой взгляд блуждает по комнате. Ничего из вещей, которые останутся здесь, не имеет для меня значения. В подсвеченной витрине выстроились отвратительные фигурки, которые мама каждый год дарит мне на день рождения, – разумеется, слишком ценные, чтобы в детстве мне разрешали с ними играть. На комоде стоят кубки – свидетельства побед на соревнованиях по правописанию и конкурсах чтецов. Бирюзовое чудовище, притворяющееся бальным платьем, которое мама заставила меня надеть на выпускной, висит на открытой двери в гардеробную. Как ни стараюсь, у меня не получается вспомнить, чтобы мама хоть раз прислушалась к моим желаниям, не говоря уже о том, чтобы отнеслась к ним с уважением. Моя комната – ее интерьер. Мой выпускной бал – ее платье. Мои друзья – ее вердикт.

Я в последний раз ложусь в свою постель. Решаю не раздеваться, чтобы быть готовой, когда в четыре утра зазвонит будильник. На тумбочке лежит потрепанный томик «Винни-Пуха». Прочитываю пару страниц перед сном. Твердо убеждена: если заснуть за чтением, приснится что-то красивое. С книгой в руке, вдыхая неприятный сладковатый запах кондиционера для белья, я медленно закрываю глаза.

Первый звонок будильника – и я мгновенно просыпаюсь. Не уверена, спала ли вообще. Вызываю Uber. Дом, адрес которого ввожу, находится за углом. Нельзя допустить, чтобы родителей разбудил звук двигателя. Тихо прокравшись в ванную, чищу зубы и умываюсь. Я выгляжу в зеркале немного иначе, не так, как несколько дней назад. Взрослее. Мне в самом деле больше здесь не место. Вьющиеся каштановые волосы рассыпались по плечам. На меня смотрят широко распахнутые карие глаза. Я улыбаюсь девушке в зеркале, будто пытаюсь сказать, что все правильно. И мое отражение впервые за долгое время уверенно улыбается в ответ.

Я начинаю новую жизнь. Вот о чем говорит мой вид. Новая жизнь. Без дедушки, но и без… Нет, запрещаю себе даже думать о нем. И без родителей, которые предпочли бы вечно удерживать меня в Росдэйле и не оставили мне выбора, когда заявили: «Либо ты учишься здесь, либо не учишься совсем». Но сейчас это я не оставляю им выбора. Я приняла твердое решение жить собственной жизнью. И не позволять им заражать меня своими страхами и опасениями.

Зубная паста и щетка оказываются в рюкзаке вместе с «Винни-Пухом». Эта книга отправляется в свое первое большое приключение. Надеваю рюкзак и поднимаю чемодан на колесиках. Чтобы не шуметь, придется его нести.

До первого этажа добираюсь почти бесшумно. И только тогда позволяю себе выдохнуть. Сердце колотится. Ставлю чемодан на пол, радуясь, что можно дать рукам немного передохнуть. А потом направляюсь в гостиную. Свет включать не решаюсь и пробираюсь в полумраке на ощупь. Моя рука натыкается на дизайнерский стеклянный столик, на котором стоит коллекция суккулентов матери.

Из кармана брюк достаю слегка помятое письмо и прислоняю его к одному из горшков. В нем я сообщаю родителям, что уезжаю в Перли, чтобы жить своей жизнью. Может, это не самый изящный способ попрощаться, но после событий последних дней я не в состоянии вести с ними борьбу. А это будет борьба. Проще поставить их перед фактом. Для них так тоже будет легче. По крайней мере, надеюсь на это.

Напротив стеклянного столика стоит старомодный диван с цветочным узором, к которому нельзя приближаться с едой. Пальцы поглаживают обивку. Захлестнет ли меня сейчас небольшой волной ностальгии или меланхолии? Два шага вперед, и я чуть не врезаюсь в массивный темный секретер, за который родители отдали целое состояние на антикварном аукционе. Это тема номер один для разговоров на скучной вечеринке.

Вернувшись в прихожую, осторожно роюсь в гардеробе. На полке для обуви нахожу любимые кеды. Для родителей они были как бельмо на глазу. По их мнению, в таких ходят только «сомнительные подростки». Но впервые мне совершенно все равно, что они думают или говорят. Я беру куртку, так как по ночам в начале сентября в штате Мэн бывает довольно холодно.

Когда открываю дверь, мне в лицо дует свежий ночной ветер. Сделав глубокий вдох, переношу через порог чемодан. Аккуратно, сантиметр за сантиметром, прикрываю дверь, пока с тихим щелчком не срабатывает замок. Получилось!

Мне не хватает смелости везти чемодан, так что я несу его по подъездной дорожке. И только когда оказываюсь на улице перед домом, ставлю его на землю и в последний раз оглядываюсь. Сделав из больших и указательных пальцев квадратную рамку, я смотрю сквозь нее на родительский дом. Мне хочется сохранить этот миг в воображаемом фотоальбоме – прощание с Росдэйлом. Я представляю, как опускаю затвор камеры. Этому меня научил дедушка, когда я еще была маленькой. Мне вспоминаются его слова: «Так можно навсегда запечатлеть моменты, которые предназначены для тебя одной». Это первый снимок в моем новом альбоме.

Я иду по темной улице, вокруг ни души. Кроме моих шагов и тихого пыхтения, так как чемодан с каждой минутой становится все тяжелее, не слышно ни звука. Свернув за угол, вижу Uber.

Водитель, угрюмый пожилой мужчина в бейсболке, без особых усилий поднимает мой чемодан и кладет в багажник.

– Ну, и куда едем? – спрашивает он.

– В аэропорт, пожалуйста, – с дико стучащим сердцем отвечаю я.

2
Рис

– Что ж, мистер Болтон, – говорит Пауэлл, один из охранников, – ради нас всех надеюсь, что мы вас тут больше не увидим.

Впервые меня назвали «мистер Болтон». Прошлые шесть лет я был либо «Болтоном», либо «52 899», заключенным тюрьмы Перли для несовершеннолетних.

Пауэлл протягивает мне старый полиэтиленовый пакет.

– Ваши вещи, – произносит он.

В пакете лежат джинсы и футболка – шмотки, которые были на мне, когда меня закрыли здесь в пятнадцать лет. Я уже тогда вырос из них. Без понятия, что мне делать с этим сейчас, но я послушно беру пакет и расписываюсь в получении.

Пауэлл проводит меня по длинному коридору с дверями повышенной безопасности и тамбурами, который отделяет крыло № 2, где я жил последние несколько лет, от выхода. По потолку змеятся металлические и пластиковые трубы, и, кажется, вся эта конструкция гудит.

Кто-то в недрах бездушного здания нажимает на кнопку. Звучит гулкий предупреждающий сигнал – дверь разблокирована. Она автоматически открывается, и я переступаю порог. Наконец свобода. Через шесть гребаных лет. Солнце ослепляет, и мне приходится зажмуриться. Я стою на асфальтированной площадке перед тюрьмой для несовершеннолетних и чувствую, что сейчас должно случиться что-то грандиозное. Мир должен поприветствовать меня, Риса Болтона. Но мир не такой, каким был, когда я попрощался с ним в пятнадцать лет. Я ему не нужен, а мне ничего о нем не известно. Мы совершенно чужие друг для друга.

Сделав шаг, оглядываюсь назад. До сих пор не могу поверить. Но дверь, через которую я только что вышел, действительно закрывается… а я все еще стою здесь. Вне высоких стен, которые душат любую радость, любую мечту. Снаружи. Наверно, я должен быть счастлив и чувствовать себя легким как перышко. Но я ничего не чувствую. Лишь замечаю, что джинсы и толстовка с капюшоном, которые дала мне социальная работница, слишком теплые для калифорнийского лета. А толстовка мне еще и велика. Впрочем, в старые вещи, которые лежат в пакете как единственное напоминание о прежней жизни, я бы уже не влез.

У меня не осталось ничего общего с тем мальчишкой из прошлого. Если не сможешь противостоять говнюкам в тюрьме, тебя уничтожат. Теперь я могу проломить череп любому уроду, который подойдет слишком близко.

Хотя я знаю, что нужно делать дальше, продолжаю стоять в нерешительности. Не хочу идти к Эми. Это социальная работница, которая так хорошо разбирается в размерах одежды. Она нашла мне комнату в съемной квартире и устроила на работу в кафе, где «таким людям», как я, дают второй шанс. Эми написала мне адрес соцслужбы, мне нужно отметиться там, когда я «окажусь на свободе». Но у меня нет желания. Ни общаться с Эми, ни смотреть комнату, ни идти на работу. Я хочу остаться здесь и однажды просто раствориться в воздухе. Исчезнуть. Эта жизнь не для меня. Для кого-то другого – да. Но не для меня. А для меня все кончено.

Но есть одна вещь, в которой я себе поклялся. Одна мысль, которая помогала мне держаться. Образ возникает у меня в голове. Картинка размыта, много времени прошло. Но я цепляюсь за нее. И вдруг понимаю, что иду вперед. Может, дело еще и в том, что подошвы ботинок (которые мне малы) слишком тонкие и горячий асфальт начинает обжигать ступни. У меня, по крайней мере, есть цель. А чтобы ее достигнуть, я должен знать, где он их прячет. Для этого мне потребуется доступ в интернет. А значит, мне нужны берлога и ноутбук. Для чего, в свою очередь, мне нужна работа. А следовательно, мне не обойтись без Эми.

У меня нет ни цента на автобус, который ходит раз в час, если верить расписанию, хотя в нем сложно что-то разобрать, настолько оно пожелтело. Ко всему прочему, кто-то написал на нем перманентным маркером свои чертовы инициалы.

Так что я иду пешком. Придется пересечь мой старый район. Наш старый район. Думаю, не отправиться ли в обход, чтобы не видеть наш дом, воплощение пустоты, которую я ощущаю. Потому что их там больше нет.

Любопытство побеждает, поэтому я продолжаю шагать вперед по раскаленной дороге. В полосках травы по обеим сторонам громко стрекочут сверчки. Тротуара нет, но тут почти не ездят машины. Добравшись до первых домов, я поражаюсь, как же здесь хреново. Вероятно, в воспоминаниях я приукрасил место, где родился, как и свою невеселую жизнь. Окна смотрят на меня черными дырами. Во двориках перед домами валяется мусор, медленно обрастая сорняками.

Я сворачиваю на нашу улицу. У обочины припарковано несколько грязных машин, которые видали лучшие времена. Из дома раздается детский крик и тут же стихает. В этом районе проблемы и споры решаются без слов.

Через силу переставляю ноги, почти не осмеливаясь поднимать взгляд. От дома, в котором провел детство, меня отделяют метров сто. Я заставляю себя продолжать идти. Мне необходимо почувствовать эту боль. В последний раз.

Остановившись перед входом, поднимаю глаза. Маленький ветхий домик. Серый фасад в трещинах. Шаткая деревянная лестница ведет к двери с рваной москитной сеткой.

Судя по всему, в доме кто-то живет, потому что я замечаю в окнах новые шторы. Смотрю на второй этаж. Там, наверху, была моя комната. Комната, из которой выволокли меня, невиновного пятнадцатилетнего подростка. У меня внутри все сжимается. Я слышу детский смех из прошлого и как мама гремит посудой на кухне. И его рев. Его ярость.

Я отворачиваюсь. Быстро иду дальше. Для меня это место умерло. Нужно найти другой дом, где зло не доберется до нас. Я стану сильным ради нас. Сильнее, чем когда-либо. Я справлюсь. С жизнью, со свободой. При этой мысли на меня накатывает тошнота, и я опираюсь на капот машины, потому что мне вдруг становится нечем дышать. Ржавый металл уже успел нагреться, и я чуть не обжигаю пальцы.

Мне нужна помощь Эми.

Полчаса спустя я оказываюсь перед разваливающимся зданием, на втором этаже которого находится офис соцслужбы. Звонок висит на торчащих из стены проводах, и я даже не пробую на него нажать. Открываю стеклянную дверь, к внутренней стороне которой прилеплены листовки. Реабилитационные клиники, группы самопомощи, телефон службы душепопечительства^[1], вся бесполезная дребедень, к которой прибегают, когда уже не на что надеяться. Но «эй, позвони нам, и все наладится!». Да, конечно. Скорее уж «позвони нам, чтобы мы могли успокоить свою нечистую совесть».

Надеюсь, Эми не такая. Она приходила ко мне пару раз за последние несколько недель и казалась адекватной. Не то чтобы это имело значение, но я не средство для достижения чьей-то цели. Я здесь определенно не для того, чтобы успокаивать ее совесть, если именно это ее волнует.

На лестничной клетке после прогулки по ужасной жаре меня встречает приятная прохлада. Я вытираю лоб рукавом и поднимаюсь по ступенькам. Стены увешаны плакатами дурацких программ. Подростки-правонарушители, которых надо вернуть в общество, но исправительные курсы – не для меня. Добравшись до площадки, пару секунд колеблюсь. Что, если я не отмечусь у Эми и никогда больше не вернусь в эту дыру, где нет ничего, кроме страданий и отчаяния?

Но, конечно, я вхожу. Так привык к тому, что у меня нет выбора, что постоянно подчиняюсь. Насколько же я жалок. Ни малейшего представления о современном мире, ни воли, ни драйва.

Эми сидит за письменным столом, заваленным папками и документами. Она поднимает голову и улыбается мне.

– Привет, Рис! Ты уже здесь! А я думала, ты придешь только во второй половине дня, – слишком громко восклицает она. Похоже, мое освобождение воодушевляет ее сильнее, чем меня.

– Привет, – коротко отзываюсь я. У меня нет настроения для непринужденной беседы.

Она дружелюбно улыбается. Светлые волосы собраны на затылке в небрежный хвост. Она выглядит расслабленной. В отличие от меня. Я не знаю, куда встать, куда деть руки. Мне тут не место. Эми поднимается и дает мне знак следовать за ней. В соседней комнате обустроен уютный уголок. Она садится в кресло, а я опускаюсь на диван.

– Что ж, давай посмотрим, что нам с тобой делать. Для начала: у тебя есть какие-нибудь вопросы? Ты ведь уже знаешь, что я нашла тебе жилье и работу?

– Да, все нормально. – Я и правда не хочу разговаривать. Для меня все это чересчур: офис соцслужбы, Эми, все.

– Ладно, ты в курсе, что всегда можешь приходить сюда, если что-то случится. И я бы хотела – если ты не против – первое время иногда заглядывать к тебе на работу или домой. Только чтобы удостовериться, что все хорошо.

– Мхм. – Звучит фантастически. Хренова свобода, но под надзором, так, что ли?

– Великолепно. Спасибо за доверие, я это ценю. Это очень много значит.

Она закидывает ногу на ногу, берет папку и протягивает мне несколько листков.

– Вот твой адрес. Пока ты поживешь в квартире один. Но твоей будет только одна комната. Вторую скоро сдадут. К сожалению, у молодого человека, с которым ты должен был жить, случился рецидив. С этим всегда сложно. – Последние слова она произносит чуть тише. Будто ее действительно волнует, что происходит с нами, бедными ублюдками. – Кафе, где ты сможешь работать, – это часть программы ресоциализации. Твой шеф – хороший человек. По-настоящему добрый парень, который активно занимается социальными проектами в Перли. Большинство твоих коллег – студенты. Но не всех легко пристроить.

Я хмыкаю. Легко пристроить – звучит потрясающе! Будто я хренов уличный кот. Не нужно мне одолжений. Сам справлюсь. Но я этого не говорю. Держу рот на замке.

Эми с улыбкой продолжает:

– Итак, раз ты пришел так рано, давай я для начала отведу тебя домой. – Домой. Она в самом деле сказала домой. Я даже не представляю, что это означает. – У тебя есть какие-нибудь вещи?

Указываю на полиэтиленовый пакет. Больше у меня ничего нет – и шесть лет назад тоже не было. Да и откуда что-то могло взяться? Он все у меня отнял. Он. Опять он. Снова в моих мыслях. Вместе с ним вспоминается другое лицо. Красивое, дружелюбное. Но я заставляю себя не думать о нем. Пока рано.

– Кроме этого, ничего. Только шмотки, которые ты мне принесла. Спасибо, кстати. – Последние слова я бормочу себе под нос.

– Нет проблем. Я определенно ошиблась с размером. Впрочем, в оправдание должна сказать, что выбор у меня небольшой. Одежда, которая поступает к нам, редко кому-то подходит. Предыдущий владелец твоей толстовки, похоже, был гораздо толще тебя. – Она снова улыбается, и я делаю ей одолжение и улыбаюсь в ответ. Странное ощущение. Фальшивое. Я снова опускаю уголки рта. – Если хочешь, можешь посмотреть в кладовке, может, тебе что-нибудь приглянется.

– О’кей, – откликаюсь я. Неплохо иметь хоть какой-то выбор. Наверняка пройдет несколько месяцев, прежде чем мне удастся претворить план в жизнь. Я даже не знаю, с чего начать поиски. Нельзя же все это время ходить в этом уродливом мешке.

Эми поднимается, и я иду за ней. Она выходит из кабинета и отпирает другую дверь на том же этаже. За ней находится что-то вроде огромного чулана. Слегка пахнет затхлостью. Включив свет, Эми показывает мне несколько стоек с одеждой.

– Вот, можешь спокойно здесь покопаться. А я пока пойду покурю… да, знаю, не должна курить, – добавляет она, потупив глаза.

Я пожимаю плечами. Мне все равно.

– Спускайся, когда закончишь. И мы пойдем. Здесь есть мусорные мешки, запихивай туда все, что понравится. – Сказав все это, она разворачивается и уходит.

Я рад возможности побыть одному. Жутко напрягает, когда рядом с тобой постоянно кто-то болтает. Я прохожу к вешалкам. Немного порывшись в одежде, нахожу джинсы, которые, кажется, должны мне подойти, и четыре футболки. Замечаю на полу пару стоптанных кроссовок моего размера. Свою слишком маленькую обувь и пакет с вещами оставляю в кладовке. Остальное закидываю в мусорный мешок, выключаю свет и отправляюсь искать Эми. Несмотря на то что мне на нее наплевать, а я для нее – всего лишь работа, сейчас она моя единственная точка опоры в жизни.

Девушка стоит перед зданием и курит. А при виде меня улыбается и предлагает пачку сигарет. Я беру одну. Эми щелкает зажигалкой, и я глубоко затягиваюсь.

– Спасибо, – искренне говорю я. Сигарета дарит мне невероятное удовольствие, и благодаря ей жизнь кажется чуть менее странной. Это что-то привычное в чужом мире. Прислонившись к стене, закрываю глаза.

– Наверняка для тебя все это чересчур, – произносит Эми. Она серьезно никогда не умолкает? – Но я рядом, хорошо? – Она указывает на мусорный мешок. – Здорово, что у тебя получилось что-то подобрать. Скоро сможешь купить себе что-нибудь новое. Но для начала это лучше, чем ничего.

Я киваю:

– Да, все нормально. – На самом деле сомневаюсь, что на зарплату удастся что-то купить. Ее хватит только на оплату квартиры и продукты. Я делаю еще одну глубокую затяжку.

– Ну, пошли? – спрашивает Эми. Судя по всему, ей не терпится.

– Конечно, – отвечаю я.

В районе, где мне придется жить, большинство зданий снесено. Моя квартира находится в многоэтажном доме, слева и справа от которого раньше стояли другие здания, но сохранилось только это. Штукатурка на нем осыпается.

Эми отпирает одну из дверей на втором этаже и отдает ключ мне. Внутри витает странный запах. Моя комната маленькая и душная. В ней – односпальная кровать, комод, стол и хлипкий на вид стул. Стены голые. Но я не успеваю толком осмотреться в этой обшарпанной берлоге, когда Эми предлагает зайти в кафе «У Мала». Так я смогу представиться и со всем познакомиться. Она и правда времени даром не теряет. Сам я предпочел бы завалиться на кровать и проспать целую неделю, насколько я устал. Но как, говорится, время – деньги. А деньги – это начало всего, что я задумал.

В кафе меня представляют Малкольму. Он хозяин заведения и явно рад видеть Эми… и меня тоже. После обычных фраз приветствия он похлопывает меня по плечу. Я вздрагиваю. Не хочу, чтобы меня трогали, тем более мужик, которого я знаю две чертовых минуты.

– Уверена, Рису здесь будет хорошо, – уверяет Эми. – Верно, Рис?

– Мхм, – бурчу я. Без понятия, что еще сказать.

Мы вместе идем на кухню, вход в которую находится за стойкой. Там невыносимо жарко.

– Привет, чувак, – кричит веселый южноамериканец, нарезающий овощи на столешнице из нержавеющей стали. И подставляет руку, чтобы я дал ему пять. – Я Эрнесто, но все зовут меня Че.

– Привет, – отвечаю я и бью ему по ладони. – Рис.

– Рад познакомиться! Наконец-то настоящий парень – если не считать Олли. – Он заговорщицки понижает голос: – Олли – лесбиянка.

За этот комментарий Малкольм несильно пихает его в плечо. Видимо, ему и правда нравится прикасаться к другим людям. Оба громко смеются. Я пробую изобразить улыбку, но она снова получается такой фальшивой, что я решаю больше не пытаться.

Мы оставляем Че на кухне, и Малкольм вводит меня в курс дела. Кофемашина, кофе, молоко, стаканчики, крышки. Чашки для посетителей, которые хотят посидеть у нас. Ведра и тряпки, чтобы протирать столы. Маффины, брауни, пончики. Он сует мне в руки фартук и заявляет:

– Ты будешь делить смены с Олли и Лиз, которая приходит, когда не хватает людей. Сегодня они обе заболели, поэтому я тут один. Как думаешь, сможешь прямо сейчас приступить к работе?

– Э-э-э, – тяну я, потому что не рассчитывал на такое. Сейчас мне хочется побыть в одиночестве.

– Не знаю, хорошая ли это идея, – вмешивается Эми. – Рис еще не успел освоиться.

– О, вот как, извини, Рис. Без проблем. Тогда начнешь послезавтра, как планировалось. Вот расписание смен. – Он вручает мне распечатку. – Эми, можно тебя на пару слов?

– Конечно, для тебя у меня всегда есть время, – с улыбкой откликается она.

Они проходят за занавеску в заднюю комнату. Наконец у меня появляется несколько минут, чтобы осмотреться. Кофейня выглядит неплохо, хотя что я в этом понимаю? Не то чтобы в последнее время я бывал во многих. Мне нравится дерево, из которого сделаны столы. На стенах висят картины. На табличке написано, что их нарисовали местные художники.

Я поворачиваюсь к кофемашине и вздыхаю.