Kitabı oku: «Зов глубины», sayfa 2

Два мира

Ему обещали, что его подберёт «Марлин» – один из двух больших батискафов, имеющихся на станции. Батискаф только что забрал с поверхности посетителей и находился всего в нескольких милях от Леона.

Сначала Леон услышал под водой гудение, а потом увидел в бескрайней темноте светящиеся точки бортовых огней. Огни всё росли, и вот наконец перед ним остановился батискаф – огромное сооружение из металла и стекла с крутящимися пропеллерами по бокам. Прожекторы ослепили Леона, металлические руки-манипуляторы будто тянулись к нему. Через большую прозрачную полусферу с передней стороны «Марлина» он разглядел людей – ага, за штурвалом Патрик. Заметив Леона, он жестом спросил, всё ли в порядке. Леон в ответ согнул большой и указательный пальцы в букву «О». Да, теперь всё о’кей.

– Справишься? – спросил он Люси, погладив её по мягкой коже. – Я буду совсем близко.

Она нерешительно отцепила от него щупальца, скользнула к батискафу и присосалась в безопасном месте к внешней оболочке.

– Доброго плаванья!

– До скорого. – Леон с облегчением приблизился к «Марлину» и пролез в открывшийся перед ним шлюз. Теперь предстояла неприятная часть – одна из причин, по которой Леон не любил возвращаться в сухость. Он деактивировал окси-скин, а значит, круговорот жидкости в костюме прекратился. Несколько мгновений он не сможет дышать – Леон снова почувствовал приступ недавнего страха.

«Спокойно, спокойно, – уговаривал себя он, специальным инструментом расстёгивая костюм на голове, – потерпи немного». Теперь осталось лишь избавиться от жидкости в лёгких – вещества под названием перфторуглерод. Тоже процедура не из приятных. Наклонившись, Леон стал откашливаться и отплёвываться. ПФУ, как он и другие водолазы сокращённо называли это вещество, плюхнулся в чашу и исчез в специальной ёмкости. Хрипя и задыхаясь, Леон пытался снова приспособиться к чуждой стихии. Похоже, с каждым разом это даётся ему всё труднее. От напряжения у него свело горло.

Обессиленный, он стащил с себя дорогой высокотехнологичный водолазный костюм и осторожно отсоединил его от венозного катетера с внутренней стороны локтевого сгиба. Хорошо, что это не больно – если только место укола опять не воспалится. Леон вытер короткие тёмные волосы полотенцем и натянул комбинезон с логотипом ARAC. Теперь он снова всё видел чётко; обычно проходит несколько секунд, прежде чем глаза перестроятся и сфокусируются без автоматических линз водолазного костюма.

Первое, что он увидел – открытый внутренний шлюз батискафа. Чёрт, неужели все наблюдали, как он выплёвывал ПФУ и раздевался почти догола?! Патрик, мерзавец! Нельзя было повременить с открытием шлюза?!

Патрик широко ухмыльнулся и подмигнул ему. Двое других в батискафе без улыбки таращились на Леона. Худощавая блондинка куталась в огромный Патриков свитер из натуральной новозеландской шерсти. Наверное, забыла прихватить с собой тёплые вещи. Рядом с ней сидела девочка примерно его возраста. Леон скользнул по ней смущённым взглядом. Карие глаза, гладкие волосы медового цвета, обрамляющие миловидное овальное лицо. Пожалуй, чуть полновата – особенно в бёдрах. Что они здесь делают – неужели собираются на подводную станцию? Туристы к ним сроду не заглядывали.

– Привет, – улыбнулась ему девочка.

– Привет, – поздоровался Леон. Ему пришлось повторить приветствие: поначалу его голос всегда хрипловат. Он почувствовал, что краснеет. Леон заметил, что до сих пор стоит у шлюза, только когда Патрик прогремел:

– Эй, Октобой⁵, садись и располагайся поудобнее – поедем дальше. У тебя всё нормально?

– Э… да. Ничего особенного не произошло. – Это была не совсем правда – ведь он едва не погиб. Но сейчас не время для драматических историй. Вот вернутся с Люси домой – тогда и расскажут обо всём Элларду и остальным.

Леон сложил ласты, окси-скин и пояс с инструментом в багажный отсек и сел в дальнем углу батискафа, радуясь, что девочка с женщиной – вероятно, матерью – снова повернулись к большому переднему иллюминатору. Увы, снаружи мало что видно – лишь бескрайняя чернота глубин.

– Почему он назвал тебя Октобоем? – спросила его девочка. Она говорила по-английски с акцентом, напомнившим ему произношение Тима. Может, тоже из Германии?

– Я работаю с осьминогом, – смущённо пояснил Леон. – В воде мы почти всегда вместе. – Он заметил её недоумение – видимо, у неё это в голове не укладывалось.

– Что-то вроде домашнего питомца?

– Нет-нет, мы напарники, – помотал головой Леон и вдруг замялся. Можно ли вообще рассказывать ей об этом? Пока всё в стадии эксперимента, концерн особо не распространяется о партнёрстве людей и животных. Но в то же время никто из ARAC прямым текстом не велел ему помалкивать. – Мы помогаем друг другу. В море это очень важно.

Девочка с любопытством посмотрела в боковой иллюминатор:

– А как зовут твоего осьминога? И где он сейчас? Я его не вижу…

Люси сама дала себе имя, но Леону не удавалось его выговорить: это даже не слово, а скорее образ или ощущение. Поэтому они сошлись на «Люси» – это имя он и назвал Кариме.

– Это самка. Она сейчас за нами, – добавил он, указав на укрытие во внешней оболочке.

– А её не смоет на такой скорости?

Леон невольно улыбнулся:

– У неё на щупальцах довольно большие присоски. Если она прилепится к гладкой поверхности, её даже ломом не отцепишь.

Девочка оставила попытки разглядеть Люси и снова повернулась к нему:

– Слушай, а сколько тебе лет?

– Шестнадцать, – ответил Леон, надеясь, что расспросы скоро закончатся.

– Ух ты, всего на год старше меня! – удивилась девочка.

Хорошо, что в этот момент перед самым батискафом показались несколько красных медуз Атолла величиной с ладонь; тревожно пульсируя, они пытались от него оторваться. Посетительницы на них загляделись. Разумеется, Патрик тут же погасил прожекторы: медузы Атолла – необычайно красивое зрелище; когда им угрожает опасность, они начинают искриться, как фейерверк из синих молний. Этот свет привлекает новых хищников, которые, если повезёт, прогонят тех, кто напал на медуз. Эллард однажды назвал медуз Атолла «живой сигнализацией».

Леон повидал немало медуз Атолла, поэтому, лишь мельком взглянув на них, повернулся к боковому карману на сиденье, где обычно лежали злаковые батончики или кусочки виноградного сахара. А, вот они. Он с жадностью проглотил два батончика. Конечно, хорошо, что водолазный костюм снабжает его питательными веществами из морского планктона, но внутривенное питание – не самое приятное. К тому же батончик перебил химический привкус перфторуглерода во рту.

Вообще-то он устал и знал, что им предстоит долгий монотонный путь к станции. Но заснуть в присутствии чужих Леону не удавалось. Они заставляли его нервничать. В конце концов он притворился спящим, и им пришлось задавать вопросы Патрику.

– А какой прок от ныряния с жидкостью? – раздался голос девочки. – Ведь можно же использовать сжатый воздух, благородные газы и всё такое…

Патрик фыркнул:

– Но только до определённой глубины: потом – всё. По-настоящему глубоко – глубже тысячи метров – можно нырять только с жидкостью, иначе лёгкие не выдержат давления. Загвоздка в том, что дышать жидкостью могут только дети. Ведь в материнской утробе младенцы девять месяцев живут практически в воде, время от времени вдыхая её, чтобы лёгкие развивались как следует. Подростки ещё могут научиться так дышать, а у старого хрыча вроде меня шансов нет. Но, как говорил Жан-Жак Руссо, «высшее наслаждение состоит в том, чтобы быть довольным самим собою».

Леон подумал, что Патрик уж слишком хвастается тем, что изучал философию. Но его приём сработал и на этот раз.

– Вы разбираетесь в философии? – Блондинка сразу прониклась к нему уважением.

– Ну да, я изучал её пять семестров, – скромно ответил Патрик. – Эта поездка – одна из последних, а потом вернусь в университет.

«Ну-ну», – подумал Леон. Эти разглагольствования он слушал уже четыре года!

Незаметно для себя Леон и правда уснул. Когда кто-то коснулся его плеча, он подскочил, словно ужаленный рыбой-камнем⁶. У него пульсировало в ушах.

– Ну ты и шуганый! – улыбнулась светловолосая девочка. – Мы на месте. Если ты, конечно, собираешься выходить.

Его приятель Джулиан наверняка придумал бы остроумный ответ. Леону, конечно же, ничего сразу в голову не пришло, поэтому он лишь кивнул и, разогнувшись, поднялся с сиденья, сунул под мышку вещи, протиснулся в шлюз и вылез наружу.

Карима с любопытством наблюдала через смотровое окно, как они приближаются к «Бентосу II». Из темноты выступили его смутные очертания, освещённые слабым сине-зелёным светом. Насколько она могла разглядеть, станция напоминала морскую звезду с шестью лучами – только лучи эти были длиннее вагонов поезда и располагались не на дне, а на металлических опорах.

Патрик приглушил двигатель и подвёл батискаф «Марлин» ближе к станции. Теперь Карима заметила с внешних сторон выпуклые стеклянные иллюминаторы; зелёные лампочки освещали непонятные надписи: DL-1, COM-L, SO/N.

– Почти ничего не видно! – пожаловалась её мама. – Почему вы не установите прожекторы помощнее?

Что за дурацкое замечание! Цены на электричество всё растут и растут – в некоторых городах по ночам даже отключают уличное освещение.

Карима не удивилась, что Патрик рассмеялся, но его ответ её озадачил:

– Потому что мощные прожекторы собьют с толку наших соседей. Здесь, внизу, свет животным нужен не затем, чтобы лучше видеть: он всегда имеет некое значение. Поэтому три с лишним четверти местных обитателей сами так или иначе светятся.

– А зачем им это? – с любопытством спросила Карима. Экскурсия оказалась намного интереснее, чем она ожидала.

Кареглазый Патрик лукаво посмотрел на неё:

– Например, чтобы установить контакт. Как ещё найти здесь, внизу, сородичей, готовых к спариванию? Только благодаря свечению. – Он снова отвернулся, приняв, как и в начале поездки, сосредоточенный вид; едва заметными движениями джойстика он управлял батискафом. – Видите? Вон там, впереди, шлюз – нам туда.

Словно в замедленной съёмке они проскользнули мимо огромного логотипа концерна ARAC в верхней части станции; Карима смутно припомнила, что сокращение ARAC расшифровывается как Aquatic Resources Analysis Corporation⁷ и деятельность фирмы как-то связана с морскими ископаемыми.

Заквакала рация – слов Карима не разобрала, Патрик что-то коротко ответил, а потом, уже другим тоном, снова заговорил с ней и её матерью:

– Однако некоторые хищные рыбы искусно подражают этим световым сигналам, и когда одинокие сердца в надежде устремляются к ним – ам, и всё! Вот коварные, да? – Батискаф тряхнуло. Явно довольный, Патрик откинулся на спинку сиденья и пригладил руками непослушные рыже-каштановые волосы: – Мы на месте. Добро пожаловать в самое глубокое обитаемое место Земли.

– Подождите, сейчас верну вам свитер. – Натали Виллберг начала стягивать через голову толстый шерстяной пуловер, и Карима увидела, как её руки покрылись мурашками. С тех пор как мама переехала из Мюнхена на Каймановы острова, она стала жуткой мерзлячкой. Она собиралась взять с собой флисовую кофту, но её забрали ещё до начала экскурсии, вежливо, но твёрдо пояснив, что синтетика может стать источником опасных искр. Хорошо, что фиолетовый свитшот Каримы выдержал проверку.

– Оставьте себе, пока не доберёмся, – усмехнулся Патрик. – Посиневшие от холода посетители – зрелище не из приятных. А я новозеландец: к холоду и влажности мне не привыкать. Так что не волнуйтесь.

– Очень любезно с вашей стороны, – с явным облегчением поблагодарила Натали. В тонких мягких бахилах они с Каримой направились к шлюзу; обычную обувь им сюда взять не разрешили, чтобы не задеть ненароком какой-нибудь высокочувствительный выключатель в батискафе. Карима даже припомнить не могла, когда у неё в последний раз так мёрзли ноги. Неудивительно, что на пилоте две пары тёплых носков.

Карима пошла за рюкзаком и увидела, что тот парень всё ещё спит. Вид у него измотанный. Как же его зовут? Ах да, Леон. Когда она осторожно его разбудила, он шарахнулся от неё, как от той прожорливой рыбы, о которой рассказывал Патрик. Ни слова не говоря, он протиснулся на станцию и скрылся в каком-то коридоре. Карима пожалела, что не успела спросить, куда теперь поплывёт его осьминог. Она вспомнила, как водолаз плевал на пол шлюза. Ну и фрик! Он вообще человек?

Через несколько минут они выбрались из батискафа и очутились в тесном тамбуре среди пластмассовых коробок с загадочными надписями, синих газовых баллонов и другого хлама. Пока Патрик разгружал батискаф, Карима с любопытством всё разглядывала, а потом они с матерью и Патриком двинулись по примыкающему к тамбуру узкому коридору. В воздухе пахло металлом: ничего удивительного – железными были не только бежевые стены и двери, но даже пол оказался из рифлёной стали.

– А что произойдёт, если в стене образуется течь? – заволновалась мать. – Здесь, внизу, такое давление…

Точно, давление. На такой глубине оно в пятьдесят раз выше, чем в автомобильной шине. Карима невольно посмотрела на потолок. Как странно думать, что сверху на них давят тысячи – или миллионы? – тонн воды. По дороге сюда Патрик, ничего не объясняя, положил в открытый забортный контейнер батискафа пустую пластиковую бутылку. По мере погружения «Марлина» бутылку будто сжимал в кулаке великан – жалкие остатки поместились бы в напёрсток. Не очень-то обнадёживающий эксперимент!

– Да не волнуйтесь, – отмахнулся Патрик, – у станции двойные стены. Два года назад в лабораторию через небольшую течь просочилась вода. К счастью, почти никто не пострадал.

– Ой! – вырвалось у Каримы. Видимо, это произошло совсем близко: они как раз проходили мимо двери с табличкой «Лаборатория 01/S/BN». Следующая дверь оказалась открытой, и Карима мельком увидела столы с оборудованием, микроскоп и несколько аквариумов. Потом они свернули в изогнутый коридор с дверцами странной формы – круглые отверстия в стене на уровне щиколоток, ведущие в разные лучи морской звезды.

Патрик заметил, как она разглядывает круглые дверцы:

– Это герметичные переборки. В случае аварии они автоматически закрываются, чтобы вода не проникла внутрь. – Через несколько метров он объявил: – Мы пришли. В этом отсеке расположены почти все жилые каюты. – Он прошёл через переборку и открыл дверь в конце отсека. – Здесь вы будете жить. – Он обвёл широким жестом не слишком уютную комнату со спартанской обстановкой: две складные настенные койки – одна из них сложена, стол размером с гостевое полотенце – разумеется, тоже откидной, а рядом с ним – стационарный компьютерный терминал. – Через стенку – общая ванная. Ланч в одиннадцать тридцать в кают-компании. До скорого! – Махнув на прощание, Патрик скрылся в коридоре.

Они остались одни.

– Да уж, это тебе не «Вайкики парк», – криво улыбнулась мать, плюхнувшись на койку.

– А ты чего ожидала? – спросила Карима, потрогав одеяло – совсем тонюсенькое, а ведь она часто мёрзнет по ночам, – и стала разглядывать две фотографии в рамках на стенах. На одной была изображена клубника со щупальцами с острого конца, на другой – покемон Пикачу, оба снимка на чёрном фоне. Карима наклонилась, чтобы разобрать подписи к картинкам. Под клубникой было написано «Декоративный кальмар», а под покемоном – «Осьминог Дамбо». Дамбо – так, кажется, звали диснеевского летучего слонёнка? Может, над посетителями станции решили подшутить?

Мать первым делом достала косметичку и стала в ней рыться. Может, собирается принять горячий душ? Когда она не на кухне, то бывает иногда ужасной копушей.

– Убери свои вещи в шкаф, – велела она, и Карима недовольно уставилась на неё. Раскладывать вещи? Они здесь всего на одну ночь, а весь их багаж – по рюкзаку у обеих!

– Пойду немного осмотрюсь, – вместо ответа сказала она и, прежде чем мать успела возразить, шмыгнула за дверь и быстро зашагала по коридору. Без общества матери Карима почувствовала себя освободившейся – будто отвалился сковывавший душу свинцовый слой.

Она прошла по коридору, полукругом огибающему внешнюю сторону станции, мимо лабораторий и секции с надписью «Медицинский центр H/A». Снова длинный коридор с множеством дверей. Одна из них была приоткрыта, и Карима увидела женщину азиатской наружности, берущую кровь у того долговязого юного водолаза. В профиль заострившиеся черты его лица придавали ему взрослый вид.

С парнем разговаривал седой жилистый мужчина – в его тоне звучало беспокойство. Юноша тоже был серьёзен, почти мрачен. Карима навострила уши, но так ничего и не разобрала: они беседовали слишком тихо.

Женщина-врач и седой мужчина, очевидно, не слышали шагов Каримы – у этих тонких мягких станционных тапочек есть и плюсы, – но парень, видимо, заметил её краем глаза. Он повернул голову и пересёкся с ней взглядом. Глаза у него зелёные – Карима обратила на них внимание ещё в батискафе. Взгляд его трудно было истолковать – Карима даже не была уверена, что он её узнал.

Она смутилась, сердце у неё учащённо забилось. Карима крадучись двинулась дальше и, через несколько метров наткнувшись на переборку с указателем «К главному шлюзу», прошмыгнула внутрь. Прислонившись к стене, чтобы перевести дух и унять сердцебиение, она стала осматриваться. А тут интересно! Повсюду стеллажи с водолазным снаряжением, два подводных робота величиной с мусорные баки и несколько металлических водолазных скафандров для глубоководных работ: шлемы с выпуклым стеклом, клешни-манипуляторы там, где у людей руки. Похоже на ярко-жёлтую рыцарскую броню.

А вот и большой шлюз, ведущий со станции наружу. Карима не сразу заметила девочку в комбинезоне, с забранными в хвост светло-каштановыми волосами, со спортивной, почти мальчишеской фигурой. Она неотрывно смотрела в иллюминатор, оживлённо жестикулируя обеими руками. Язык жестов. Общается через стекло с другим водолазом? Осторожно, чтобы не помешать, Карима подошла ближе – и затаила дыхание. В воде покачивался глаз – раза в два крупнее человеческого. Ещё один осьминог? Но тут глаз исчез, и за иллюминатором, взмахнув огромным хвостовым плавником, проплыло существо со складчатой серой кожей. Ничего себе, это же кашалот! Девочка общается с кашалотом! Карима видела такого в Немецком океанографическом музее в Штральзунде⁸ – но не настоящего, а модель в натуральную величину.

Какой здесь, внизу, необычный мир. Интересно, кто эта девочка? Тоже водолаз, дышащий жидкостью? На вид ей лет семнадцать.

Теперь девочка тоже её заметила. Прислонившись к одному из жёстких водолазных скафандров, она с любопытством посмотрела на Кариму:

– Привет! Ты из морского интерната в Сан-Диего? Я и не знала, что оттуда ещё кого-то прислали.

Карима растерянно покачала головой. Что ещё за интернат?

– Нет, мы здесь на экскурсии до завтра. Я… э… Карима.

– Бенедетта – зови меня Билли, – ответила девочка, снова взглянув в иллюминатор. – А там только что была Шола – молодая самка кашалота.

Переборка с другой стороны шлюза открылась, и туда пролез юноша. Сунув руки в карманы синего комбинезона, он небрежной походкой направился к ним. Очень бледный, с большими голубыми глазами, придающими его лицу детское выражение, и с атлетическим телосложением – весьма недурно.

– Здоро́во, – сказал юноша, подняв в знак приветствия руку. – Наконец-то у нас гости! Расскажи, кто ты и чем занимаешься на белом свете выше уровня моря.

Билли засмеялась:

– Карима, это Джулиан. Не обращай внимания – он не всегда так разговаривает.

Карима улыбнулась. Значит, не все юные водолазы стеснительные – классно!

– Гм… Чем я занимаюсь… Живу в Европе, хожу в школу – деваться некуда, иногда бываю в кино, на дискотеках или – когда солнечно – в открытом бассейне… – Она запнулась. Подростки восхищённо ловили каждое её слово.

– Дискотеки… – Билли тоскливо посмотрела на Джулиана, а потом снова на Кариму.

Карима поняла, что здесь ничего из упомянутого ею нет – тем более солнца.

– Э, а вам не приходится ходить в школу?

– Нет, мы как были, так и останемся дикарями, – ухмыльнулся Джулиан, усевшись на подводный робот как на самый обыкновенный ящик. – На самом деле у нас есть обучающие программы и наставник. Но вы, наверное, изучаете совсем другие предметы. У вас в расписании есть морская биология и геология? Наверняка нет.

Карима покачала головой:

– Зато у нас есть история, ИЗО и всё такое.

– У нас тоже есть – в качестве факультатива, – вмешалась девочка. – Только их никто не выбрал. Зато я окончила курсы журналистики.

– Европа… Что-то в этом есть. Традиции. Культура. Искусство. – Джулиан не сводил с неё глаз, и Карима весело смотрела на него. Похоже, здесь, на подводной станции, всё-таки прикольно!

– Ха-ха, можно подумать, ты что-то смыслишь в культуре и искусстве, Джулиан, – поддела его Билли. – В скатах ты однозначно разбираешься лучше. Но нашу гостью с поверхности они вряд ли интересуют.

– Ещё как интересуют! – возразила Карима. – Только не говори, что работаешь со скатом!

– Так и есть, – кивнул Джулиан. – Мой первый партнёр был манта – огромный скат. Он тогда ещё не вырос, а уже был три с половиной метра в ширину – от одного кончика плавника до…

У них над головой щёлкнул громкоговоритель.

– Внимание, – сказал мужской голос с акцентом, напомнившим Кариме каникулы в Швеции и Норвегии. – Объявляется жёлтая степень готовности. В одиннадцать часов в кают-компании состоится общее собрание. Повторяю: общее собрание в одиннадцать часов.

Джулиан и Билли, тут же перестав болтать, переглянулись и быстро зашагали прочь. Карима растерянно посмотрела им вслед:

– Эй! Что случилось-то?

– Если хочешь, пойдём с нами, – крикнул Джулиан.

Карима, не задавая больше вопросов, поспешила за ними. Ей было даже на руку, что Джулиан и Билли на неё не оглядывались: при быстрой ходьбе её хромота была особенно заметна.