Kitabı oku: «Романтическая комедия», sayfa 2
Она ответила подмигивающим эмодзи, а я открыла сообщение, пришедшее, пока я мылась. От Джина – парня, с которым я время от времени развлекалась последние месяцев восемь.
Привет, Салли, как дела?
Я подумывала пригласить его к себе – еще не было и девяти, я только что вымыла волосы и вообще, – но решила все-таки лечь пораньше. Мы с Джином редко виделись на рабочей неделе, и даже если я к среде узнавала, что мои скетчи в программу не войдут, в четверг все равно приходилось помогать другим с правками, а это продолжалось часов до девяти-десяти и так изматывало, что лучше было не нарушать рабочее расписание и отдохнуть накануне. Наверное, во всей Америке только на «НС» семейные сотрудники не просто составляли меньшинство, а вызывали у всех легкую жалость, ибо работу там совершенно невозможно совмещать с семьей.
И потом, хотя секс у нас был неплохой, Джин не особо мне нравился. Он работал финансовым аналитиком и как-то упоминал, что Флоридский университет, где он учился, входит в список пятнадцати лучших по стране. Прежде меня мало волновало место Флоридского университета в рейтинге, но, конечно, я из любопытства проверила: оказалось, приврал Джин пунктов на десять. Впрочем, меня сильнее тревожило, что он однажды назвал коллегу, который постоянно брал больничные из-за мигреней, «снежинкой». Возможно, он и не вкладывал в это слово политического подтекста, но все равно неприятно. Я не стала на этот счет высказываться из страха: а вдруг придется искать новую отдушину для своих сексуальных потребностей, заново оформлять подписку на приложение для знакомств, ходить в кучу баров с кучей незнакомцев и прикидывать, убьет или не убьет…
Склонностей к убийству у Джина не наблюдалось, а это плюс, но и особенно симпатичным он тоже не был. Средний рост и телосложение, светло-каштановые волосы и вообще столь непримечательная внешность, что хоть сейчас в статисты «НС». По-своему приятный – как сосед по самолету, за тем исключением, что соседа по самолету видишь одетым… За все месяцы нашего общения Джин задал мне лишь два вопроса: пробовала ли я кофе с маслом (нет) и была ли я на Рокавей-Бич (тоже нет).
Предшественники Джина особым любопытством не отличались, и все же мне приходилось выдумывать себе другую работу, а с Джином утруждаться было не обязательно. Прочим своим «парням» я говорила, что пишу заметки для одного производителя медицинского оборудования – я и правда там работала до «НС». Вообще-то я редко вру, просто опасалась, как бы моих кавалеров не заинтересовала моя настоящая работа. В лучшем случае они попросили бы билеты на выступление, а в худшем – оказались бы честолюбивыми покорителями сцены. Или узнали бы меня слишком близко… Наверное, это худший вариант. Я и сама не понимала точно, отражает ли мой образ (сдержанная женщина среднего ума и привлекательности) или мои сценарии (подчеркнуто гневные скетчи о сексизме и функциях организма) мою подлинную личность, есть ли у меня вообще подлинная личность и есть ли она у других. Подозреваю, что восприятие мира, лежащее в основе моих скетчей, сложилось из-за того, что окружающие меня не замечали или, по крайней мере, недооценивали, в том числе и принимая за более приятного человека, чем на самом деле. Я с детства казалась себе шпионкой или антропологом и спокойно относилась к тому, что коллеги по «НС» знают настоящую меня – ведь они и сами в глубине души шпионы, антропологи и чудаки.
Предыдущие отношения я оборвала через три месяца после их начала, когда выяснилось, что мой партнер женат и с детьми. (Я-то думала, что роль любовницы порочна и в то же время романтична, а на самом деле я только постоянно цепляла от него простуду, которую дети приносили из садика.) Пусть я иногда шутливо звала себя роковой женщиной и карьеристкой перед Вив и Генриеттой, в глубине души я сомневалась, что у меня сложилась бы пара с Джином или кем-то из его предшественников. Ну, сходили бы мы поужинать, погуляли бы по острову Говернорс, одетые и трезвые, – и я немедленно положила бы отношениям конец.
Я уже печатала «На этой неделе никак, как насчет след. вт. или ср.?», однако не успели с экрана исчезнуть три точки, как Джин прислал мне сообщение – а именно, фото своего члена. Судя по всему, снял в своей квартире в Куинсе, я там один раз бывала. Фото ниже пояса, на серой простыне, без футболки, в ярко-синих спортивных шортах, спущенных до бедер; видны сморщенные яички и изогнутый влево член, покрытый венами. Ничего возмутительного, если учесть наши с Джином отношения, и конечно, я получала подобное не впервые, но никак не решалась объяснить: такие фото производят на меня совсем иное впечатление, чем он рассчитывал. Попавшие в кадр мелочи из его жизни – спортивные шорты, серые простыни, прикроватная тумбочка с арбузными таблетками от изжоги и книгой об успешных руководителях, ставших миллионерами, – все это чуточку трогало и в то же время отталкивало. Эти детали напоминали об истине, о которой я обычно старалась не думать: я знаю, как выглядит член Джина, а как человека его не знаю совсем.
Я удалила «На этой неделе никак, как насчет след. вт. или ср.?» и вместо этого написала:
Вау!
Это я прямо сейчас. Думаю о тебе, – сообщил Джин.
Приятно! – ответила я.
А мне пришлешь?
На ужине с друзьями, – напечатала я. Подумав, добавила: – Неск. недель буду занята, но у тебя все хорошо, надеюсь?
А потом внезапно я уснула с телефоном в руке – и первым же делом с утра предстояло в него смотреть…
Вторник, 12:10
Офис и съемочный павильон «НС», как многие офисы и съемочные павильоны других передач нашей телесети, находятся в знаменитом здании под названием «Шестьдесят шестой». В нем шестьдесят шесть этажей, а его строительство закончили в тысяча девятьсот тридцать третьем – прямо магия чисел. Я зашла туда в полдень, готовясь к суткам работы.
На семнадцатом этаже, отданном сценаристам, не было еще ни души, и я села за свой стол и надела наушники. Всегда слушаю классику, в основном Гайдна или Шуберта, когда пишу скетчи про собачьи пуки, тампоны и Раздел IX2. Я безвылазно сидела за работой, не вынимая наушников, и через два с половиной часа сделала черновик «Правила Дэнни Хорста» (девять страниц) и «Трещотки» (десять страниц). На начальном этапе главное структура, шутки придумывать пока рано.
Ходила легенда, что большую часть скетчей у нас писали с пяти вечера вторника и до последней минуты перед сдачей в среду. А еще ходила легенда, что своей изобретательностью первые скетчи «НС» были обязаны кокаину. И то, и то правда, хотя лично я никогда не пробовала кокаин и не писала сценарии за ночь до дедлайна. Я оставалась в офисе до утра, чтобы обсудить идеи со съемочной группой, ну и вообще из уважения к традиции. Признаться, я частенько судорожно вносила правки за пять минут до полудня среды. Однако первый черновой набросок мне лучше всего удавался днем, и я даже гадала: не будь у нас культа ночных бдений, не справлялись бы коллеги так же быстро?
В первый год работы я постепенно поняла, что сидеть всю ночь над сценарием – тоже своего рода игра. Конечно, случалось работать над скетчем шесть часов подряд, но в основном сценаристы пять часов кряду валяли дурака, а потом писали черновик за сорок минут. В ночь со вторника на среду на этаже сценаристов бездельничали ничуть не меньше, чем печатали. Три четверти сценаристов «НС» по-прежнему составляли мужчины, и в основном они мерились силами, спорили, мочились в мусорные ведра и только потом занимались сценариями. За все годы на «НС» лишь один участник у меня на глазах баловался тяжелыми наркотиками. Гораздо больше моих коллег носили фитнес-браслеты, пили капустный сок, а в свободное время медитировали – по крайней мере, по их словам.
Вот Найджел и правда настоящая «сова», и хотя составленное им рабочее расписание поначалу всех сбивало с толку, свои плоды оно приносило, так к чему было его менять? Многие скетчи, запавшие зрителям в душу, а также всеми любимые персонажи и знаменитые фразочки родились на свет в час, три или полчетвертого утра. И вообще, если тебе везло, то во вторник все только начиналось. Когда скетч-другой одобряли на читке, бессонные ночи тебе были обеспечены до субботы: приходилось вносить правки, репетировать и режиссировать фрагменты под запись. В субботу тоже поспать не удавалось: на вечеринках после премьеры ты либо праздновал, либо страдал, потому что скетч в последнюю минуту вырезали, и тебе грустно, или пустили в эфир, но он провалился, и тебе опять же грустно, или его пустили в эфир, и он имел успех, и ты рад без ума.
Прежде я ложилась и вставала как все нормальные люди, но «НС» поистине изменили мои биологические часы: я словно превратилась в заводского рабочего, трудящегося в ночную смену (только с куда большей зарплатой), или во врача на «Скорой» (только никому жизнь не спасала). Я давно привыкла, что коллеги приходят на работу в пять вечера, а ужин мы заказываем часам к девяти. До и после ужина я несколько часов помогала актерам, в основном Вив и Генриетте, трудиться над скетчами. Где-то в час или два я ложилась на диван у себя в офисе, накрывала глаза футболкой, надевала беруши и, если в коридоре не устраивали совсем уж тарарам, засыпала часов на пять – по меркам «НС», большая роскошь. Ставила будильник на шесть или семь, чистила зубы в туалете. У Найджела в офисе была своя ванная, и некоторые мои коллеги ею пользовались, когда он уходил домой; мне же недоставало ни наглости, ни желания туда идти, поэтому я просто хранила в ящике стола сумочку с принадлежностями для умывания. Почистив зубы, я перекусывала энергетическим батончиком, а потом опять садилась править сценарий. Многие к тому времени даже не ложились и походили на зомби, хотя порой в них еще держалась полубезумная ребячливость, как у маленьких детей, устроивших вечеринку с ночевкой. Я опять несколько часов вносила правки, сдавала сценарии в последнюю минуту, как и все остальные, потом ненадолго возвращалась домой, спокойно ходила в туалет и принимала душ, затем шла на читку в три.
В тот день мне еще предстояло сочинить сценарий для «Сиропщика», но я решила сначала сходить за кофе (настоящим, из кофейни в вестибюле «Шестьдесят шестого», а не из кухни в офисе), а пока стояла в очереди, написала Вив:
Что там у дока?
Она тут же ответила:
Интересное дело
Я не к своему доку попала
А к другому
Он такой
Она прислала три эмодзи с огнем.
Потом скриншот, очевидно, с сайта офтальмологической клиники, а на нем мужчина лет сорока с небольшим, с искренней улыбкой и смуглой, но не совсем черной кожей (видимо, он смешанных кровей), в белой рубашке, желтом галстуке и белом халате. Рядом со снимком были слова:
Теодор П. Элман
Проходил сертификацию в Американском обществе офтальмологов
Образование: университет Пенсильвании, медицинский факультет им. Перельмана
Специализация: Офтальмология
Еще одно сообщение от Вив:
Окей, на фото он какой-то дядька на пороге пенсии, но поверь…
Между нами прямо искры летали
Он мне дал визитку и свой имейл, если будут вопросы
Ему же нельзя меня пригласить на свидание?
Это незаконно
Я написала:
Погоди, с глазами-то что?
Незаконно вряд ли, просто непрофессионально как-то
Хочешь спрошу соседку по общаге? Она педиатр
Вив:
У меня субконъюнктивальное кровоизлияние
Уродство, конечно, но ничего серьезного
Само заживет через 1–2 нед.
Я:
А, ну хорошо
Вряд ли уродство, раз между вами искры летали
А кольцо на нем было?
Вив:
Нет
Я:
Он тебя узнал?
Вив:
Непонятно
Если искры чувствуются, то они правда есть?
Я:
Да
Вив:
А вдруг мне одной показалось?
Я:
Так не бывает
Когда на работу приедешь?
Вив:
16:30?
Сочини мне скетч, чтоб я там была обалденная и смешная, вдруг наш красавчик-доктор захочет посмотреть
Я:
Хмм, кому тогда отдать роль несимпатичной женщины из «Дэнни Хорста», тебе или Генри?
Вив:
Мне мне мне
Главное в эфир попасть
Вторник, 22:08
Вив, Генриетта и я взяли заказанный ужин – на сей раз из греческой кухни – и пошли в их офис. Я села за компьютер Генриетты, Вив – за свой, а Генриетта устроилась на полу. Мы работали над скетчем, в котором собаки делают поисковые запросы. Поначалу мы решали, настоящие там будут собаки или Генриетта с Вив в костюмах (актеры любой ценой хотят попасть в эфир, поэтому мы сразу остановились на втором варианте). Потом решали, где будет происходить действие (в компьютерном зале библиотеки. Хотя речь шла всего лишь о заднем плане, мы застопорились. Какая лучше? Знаменитая Нью-Йоркская публичная библиотека на Пятой авеню, с каменными львами у входа, типичная библиотека в пригороде Канзас-Сити или типичная библиотека в Джексонвилле, где выросла Вив?). Потом мы серьезно застопорились на породе собак. Из преданности отчиму и Конфетке я настаивала, чтобы в скетче был хоть один бигль. Вив сказала, получится смешнее, если одна будет очень большая, а другая, наоборот, маленькая, а Генриетта согласилась на любую, кроме немецкой овчарки, потому что ее в третьем классе укусила соседская овчарка. Через сорок минут мы сошлись на сенбернаре и чихуа-хуа – я, в конце концов, признала, что чихуа-хуа смешнее биглей. Библиотеку выбрали в Джексонвилле: львы перед Нью-Йоркской могли затмить размером сенбернара. Потом мы взялись за шутки.
– «Я приютский?» – начала Вив с полным ртом кебаба.
– «Я хорошая девочка?» – подхватила я с полным ртом спанакопиты.
– «Мне пять или тридцать пять?» – продолжила Генриетта с полным ртом фалафеля.
– «Почему гром страшный?» – снова я.
– «Как незаметно обнюхать человеку попу?» – Генриетта.
– «Где дешево сделать маникюр с педикюром?» – предложила Вив.
– «Лучшие гамбургеры на моей улице», – я.
– «Что такое «галитоз»?» – Генриетта.
– «Галитоз, что делать?» – я.
– «Куда люди писают?» – Вив.
– «Чихуа-хуа из рекламы «Тако Белл» мальчик или девочка?» – я.
– «Бультерьер из рекламы «Таргет» женат?» – Вив.
– «Балто сидел на стероидах?» – Вив.
– «Смешные видео с кошками», – я.
– «Корги позорятся на «ютюбе», – Вив.
– «Ютюб», маленькая собачка победила большую», – я.
– «Собакохаб», две пуделицы и один корги», – Генриетта.
– «Восковая депиляция хвоста», – я.
– «У меня слишком короткий хвост?» – Вив.
– «Рефинансировать ипотеку», – Генриетта.
Мы хихикали, пока сочиняли, но ее вариант я даже напечатать не могла от смеха. На «НС» такое случалось постоянно: по вечерам вторника то я сама хохотала с коллегами, то слышала, как другие сценаристы и актеры хохочут в своих офисах.
– «Как завязать галстук?» – предложила я, успокоившись.
– «Что такое биткоин?» – Вив.
Мы опять засмеялись в голос, и тут в открытую дверь влетел поролоновый мяч, и кто-то (наш сценарист Рохит, быстро сообразила я) крикнул:
– Хорош злорадствовать, ведьмы!
Вторник, 23:29
Я беззастенчиво собиралась попросить у Дэнни помощи с диалогами в «Правиле Дэнни Хорста». Дэнни развалился на диване, держа перед собой телефон, а из динамика доносился голос Аннабель.
Дэнни поднял глаза:
– Привет, Смеюшка.
Аннабель узнала меня по прозвищу, хотя я не попала в кадр.
– Привет, Салли.
– Привет, Аннабель.
Та продолжила с Дэнни прерванный разговор:
– Понимаешь, если хочешь сделать девушке комплимент, надо говорить, какая она красивая. А если говоришь, как восхищаешься ее бодипозитивностью, это значит: «Круто, что ты так в себе уверена, хотя жирная».
– Детка, ты самая красивая девушка на свете, – заверил Дэнни. – Ты слишком себя накручиваешь. – Судя по ласковому тону, вопрос с несовместимостью по зодиаку они уже решили.
– А паршивей всего, что, когда меня критикуют, мне хочется пончик.
– Хоть сотню пончиков съешь, а останешься такой же красоткой.
Я тем временем сидела за столом и попеременно то хотела заткнуть уши наушниками, то любопытничала. За последние недель семь Аннабель со своей свитой посетила все наши выступления, за исключением одного – она тогда ездила в Токио на открытие магазина люксовой одежды и выступала представительницей бренда. На премьерах Аннабель сидела не в нашем офисе, а в гримерке у Дэнни или Найджела, что больше подходило ее статусу. Найджел отличался одновременно спокойствием Будды и умением найти общий язык с любым поколением: из съемочного павильона он выходил то в компании семидесятилетнего рокера из знаменитейшей группы, то в сопровождении юной старлетки.
– И почему она такая стерва? – жаловалась Аннабель. – Я-то думала, мы помирились, когда вместе вели «Золотой глобус».
Дэнни понизил голос, но я сидела совсем рядом и слышала каждое слово.
– Ты просто совершенство, – шептал он. – У меня при одном твоем виде встает. Я даже подняться с дивана не могу.
Он не знал, что я без наушников, или ему попросту было плевать? Скорее всего, последнее: на «НС» каждый день тако-о-ое говорили, причем зачастую на камеру… В любом другом месте давно бы посадили за сексуальное домогательство – ну, разве что кроме теперешнего Белого дома.
– Вместо пончика лучше на беговой дорожке позанимаюсь. И наклон увеличу на пятнадцать процентов. Пусть попробует на мой жир намекнуть, стерва проклятая!
– А давай лучше я приеду, хорошенько тебя оттрахаю и скажу, какая ты красивая?
Помолчав немного, Аннабель ответила куда более мягким тоном:
– Да?
– Очень красивая. Очень, очень красивая.
– Послать за тобой Микки?
Микки работал у нее то ли водителем, то ли телохранителем, то ли тем и другим сразу.
– На «Убере» быстрее.
– Тогда я в душ.
– Не надо. Ничего не делай. Вешаю трубку и бегу. Позвоню из такси. Я тебя обожаю, детка.
– Поторопись, милый.
Дэнни уже вышел за порог, когда я предостерегла его:
– Если ты здесь дрочишь, хоть диван не марай. О большем не прошу.
Дэнни оглянулся, стоя спиной ко мне – так я и не поняла, правду он говорил про эрекцию или нет. Тем лучше для нас обоих…
– Я тут никогда не дрочу, – ухмыльнулся он. – У меня для этого гримерка есть.
Среда, 1:14
Кто-то позвал меня по имени, но я так крепко уснула, что посчитала голос частью сна. Мне показалось, что наш уборщик Бернард пришел собрать мусор из корзины.
– Моллюсков оставь… – почему-то пробормотала я.
Меня легонько похлопали по плечу.
– Салли, извини за беспокойство…
Такое на «НС» редко услышишь. Я сняла с глаз футболку, вынула беруши и поднялась.
– Что тебе?
Надо мной склонился Ноа Брюстер.
– Извини, – повторил он.
Я даже спросонья заметила виноватое выражение на его приторно-красивом лице серфингиста. Мне-то не привыкать, когда будят в офисе посреди ночи, а вот ему, похоже, это в новинку.
– Ничего, норм. Так в чем дело?
– Ну, Боб О’Лири предложил… Дать тебе минутку? Я могу потом зайти.
– Не надо. – Я отерла рот обратной стороной ладони – вдруг во сне напускала слюней?
– Боб сказал, ты лучше всех поможешь со скетчем.
Боб О’Лири очень давно работал главным продюсером «НС» и относился к многочисленным чародеям, которые трудились над передачей с самого дня основания, оставаясь при этом неизвестными большинству зрителей.
Ноа выпрямился, держа в руках несколько листов бумаги.
– Это скетч, да? – Я ткнула в них пальцем.
– Нет, правда, если тебе нужна минутка…
– Прочитаю сейчас. – Ноа передал мне сценарий. Я спустила ноги на пол и показала на другой конец дивана. – Присаживайся. Это та идея, которую ты упоминал на совещании?
Кивнув, Ноа сел.
– Рассказать, о чем там, или сама прочтешь?
Я взяла синюю ручку и выпуск «Атлантика» с подоконника, чтобы на нем писать, и принялась за чтение. Ноа Брюстер тем временем сидел всего в футе-другом от меня и что-то листал в телефоне. Не стану лгать, остался во мне еще атавизм – мне трудно задерживать такую большую знаменитость. До сих пор припоминаю одно наблюдение Элис, сценаристки, с которой мы частенько пересекались в первые два года моей работы. Элис заметила: мы, обычные люди, общаясь со звездами, стремимся как можно быстрее закончить разговор, чтобы обо всем рассказать друзьям. Впрочем, я задерживала Ноа Брюстера ради его же блага, и при этой мысли моя тревога слегка утихла. Основная цель любого выпуска «НС» – развлечь зрителей и представить ведущего в выгодном свете; по-настоящему смешной и обаятельный ведущий мог несколько лет пожинать плоды хорошего выступления, ибо оно сохраняло положительный образ.
Действие скетча на семь страниц происходило в танцевальной студии: музыкант встречается с хореографом в присутствии двух руководителей звукозаписывающей студии, агента, менеджера и видеооператора. Хореограф использует фразочки вроде: «А потом руки дугой, как радугу, чтобы до последнего ряда твой пыл дошел!» и «В конце будем двигаться задом наперед, душевнее получится!» В ответ безымянный музыкант упирается: «Я же певец, а не циркач!» За десять минут я сделала несколько пометок, хотя, признаться, не столь придирчиво, как для другого сценариста или актера передачи. Большая часть текста на третьей странице особой ценности не имела, ее легко можно было вырезать, но я не стала все зачеркивать, только оставила на полях вопросительный знак. На четвертой странице, где хореограф спрашивает музыканта, не хочет ли он выступать с живой пантерой, я рассмеялась в голос.
Я закончила. Мы с Ноа Брюстером встретились взглядами.
– На личном опыте основано?
– Давненько дело было. Когда я только начал собирать залы, студия звукозаписи поручила мне работать с одним хореографом – идеи она предлагала одна другой нелепее. Нет, со стороны красиво смотрелось бы, особенно на большой сцене, только совсем не в моем стиле, а скорее, как в бойз-бендах. Тогда на них помешались. Всякие вычурные движения руками, драматичные паузы…
– Сценарий у тебя крепенький, хотя неплохо бы подшлифовать. Могу кое-что посоветовать, а ты перепишешь сам или можем вместе поправить некоторые места.
– Хотелось бы поправить с тобой вместе. Боб сказал, ты в структуре настоящий ас.
– Ха! Это он вежливо намекает, что я скорее трудолюбивая, чем талантливая. Отправишь мне сценарий на почту?
Я села за рабочий стол, а для Ноа подтянула стул Дэнни.
– Какой у тебя адрес? – спросил Брюстер, постукивая по экрану телефона.
Я назвала свой имейл.
– Долго сценарий писал?
– Хотелось бы соврать, что начал сегодня утром, но вообще-то уже несколько недель, – улыбнулся он. – Когда сказали, что буду ведущим.
– Готовиться заранее нормально, ничего стыдного тут нет. Ясное дело, у нас многое решается на ходу, однако кое-какие хиты сценаристы целыми неделями переписывали и сдавали заново.
Я нажала «Ввод», чтобы включить экран, и глазам Ноа открылось содержимое моего почтового ящика. Первым висело сообщение со статьей, которую переслал мой отчим, а ее заголовок попал в тему письма: «Нут и другие растительные, понижающие холестерин». Ниже – письмо от Генриетты: она хотела, чтобы мы вместе написали сценарий скетча, и прислала кучу ссылок, а в заголовок вынесла: «Клуб чокнутых религиозных мамаш-инфлюенсеров». Хоть и неловко было показывать Ноа свою почту, еще больше меня смущало, что он видит стену за компьютером. Я туда приклеила два снимка: один с Хиллари Клинтон – мы его сделали в две тысячи пятнадцатом в ее костюмерке, перед тем как Хиллари сыграла в моем скетче, а другой снимок был из начала восемьдесят второго: на нем моя мама, одетая в желтую блузку и джинсовый жилет без пуговиц, держит на руках маленькую меня в желтых ползунках. А между фотографиями я приклеила мятый лист с двумя столбцами слов. В первом я от руки написала: «стояк», «яйца», «пенис», «член», «отсос», «золотой дождь», «мужское достоинство», «онанировать», «сосать», «причиндал», «дрочить». В другом столбце: «киска», «сиськи», «титьки», «лизать», «соски», «фингеринг», «волосатая», «влагалище», «вагина», «вульва», «розовая», «влажная», «матка», «кулак». Там, где слово «розовая», я поставила скобки с тремя восклицательными знаками, а там, где «матка», – с восемью. Пока мы ждали, когда придет письмо, плюс пока я скачивала и открывала файл, Ноа хранил молчание.
– А твой файл не заразит мой комп сифилисом?
– Надеюсь, нет, – рассмеялся Ноа.
– Ну ладно. – Между монитором и клавиатурой у меня стояла почти пустая чашка кофе еще с обеда и гора резинок. Я собрала волосы в хвост. – Вообще-то все нужные элементы у тебя есть, просто не в том порядке. Местами юмор слишком тонкий, а скетч у нас про движение, танцы, поэтому можно добавить побольше фарса. Понимаешь, о чем я?
– Кажется, да.
– И еще. Знаю, в жизни такое обычно происходит в танцевальной студии, но зрители запутаются. Лучше перенести действие на сцену, где твой певец будет выступать. Объединим время и место для ясности.
– Понятно.
– Можно сделать еще яснее, заодно убьем двух зайцев одним выстрелом. Покажем перед началом карточку с датой и местом… Стой, может, не станем скрывать, что это про тебя? А художники по костюмам найдут какой-нибудь классный наряд в духе начала нулевых? На карточке напишем: «Мэдисон-сквер-гарден, май две тысячи первого», или когда там прогремел твой первый альбом?
– Его выпустили в мае две тысячи первого.
Я уже напечатала «Мэдисон-сквер-гарден» и подняла глаза.
– Я перешлю тебе файл. Естественно, если какое-то слово не понравится, можешь поменять.
– Вперед, пиши как хочешь. Пожалуйста.
Я добавила «май две тысячи первого».
– Другие персонажи будут звать тебя по имени, чтобы зрители сразу все поняли. Правда, есть одна сложность – многовато героев. Как считаешь, кроме тебя и хореографа, кто-нибудь нужен?
– У руководства студии важная роль, разве нет? Мы покажем, что требования идут «сверху», и музыкант – ну, то есть я – не может просто отмахнуться.
– Тоже верно. Наверное, стоит это даже обыграть.
Первая реплика принадлежала хореографу: «Я тебе помогу добавить «изюминки» в движения». Я вписала перед ней другую, от руководителя: «Ноа, до нашей студии звукозаписи дошли отзывы слушателей, поэтому мы тебя и пригласили. Говорят, твоим выступлениям не хватает искорки, вот мы и предлагаем развлечь публику модной хореографией».
– Очевидно до безобразия, но если не собираешься в конце как-то обыграть замысел скетча, то лучше раскрыть его сразу же, – объяснила я.
– А может, пусть он скажет: «По мнению твоей целевой аудитории…»
– Да, так правда лучше. Как тебе: «Опросив сотню девочек-подростков двенадцати-пятнадцати лет, мы пришли к выводу…»
Он рассмеялся, и я переписала предложение.
– «Девочки на галерке не прониклись как следует твоими неподдельными чувствами…» – добавила я после небольшого молчания.
– «…а это плохо влияет на продажи», – подхватил Ноа, и я вставила обе строчки.
– «Поэтому всемирно известная хореограф… – Надо дать ей какое-нибудь дурацкое имя, – поделится с тобой советом». Хмм… Лулу фон Дряблобюст?
– Ладно, – усмехнулся Ноа.
– Поверь, на сцене получается куда смешнее, чем на бумаге. Так, а теперь уберем всех, кроме руководства студии, тебя и Лулу. Вся эта свита только захламляет сюжет. Их реплики пусть достанутся руководству студии, а ты выбирай, кто кого будет играть, и мы впишем в сценарий их имена, а не персонажей. Кого хочешь на роль Лулу и руководителей?
– Надо ведь сначала спросить актеров? Иначе нагло получается.
– Ты же ведущий, – рассмеялась я. – Да любой актер согласится в твоем скетче сыграть.
– А ты как считаешь? Джош, например, очень смешной, можно взять его на роль руководителя.
– Да, хороший выбор. – Я вписала имя Джоша перед началом диалога. – А вторым пусть будет Хаким, согласен? А хореографом… – И Генриетта, и Вив замечательно подошли бы, но им явно досталось бы много других скетчей. – Может, Грейс? – вспомнила я актрису, редко мелькавшую на экране.
– Без проблем.
– Больше ничего менять не стану, только расставлю идеи Лулу от более-менее нормальной к самой безумной. Получается смешнее, когда они идут по возрастанию, поэтому пусть она сначала предложит размахивать руками, а про пантеру скажет в конце.
– Я кое-что не стал добавлять, потому что мне это предложил не хореограф, а… Ну, типа имидж-консультанта. Он посоветовал выступать в кожаных брюках и без футболки.
– Идеально! Только давай брюки сделаем шортами. Шорты лучше. О, может, ты сам это предложишь? Получится неожиданный поворот. Тебе вроде как не нравятся их глупые идеи, а все потому, что у тебя самого их полно. Мы тебе дадим специальный костюм, ты его сорвешь и скажешь что-то типа: «Я их развлеку своим мускулистым телом!»
Ноа добродушно покачал головой, тряхнув светлыми волосами.
– Похоже, я сам себе яму рою. Я ведь с этой студией еще с девяносто девятого, а выставляю их злодеями.
– Ну, скетчи не всегда выходят в эфир… Хотя твой наверняка выйдет, – поспешно добавила я, заметив взгляд Ноа.
– Что так, что эдак – я в выигрыше. Или проигрыше?..
Я листала документ, внося исправления.
– Этот кусок можно убрать, в нем новой информации нет, – сказала я на третьей странице. – Просто место занимает.
– Да, ты права, – согласился Ноа, пробежав глазами по экрану.
Под конец я вставила ремарку, чтобы Ноа сорвал с себя одежду.
– Прочитаем целиком? – предложила я. – Ты свою часть, а я за руководство и хореографа.
Мы смеялись, читая сценарий. Когда Ноа дошел до «Я их развлеку своим мускулистым телом!», я спохватилась: случайно повторила слово из другой строчки, про модную хореографию. Пришлось заменить «развлеку» на «порадую». Повторы хороши, только когда они намеренные.
– Нужно название. Но это так, формальность, сильно голову не ломай. Назови, скажем, «Хореограф».
– Идет, – согласился Ноа. – «Хореограф». – Он показал пальцем на резинки у меня на столе. – Вот, значит, отчего пробуждаются твои редакторские суперспособности? От того, что волосы в пучок собираешь?
Я рассмеялась.
– Слышала про писателей, которые перед работой обязательно выполняют всякие ритуалы – свечи там зажигают или чай травяной пьют… На «НС» тебя быстренько от таких привычек отучат.
– Серьезно, я будто на мастер-класс сходил по сценарному мастерству. Спасибо тебе огромное, правда.
– Опять же, надо, чтобы скетч для начала прошел читку и все репетиции, но вообще-то получилось смешно.
– Ты постоянно говоришь «вообще-то». Будто удивляешься.
– Извини. Понимаешь, немногие ведущие сами пишут сценарии, а если пишут, то черновой вариант для них обычно готовят сценаристы. Честно говоря, для ведущего-музыканта это большая редкость.
– Ты в курсе, что я сам пишу тексты песен?
– Тебе не кажется, что сценарии и песни – немного разные вещи?
– И в том, и в том важна структура, правильно? И ритм. То, что подразумевается, и то, что говорится в открытую.
– Тоже верно.
– Какая музыка тебе нравится?
– Мне? – удивленно переспросила я.
– Что слушаешь, когда готовишь ужин или едешь в метро?
– Ну, разное. Если ты о жанрах, то в основном фолк или поп.
– А каких музыкантов?
– У меня не особенно прикольный вкус. Знаешь нашего сценариста Джеремайю? Вот он разбирается в группах, даже пока малоизвестных.
