Kitabı oku: «Романтическая комедия», sayfa 3

– Мне просто интересно. Клянусь, вопрос без подвоха.

– Я в третьем классе так часто включала кассету «Величайшие хиты «The Supremes», что лента потянулась. Я ужасно расстроилась, и мама срочно повела меня в супермаркет за новой копией.

– А сейчас? – улыбнулся Ноа.

– В основном слушаю женщин-исполнительниц. Маме нравились Линда Ронстадт, Патти Лабелль, Джоан Арматрейдинг. И Долли Партон, конечно. И «Sade». Затем я как-то переключилась на кантри, вроде Люсинды Уильямс и Эммилы Харрис. Потом Мэри Чапин Карпентер, Дэр Уильямс, недавно вот Брэнди Карлайл стала слушать. А, и еще Жанель Монэ. – Оглядев комнату, я добавила: – А мои самые любимые певицы – «Indigo Girls».

– Да, они классные.

Я удивленно воззрилась на Брюстера. Мы так и сидели бок о бок.

– Ты серьезно?

– Конечно, почему нет?

– Многие – то есть наши сценаристы-мужчины – «Indigo Girls» разве только в анекдоте упомянули бы. Собственно, и упоминают, когда речь идет о чем-то слишком женском или очень уж политизированном. Бесит! Это, во-первых, сексизм, а во-вторых, не смешно, вот что главное. Примитивно, понимаешь? «Indigo Girls» очень талантливые, много лет занимаются своим делом, причем по собственным правилам, наперекор настроениям общества, а теперь, когда наша страна постепенно скатывается в автократию, не слишком тактично смеяться над теми, кто всегда отстаивал права обделенных. У них прекрасные голоса и сочетаются чудесно. – Я осеклась. – Ты за этим пришел ко мне в офис, верно? Послушать пылкие речи про «Indigo Girls»?

– А мне нравятся пылкие речи про «Indigo Girls». Ты бывала у них на концерте?

– Да, кучу раз. А ты?

– Я с ними выступал несколько лет назад на благотворительном концерте в Лос-Анджелесе. А еще Эми поет у меня на бэк-вокале в песне «На пляже Ист-Матунук». Не припоминаю, приглашали их на «НС» или нет…

Ну конечно, он выступал с ними, ну конечно, они друг с другом на «ты»! И почему я не знала, что Эми Рэй с ним пела?

– Нет, ведущими не приглашали, зато как-то раз выпустили на них пародию, где участниц сыграли парни. Я здесь еще не работала.

– А давно ты тут?

– Девятый сезон. Еще один забавный факт – мы с «НС» ровесники. Я родилась в месяц премьеры, в октябре восемьдесят первого.

– Хороший знак, верно? Я родился в сентябре восемьдесят первого, так что мы с тобой одного возраста. Раз ты здесь девятый год, тебе наверняка нравится.

Надо признать, несмотря на приторность, Ноа прекрасно умел ладить с людьми. Большинство ведущих были обаятельны, многие – вежливы, но редкая знаменитость стала бы расспрашивать сценаристку о себе. В глазах ведущих, как и всех прочих людей, актеры занимали более высокое место в иерархии передачи, и я относилась к этому спокойно. Многие сценаристы мечтали стать актерами, некоторые, когда устраивались, пробовались и в актеры, и в сценаристы, а я радовалась тому, что имею. Так больше свободы.

– Конечно, нравится. Даже несмотря на вездесущий сексизм и бессонные ночи. Найди еще одно такое место, где столько смеха, столько талантливых и трудолюбивых коллег! Тебе платят за высмеивание того, что и нужно высмеивать, и на большую аудиторию… О чем еще мечтать мизантропу из Миссури?

– А ты мизантроп из Миссури? – рассмеялся Ноа.

– Да, да и еще раз да.

– Я так же думаю про свою музыку. «И мне еще за это платят?» Иногда страшно становится – вдруг скажут, что игра окончена? Я двадцать лет всех надувал, а теперь люди поняли: я всего-навсего мошенник.

– В чем мошенничество? Ты лишь притворяешься, что умеешь играть на гитаре?

Ноа рассмеялся.

– Вообще-то из этого можно сделать скетч, – призадумалась я. – Ты будешь просто дергать струны как попало…

– «Вообще-то», – повторил Ноа. – Видишь? Ты так часто говоришь. Нет, я о другом. Мне платят за то, что я забесплатно готов делать. Надо быть самоуверенным до крайности, чтобы не усомниться в себе или хотя бы не поражаться своему везению.

– Я вот боюсь засидеться. Говорят, среди сотрудников «НС» ходит проклятие, и если задержишься здесь, то выдохнешься и на новую ступень карьеры не поднимешься – все, поезд ушел. Впрочем, это касается только сценаристов и актеров. Продюсеры, костюмеры и гримеры по сто лет на одном месте сидят.

– И на какую ступень ты намерена подняться? В смысле, какой у тебя план действий?

– Хочу писать беззастенчиво феминистские сценарии для романтических комедий.

– Что же делает романтическую комедию беззастенчиво феминистской? Ну, кроме саундтрека «Indigo Girls»?

– В основном качество сценария. А значит, и развитие персонажей. Когда фильм получается провальный, виной всему обычно ужасный или неубедительный сценарий – зритель не верит в искренность чувств героев, а потому не волнуется, разлучат их обстоятельства или нет. И еще одна больная мозоль: раньше героинь изображали этакими лапочками, которые пекут печенье и не замечают, что замарали нос мукой. А сейчас у них в жизни полный кавардак, они то просыпаются с похмелья, то их вышвыривают с работы. Я вот хочу писать героинь, которых идеальными не назовешь, но и полными неумехами тоже. – Я умолкла. – Вау, две пылкие речи подряд! Клянусь, я не такая уж гадюка.

– Ты совсем не походишь на гадюку.

– Наверное, уволюсь в конце следующего сезона, через год и месяц. – Забавно. Я никому еще об этом не говорила, даже Вив, Генриетте или своему агенту. – Выходит, проработаю к тому времени десять лет. Хотя кто знает? Может, и не получится разом обрубить концы.

– Я рад, что сегодня ты здесь. Спасла меня от самого себя. – Ноа показал на экран компьютера и, немного помолчав, добавил: – Спрошу, не удержусь… – Он постучал пальцем по листу с двумя столбцами слов.

– В первом столбце слова, которые цензорша канала разрешает в скетчах, а во втором – те, которые ей кажутся оскорбительными. Их она просит заменить. К мужской и женской сексуальности относятся по-разному. Двойные стандарты, кто бы мог подумать…

– Бред какой-то. Даже «розовая»? И «влажная»?

Вот когда Ноа произнес «розовая» и «влажная» подряд, я поняла нашу цензоршу – даму пятидесяти с чем-то по имени Дженис.

– Конечно, тут важен контекст. Если скажешь «красивый розовый свитер», тебе ничего не будет. Вся беда этих правил в том, что они и не правила вовсе. Просто мнение отдельно взятого человека.

– А бывало, что из-за цензуры ты искала обходные пути, а в итоге получалось даже лучше, чем задумывала?

– Конечно. И все равно мне лицемерие не по душе.

Ноа помолчал.

– Если бы мне позволили больше не петь «Июльскую страсть», я бы не жаловался. Я ее написал в восемнадцать и, конечно, за все ей благодарен – если уместно так выразиться. Передо мной открылось много возможностей. Но аккорды очень уж незамысловатые – и да, приторные. Я ее исполняю не ради удовольствия. – Встретившись со мной взглядом, он пояснил: – Сама понимаешь, фанаты всегда дают знать, если их в чем-то обделили.

Так вот зачем Ноа спрашивал про моих любимых исполнителей – его задела идея с «Сиропщиком»! Тщеславие и обидчивость ему не чужды, как бы он ни уверял, что скетч смешнее, когда ведущий подтрунивает сам над собой.

– Я пока не писала сценарий к «Сиропщику». Думаю, получится забавно, но ты не обязан участвовать, если сочтешь его глупым или оскорбительным, ну, или просто-напросто не захочешь.

– Наверное, сначала следует его прочитать.

Как бы повежливее намекнуть, что не очень-то хочется десять часов сидеть за сценарием, если он собирается все забраковать?..

– Внезапный вопрос: какие-нибудь певцы-мужчины тебе нравятся?

– Да, конечно. Джейсон Исбелл. Нил Янг. И ты, разумеется.

– Разумеется. Назовешь три любимые песни из моего репертуара?

Как ни странно, его вопрос не отдавал тщеславием. Не знай я, что профессия Ноа обязывает располагать к себе людей и что он встречается с двадцатидвухлетними моделями, я бы даже подумала, что он со мной заигрывает.

– Выбор непростой. Ты годами выпускаешь хит за хитом.

– Попытка засчитана. Всего три песни.

– Так, ну… – Я подняла палец на правой руке. – Во-первых, «Июльская страсть». Затем… М-м-м… – Я судорожно копалась в памяти. Хотя мне его музыка не нравилась, она звучала повсюду. Уж три песни я точно знала, только сложно было их вспомнить по щелчку. Меня вдруг осенило. – «Что мы задумали с тобой»! – воскликнула я, подняв указательный палец. А как там называлась песня с Эми Рэй на бэк-вокале?.. Или он уже заметил мое невежество? Тут вспомнилась их общая работа с поп-певицей Франсуазой. – А, и «Сепия».

Пожалуй, песня скорее Франсуазы, чем Ноа, и все равно мне более-менее нравилась. И потом, я уже победно подняла три пальца.

– Удивительное совпадение. Такая преданная поклонница, а назвала три мои самые известные песни. Более того, их знают даже те, кто мою музыку вообще не слушает. Представь, как странно получилось бы, если бы ты написала целый скетч про слащавость моих песен, а сама их даже не слушала!

– Если под «странно» ты подразумеваешь «вопиюще безответственно», то да. Но мне, руководителю твоего манхэттенского фан-клуба, такие обвинения очень обидны!

Улыбаясь от уха до уха, он покачал головой. Я улыбнулась в ответ.

– Помнишь, я сказала, что не такая уж гадюка? Может, такая уж…

– Шутишь!

– Наш фан-клуб собирается в церковном подвале. Мы вешаем на стену твой здоровенный постер и часами любуемся.

– Да ну? – Тут Ноа выкинул кое-что непонятное. Повернулся ко мне, приподнял мой подбородок и заглянул в глаза. – Вот так любуетесь?

Странный жест… Дружеский? Или романтический?

Похоже, Ноа задумался о том же и тотчас убрал руку.

– Извини. Чего это мне в голову взбрело?

Я от удивления слишком рьяно принялась его успокаивать.

– Надо еще постараться, чтобы меня удивить, – веселым тоном ответила я. – Вот если бы ты помочился в банку из-под огурцов и на стол мне поставил, тогда другой разговор. А если серьезно, после читки с тобой свяжутся Найджел, Эллиот и продюсеры и дадут тебе решающее слово насчет «Сиропщика».

– Нет, пусть уж пойдет как пойдет. Я всегда считал…

Продолжение узнать не удалось – нас прервали. В дверном проеме возникла Отэм Диканио, глава отдела талантов на «НС», в сопровождении своей ассистентки. В ассистентках она обычно держала хорошеньких длинноволосых блондинок, только-только из колледжа. Мне все они казались на одно лицо, поэтому имени нынешней я не помнила.

– Ноа! – приветливо окликнула Отэм. – А мы тебя везде ищем! Как дела?

Тут я поняла, до чего это странно – Ноа пришел исправлять сценарий ко мне в офис совсем один… Ведущие всегда просиживали у сценаристов, особенно ближе к премьере, но их неизменно сопровождала Отэм или ее помощницы, или же сценаристы сами заглядывали к ведущему в гримерку на восьмом этаже.

– Все хорошо. Салли мне тут помогает со скетчем.

– Вот и замечательно. Салли у нас одна из лучших. Машина готова, можешь вернуться в отель, когда захочешь. Или вы еще работаете?

В первые годы на «НС» я недолюбливала Отэм и не доверяла ей – уж очень она деловая. Со временем я начала уважать ее за собранность и профессиональные качества. К тому же у нее отличный вкус. Отэм не только нянькалась с ведущими и приглашенными музыкантами, но и подыскивала новых актеров, а Найджел, в свою очередь, решал, кого из них взять. Как и Боб О’Лири, она оставалась в тени, однако открыла множество имен, сейчас известных в каждом доме Америки.

Ноа обернулся ко мне.

– Значит, закругляемся?

– Я тебе скину исправленный вариант.

– Салли, скинь лучше мне на почту и Мэдисон пришли копию, мы сами разберемся, – вмешалась Отэм. Похоже, не хотела, чтобы Ноа делился имейлом со сценаристкой. Поздно спохватилась… – Ноа, твой скетч обязательно попадет на читку, мы проследим. Она будет в три, а в одиннадцать тебя заберут на фотосессию и съемку промороликов. Надеюсь, сможешь хорошенько выспаться.

Ноа снова повернулся к Отэм, перед этим глянув на меня.

– Подбросить домой?

Шутит?..

– Я по вторникам остаюсь тут.

– Для Салли ночь только начинается! – рассмеялась Отэм.

– Еще раз спасибо. Ты меня выручила. – Ноа поднялся с кресла.

– Рада помочь.

Мне вдруг стало ужасно неловко. То ли приход Отэм с ассистенткой (очевидно, Мэдисон) меня смутил, то ли выходка Ноа… И Отэм, и Мэдисон (или как ее там) стояли в обтягивающих черных джинсах, свободных черных футболках и черных ботинках с острыми носами. А на мне красовались серые спортивные брюки, черная толстовка и зеленые носки – без обуви. Ноа надел нечто среднее между их стильным образом и моим раздолбайским видом. На нем были джинсы, кроссовки и коричневый лонгслив.

– Увидимся на читке. – Ноа помахал мне на прощание, и все трое удалились.

Среда, 4:43

Дэнни вернулся усталый, но довольный.

– В Белливилле все путем, – опередил он мой вопрос.

– Рада слышать.

После редактуры с Ноа я два с половиной часа проработала над «Сиропщиком». Когда он ушел, я несколько оживилась – наверное, присутствие знаменитости подействовало – и написала четыре страницы. Впрочем, не особенно хорошие, да и бодрость вскоре прошла.

Я взяла распечатку «Правила Дэнни Хорста» и протянула самому Дэнни.

– Поможешь с диалогами?

– Мать честная, Салли! Хоть бы постыдилась.

– Мне целых три скетча сдавать.

– Твои проблемы. Как думаешь, странно будет смотреться, если мы с Белли на свадьбе разобьем бокал?³ Ее идея.

– А сам-то хочешь?

Дэнни пожал плечами. Хотя он редко упоминал об этой части своей биографии, о ней знали все: Дэнни вырос в закрытом ортодоксальном сообществе иудеев в Нью-Джерси. Как самый старший среди семерых детей, он подростком ходил в иешиву, и взрослые ожидали, что он станет раввином, как отец. Дэнни же с двенадцати лет втайне смотрел комедийные передачи по кабельному, а сообщество покинул после первого же года в раввинской семинарии. Он переехал в ночлежку для бездомной молодежи, а та по совпадению как раз стояла в миле от здания «НС». Сейчас, семь лет спустя, Дэнни по-прежнему не общался с родственниками, за исключением брата – малая цена за возможность есть жареные креветки, как он частенько шутил. Среди сотрудников «НС» не один Дэнни пережил несчастье – комедия нередко рождается из трагедии.

Он взял у меня распечатку и быстро прочел.

– Хлестко. В хорошем смысле. – Дэнни взял со своего стола карандаш и принялся заполнять пустые места. – Лучше сделай меня вторым копом, не первым.

– Так напряжение нарастает?

Он кивнул.

– Интересно, захочет ли Ноа сыграть первого копа, а не парня на свидании? Даже спрашивать боюсь. Судя по совещанию, скетч ему не по душе.

– Да, круто он тебя осадил.

Я уж подумала рассказать Дэнни про недавний разговор с Ноа, только как?

– Спасибо, что заметил, – кисло улыбнулась я.

Дэнни с ухмылкой протянул мне распечатку.

– Смеюшка, да все заметили.

Среда, 14:57

В промежутке между сдачей сценариев и читкой я взяла такси до дома, часок поспала, приняла душ и пошла к метро на Семьдесят девятой улице. Стоя на платформе, читала сообщения, которые получила, пока спала. Два из них отправила моя бывшая соседка по общежитию Дениз – педиатр, живущая в Остине. Я ее спрашивала, позволяется ли офтальмологам приглашать пациенток на свидание.

Доктору не стоит ее приглашать. Правда, смотря какая специализация. У психологов и психиатров, например, это считается неэтичным.

Это для скетча или по-настоящему?

По-настоящему, – ответила я. – А подруга может сама пригласить врача?

Генриетта отправила нам с Вив фото чипсов с кофейным вкусом.

Даже такое есть, представляете?

Когда я поднялась на семнадцатый этаж, Генриетта с Вив сидели на диване у меня в офисе, а Дэнни – у себя за столом. Вив наклонила пачку чипсов в мою сторону, и я взяла одну чипсину. С виду обычная, только как будто корицей посыпана. Я опасливо откусила крохотный кусочек.

– Не так уж противно, – заверил Дэнни.

– Не соглашусь, – ответила я, проглотив чипсину.

Дэнни запихал в рот еще горсть и ответил, жуя:

– Мерзкая штука, но есть любители.

– Как у «Республиканцев из народа»⁴, – заметила Генриетта.

– Или в том случае в зоопарке, когда макак приставал к оленихе, – подхватила Вив.

– Соседка сказала, что глазнику нельзя приглашать тебя на свидание, – поделилась я с Вив по пути в зал совещаний. – Я спросила, можешь ли ты сама его пригласить. Она пока не ответила.

– Не совсем моя тема, – поморщилась Вив.

– Каково быть такой красивой, что не приходится делать первый шаг?

– Удобно, хотя есть свои трудности. А в моем случае еще американский мизогинизм⁵ осложняет дело.

В зале совещаний яблоку было негде упасть. Народ сидел за столами, сдвинутыми посреди комнаты, и вдоль стен. На читку приходило даже больше сотрудников, чем на совещания, – и гримеры, и костюмеры, и декораторы, и звукорежиссеры. На столах были разложены сценарии, беспорядочно стояли бутылки с водой (в конце концов, предстояло три часа работы) и тарелки с бутербродами, листьями салата, фруктовой нарезкой, чипсами (вроде бы не кофейными) и печеньем. Для кого завтрак, для кого обед или ужин – смотря во сколько встал накануне.

Дэнни, Вив и Генриетта сели на придержанные для них места. Я села во втором ряду, спиной к окну, за которым приглушенно гудели машины и хохотали туристы семнадцатью этажами ниже. Ноа Брюстер сидел во главе стола с Найджелом – тот сам всегда зачитывал авторские ремарки. Чем более вяло воспринимали скетч, тем быстрее он старался закончить.

Я сидела напротив Ноа, пусть и далеко. Он улыбнулся, поймав мой взгляд, и у меня сердце екнуло – то ли от страха, то ли от волнения, то ли от чего еще. Конечно, Ноа безумно красив, но ведь я не впервые его видела. Потом невольно отвела глаза, словно столкнулась взглядом с незнакомцем в метро. И тут же спохватилась: отворачиваться было грубо, мы все же знакомы. Мы коллеги, пусть и всего на неделю, и моя обязанность – сделать его пребывание у нас приятным. Я вновь перевела взгляд на Ноа. Улыбка на его лице сменилась недоуменным выражением. Я выдавила улыбку в ответ. Ноа слегка помахал. Тогда Бейли, первый небинарный актер «НС», наклонился и что-то сказал ему в левое ухо. Ноа ответил, и оба рассмеялись.

Эллиот, главный сценарист, громко свистнул, призывая нас к порядку, и мы взялись за работу. Если актеры писали сценарии, они давали себе главную роль и сами за себя читали, а сценаристы давали роли другим; иногда наш выбор одобряли, иногда – нет. Если Найджел считал, что у кого-нибудь из актеров (особенно из любимчиков) выдалась легкая неделя, он по ходу читки мог перераспределить роли.

Начали со скетча о порноактрисе, которая утверждала, будто Трамп ей заплатил, чтобы она держала их встречи в тайне. Затем последовал скетч, где Ноа исполнял гимн перед Национальной футбольной лигой в дуэте с известной дивой (Генриеттой) – они соревновались, кто лучше возьмет высокие ноты. Посмеялась я пока лишь над скетчем «В джазе не только черные», где Ноа досталась роль белого политика, который читает проповедь в церкви для чернокожих.

За девять лет моей работы читки не утратили своего очарования, ведь в них удивительным образом сочетались творческие и психологические аспекты. В комнате, полной важных в моей жизни людей, но без зрителей, я отчаянно жаждала узнать, как воспримут мои скетчи и какие скетчи у других; меня частенько поражало остроумие одних сценариев и никудышность других, а настроение участников пугающе легко определялось по смеху и теплоте, с которыми воспринимали скетч. Нередко я только на читке догадывалась, кто с кем из коллег встречается, а кого-то в конце сезона попросят на выход.

За час с чем-то мы дошли до «Правила Дэнни Хорста». Увы, моя самая удачная строчка не вызвала всеобщего смеха, зато всех повеселили реплики, написанные самим Дэнни. И все же у скетча с отсылкой на наши внутренние дела было немало шансов попасть в эфир.

Формально мнения о сценарии никто не выражал – попадание в программу само по себе считалось отзывом. Однако перед тем как мы перешли к следующему сценарию, Джеремайя отметил:

– Бесстрашия Салли не занимать. Половину коллектива может своим скетчем обидеть!

– Значит, задевает за живое? Хорошо, – отозвалась я из кресла у окна.

– И жили они гетеронормативно и счастливо, – подхватила сценаристка Джемма, а Бейли шутливо толкнул ее кулаком в плечо.

По совпадению, «Трещотка» шла сразу после «Правила Дэнни Хорста» и тоже снискала одобрительный смех, пусть и не слишком бурный. Сценаристы частенько общаются с актерами, включая ведущего, и советуют, с какой интонацией читать. Я не стала учить Ноа – во-первых, я пришла на читку перед самым началом, а во-вторых, неловко было бы ему раздавать советы. Впрочем, он и сам хорошо справился. В новом варианте судьи перебивали и женщину-судью, и Ноа, вот бедняги и взялись за свои дела, пока их ругали: ногти подпиливали, в шашки играли, достали коврики для йоги и сели в позу лотоса. Сработал фокус, о котором я прошлой ночью рассказывала Ноа: на читке сценарий оказался куда смешнее, чем на бумаге.

После «Трещотки» пошел проходняк, одна сценка – от сценариста по имени Дуглас, работавшего у нас первый год. Мы с Генриеттой и Вив за глаза называли его «Крылатый»: он все время пробовал добиться славы какой-нибудь крылатой фразочкой. На этой неделе парень норовил протащить «То к тебе, то от тебя» – скетч, в котором сам Крылатый ездит туда-сюда на одноколесном велосипеде. Мне стало противно. Как его вообще к нам взяли? С чего он такой самоуверенный? Когда он работал у нас всего вторую неделю, я на внесении правок предложила одному сценаристу: пусть героиня встанет на четвереньки, чтобы пропукаться на всякий случай перед приходом парня на свидание. Крылатый припомнил знаменитый скетч семилетней давности и бросил тоном всезнайки:

– Слишком много сходств с «Моя девчонка не пукает».

– Хм-м, – ответила я, – может, потому что я и написала «Моя девчонка не пукает»?

– Вот как, – ничуть не смутился Крылатый. – Самоплагиатом увлекаемся?

«Хореограф», скетч Ноа, шел следом за «То к тебе, то от тебя». Смешки посыпались еще вначале, когда Найджел зачитал: «Мэдисон-сквер-гарден, май две тысячи первого», и хотя со временем они слегка поутихли, сценарий все равно прошел отбор честно, а не благодаря авторству ведущего. В конце Ноа нашел меня взглядом и кивнул. Я кивнула в ответ.

«Сиропщик» остался напоследок, когда в воздухе уже явственно чувствовалось нетерпение. Все то вставали размять ноги, то выходили в уборную, а с перерыва прошло добрых полтора часа. Чем раньше твой скетч пройдет читку, тем больше вероятность одобрения, причем независимо от качества. И потом, я писала «Сиропщика» без особой искорки, поэтому не ожидала теплого приема.

Волноваться не стоило: скетч многих посмешил. А все благодаря Ноа. В ремарках я предложила ему пропеть названия сиропов: «А вот кокос-с-с» или «А тут у нас пресла-а-а-дкая ваниль», и Ноа постарался от души – пел, как в опере. Роль покупателей я отдала Генриетте, Вив и Бейли; они с Ноа чудесно сработались. Ну, или всем просто не терпелось поскорее закончить.

Когда мы встали из-за стола и, тихо переговариваясь, понесли бумажные тарелки в мусорку, я достала из кармана джинсов мобильник. Конечно, меня временами тянуло залезть в телефон на совещании, но потом я спохватывалась: весьма сомнительно, что сообщение из повседневной жизни окажется важнее происходящего на работе.

Пришел ответ от Дениз, соседки по общежитию:

Конечно, пусть попробует его пригласить, но врачи отвечают что-то типа: «Спасибо, очень любезно с вашей стороны», а потом продолжают прием как ни в чем не бывало.

Я отправила скриншот Вив, стоящей неподалеку с Найджелом и Отэм, и добавила:

Она не знает, что речь о тебе, а на тебя даже закон всемирного тяготения не распространяется.

Среда, 21:13

После читки Найджел, Эллиот, Боб О’Лири и еще один продюсер, Рик Клемм, заходили в офис Найджела на семнадцатом этаже и закрывали за собой дверь. Часа два спустя каждый узнавал, выбрали его скетчи для субботнего выступления или нет – точнее, вычеркнули их из списка с ходу или нет. В зал совещаний заходил стажер, прикреплял на стену перечень скетчей с подчеркнутыми названиями, а потом небрежно швырял на стол копии. В офисе Найджела на пробковой доске тоже висели разноцветные карточки с названиями скетчей в порядке их показа (примерном, разумеется). Проще было бы выслать списки по электронной почте и избавить тех, кому не повезло, от лицезрения чужого счастья, но такая уж сложилась на «НС» традиция, и Найджел не хотел ее менять. Обычно несколько человек оставались в зале ждать списка и предупреждали остальных.

Время между читкой и оглашением результатов всегда тянулось напряженно – кто-то специально выходил на улицу, включая кое-каких сценаристов и актеров, игравших в баскетбол, – а я вот оставалась на работе. Не так уж долго приходилось ждать, да и хотелось поскорей выяснить, предстоят ли мне часы кропотливого труда до самой субботы или же довольно будет помогать другим с правками по четвергам. Чаще всего хотя бы один мой скетч в список попадал. Впрочем, наверняка никогда не знаешь.

Вив стояла у зеркала в общем с Генриеттой офисе и рассматривала свой несчастный глаз. Красный кровоподтек побледнел до желтого. Вив пыталась понять, с какого расстояния его не видно.

– Да вообще незаметно, – заверила я. – Если бы ты не напоминала, я бы забыла давно.

– Ты-то на меня не смотришь с экрана в высоком разрешении.

Потом мы с Генриеттой убивали время, убеждая Вив: пригласить окулиста на выступление еще не значит нарушить правило не делать самой первый шаг. А если и значит, что с того?

Вив занималась растяжкой на полу, наклонялась, тянула ноги в разные стороны и прижимала правый локоть к колену, а мы с Генриеттой развалились на диване.

– Не пиши об этом, – предупредила Вив Генриетту.

Это она о серии скетчей «Натуралы вообще норм?», идущей у нас в рубрике «Новостной отдел». В них Генриетта встревоженно делится с миром последними новостями (выдуманными, естественно) о безумных и откровенно токсичных поступках известных гетеросексуальных пар. Генриетта (чья жена Лиза, между прочим, преподавала историю искусств в университете) жадно следила за сплетнями о знаменитостях – якобы ради материала для сценариев, хотя кто знает… Конечно, от нас не ускользнула ирония происходящего: Генриетта ведь и сама знаменитость, пусть и не любит привлекать к себе внимание и не сидит в социальных сетях (тоже иронично). Я обычно держу руку на пульсе, но Генриетта все узнает первой. Кстати, она мне и написала, что Аннабель и Дэнни встречаются.

– А как тебе такое? – спросила я и взялась читать составленный текст: – «Доктор Элман, спасибо за вчерашнюю консультацию. Сегодня мне лучше. В качестве благодарности хотела бы предложить вам билет на «Ночных совушек» – я там работаю актрисой. Если интересно, напишите, подберем удобное число. Еще раз спасибо за помощь. До свидания. Вив».

– «Если вы не против с меня все снять и устроить жаркую ночку, подберем удобное число», – передразнила Генриетта. – Кстати, Вив, у тебя хоть его почта есть?

– Он мне дал имейл на случай, если будут вопросы насчет глаза.

– Ага-ага. «Насчет глаза».

– Не обижайся, Салли, но письмо скучное и совсем не смешное.

– Точно. Зато его можно интерпретировать по-разному, и на медицинскую тему особого упора нет. Я нарочно избегала слова «глаз», зато в письме есть «интересно» и «встреча», то есть намеки.

– Правда? – удивилась Вив.

– Ну, может, и не совсем, не напрямую. В общем, письмо вам обоим дает путь к отступлению. Ты приглашаешь доктора на свидание или просто благодаришь? Кто знает? Плюс покажешь свою скромность: ты не считаешь, что он обязан помнить тебя по «НС». Хотя наверняка помнит.

– «Доктор Элман» – очень уж официально звучит, – сморщила нос Вив.

– А как его обычно называют? Тед? Тедди?

– Я провела небольшую разведку. Он недавно обновлял свои данные в базе выпускников Пенсильванского колледжа. Ему пятьдесят два, и его обычно называют Тео.

– Офигеть, пятьдесят два?! Не в том смысле офигеть, что старый… хотя, конечно, немного старый… Но я-то думала, он лет на десять моложе!

– Не помните, чему я вас учила? – улыбнулась Вив с легким нетерпением. – Черной коже стариться негоже.

– Извини. Но все-таки…

– Ты когда-нибудь встречалась с мужчиной настолько старше? – спросила Генриетта.

– Лет пять назад заигрывал со мной один итальянец в самолете из Парижа. Мы сходили на несколько свиданий, – заулыбалась Вив. – Интересно, доктор Тео тоже по молодости побывал в браке, как ты, Салли?

– Если да, то где-то в начале девяностых. А ты тогда, получается, в детский сад ходила… Впрочем, судя по всему, человек он неплохой. Успешная карьера – значит, не будет завидовать твоему успеху. Большинство врачей…

Тут наши телефоны разом чуть не взорвались от сообщений: пришла весточка, что скетчи прошли отбор.

Естественно, проще было бы сфотографировать список и всем разослать, но куда уж там! Мы поспешили к залу совещаний.

– Неплохо, Милз! – похвалил актер по имени Дункан, когда мы вышли из-за угла.

Дэнни стоял у списка и, завидев меня, приподнял брови:

– Тройной удар, Смеюшка!

Я дала ему пять.

Вдобавок к «Правилу Дэнни Хорста», «Сиропщику» и «Трещотке» в список попал скетч Ноа о хореографе, ролик Тони и Лианны, в котором растерянный чернокожий дедуля (его роль досталась Джею) смотрит интернет-рецепты белых дамочек, «улучшающих» известные блюда (например, добавляя изюм в макароны с сыром или зефирки в жареную бамию); скетч про Джеймса Коми; «Монашка и святой отец» – номер из серии скетчей, в которых Генриетта играла монахиню, влюбленную в священника (Хакима), а на будущую неделю им придумали нового персонажа – епископа, роль которого отдали Ноа; скетч от сценаристки Тесс про говорящие лекарства на полке в ванной; «Три тенора» от Джозефа и кошмарный «То к тебе, то от тебя» от Крылатого. Ни наш с Генриеттой и Вив скетч про запросы собак в «гугле», ни мой любимый скетч с читки, написанный Тони про белого политика и церковь для чернокожих, отбор не прошли. Еще двум-трем сценариям тоже предстояло уйти. В «НС» ничего нельзя сказать наверняка, однако же за девять лет ни разу не выбирали три моих скетча подряд.

– Если я скажу, как тебя ненавижу, ты меня засадишь за оскорбление личности? – мягко спросил Патрик, тоже сценарист.

Я и другие сценаристы, чьи работы прошли отбор, побрели в кабинет по соседству с офисом Найджела – поговорить с главами отделов, благодаря которым наши слова обретают трехмерность: костюмерного, гримерного, постановочного и отдела спецэффектов. Декорации решено было строить в Бруклине, а оттуда привезти в «Шестьдесят шестой» на покраску, в идеале – к пятнице.

– Да, надо и кондитерские сиропы, и сиропы для коктейлей, только бутылки намного больше настоящих, – сказала я художнику-декоратору Бадди. – А для «Трещотки» Ноа нужны легинсы со звериным принтом и джинсовая жилетка. Что-то в духе глэм-рока, наверное? – перешла я к объяснениям Кристе, нашей костюмерше.