Kitabı oku: «Вечные мы», sayfa 4
Половина бед человечества оттого, что чем ты умнее, тем невыносимее тебе ломиться в открытые двери. Учимся учить и учиться. Поэтому нужна тишина.
Я постараюсь выбраться на след. неделе, вернее всего в среду. Очень много работы сейчас, два больших проекта к Равноденствию выкатываем. <…>
Тебя страшно не хватает. Особенно по ночам. И по утрам! А уж вечерами… Днём вообще на стенку лезу…
Пиши каждый день.
Хоп!
5. Развязать ленточку (Катя)
ИДЕЯ: заначки. М не очень-то на природе, Нэко тоже городской ребёнок теперь у нас, гулять пожалуйста, но «пора домой». Но ведь и хочется, хочется, видно! Лето пока дают, нельзя всю жизнь на одной постели. И вот Юшина идея, давняя, тогда невсерьёз, но это же можно сделать, попробую хотя бы. Запаянный стерильно комплект: подстилка с подогревом, полог?, вибр, всё что надо, и спрятано где-то в удобном месте – в ветвях, в пещерке, у реки за камнем, мало ли. Каждый знает свои заначки но не знает чужих. Смысл – что не надо бежать в дом из хорошего места, где оказались, где увидели друг друга, но и не кряхтеть ужиматься, а протяни руку и сразу тебе шёлково, чисто, домашне, тепло, прямо вот в лесу на пригорке. И поебаться всласть среди цветов и облаков, не колет, не кусает, хорошо! Важно: использованные сворачиваем, уносим домой, вот, это место как бы уже вылюблено этим летом, не надо повторений; а зимой пополняем заначки, прячем на прогулках под снегом подарки для лета. Комплект должен быть оч маленьким в упаковке, поставить серию. Может, даже зимний вариант получится, посмотреть какие нагреватели есть. И лежали они в обнимку в сверкающем снежном лесу, эх.
ФИК: планета дев. Раз в много лет им забрасывает из космоса одного мальчика: начинается сезон семейный, уставшие от жизни могут родить девочек и наконец уйти (улететь?). Дев миллионы, и они бессмертны, а мальчик нет, ему предстоит здесь вырасти, прожить, состариться. Зачинают буквально от прикосновения, поначалу очереди, конвейер, но вскоре отсеиваются несколько – любовь, хотят быть с ним всю жизнь, уйдут с ним. Но и другие, миллионы, ждут семени, и ближние начинают раздавать из себя: когда он затихает, дева целует, встаёт, летит в один из Храмов на семи холмах, и возлегает на ложе, и раскрывается, и тысячи проходят перед ней, целуют орошённую розу, вздыхают, улыбаются, улетают вынашивать.
А мальчик бегает по планете, легконогий, голый, только кончик завязан, притянут к яичкам ленточкой, чтоб не мешало бегу, как греки делали на олимпиадах. Девы провожают его глазами… иногда, редко, он высматривает одну, подходит, улыбается, целует, даёт развязать ленточку. Никто не отказывается. Тем более что не связанным Клятвой Семи в храм нести не нужно, можно всё оставить в себе, полную порцию: безумная избыточность, роскошь, богатство, блаженство. Никто и знать не будет поначалу, а ты просто выносишь себе совсем свою – капельку, деву внезапной любви. (У таких капелек потом особый статус, конечно.)
6. Что со мной сделали (Элли)
<…> то на ты, то на вы – с теперь уже привычной актёрской сумасшедшинкой. Круглосуточный театр, пьесы сменяются на ход ноги. Кому-то вдруг стукает, и он начинает тянуть, причем именно тянет, намекает, а не объявляет, что, мол, теперь мы дракон и принцесса. Другие постепенно соображают, вспоминают роли (кто хотя бы с первоисточником знаком – мне это все еще читать и читать, когда они только успевают), втягиваются, начинают импровизировать. А бывает, что и не втягиваются – кому-то вот не катит, не получается въехать, не под настроение, и это как бы конфликт, со стороны незаметный и непонятный, но довольно сильный иногда. Но обычно и недолгий, потому что можно же поебаться (вот, сказала), и опять тебе любовь и благорастворение. При том что и «фики» сами, понятно, тоже вокруг любви и секса все крутятся.
Больше всего фиков Катиных, она же и тут – гений парадоксов друг, великий комбинатор всех со всеми. Машиного меньше, и у нее все абсурднее, без имен и названий, «апофатический зоопарк»… играть трудно, но хорошо цитировать, запоминается как стихи. Есть несколько фиков по опубликованным текстам А.Н. (ранним), более или менее коллективное творчество, но специально он для нас не сочиняет, хотя с удовольствием правит. «С вами и так слишком хорошо», сказал мне. В смысле, зачем как-то ещё украшать то, что и так есть (я так поняла). Или, может, давить авторитетом не хочет, он ведь нам и учитель, а учитель должен показывать класс редко, чтобы не отбить у учеников охоту.
А может – мы все трое его фик… вот просто он нас всех придумал, чтоб мы дальше всё раскручивали, из его идей? Овеществил части себя, на которые у него времени не было, чтобы каждая сама дальше жила и усложнялась. Но без постоянного телесного контакта мы же зачахнем, как морок, и вот он в нас жизненную силу льёт каждый день. Ну точно! Наверняка эта идея уже была, спрошу у Кати, если нет – я забила тему, будет мой фик.
Вообще, кажется, я врастаю постепенно, свежесть восприятия уходит, меньше пишу. Ещё и времени не хватает вечно, хотя, казалось бы, чем нам тут заниматься на всём готовом, давно бы перебесились от скуки, как гаремные тётки, но ничего же похожего. Всегда куча срочных дел, даже и не считая постели и разговоров, которые всё равно срочнее всего. А смотреть на кого-то, чуть не плача от счастья – это, оказывается, самый сильный ускоритель времени, дни летят как облака на таймлапсе, только успевай смаргивать.
И о любви опять… Пришла-то я сюда к нему, и ведь не решалась всё и нюнила, потому что не хотела делить, боялась ревности, разборок, вообще кого-то, кроме него. Даже на Катю злилась. И даже и особенно – на Катю… Но это не ревность была, а какая-то… раздраженность, что ли? Неуверенность? Что-то типа «ладно, пусть, если им хочется, только чтоб не при мне»… И вот. Я по-прежнему не уверена, что я «люблю», и что это вообще такое, и способна ли я на это в принципе, etc. Но теперь уже могу сказать, что если люблю, то всех. По-разному (без сравнений! нельзя сравнивать!), но всех. И даже вместе. Сначала, понятно, с Катей больше, но вот и Маша…
Безумная наша чехарда, постоянное перемешивание – так и не знаю, специально это или просто от общей расслабленности: только к одному прилепишься, а уже другой подсаживается, тянет, раскрывается, зовет… А пока ты со вторым – первый уже соскучился, накопил для тебя что-то, хочет еще сделать, показать, порадовать. Публичность секса очень помогает таким перетягиваниям, хотя вот опять неверно – он вовсе не публичен в смысле «напоказ», просто знаешь, что когда ты с кем-то, другой всегда может прийти… и хочет прийти, улыбнуться, поглазеть, погладить, да просто полежать рядом. Помечтать. (Есть знак «вдвоём», но им редко пользуются.) Поначалу очень напрягало, интровертный мой инстинкт против всякого вторжения, но сейчас уже я оттаиваю, кажется. И это даже дико возбуждает, если совсем честно, не понимаю пока почему.
<…> Маша очень, очень красивая, очень белая кожа, очень черные тяжелые волосы – домиком, прямой пробор, низкий узел сзади, всегда удивленные глаза и нежные платья (вот не подобрать другого слова, именно нежные, полуфолк, полусредневековье, но всегда очень просто… и трогательно, да). А.Н. вблизи… очень большой – хотя у меня до сих пор голова кружится от его близости, не разглядеть, и, конечно, уже не вспомнить, каким он казался издали, не сравнить. Чудесная пара они с Машей, а Катька рядом с ними – как гиперактивный подросток, Пеппи-длинный-чулок с её юбочками и thigh-highs, «рыжая от любви»… и волосы вразлёт, как юбочка. А Маша поёт…
Господи, а я-то, я! Моль бледная. Зачем еще я им нужна? Как я впишусь? Петь не умею, за Катиными фантазиями мне не угнаться… Бедная родственница? Пла́чу – то ли от счастья, а больше-то от страха, вот натурально плакала вчера вечером. Выставила сначала знак одиночества, думала посидеть, разобраться, расписать все по пунктам, но почти сразу не выдержала и повесила «хочу» (знаки реально спасают, кстати). Прибежала Катя… а потом пришел А.Н. Любовь заразная штука, оказывается, во всяком случае такая, как у нас тут. А ревность – ну не знаю… вот вспоминаю (хотя больше по рассказам), как папу к маме ревновала в детстве, просто чтоб напомнить себе, что это такое.
А может, они меня на воспитание взяли, подобрали из жалости, чтоб не пропала? «Всего этого могло и не быть»… Или как тест себе, проверка, смогут ли переварить еще одну, вылепить из чужого – еще одного себя? Или даже: так ли у них хорошо, как кажется изнутри? На сторонний свежий взгляд? То есть мне бы лучше не подлаживаться, не зубрить (ишь, дорвалась), а наоборот: скандалить, высмеивать, отказываться понимать? Настоящая проверка на прочность чтоб была. Ну тут они маху дали со мной, конечно, такого конформиста поискать… И спрашивают же – как ты, да что ты, да как бы ты выбрала… я думаю, это меня так учат, а может, и они все от меня учатся не меньше? (Надо бы спорить почаще.)
А почему всё вот так – не знаю по-прежнему. Даже не знаю, настоящее это или просто я еще в периоде начальной эйфории. Конечно, страшно: что если на самом деле тут все серое и через нехочу, а у меня розовые очки, или еще хуже – всё на самом деле розовое снаружи, но под этим какая-то гадость несусветная запрятана. Понятные страхи, во всяком случае. Но вот если (не будем оценивать вероятности) всё действительно более или менее так, как кажется, то куда могло это все испариться – ревность, собственность, борьба за внимание, интриги? Истерики, сцены? Человек больше не «так устроен» или я ничего не понимаю в психологии (действительно, всерьез не занималась, но уж столько-то я знаю, это даже в школе проходят)? Он нас всех под гипнозом держит, или вообще это всё симуляция и я здесь единственный живой человек – ага, вплоть до такого. Тоже фик.
А если это реально, если так можно жить годами… счастливо, и даже брать новеньких, и их делать счастливыми? Вот что они со мной сделали? Да ничего вроде особенного. Есть странные некоторые правила (запишу, когда обдумаю), но никакой специальной дрессировки, скорее даже наоборот. Я, конечно, сама по себе интроверт и соперничества избегаю, с детства, но всё-таки… И бывает же страх, неуверенность, а если вспоминать, то и раздражение, и скука временами, но почему-то они не выплёскивают, как раньше. Слезы часто, да, но это всегда вперемешку со счастьем, не поймешь даже, чего больше. Неужели опять все дело в сексе – какая-то универсальная отмычка от всего получается? Трахайся себе направо-налево и будешь здоров?
Вспоминаю первую ночь опять… теперь уж можно признаться. (А почему теперь? Увереннее себя чувствую просто, зацепилась, можно уже посмеяться над первыми дрожащими шагами?) Критический момент один был, я чуть не сбежала… Как меня там учили, ненавязчиво, но учили, будто я правда в первый раз, и я улыбалась изо всех сил – а саму рвало на части. Гремучая смесь из… ну понятно. И наверно, только таким рывком, до самого последнего предела, со всеми вместе, и можно было перевалить… постепенное привыкание («ложку за маму»…) всё бы испортило. Почти сбежала – хотя и знала, и решила, и хотела… и любила же, главное, уже тогда. (И почему «уже», сразу позволь себя спросить… может, наоборот, тогда только ещё и любила по-настоящему? До? Как в романах девятнадцатого века изображали «падение»: «никогда они так мало не любили друг друга, как в эту ночь»? «Осспади. Смешно.» – Катиным голосом.)
