Kitabı oku: «Моно логи. Том 6», sayfa 10
– Ну как? – спросил я, подразумевая: "Оно того стоило вообще?"
– Сам увидишь! – ответила Софа, подразумевая, что она меня точно убьет, потому что эти две минуты в гробу с VR-очками на лице не стоили не то, что проведенной здесь вечности, но даже и пяти минут ожидания.
В очереди за нами стояло человек пять…
Я лег в гроб. Надел очки и наушники. Путешествие началось…
Надо мной склонился патологоанатом. Помахал перед носом пикселизованным скальпелем, что-то отрезал, что-то заштопал… Знал бы я, что спустя чуть меньше года подобную сценку я буду видеть в реальности, лежа на операционном столе под спинальной анестезией, и умоляя анестезиолога отвязать мне хоть одну руку, потому что у меня дико чешется нос, а хирург в это время будет ворчать, чтобы я заткнулся и затих, потому что у меня внутренности колышутся и он боится что-то не то отрезать…
Вокруг меня раздавались голоса.
Люди спрашивали, что это за аттракцион, сколько стоит, и кто последний. И я понимал, что слышу их не в наушниках, а в реальности. В виртуальности меня, тем временем, отвезли в зал крематория. Вокруг меня собрались какие-то хмурые морды, а женщина, похожая на 45-го президента США, невнятно рассказывала, что "Мы собрались здесь, чтобы…"
И так мне обидно стало… За то, что мы проторчали тут в очереди как минимум полчаса, а как максимум – вечность, а это "Последнее путешествие" заслуживало максимум пяти минут. И так завидно стало мне, что другие люди ходят по экспозициям, узнают что-то новое, общаются с экскурсоводами, а я – лежу тут, в гробу, из которого торчат мои ноги…
И тогда я закричал.
Не от отчаяния, а просто чтобы мне не так обидно было. Закричал еще раз, замахал руками, отгоняя похожую на Трампа тетку, которая, естественно, полностью игнорировала орущего в ее гробу покойника.
Для верности я попытался сесть, и сделал вид, что от чего-то уворачиваюсь. Закричал еще раз, в притворном ужасе замах руками, и попытался зацепиться за край печи крематория, когда меня стали меня в нее запихивать.
Вокруг меня гудело пламя, но даже через него пробивались людские голоса:
– Интересно…
– Ишь, как бурно реагирует…
– А кто последний?
– Нифига себе…
– Постоим?
– Походу там что-то интересное.
Я вылез из гроба, снял VR-очки и огляделся. Очередь из пяти человек разрослась минимум до двадцати, и продолжала увеличиваться. Советское наследие давало о себе знать. Если видишь большую очередь – это явно за чем-то важным дефицитным. Значит надо вставать, и уже встав – задать главный вопрос советского гражданина:
– Что дают?
"Что дают?" – "Конан-Дойля!" – "А это лучше, чем женские трусы 56-го размера?" – "Не знаю, но литра два себе возьму, должно хватить!"
Я ждал, что Софа спросит меня: "Ну и нафига ты это сделал?" Но Софа не спросила. Софа все понимала…
"Музей смерти", не благодарите! Я рад был помочь вам создать ажиотаж на "Музейной ночи". Зовите еще, еще что-нибудь создам.
Люди, отстоявшие очередь на "Последнее путешествие", простите меня. Я не со зла. Но согласитесь, человек, орущий в гробу, здорово привлекает внимание?
35. Как лечь в больницу
Про мои попытки прооперировать свою многострадальную грыжу по страховой медицине вы уже читали. Пришла пора рассказать, как попасть на платную операцию!
Лето приближалось, а моя очередь – нет. И где-то в середине февраля я осознал, что если я прямо сейчас не приму меры, то часть лета я могу провести в лучшем случае в состоянии реабилитации, а в худшем – в больнице. Памятуя свой детский опыт полостной операции я знал, что раньше, чем через месяц после выписки из больницы полноценным человеком мне не быть. А о том, чтобы гулять по городу так, как люблю я, до гудения ног, речь может идти минимум месяца через два. Поэтому меры решено было принимать прямо сейчас.
Я позвонил в одну частную клинику. От названной мне цены в 50 тысяч я испуганно икнул в трубку. Девушка администратор сказала мне, что раз 50 тысяч мне не по карману, она может сделать скидку… До 48 тысяч. Я испуганно икнул еще раз.
На горбольнице меня пообещали прооперировать за 30 – 50 тысяч. Большая часть суммы – оплата койко-места в больнице. 4 тысячи в сутки за место в 4-6 местной палате. Соответственно, чем дольше я там пролежу после операции – тем больше платить. Это меня слегка напрягало, учитывая что то, сколько я там проведу, напрямую зависит от того, насколько хорошо хирург сделает свое дело. То есть хирургу ВЫГОДНО сделать свое дело не слишком хорошо…
На мое замечание, что 4 тысячи в сутки стоит одноместный номер в неплохом отеле в Москве, да еще и с завтраком, мне предложили там и прооперироваться.
Испуганная икота грозила перейти в хроническую стадию.
Погуглив отзывы о больницах Новосибирска, я решил позвонить в 11-ю больницу. После звонка туда к икоте добавился дергающийся глаз.
– Здравствуйте. Я хочу у вас грыжу прооперировать.
– Приезжайте.
– А сколько это будет стоить?
– Откуда я знаю. Я же администратор.
– А кто мне может ответить на этот вопрос?
– Откуда я знаю? Я же администратор. Попробуйте позвонить в отделение платных услуг. Вот вам телефон тамошнего администратора.
– Здравствуйте! Это отделение платных услуг?
– Да.
– Я хочу у вас грыжу прооперировать.
– Приезжайте.
– Скажите, а у вас бывает дежа-вю?
– Дежа-вю вы тоже хотите прооперировать?
– Уже начинаю хотеть… Так сколько будет стоить грыжесечение?
– Откуда я знаю. Я же администратор!
– Тааак… А кто может мне дать ответ на этот вопрос?
– А вам зачем?
– В смысле "зачем"? Вас ничего не смущает в постановке вопроса? Я хочу получить некую платную услугу, но мне никто не может сказать, сколько она будет стоить.
– Ну, вам дадут счет при выписке.
– А если я не смогу его оплатить? Меня снова разрежут и вернут все как было? Или предложат расплатиться почкой?
– Да… Логично. Ну, тогда вам надо поговорить с заведующим хирургией.
– Отличный план. По какому телефону ему можно позвонить?
– А он не разговаривает по телефону.
– Хорошо… А как же мне тогда с ним пообщаться?
– Приезжайте. К 8-30 утра к нам в отделение. В фойе. Он в начале дня, перед обходим… Ну, если у него срочных операций нет… Выходит к людям, и…
– И благословляет паству?
– Что?
– Ничего, продолжайте.
– Ну, он выходит и разговаривает…
– Аллилуйя! То есть, чтобы узнать цену операции, мне нужно ранним утром проехать через весь город и смиренно ждать сошествия заведующего? А если именно в этот день у него будет срочная операция?
– Тогда просто приедете на следующий день.
– Скажите, а много у вас вообще платных пациентов?
– Эм… Да как-то не очень.
– Кажется, я начинаю понимать, почему.
Я уже почти собрался совершить паломничество к заведующему, когда само Мироздание подкинуло мне счастливый билет. В комментариях к отзыву о моей поездке во вторую "скорую", одна девушка рассказала, что оперировала грыжу как раз в 11-ой больнице, и предложила дать личный телефон оперировавшего ее хирурга. Врача с золотыми руками, специализирующегося как раз на паховых грыжах.
Я позвонил.
– Здравствуйте, доктор! Хочу попасть к вам на операционный стол!
– Приезжайте завтра к 10 утра.
– Что, вот так сразу резать?
– До "резать" мы еще дойдем! Мне вас посмотреть надо!
Доктор оказался хватким. В выписку из "скорой" даже не взглянул. Потрогал мою грыжу, задал пару наводящих вопросов, без раздумий назвал цену в 20 тысяч и спросил, когда я готов лечь.
– Да хоть завтра! – бодро ответил я.
– Завтра – не надо, а вот через пару дней – уже можно. Значит схема такая: 10 марта приезжаете, сдаете анализы и стандартные обследования, и уезжаете домой, потому что нафиг вы мне тут нужны. 11 марта – заселяетесь. Утрясаем последние формальности, анестезиолог решает, как мы вас будем вырубать, и 12-го марта я вас режу. Принято? Принято!
Естественно, уже 10 марта начались приключения.
Захожу в больницу. Март. Дубак. На мне, естественно, куртка. Снимаю, сворачиваю, сую под мышку, надеваю бахилы и чапаю по длинному коридору до поста охраны.
– Здравствуйте! Подскажите, пожалуйста, где гардероб?
– Вы – ложиться?
– Нет, раздеться.
– Это понятно. Вы у нас остаетесь?
– Нет, пока только анализы сдать.
– Тогда одежду у вас не примут. Ее принимают только по истории болезни! Проходите так.
Вызываю лифт. Приезжает сначала грузовой… Ну, знаете, такой, с дверями, которые открывает вручную дежурящая там женщина. Женщина, естественно, на месте, и тут же упирается рукой в грудь мне, пытающемуся войти в лифт.
– Куда? Не положено! Ждите пассажирский.
Ну ладно, жду. Я ж откуда знал, что тут положено, а что нет? Я в больницах 20 лет не лежал. Но женщина не унимается.
– А какого лешего вы с верхней одеждой наверх собрались? Развели тут антисанитарию! Таскают бактерии с улицы, и таскают. Почему с курткой?
– Да я бы ее сдал, но у меня ее не принимают! – оправдываюсь я в ожидании лифта.
– Не принимают у него, видите ли… Ходют тут, бактерии таскают и таскают…
К ней приходит подкрепление, еще одна дама бальзаковского возраста и санитарного вида.
– Людк, а Людк? Ну ты посмотри! Ходют тут и ходют!
– И не говори! С верхней одеждой! Совести нет совсем! А у нас карантин по гриппу! Еще коронавирус этот…
Коронавирус этот в те дни как раз только начал наводить шороху в стране. В Москве он уже появился, и в Новосибирске уже начали готовиться к его встрече.
Ко мне тоже прибывает подкрепление в виде еще одной женщины с курткой под мышкой. Лифт, зараза, все никак не едет. И мы стоим вдвоем под огнем нападок двух больничных теток, которые без устали бухтят о том, что "ходют тут и ходют!"
Наконец лифт приезжает, и я добираюсь до III хирургического отделения, где мне предстоит провести следующие пять или шесть дней.
Где-то через час, пока я жду следующего обследования, мимо меня, откуда-то из глубин отделения, проходит старушка, по виду помнящая еще Ильича. В верхней одежде и без бахил, оставляя грязные следы на полу. Я провожаю ее офигевшим взглядом. Не менее офигевшим взглядом ее провожает старшая сестра, но секунду спустя она приходит в себя и встает на бабкином пути.
– Бабушка! Вы как сюда попали? И почему в таком виде?
– Таки я это, внученька, заблудилася… А где тута выход, а?
– Выход – там. Но какого черта вы в верхней одежде ходите по отделению хирургии?
– Так заблудилася я…
Типичная русская больница. Меня на входе облаяли, хотя я честно пытался сдать куртку в гардероб, а бабуля прошла как есть. Видимо она тут своя.
Но вернемся на час назад.
Сначала был анализ крови.
– Кулачком работаем… Так, расслабили руку… Сидим…
Как выяснилось, у меня должны были взять пять пробирок по 5 миллилитров крови. Сразу на все возможные анализы. Тут тебе и ВИЧ, и сифилис, и туберкулез, и еще куча всякой гадости. Но взяли у меня шесть пробирок. Почему? Потому что на четвертой у меня, видимо с голодухи (анализ же сдается натощак, а я еще и через весь город ехал) и от внезапной потери 20 миллилитров крови слегка поехала крыша. Видимо, мои закатывающиеся глаза напугали стоявшую рядом медсестру, потому что она тут же бросилась принимать меры.
– Таааак, мы его теряем!
– Да не теряете вы меня! Все в норме!
– Щас все будет!
– Да уже все есть, все хорошо!
– Щаааас! – и у меня под носом оказалась ватка, щедро смоченная нашатырем.
– Фууу, мля! – сказал я, рефлекторно отодвигая от себя сей вонючий предмет!
– Воооо, мля! – радостно сказала медсестра, отодвигая руку от меня подальше. В аккурат под нос сестре, которая в этот миг заканчивала наполнять пробирку.
– Нуууу, мля! – сказала та, отшатываясь от вонючей ватки, и роняя на пол пробирку. Кровь, стекло, осколки, и у меня забирают еще 5 миллилитров крови.
Потом были обследования. Сначала – рентген легких.
– Чисто! Можете идти.
Потом – УЗИ.
– Надо же, здоровая печень!
– В смысле, огромная? Другие органы из-за нее уже не помещаются?
– Нет, в смысле не больная. Отличная печень! Обычно к этому возрасту она уже посаженная. Мало пьете. Можете пить больше.
Затем – ЭКГ, а следом – кардиолог, которая, кажется, была стара уже в те годы, когда строили эту больницу. Но сначала к кардиологу нужно было отсидеть небольшую очередь перед закрытым кабинетом. Первой в очереди была бабуля божий одуванчик, недоумевавшая:
– Двадцать минут уже тут сижу. Доктор взяла мою карточку, сказала: "Щас вас позову" и куда-то ушла…
Примерно на 25-ой минуте бабулиного ожидания врач откуда-то вернулась и с ходу накинулась на бабулю.
– Вы что тут сидите? Я ж вас жду!
– А где вы меня ждете?
– В кабинете! – заявила доктор, и скрылась в вышеупомянутом помещении. Бабуля пожала плечами, и под хохот остальной очереди вошла следом.
Наконец настал и мой черед. Доктор померила мне давление, и изрекла:
– У вас паразиты.
– Да, доктор. Двое. Старшему – пять, младшенькой – пока что ноль лет.
– Ноль лет? Это как?
– Ну, еще года нет. Значит ей ноль лет, правильно?
– Чушь какая-то… Паразиты у вас, говорю. В желудке.
– А как вы это определили?
– Вы кашлянули сейчас.
– Эм… Доктор, я, конечно, в академиях не обучался, но… Разве мы кашляем желудком?
– Нет, но у вас паразиты. Идите.
– А сердце?
– И сердце. Идите.
Спорить я не стал. Сердце есть – уже хорошо.
Уже потом, срастаясь после операции, я болтал с мамой по телефону и рассказал ей о странной кардиологше. Мама сильно ею заинтересовалась.
– А как выглядит? Не, ну понятно, что хреново. Ага… Фамилию ты, конечно, не запомнил. А имя? Татьяна Батьковна? Надо же… Работает еще. Она у нас в медицинском преподавала. Потом, я слышала, ушла в больницу работать. Хороший доктор!
– То есть она у тебя вела занятия?
– Ну да.
Моей маме, на минуточку, 74 года в этом году исполнилось.
После прохождения всех обследований, я стою в коридоре, все также с курткой подмышкой, и жду возвращения хирурга, для финальной консультации. Мимо меня на завтрак начинают вереницей тянуться больные разной степени помятости и потрепанности. Перевязанные и забинтованные, хромоногие и перемещающиеся на инвалидных колясках. Один мужик так и вообще идет в столовую, катя перед собой капельницу.
Моя первая мысль: "Неужели тут все настолько плохо, что лежачим больным даже еду не приносят в палаты?" Я еще не знал, что на второй день после операции я гордо откажусь от предложения привезти мне еду и, едва переставляя ноги, поплетусь в столовую. Потому что после суток лежания пластом неимоверно хочется ходить. Даже через боль. Потому что хочется почувствовать себя живым, нормальным, способным выполнять хотя бы простейшие действия вроде "поесть" и "почистить зубы".
Так вот… Вереница больных тянется мимо стоящего у окна меня, и тут один дедок отделяется от нее и ковыляет ко мне. Останавливается рядом, смотрит вместе со мной в окно, и тяжко вздыхает:
– Как там? – спрашивает он, кивая в сторону воли.
– Холодно, – отвечаю я.
– Но хорошо?
– Хорошо!
– Эх… – вздыхает дедок, и плетется дальше в столовую.
Я еще не знал, что два дня спустя буду с такой же тоской смотреть в окно, и мечтать о серой и грязной сибирской весне. Два дня спустя! А сколько тут провел этот дедушка – фиг его знает…
Но все это было еще впереди, а пока меня ждал последний разговор с хирургом перед госпитализацией.
– Так… Анализы – еще в лаборатории. Это понятно. УЗИ… Ух ты, какая печень! Мне бы такую… ЭКГ… тут все в норме. Кардиолог? Ага… Сама она паразит. Она всем их ставит. А где рентген легких?
– Там.
– Где? Тут нет. Вы там были?
– Был.
– А где результат?
– Откуда ж я знаю? Мне сказали, что его потом вам принесут.
– Ясно. Видимо "потом" будет сильно потом…
Как вы уже поняли, в первый же день в больнице кто-то потерял мой рентген легких.
Если честно, после разбитой пробирки, бабки в коридоре, потерянного рентгена и паразитов у кардиолога, ложиться на операцию было откровенно страшно.
Но надо…
И я лег!
Продолжение следует.
36. Как не ржать на операционном столе
Итак, я лег в больницу. Меня поселили в одиночную палату, на которой красовалось гордое "Изолятор". До введения президентом режима самоизоляции оставалось еще недели три, но я уже чувствовал себя вполне изолированным.
Заселился я утром. Улегся. Я же лег в больницу, верно? Надо соответствовать. Часов в 9 утра на обход пришел мой доктор.
– Доброе утро! Лежите?
– Лежу.
– Вот и лежите! – и собрался уходить.
– Доктор… Ну, чисто из любопытства… А на кой я лежу? Я же с тем же успехом мог бы приехать завтра утром, и лечь сразу на операционный стол.
– Надо, чтобы с вами поговорил анестезиолог…
– А дистанционно – никак?
– Надо, чтобы вы полежали и успокоились.
– Да, больничная обстановка очень успокаивает…
– Кудряшов! Тебе чего надо? ПОЛОЖЕНО ТАК! Лег? Вот и лежи.
Доктор ушел, а я остался лежать. В обед я осознал главную проблему этой больницы. Еда! То, что подавали здесь, на еду смахивало очень мало… Еще утром, уезжая в больницу, я приготовил себе вкусную яишенку с беконом, а здесь на обед мне дали горячую воду с парой макаронин, и нечто котлетообразное, которое грустно смотрело на меня из тарелки с клейстером. Я закинул все это за ухо, понял, что нифига не наелся, и пошел за добавкой.
– Знаете, у вас такая котлетка вкусная была… Мне б еще одну, а? Можно?
– Ишь чего захотел! Добавки! – возмутилась тетка на раздаче.
– Да наложи ему! Видишь, молодой, красивый… – расплылась в улыбке повариха, котлетам которой, похоже, никто не делал комплиментов уже лет 10, – ты это, заходи еще…
Всегда будьте вежливы и обаятельны с больничными поварихами. Понравитесь им – они не дадут вам умереть с голоду!
После обеда сестра позвала меня в процедурную.
– Кулачком работаем…
– А что вы мне колите?
– Антибиотик широкого спектра действия… Как уколю – сразу бегом в палату. У него побочные действия интересные.
– Очень интересные?
– Очень! Головокружения, тошнота, возможны обмороки…
Следующие 15 минут после укола я осознавал, что испытывала моя супруга во время токскиоза. В гробу я видел эти интересные побочные действия.
Еще несколько часов ничего не происходило. Я лежал, сидел, читал, играл, болтал с друзьями и женой в социальных сетях, и мечтал о еде. Воображение рисовало мне полоску сыровяленого бекона, которую я, даже не заморачиваясь обжаркой, кладу себе в рот. Я прямо таки чувствовал на языке его вкус… Жрать хотелось неимоверно, и я с нетерпением ждал ужина.
От скуки я попытался очаровать дежурную медсестру, и попросить ее, чтобы она познакомила меня с местным венерологом. Должно же быть в больнице отделение венерологии, верно? А у венеролога всегда есть коньяк, я в кино видел.
Не получилось. Очаровать танк Т-90 и то было бы проще. Вспомнив шутку из "Годвилля": "Добивался внимания у медсестры. Добился клизмы", я ретировался обратно в палату.
Часам к 16-ти ко мне пришел анестезиолог.
– Хронические заболевания есть?
Я перечислил, не забыв упомянуть и хроническое ебалайство.
– Последнее – это серьезно, но поправимо. Ну-с, рекомендую вам спинальную анестезию. Это когда вам делают укол в спину, и у вас отнимается все, ниже грудной клетки. Вы в сознании всю операцию. Минимальный стресс для организма.
– А стресс для меня?
– Ну… Есть маленько. Еще, правда крайне редко встречаются побочные эффекты вроде адских головных болей и полного паралича нижних конечностей, но… Не будем принимать их в расчет, верно?
– Доктор, а может все-таки общий наркоз? Я тихонечко просплю всю операцию, и…
– И у вас могут начаться суровые глюки при пробуждении. Большинство, конечно, из наркоза выходят тихо и спокойно, но все-таки это стресс для организма.
Я вспомнил, как мне в 12 лет удаляли под общим наркозом аппендицит, и меня передернуло. При наркозе в горло вводится интубационная трубка. Мне ее ввели настолько "аккуратно", что запрокидывая голову чуть не свернули шею. Минус три шейных позвонка, вылетевших во время этого действа.
Подумав, я согласился на спинальную анестезию.
Доктор ушел, и время снова потянулось медленно, как вползающий в комнату пьяный питон.
Еще час спустя заглянул мой хирург.
– Лежите?
– Лежу.
– Анестезиолог был?
– Был.
– Ну и хорошо. После полуночи ничего не есть, после 6 утра ничего не пить. Часов в 9-10 за вами придут. Операция простая, так что управимся быстро, минут за двадцать.
Стемнело. Затихли шаги пациентов и медсестер в коридоре. Я собрался спать, когда ко мне заглянул восточного вида санитар.
– Кудряшов? Пойдемте со мной в манипуляционную…
Мне как-то сразу это слово не понравилось. Противное оно. "Манипуляционная"… Но раз говорят, значит надо…
– Ложитесь на бок, колени прижмите к животу…
Так я узнал, что манипуляционная раньше называлась клизменной… С тех пор строчки из стихотворения моей любимой поэтессы обрели для меня новый смысл.
"Ваши манипуляции, ваши амбиции, акции напоказ можете сунуть в…"
В гробу я видел эти манипуляции. Хотел было пошутить, что после того, что он со мной сделал, санитар должен на мне жениться, но не стал. У меня внезапно появились новые, более насущные дела.
Но не будем о плохом.
Ночь прошла беспокойно. Мне снились бекон и манипуляции. От снов о первом я просыпался, урча животом на весь этаж, от второго – просыпался с гулко бьющимся сердцем, и тоже, в общем-то, с урчащим животом. Хотелось жрать, но нельзя.
Завтрак прошел мимо меня. Читать не хотелось, хотелось чтобы за мной поскорее приехали и забрали… Но время шло, а за мной никто не приезжал. Я болтал с женой, думал о беконе и о грядущем лете, в котором я буду здоровым, и снова смогу путешествовать и гулять по новым городам, проходя в день километров по двадцать. И вечером после таких прогулок у меня будут приятно болеть ноги, а не адски болеть грыжа…
Откуда мне было знать, что к концу мая только по официальной статистике число заболевших коронавирусом будет каждый день увеличиваться на сотню человек только в моем городе, и поход в магазин станет подобным выходу в зону посещения?
И вот, наконец, двое студентов вкатили в мой изолятор тележку. Точнее – тощенький и явно голодный студент, и симпатичная девочка, ростом мне до пупка.
– Раздевайтесь, ложитесь. Очки, крестики, цепочки, кольца, оружие, наркотики – все оставьте в палате.
Отписавшись супруге лаконичным "Повезли!", я выполнил все предписанные действия, вольготно разлегся на каталке, и приготовился к главному событию этой весны.
Укрытого простыней меня подкатили к лифту.
– Поехали через урологию? – предложил парень. – Этого лифта хрен дождешься.
– Не хочу через урологию! – возмутился я. – В этом лифте тетка вредная дежурит! Она на меня бухтела, что я с верхней одеждой. Я хочу ей показать, что теперь я вообще без одежды! Побуду немного эксгибиционистом.
Девочка прыснула, но мое замечание проигнорировала. Меня повезли через урологию…
Минут 15 езды по коридорам больницы и ожидания лифта, и меня вкатили в операционный блок.
– Кого привезли?
– 418-ая.
– Завозите. Перебирайтесь на стол.
На соседнем операционном столе лежала девушка, с которой мы недавно вместе сидели в очереди к кардиологу. В больницах вообще все помнят друг друга по диагнозам. Кирилл Грыжа. Татьяна Камень-в-желчном… Пока я укладывался на стол, у нее изо рта вынули интубационную трубку. Судя по длине трубки, она доставала в аккурат до желчного пузыря.
Меня чуть не стошнило, и я порадовался, что у меня анестезия будет спинальной.
Зря…
Вокруг меня засуетелись врачи. Померили давление, присобачили на палец правой руки прищепку. Рядом тут же запищал прибор, отмеряющий удары моего сердца.
– Садитесь. Согнитесь. Прогнитесь…
Девушка-анестезиолог водила пальцем мне по позвоночнику.
– Доктор… У меня это первая в жизни спинальная анестезия, и я немного волнуюсь. Хотя кого я обманываю… Я в панике, в рот мне ноги. Поэтому я буду вам признателен, если вы будете комментировать свои действия.
– Первая, говорите! Надо же, у меня тоже! Хе-хе! Щас будет немного больно.
– Ай, мля! – игла вошла мне в позвоночник.
– Щас больно быть перестанет… Не дергайтесь! А то у нас тут бывали случаи, что пациенты на нервах пытались со стола спрыгнуть и убежать. Далеко не убежали…
– Поймали и скрутили?
– Зачем же "поймали"? Подобрали. Ноги-то отнимаются. Все, ложитесь.
Я улегся обратно на стол. По ногам побежали мурашки… Где-то в этот момент я понял, что больше не слышу писка кардиомонитора.
– Доктор, а это прибор сдох, или у меня сердце остановилось?
– А, точно! Шняга отошла. Она все время отваливается. Ща…
Сестры споро установили передо мной тканевый экран, чтобы не травмировать меня видом моих собственных кишок. Воткнули мне в правую руку катетер и прикрутили к нему капельницу.
Спустя пару минут, возле меня снова возникла анестезиолог. Я как раз шевелил ногами, которые слушались все хуже и хуже.
– Так чувствуете? – спросила она, что-то сделав за занавеской.
– Нет.
– А так?
– Нет.
– Олег Анатольевич, можете оперировать!
Материализовавшийся у меня в ногах хирург кивнул мне, и принялся что-то там делать…
– Доктор, я еще чувствую ноги!
– Это ненадолго.
Судя по его движениям, он вовсю меня резал.
– Доктор! Но я ими еще шевелю!
– Вот и перестаньте это делать, а то я вам могу что-нибудь лишнее отрезать. Расслабьтесь!
Легко сказать "Расслабьтесь", когда вы лежите, почти не чувствуя себя ниже пояса, и зная, что вас сейчас режут.
Неожиданно в себя пришла все еще лежащая на соседнем столе Татьяна Камень-в-желчном.
– Сколько времени? – хрипло спросила она.
– Кажется 10-30, – ответил я.
– Сойдет! – ответила она, и снова провалилась в сон.
– Оклемалась. Увозите! – скомандовал кто-то, и мою соседку погрузили на каталку и, дважды врезавшись в косяк, укатили в палату.
Я лежал. Доктор резал. Рядом с ним стоял ассистент, подававший ему инструменты, и, судя по всему, практикант, время от времени задававший ему вопросы.
– Олег Анатольевич, а вот это как?
– Вот так.
– А вот это?
– А это – вот так…
– Слушайте, но ведь в учебнике же не так…
– Как это не так? У него тут все как в учебнике!
– Нет, но… Смотрите, вот тут оно вот так, а в учебнике было вот так…
– Тогда смотри, вот это перекладываем сюда, и теперь все как в учебнике. Ага?
– Ну, допустим, ага…
И вот тут я осознал, что не могу вдохнуть. Анестезия подействовала полностью, и у меня полностью отнялось все, что ниже грудной клетки. Мой большой и годами отъедаемый живот полностью расслабился и придавил все, что в нем находилось. И я, привыкший дышать животом, мог теперь дышать только грудью. Маленькими такими вдохами… Я попытался вдохнуть глубже, поднять раскрывшимися легкими живот, но тут же получил гневный окрик от хирурга.
– Кудряшов! Отставить дышать! Вы мне мешаете!
Пришлось дышать неглубоко и тихонечко…
Несколько минут спустя нарисовалась новая проблема, еще более серьезная. У меня зачесался нос. Нос вообще такая штука, которая любит чесаться в тот момент, когда в каждой руке у тебя по тяжеленной сумке, на руках спит грудной ребенок, или когда вы ты лежишь на операционном столе, привязанный к этому самому столу.
– Доктор, – обратился я к анестезиологше, – вы не могли бы отвязать мне хотя бы одну руку?
– Не положено.
– У меня нос чешется!
– Терпите!
– Ну доктор! Пожалуйста! Дико чешется! Я тихонечко и аккуратно! Давайте я вам анекдот расскажу? Если он вам понравится – вы меня отвяжете?
– Хех. Давайте!
– Горит больница. Пожарный расчет ликвидирует возгорание, после чего начальник расчета докладывает главврачу: "Пожар потушен. Пострадали пять человек… Троих мы откачали, а вот двоих, увы, спасти неудалось!" Главврач, медленно оседая на пол: "Как троих откачали? Вы же морг тушили!"
– Гыгы. Ладно, уговорили. Чешите свой нос, но потом я вас опять привяжу.
Время ползло. Хирург сосредоточенно копался в моих внутренностях. Лишенный возможности залезть в карман за смартфоном, хотя бы в виду отсутствия на мне штанов, я смутно представлял, сколько уже здесь лежу. Но по моим субъективным ощущениям, обещанные двадцать минут прошли достаточно давно.
Выглядеть Ослом из "Шрека" и спрашивать: "Мы уже приехали?" – не хотелось, да и отвлекать засунувшего руки тебе в живот хирурга – не самая удачная идея. Поэтому я просто лежал, пока предатель нос не зачесался снова.
– Доктор…
– Что? Опять?
– Да…
– Рассказывайте! – улыбнулась она. – Нос за анекдот!
– Ладно. Идет операция. Вдруг из-под стола раздается протяжное "Мяяяу!" Хирург ворчит: "Пшла вон! Не отвлекай!" Снова "Мяяяу!" Хирург, отрезая что-то скальпелем и бросая под стол: "Да на, подавись!"
– Боян! – сказала анестезиологша.
– Мяу! – сказал ассистент.
Ржали все, даже я.
– Кудряшов! – снова рыкнул хирург. – Отставить ржать! Я устал уже ваши вываливающиеся кишки заправлять обратно! Не мешайте работать!
Тут уж я не удержался, и спросил. Тем более, что анестезиолог в это время все-таки отвязала мне руку, и я смог наконец почесать нос.
– А чего так долго? Вы же говорили, что 20 минут?
– У вас грыжа давно?
– Кажется, она была со мной всегда.
– Болела часто?
– Да, частенько.
– Ну и вот. У вас тут все в застарелых рубцах. Убираю их… Работы дофига. Лежите.
– Куда ж я денусь-то с подводной лодки, да еще и без ног?
– И то верно! И хватит ржать. Серьезно, кишки вываливаются. Нервируют.
Когда у меня в третий раз зачесался нос, в операционную вкатили еще одну женщину, и принялись готовить ее к общему наркозу. Давление, пульс, катетер, капельница… Она же, видимо, волновалась еще больше меня, поэтому без конца задавала один и тот же вопрос.
– А когда вы меня вырубите?
– Скоро. Руку вытяните, пожалуйста.
– Уже вырубаете?
– Нет. Пока только ставлю катетер.
– А когда вы меня вырубите?
– Поверьте, вы узнаете об этом первой.
– Как я узнаю-то? Вы ж меня вырубите!
Наконец, хирург закончил копаться в моих внутренностях, все зашил, наложил повязку и дал отмашку везти меня обратно. Все те же тощий студентик и маленькая девочка вкатили в операционную каталку.
– Перекладывайте его!
– Э…. Мы не сможем.
Логично. Они даже вместе весили меньше меня.
– Так… Кудряшов, перелезайте.
Я честно попробовал. Но когда ты не чувствуешь себя ниже грудной клетки, перелезать куда-то весьма проблематично.
– Тааак… Нам когда-нибудь будут присылать практикантов поздоровее, а? Батенька, я вас щас подтолкну сзади. Ваша задача – вцепиться в каталку руками и лечь на бок. Начали!
Я лег.
– А теперь… Толчок!
– Пиздык! – рефлекторно сказал я, падая мордой на каталку. Кажется, нижняя часть меня последовала примеру верхней. Впрочем, уверен я не был, я же ничего не чувствовал.
– Везите!
Бренча на стыках плит, и традиционно врезавшись в косяк на выезде из операционной, меня покатили в палату.
37. Как выйти из больницы
Меня привезли обратно в палату и тем же макаром, через поворот на бок, толчок и пиздык, сгрузили на кушетку. Поверх повязки уложили ледяную грелку, и оставили меня наедине с мыслями о скором выздоровлении.
