Kitabı oku: «Сокрушители большого жука. Былина первая», sayfa 2
Тычок в брюхо приостановил поток ханских оправданий. От удара пузо задрожало, рисованные змеи забились в эпилептическом припадке.
– У меня де-е-е-ти-и-и… – манипулятивно взрыднул хан.
– Кто я? – спросил витязь.
– Богатырь, – истово кивая, ответил Тугарин. – Матёрый такой богатырище!
– Верно, – согласился Горыня. – Кощей, ты собрался?
– Вполне! – Бессмертный был снова цел и невредим.
– Тогда нам, наверное, пора. Туга, отсыплешь нам с товарищем пуд золотишка и пять горстей сверху?
– Всё сделаю в лучшем виде, мой богатырь!
– И сгоняй за моим мечом. Он, по опыту, на полверсты где-то улетел.
– А это не слишком уже? – прошептал Кощей.
– Я не перегнул палку, Туга?
– Не-е-е-ет, что ты!
– Вот и ладненько. Я пока тут подожду, у бутылочек.
Горыня влил в себя банку с мочёными тарантулами. А затем пристально взглянул на хана.
– Слушай, Туга. А вот эти симпатишные сапоги на тебе – они у тебя какого размера?
***
Изба Яги была видна с любого места Лихобор. Во-первых, сама по себе высокая, ладная, срубленная из чинных сосен, она стояла на крепких каменных сваях, чтобы разливающаяся по весне Полноводь не заглянула часом в покои. Во-вторых, это было единственное опрятное здание в поганой столице. Оно вообще выбивалось из общей концепции города: не угрожало кровавой расправой, а скорее манило к себе – белоснежным цветом стен, деревянными петушками на золотисто-соломенной крыше, красной трубой, попыхивающей кружевами печного дыма, глиняными зверятами, застывшими средь кошеной травы. Издали изба напоминала большой красивый торт на праздничном столе, который хотелось умять весь без остатка, не поделившись с тупой младшей сестрой.
Все детали экстерьера Яга придумала сама, словно пытаясь набить большими яркими игрушками чёрную пустошь своего детства. Может быть, поэтому, приняв работу зодчих, суровая глава Лихобор впервые проявила не свойственное ей милосердие и оставила их в живых. Но глаза им, конечно, выколола, понятное дело. Они профукали все сроки и пытались свалить вину на недобросовестных поставщиков.
Интерьер выглядел намного практичней. Большую часть избы занимала кухня с могучей печью, поражающая всякого лихоборца своей чистотой и аккуратностью. Здесь ничего не было вперемешку: ухват к ухвату, половник к половнику, кочерга к кочерге. А смотрясь в начищенную медь котелков, можно было щипать брови и искать ресницу в покрасневшем глазу. В воздухе плавал аромат развешанных сушёных пучков нечуй-ветра, плакун-травы, чертополоха и других чародейских растений. В центре, у массивного берёзового стола, обычно хлопотала сама Яга – ладная, сероглазая, пышная где надо баба-молодуха.
Готовила Великая Кухарка сноровисто, с соблюдением всех древне-санитарных норм. Поверх сарафана надевала она фартук тонкой кожи, а копну густых тёмно-русых волос сдавала в полон обручу, сплетённому из ивовых ветвей.
Любила Яга своё дело. Наготавливала не только для себя, но ещё и сирых да убогих ежедневно подкармливала. И каждый раз чем-то новеньким.
Сегодня это был суп.
– М-м-м-м… – блаженно потянул носом Кощей. – Куриный, видать?
У стен появились глаза и уши. Это штатные домовые Яги приготовились смотреть, слушать и записывать все разговоры, как требовала Хозяйка.
Ловко нарезая редьку, Хозяйка коротко взглянула на вошедших:
– Что это вы притащили?
Горыня бухнул с плеча пудовый мешок, вывалил из карманов пять горстей пени.
– Известно что. Дань тугаринская.
– Нет-нет-нет. Она стоит вон там. – Яга ткнула ножом в железную дверь хранилища дани. – А то, что притащили вы, два дегенерата, называется совершенно иначе. Это беспредел. Вы превратили его племянников в кровавый драник и разбили товара на три пуда.
«Уже настучали…» – понял Кощей.
«Супца бы я сейчас навернул», – мечтнул Горыня.
– А тебе-то какая разница? – вслух произнёс витязь. – Радовалась бы. Два ж мешка лучше, чем один.
Яга сгребла ножом часть рубленой редьки в котелок. Остальное принялась складывать в льняной мешочек.
– Позволь, дубина, я объясню тебе разницу на примере людишек с твоей лубочной славгородской родины. Каждое утро они идут в хлев доить скотину. С коровой они заключили договор: она жива и сыта, пока даёт молоко. Но если вырвать ей вымя, то договор будет расторгнут. Корова станет бесполезна, и на следующее утро молока от неё не жди. То же самое произойдёт, если нещадно бить корову. Но в этом случае она перестанет давать молоко из принципа. Ведь её обманули, обещая спокойную сытую жизнь. Понятно?
– Мне – вполне, очень точная ассоциация, – ретиво закивал Кощей.
– А я не понял, – честно признался Горыня.
– Ну разумеется. – Яга прошла к покрытой инеем бочке, открыла крышку, бросила мешочек с редькой.
Маленький старик-карачун, спящий внутри, проснулся, отряхнул бороду от снега, дунул на мешок белой колючей струёй и пристроил его рядом с замороженным судаком.
– Я вот что думаю, – поразмыслив, сказал Горыня. – Про твой пример с коровами. Из них же не только молоко добывают. А ещё шкуру. И вкусное мясцо.
– А ещё рога! – подхватил Кощей, пробуя увести Ягу от темы. – Из них можно сделать такие милые стаканчики.
– Можно оставить и в форме рога, – предложил витязь.
– Да, так выйдет весьма брутально.
– И не положишь на стол, пока не выпьешь до дна! – вдохновенно разгонял идею Горыня. – В этом же и заключается весь смысл пьянки!
– Заткнитесь оба! – грубо прервала Яга полёт коллективной мысли и холодно отчеканила: – Значит, так. Я обкладываю вас данью, ребятушки. В три пуда золота за ущерб. В два пуда – за душевные страдания. И ещё пуд в качестве наказания. Сроку даю вам стандартного – месяц. С сего дня. Чтоб неповадно было!
– Ну это вообще несерьёзно! – возмутился Горыня.
– Думаешь? – улыбнулась Яга, опустила руку в карман фартука и выудила костяную иглу. – А если я возьму вот это…
Кощей внутренне сел. Он узнал свой договор.
– …и милую игрушку…
За иглой последовал медвежонок, сделанный из рогожи, набитой мелкими опилками. Это был договор Горыни. Богатырь насупился и уставился на носки снятых с Тугарина сапог.
– …и немного пошалю. Это будет серьёзно или нет? – заговорщицки шепнула Яга и опустила руку с медвежонком в морозильную бочку. – Карачун! Подуй-ка. Только легонько.
Карачун дыхнул на куклу, и Горыня посинел.
– Т-т-твою ж-ж… – застучал он зубами от обжигающего холода.
Яга кинула медвежонка на стол и взялась пальцами за концы иголки.
– Пожалуйста, не надо… – жалобно заверещал Бессмертный.
– Она такая хрупкая… Тонюсенькая… Того и гляди сломается.
Кухарка медленно гнула иглу. Кощей взвизгнул. Почувствовал, как его позвоночник трещит, что сухостой под кабанами. Обычно он ничего не чувствовал, но в игле была его жизнь. Со всей её болью и страданиями.
– Ой, придумала! Ими можно играть вместе! – рассмеялась Яга и с силой ткнула иглою медвежонку в грудь.
Горыню подкосило от боли.
– Всё-всё, мы поняли! – прохрипел он тихо, настолько, что за печкой написали «неразборчиво». – Один месяц, пять пудов!
– Шесть! – гаркнула Яга и согнула иглу.
– Да ты издеваешься?! – всхлипнул Кощей Горыне, встав на «мостик».
Яга воткнула иглу в медвежье плечо и принялась его ковырять.
– Я не специально! – взвыл Горыня. – Три и два и один – шесть, да-да, шесть, шесть пудов, мать, ну харэ!
– Чудно! – довольно съёрничала Яга и с некоторым сожалением, но всё же вытащила иглу из многострадальной игрушки. – А теперь парочка условий: дань с тварей на договоре не собирать. И славгородцев не грабить – помним про перемирие.
– Но это же кабала чистой воды!
– И вот меня снова тянет на шалости. Где там мой медвежонок?..
– Не грабить, не грабить, ясно!
– Ступайте. И золото, что у хана отжали, сейчас же верните. Лично и с извинениями.
– Сделаем, – пробурчал Горыня, бросив мешок на плечо.
– И сапоги тоже, – добила Кухарка витязя.
Понурые напарники скрылись за дверьми. Яга вздохнула. Эти два остолопа были лучшими сборщиками дани, исполнителями мелких поручений. Да, конечно, в штате состояла ещё тьма чертей и другой разношёрстной нежити, но куда им до спайки богатырской силы и бессмертного умника. Они были её настоящим сокровищем, и спасут Лихоборы, если…
Точнее, когда…
Да, война со Славгородом – это вопрос времени, а не вероятности. Поэтому она варила тысячи бочек супа беднякам всех видов и казнила сотни выскочек с огнём независимости в глазах. Войне нужен один лидер, за которым пойдут все. И эта парочка – тоже. Её надо холить и лелеять. Но и спуску не давать. Что-то они уж сильно расслабились.
Яга тряхнула головой, чтобы отогнать надвигающийся сплин. Так. Нечего разводить нюни. А что наказала эту сладкую парочку, то правильно. Нельзя никому спуску давать, даже любимчикам. И пора уже вернуться к готовке. Пришло время главного супового ингредиента.
Чародейка пододвинула к себе корзинку, накрытую рушником. Сняла покрывало, улыбнулась содержимому.
– Ну и кто теперь безмозглый, а?
Из корзинки на неё смотрел корчмарь-стратим из «Дохлого филина». Стратим ничего не ответил – в отличие от Кощеевых, отсечённые стратимьи головы не разговаривают. Тем более если из них вытащили мозги и отправили в суп.
***
Как и у всяких друзей, у Горыни с Кощеем имелось своё Место. Ну, знаете, некое пространство, где товарищи могут громко делиться личным, хвастаться планами, что никогда не сбудутся, и мечтать об убийстве начальства. Ну или просто молчать, впав в синхронное умиротворение.
Местом Горыни и Кощея являлся высокий холм за городом, в десяти саженях от реки. Если уж быть точным, это был не холм, а могильник побитых мором чертей. Но зато с него открывался шикарный вид на Полноводь с зелёной ниткой далёкого противоположного берега. Лёжа в редкой траве, Горыня созерцал вид сквозь пальцы вытянутых ног, вновь лишившихся сапог. Летний зной выгнал из тела холод карачуна, но умиротворение так и не появилось.
Лежащий рядом Кощей убрал солнцезащитный лопуховый лист со своего бледного лица.
– Это ты во всём виноват, – обличил он витязя. – Вот зачем, зачем нужно было цепляться к этому печенежскому толстопузу?
– Ты знаешь зачем. Ладно, если б он в морду мне плюнул или бороду поджёг, я бы понял – ну эмоции зашкалили, крышу сорвало, он взрослый человек, остынет, потом извинится. Но сказать богатырю, что он не богатырь… Это жутко унизительно!
– Может, Туга в чём-то прав.
– Сейчас не понял!
– Слушай. Богатырь – это же не только неимоверная силища и кабанье стадо на завтрак! А ещё честь, достоинство и вообще какие-то рамки приличия!
– Боги, ты что – моя мать?
– О, а ты помнишь свою мать, да?
– Конечно, нет, она померла сразу после того, как мною разродилась, и ты меня ещё этим подкалываешь? Кто бы про рамки приличия говорил, бессердечное ты животное!
– Ладно, согласен, прости, я перегнул. Я к тому говорю, что ты не помнишь и вчерашний день!
– Разумеется, помню, мы пили в «Филине», потом пришли сюда, варили в котелке раков… А, ещё я, кажется, немного повздорил с водяным…
– Во-первых, это было неделю назад! Во-вторых… «по-вздо-рил»?! Ты засунул его в котелок, прокипятил, выпил и помочился им в реку! С криком: «Добро пожаловать домой!»
– Он тоже сказал, что я не богатырь?
– Он просто с нами поздоровался!
– Н-да? Ой, ну хочешь, я перед ним извинюсь, и закроем эту тему.
– Это будет непросто – он уплыл в папино озеро, у бедолаги травма на всю жизнь! Ты слетаешь с катушек, мужик. И знаешь, что самое отвратительное? Ты не признаёшь проблему.
– Какую?
– Ломаные кости, я это всё дохлым чертям, что ли, в холм говорил? Хватит пить! Хотя бы по утрам! Возьми себя в руки! Контролируй разум! Иначе я уйду. Быть твоим другом – не радость, а непосильная ноша! Которая затянет вниз нас обоих. Да нам и так уже три вершка до дна с этой Яговой данью!
– Я уверен, дружище, ты что-нибудь придумаешь. Как всегда. Из нас двоих ты головастый.
– Нет-нет-нет, давай-ка ты тоже подключишься, раз вся эта каша заварена по твоей милости!
Кощей принял выжидательную позу.
– Ну? Я слушаю твои идеи.
– Эм-м-м-м… – нахмурил брови Горыня. – Может, мне обратно в медвежьи бои? Типа триумфальное возвращение легенды, народ валом попрёт.
– Никто на медведя не поставит, не заработаем.
– Я могу не включать правую. Или вообще лечь во втором круге.
– Да ни один косолапый не согласится с тобой драться.
И это было правдой. Раз один медведь даже отгрыз себе лапы, чтобы избавиться от цепей, и на кровавых культях уполз в лес, лишь бы не быть порванным богатырём и терпеть от него едкие словесные унижения.
– Всё, брат, через месяц нам обоим хана. Спасибо тебе, мил человек! Ненавижу тебя, ненавижу! – Кощей заколотил худой ладошкой по крутому плечу Горыни. Богатырь мягко отстранил руку друга.
– Ну всё-всё, успокойся. А в качестве извинения… погоди-ка… – Горыня пошарил за пазухой, словно кого-то там ловил. – Какая ж ты… вёрткая. Вот! Держи!
Витязь вытащил из недр рубахи маленькую лягушку ядовито-лимонного цвета.
– Расслабься, лизни веселья.
– Это что, лягушка с Дымных болот?! – Кощей не верил своим глазам. Она была редкостью, причём баснословно дорогой.
– У Туги стащил. Говорят, полный улёт, – похвастался Горыня и призывно запрыгал бровями.
Кощей осторожно провёл языком по лягушачьей спине.
– Ква, – отреагировало земноводное.
– Ну как? – нетерпеливо вопросил Горыня.
Кощей временно ушёл в себя, пытаясь нащупать хоть какие-нибудь изменения в сознании.
– Я всё так же тебя ненавижу.
– Попробуй ещё.
– Ква. Ква. Ква. Ква.
– Эй-эй, не сходи с ума. – Горыня вырвал лягушку и лизнул её сам.
– Ква.
– Ну, такое… – вынес богатырь неутешительный вердикт.
– Туга фуфел бодяжит, к ведунье не ходи, – расстроился Кощей, – только зря эту гадость слюнявили… Что это такое?!
Кощей ошарашенно уставился на себя.
– Это не моя нога!
– Что?
– Смотри, левая – моя, а правая совершенно другая! Огромная ножища!
– Это всё действие лягухи, Кощ. Поверь, у тебя одинаковые ноги, – успокоил Горыня друга, на всякий случай быстро проверив свои.
– Боги, это не нога, а какая-то уродливая оглобля! – забился в истерике Бессмертный, озираясь по сторонам. – Посмотри, посмотри вокруг – может, где-нибудь в кустах завалялась моя ноженька? Она такая же, как левая, только правая. Ну вот что ты лежишь? У друга беда, а он на воду пялится!
Горыня и правда его не слушал. На окраине камышовых зарослей из воды выглядывало что-то блестящее, неприятно стреляя в глаз солнечным зайчиком. Витязь приставил ладонь ко лбу, пригляделся: источником света определённо являлся всплывший наполовину хрустальный сундук.
– Кажись, братка, лягушачья слизь и по мне вдарила. Представляешь, я вижу хрустальный сундук. Он совсем как настоящий, обалдеть!
– Он и есть настоящий, потому что я тоже его вижу, – раздражённо отмахнулся Кощей и затараторил: – Слушай, если развесить объявления, то какое вознаграждение вписать за возврат ноги? А? Это же тонкий вопрос. С одной стороны, не хочется переплачивать, а с другой, я же не могу купить свою родную ногу за копейки, это же не какая-то свиная рулька… Эй! Куда ты попёрся?
Горыня, осторожно переступая через торчащие из земли рога мёртвых чертей, направился к камышам:
– Осмотрю сундук. Вдруг в нём несметные богатства?
– Да, конечно, с несметными богатствами именно так и поступают. Закупоривают в стекло и выкидывают в реку.
– В нашем бедственном положении надо рассматривать все варианты, вплоть до фантастических, – рассудил Горыня. – Не хочешь помочь?
– Я и шагу ступить не смогу с таким-то поленом.
– Обычная у тебя нога!
– Только не надо меня успокаивать!
Богатырь, поёжившись, вошёл в прохладную воду. Стая мальков прыснула в тьму глубины. Разгребая плотный слой речной тины, витязь добрался до покачивающегося на волнах сундука.
– Ну? Хватит там сокровищ с Ягой расплатиться? Или даже останется ещё? – крикнул Кощей с насмешкой, сквозь которую всё же пробивалась надежда.
Горыня приподнял сундук над водой. Он был не совсем прямоугольной формы. Это был даже не сундук. Он скорее напоминал…
– Гроб?! – удивился Горыня.
– Наверное, погост подмыло. Фу, выбрось эту гадость!
– Давай откроем, может, родственники в карманы мертвеца чего напихали? – предположил Горыня, выбираясь из воды с гробом под мышкой.
Кощей временно забыл про мнимую утрату конечности:
– У тебя совсем фляга потекла, что ли?! Воровать у мёртвых – это вообще уже за гранью! М-да-а-а, и это я ещё считаюсь абсолютным Злом – невероятно…
Горыня хмыкнул, оценив Кощеев посыл «иногда человек хуже нечисти», который в те далёкие времена был ещё свеж и неизбит. Но обвинениям друга не внял и, поддев крышку лезвием меча, вскрыл гроб. Напарники заглянули внутрь, но в мутной воде со странным запашком и плавающими в ней диковинными листьями ничего не увидели. Горыня засучил рукав и опустил руку в воду. Крякнул – на что-то наткнулся, потянул на себя.
В гробу действительно было тело.
Девочка. Лет десяти отроду, в белой льняной рубахе под холщовым сарафаном. Русая голова в косынке, на ногах сапожки мягкой кожи (слишком малого размера, как сразу же отметил про себя Горыня). Лицо правильное, по-детски красивое – хоть сейчас на шкатулку какую срисовывай.
– Недавно отошла, поди, – заметил Кощей. – Не очень-то она на мёртвую смахивает.
А ещё у девочки были зелёные глаза. Это стало известно потому, что она их открыла. А потом резко привстала и закричала. Кощей завопил ей в унисон. Девочка устала орать и плюхнулась без чувств обратно в сундук. Бессмертный и тут составил ей компанию, грохнувшись в обморок неподалёку.
Горыня молча почесал поседевшую бровь. Закинул Кощея на плечо, гроб с девочкой взял под мышку и потащил обоих обморочных домой, стойко ощущая, что добром всё это не кончится.
***
Девочка, забившись в грязный угол, испуганно смотрела на Горыню, из-за спины которого опасливо выглядывал Кощей.
– Ты кто такая? – с подозрением спросил Горыня.
Чадо забитым бельчонком продолжало смотреть на витязя и молчало.
– Отвечай! – громыхнул богатырь.
Девочка зажмурилась и зарыла голову меж коленей.
– Ну вот что ты рявкаешь на неё, как пьяный воевода? – прошипел Кощей. – Её сейчас кондратий хватит! И меч свой дурацкий убери!
– А я вот не уверен, что она такая безобидная. Не доверяй глазам. Ты много девчонок из хрустальных гробов знаешь? Вдруг мы отвернёмся, а из неё крылья когтистые попрут?
– Ты втихаря ещё, что ли, лягушку наслюнявил?
– А ты, если такой отважный, чего у меня за спиной притаился?
– Девчонку надо накормить, чтоб стала разговорчивей. Есть у тебя что пожрать?
Горыня почесал рыжие вихры.
– Где-то вроде было немного вяленого мяса. Я сейчас.
Спустя несколько минут грохота, тихих ругательств и возгласов неподдельного удивления типа: «Ого, у меня есть тазик?!» – богатырь вернулся с кабаньим окороком, что своим размером напоминал балалайку великана.
– Во! – довольно пробухтел витязь, сдул с окорока пыль и ткнул его в сторону девочки. – Налетай!
– Что ты делаешь? – спросил Кощей.
– В смысле?
– Она тебе что, росомаха? У ней же рот маленький! – возмутился Бессмертный. – Тоже мне, кормилец выискался.
Кощей отломил небольшой кусок и протянул девочке. Та с недоверием посмотрела на мясо.
– Не боись, не отравленное, – догадался об её опасениях Кощей и, откусив кусочек, демонстративно его проглотил.
Ребёнка такой довод устроил, дитя робко взяло ломоть и принялось есть. По жадному сопению её Кощей догадался, что она очень голодна. Он оторвал ещё ломоть, игнорируя показательно-жлобские вздохи Горыни.
– Вот, на ещё. Не понимаю, каким надо быть ублюдком, чтобы хоронить девочек заживо на голодный желудок?!
Наевшись, девочка немного осмелела. Встала, поклонилась в пол:
– Дюже благодарна вам за трапезу, добры молодцы.
Горыня с Кощеем молча переглянулись и загоготали в потолок.
– Отчего вы так потешаетесь? – искренне смутилось чадо, капельку обидевшись.
– О, мы-ы-ы-ы не то чтобы… – наперебой заговорили напарники, давясь хохотом. – Просто… Вот это вот… «Доб-ры мо-лод-цы»… Ах-х-ха-ха-ха-ха! Да. Прости. Извини. Всё-всё. Твой славгородский говор не совсем привычен в этих местах. Как тебя звать, дитя?
– Искра. Как я оказалась в сей пещере?
– Чего это в «пещере»? – возмутился Горыня и смахнул со стола поросший мхом огрызок прошлогоднего яблока. – Нормальный дом. Здесь просто…
– …творческий беспорядок, – помог другу Кощей.
Снизу послышались шорох и утробное чавканье: нечто злобное и пушистое тащило огрызок в сторону половой щели, перекусывая на ходу.
– У нас в Лихоборах есть дома и похуже, – продолжал Бессмертный адвокатскую речь. – Например, у шишиги занавески из болотной тины.
– Вот-вот. А спит она на мешке дохлых крыс.
– Запашок тот ещё, скажи?
– Вырви ноздри! Стоп, а где малявка?
Живо обсуждая чужую жизнь, друзья не заметили, как Искра заползла под стол и тихо заплакала.
– Эй! – заметил её Горыня. – Ты… ты чего там расхныкалась?
– В Лихоборах… я… В по… поганом граде… Сгину я ту-ут… – пропищала Искра сквозь всхлипывания. – А вы… вы… вы не добры молодцы! Видать, лиходеи вы! Злыдни!
– Так. Малявка. – Горыня легко выудил Искру из-под стола. – А ну-ка, давай вылезай. Городок у нас и правда не столица добра и милосердия. Но мы с Кощеем…
– А! Кощей! – вскрикнула Искра и юркнула обратно в своё укрытие.
– А я не понял, в чём проблема-то с моим именем? – обиделся Бессмертный.
– Ты – исчадие зла и тёмный князь! – простонали под столом. – Очи твои словно угли! А зубы что волчьи клыки! Палаты и трон твой из человечьих черепов и костей, а плоть людскую ты жаришь на вертеле!
– Че-го-о-о-о?! – Кощей не поверил своим бледным ушам. – Этой былине тыща лет, и она про другого Кощея, он мне даже не родственник! К тому же его в конце грохнул Ратибор – первый витязь! Ты былину-то осилила или только аннотацию прочла, как все нормальные школьники? Углём я немного подвожу глаза, это правда, он подчёркивает их выразительность! А мясо вообще не ем, ну, может, только рыбу или варёную курочку без кожи! Мой рацион – творожок и ягоды, чего и вам всем советую. Глядишь, и вы бессмертными станете! Ну вот чего ты ржёшь-то, я не понимаю?
– Ты – исчадие, ха-ха! – лыбился Горыня.
– Ну всё, это надолго…
Витязь снова вытащил упирающуюся Искру и водрузил её на стол.
– Так, если ты славгородка, то меня-то точно должна узнать. – Горыня встал в героическую позу, повернулся в профиль и изобразил мудрый взгляд. – М-м?
– Нет, тебя я не ведаю, – уверенно ответила девочка.
– А, погоди, у меня другая рабочая сторона.
Богатырь повернулся левым боком и застыл. Скосил вопрошающий глаз на Искру. Та в ответ отрицательно замотала головой.
– Ладно, может, дело в одежде, или у тебя зрение ни к чёрту. В любом случае я… – Горыня повысил голос, чтобы добавить в него пафосного эха, – богатырь земли Славгородской!
– Ты не богатырь, – перебил его ребёнок.
Горыня очень медленно моргнул и подался в сторону Искры.
– Так-так-та-а-а-а-ак. – Кощей будто протёк сквозь друга и вырос между ним и девочкой. – Я уверен, что это какое-то досадное недоразумение.
– Наверное, – ломая зубы друг о дружку, проскрежетал Горыня.
– Послушай, Искра. Всем доподлинно известно, что в Яви, нашем мире, ныне живут и здравствуют ровно четыре богатыря.
– Нет, их три, – возразила Искра и принялась загибать маленькие пальчики: – Белояр, Могута, Огнеслав. Три.
– Да как три-то?! – сорвался Горыня. – Как три, когда четыре?! Я – Горыня! Четвёртый богатырь! Да про меня в каждой былине больше абзацев, чем у этих трёх оленей, вместе взятых!
– Про Горыню нет ни в одной из былин, что я читала, – как бы извиняясь, ответила Искра.
Горыня ударил кулаком в стену. Снаружи послышался шум – из стены выпало тело домового.
– Пожалуйста, успокойся, подыши. По-ды-ши! – взмолился Кощей.
Витязь шумно вдохнул и взял себя в невидимые руки, которые были размером с приличную гору.
– Допустим, – произнёс Горыня, икнув от бьющей изнутри ярости, – только допустим, что ты решила стать счетоводом с маленькой, но стабильной зарплатой, которой хватает на репу и гордость за Отечество. Поэтому ты прогуливаешь всю литературу. Хорошо, я понимаю. НО!
– Друг!
– Но. В самом центре Славгорода! На Указной площади! На стене Дружинных палат! Есть здоровенный, пять на пять саженей, рисунок! На котором четыре богатыря! Че-ты-ре! И первый слева…
– Могута. А богатырей три.
– А…
– А слева от Могуты нарисовано дерево.
– Да ты издеваешься, – констатировал Горыня, схватил Кощея за шкирку и оттащил в сторону. – Ей здесь не место. Давай отведём её в лес и убежим.
– Послушай, она…
– Может вернуться? Тогда хорошенько её привяжем, у меня где-то была толстенная бечёвка, эта маленькая тупица вряд ли её раскусит своими мелкими…
– Дело не в этом, друг. – Кощей обо всём уже догадался. – Девочка не виновата.
– Думаешь, блаженная?
– Нет. Я думаю, тебя убрали из былин. И вообще выкинули из истории.
– Не смеши меня. Как это возможно?
– Довольно просто. Представь, что ты корчмарь, которому заказали выпить. И в кружку падает муха. Корчмарь достаёт муху и подаёт тебе выпивку уже без неё. Он знает, что муха была, но ты – уже нет. После из кружки пью я, потом кто-то ещё, и никто из нас о мухе тоже не знает. Корчмарь умирает, и вот уже все в этом мире понятия не имеют, что в кружке когда-то плавало насекомое. Муха – это ты. Понятно?
Горыня мрачно кивнул. И добавил:
– А можно я буду вепрем? А то муха – как-то унизительно…
Кощей вздохнул:
– Конечно, брат. Будь вепрем. Кем угодно, кто придумает, как нам достать шесть мешков золота. Потому как хрустальный сундук оказался заполнен лишь разочарованиями.
– И девчонкой, – посветлев, добавил Горыня.
Он вернулся к Искре, у которой сквозь порванный рукав виднелся какой-то знак. Горыня рассмотрел его: это был меч внутри плетёной девятиконечной звезды.
– Откуда у тебя это?
– Княжий волхв сделал.
– И как звать волхва?
– Радогой.
– Старина Радогой ещё скрипит?
– Откуда тебе ведом учитель мой?
– Он обучал и меня. И сделал это. Как и трём остальным богатырям. Если этих слабаков можно так назвать, конечно.
Горыня закатил правый рукав свой рубахи. Ниже плеча, под наливными полосами шрамов можно было различить такой же знак, как у Искры.
– Мы пошепчемся с другом ещё минутку. А ты пока поиграй… вот этой костью. Ею можно колотить о стену и… Короче, разберёшься, – подмигнул Горыня удивлённой девочке и возвратился к Бессмертному.
– Кощ! – восторженно зашипел Горыня. – Мы расплатимся с Ягой. Ещё и на жизнь останется.
– Я понимаю, что ты делишься со мной радостью, но не понимаю повода.
– Эта малявка – собственность князя. Такую штуковину на плечо далеко не каждому болвану ставят. Только очень-очень важному товарищу. Типа меня. Да и Радогой абы кого не учит. А значит…
– Она богатырша?! Что-то хлипковата, не?
– Слушай, я тоже, знаешь, не сразу в гору мяса превратился. Суть в том, что она – большая ценность для князя!
– Да? Чего ж её тогда в гроб запихали и по реке спустили, если она такое сокровище?
– Не знаю, может, украли её для выкупа, да не так пошло что-то. Короче, двинем в Славгород и продадим её князю! Она пудов на пятнадцать золота потянет, провалиться мне на этом месте! Триста вёрст, две недели туда, две – обратно, никого не ограбили, условия выполнены, все счастливы! А? По рукам?
Кощею план Горыни не нравился. Он был сырым и непроработанным. От него разило провалом. Но всё же это был план. А своего у Кощея не было.
– По рукам, друже.
Когда Горыня возвратился к Искре, та увидела в нём совершенно другого персонажа. Глаза его светились добром и искренним участием.
– Решение принято, дитя, – громыхнул витязь твёрдой сталью. Сделал небольшую паузу для пущего саспенса и продолжил: – Мы отведём тебя в Славгород.
– Совершенно безвозмездно, – вставил Кощей.
– Ну, есессно. Это мой долг, ведь я рождён и воспитан богатырём, защитником Славгорода и всех жителей его от мала до велика.
Кажется, в избе от этих слов стало немного светлее.
Искра поклонилась в пол.
– Она так к вечеру надвое переломается, – шепнул Кощей.
***
В долгий и опасный путь друзья решили отправиться в тот же день, чтобы не терять драгоценное время. Им предстояло идти пешком – Кощея на дух не переносили лошади. Теоретически был вариант добраться до Славгорода на лодке или самодельном плоту. Но Горыня наотрез отказался грести триста вёрст против течения, небезосновательно подозревая, что эту обязанность повесят именно на него. Тогда остро встал вопрос Горыниной обуви богатырского размера. Кощей обещал что-нибудь придумать и постеречь Искру. Горыня же взвалил на себя задачу что-нибудь наврать Яге, дабы объяснить их долгое отсутствие.
– Что это ещё такое? – удивилась Великая Кухарка, глядя, как в её кухню с треском вваливается охапка георгин, число коих был легион.
– Это тебе, хозяюшка моя! – ответил вынырнувший из георгиновых зарослей Горыня. Лицо его жирно сверкало елеем.
– М-м-м. Какие милые. И, кажется, с моей делянки.
– Ну, значит, твои любимые. Я угадал. Тащи горшок поширше!
Яга со вздохом оторвалась от кручения жучиного фарша и свистнула. Самый большой из горшков сорвался с места и придвинулся к Горыне.
– И что за повод?
– Да разве он нужен мужчине? – Горыня с силой ввинтил пухлый букет в горшок. Из георгин вылетел рой ошалевших от внезапного переезда шмелей и, матерясь, скрылся за окном. – Это чтоб тебя порадовать, Кормилица! Ну и… в качестве извинений там… За утренний инцидент с Тугой. Ну всё. Откланиваюсь. Доброго дня.
Витязь направился к выходу, отряхиваясь от комьев земли. Яга приняла выжидательную позу. Как всякая женщина, она любила сказки, но совершенно в них не верила.
– А! – хлопнул себя Горыня по лбу. – Я ж забыл совсем! Слу-у-у-ушай, мать! У нас тут с Кощеем нарисовался планчик, как с тобой расплатиться. Очень хороший план. Верняк. Но! Принимая во внимание твои условия – кстати, абсолютно вменяемые, – для его осуществления нам надо отлучиться. На пару неделек, ну, на три-четыре максимум.
– А кто ж за вас поручения мои выполнять будет, скажи на милость?
– Ой, я тебя умоляю! Любой, кому прикажешь. Тебя ж все боятся до одури.
– Это верно. А теперь я с удовольствием послушаю детали плана.
– Эм-м-м… Знаешь, он… он ещё шероховат и сумбурен, это даже пока не совсем план. Скорее, идея, требующая импровизаций по месту. В общем, я бы не хотел бежать впереди повозки. Но результат я гарантирую.
– Хм. Ладно, – пожав плечами, ответила Яга. – Я не против. И даже кое-что дам вам в дорогу.
Яга сорвала с верёвки пучок сушёной зелени. Горыня потускнел. Это был кажи-лист. Бросишь такой в котелок с варевом, и обернётся оно зеркалом, в котором увидишь Ягу, где б ты ни находился. А она тебя через своё варево видит и слышит. Удивительное, но в данной ситуации совершенно лишнее для витязя свойство.
