Kitabı oku: «Ш.У.М.», sayfa 16
Глава 13. Король умер. Да здравствует король!
«Похоже, приходит в себя…» – отдаленный голос отчитывался перед кем-то.
«Кто бы сомневался, он же не может умереть». – подхватил кто-то еще.
Шрам с трудом приоткрыл глаза и попытался приподняться, но боль в правом боку вернула его обратно в горизонтальное положение.
«Вставай, хватит лежать. – послышался веселый и знакомый голос Кабана. – Почти сутки проспал!».
«Что? Какие сутки? – Шрам попытался восстановить картину происходящего. – Что произошло? В меня стреляли».
«И не один раз! – раздался незнакомый голос – Сотни пуль летели в тебя… в вас. Но вы, как заговоренный, увернулись от всех!»
«Во-первых, почему «как»? Он и есть заговоренный – высшими силами. – подключился к общению вошедший в комнату сын старосты. – А во-вторых, не от всех, а почти от всех. Две всё же достигли цели. Благо обе вскользь. Одна плечо поцарапала, а вторая, как ты, Шрам, уже, наверное, заметил – немного отхватила от правого бока».
«Да, вторую чувствую». – хриплым голосом согласился Шрам.
«Пустяки, шрамом больше, шрамом меньше, для Шрама роли не сыграет». – подытожил Кабан и закатился от собственного каламбура.
«Да, теперь у меня он не один». – подыграл Шрам.
«Значит, будем звать тебя не Шрам, а Шрамы! – улыбнулся Кабан. – Кстати, у этих ребят, вопрос с именами стоит весьма остро».
«В смысле?» – не понял Шрам.
«У нас их нет. – ответил сын старосты. – По крайней мере, в том понимании, как вы привыкли».
«А как же вы друг друга зовете?» – удивился Шрам.
«Так и зовут. – чавкая ответил Кабан, который уже, что-то стащил с прикроватной тумбы. – Это вот – сын старосты, а рядом – старший из группы, которая тебя вытащила».
«Но так же невозможно! А как же мне называть, скажем, кого-то еще из той группы, кто не являлся старшим? – спросил Шрам. – Там же, наверняка, было много апатридов, раз это группа. Как одного от другого отличать тогда?»
«Не так сложно, как кажется. Мы никогда не использовали личных обозначений, которыми пользуетесь вы. Мы все равны, мы не вешаем на своих сородичей пожизненного клейма. – ответил сын старосты. – Тем более, часто ли мы упоминаем в разговоре людей ничем не выделившихся? Если он не совершил ни одного поступка, по которому его можно описать, то в какой ситуации ты о нем станешь вспоминать?»
«Ну не знаю… – засомневался Шрам. – …возможно я просто не знаю о его поступках… пока».
«Ха. У вас это называется «незнакомец». Вы же как-то умудряетесь обсуждать незнакомых людей? – сын старосты улыбнулся. – Не переживай, привыкнешь. А возможно, со временем, ты и сам будешь разделять нашу идеологию».
«Да, согласен. В этом есть определенные трудности для непросвещенного. – согласился Кабан. – Я вот тут с кем не говорю, кто про Избранного говорит, кто про Спасителя, кто про Заступника, а кто-то даже про духов каких-то рассказывал. И никто, не упомянул имя – Шрам, хотя все они говорили про тебя. Но в целом, я с этими Бабьими косами, согласен. Удобно, и главное имя не забудешь!»
Сын старосты укоризненно посмотрел на Кабана, понимая, что Бабьи косы – это он.
«Что? Кабан за сутки нашел изъян в вашей столетней идеологии? – усмехнулся Шрам. – Этот копатель еще и не такое накопать может!»
«Тут, кстати, они мне большую фору дать могут. – засмущался Кабан. – Мы тут пообщались. Ты в курсе, например, что городов, подобных нашему, огромное множество?»
«Никогда не задумывался об этом. – ответил Шрам, пытаясь слезть с кровати. – А вот по поводу того, как меня называют, действительно стоит поговорить. Я, надеюсь, староста вам уже объяснил суть всех заблуждений относительно моей персоны?»
«Объяснил. – как-то мрачно согласился сын старосты. – Он нам давно суть объяснил. А все сомнения стёрлись после начала войны».
«Какой войны?» – удивился Шрам, испугано крутя по сторонам головой, в надежде, что хоть кто-нибудь даст ответ.
«Той, которую ты начал, Шрам». – ответил сын старосты.
«Послушайте, я всё понимаю, и могу объяснить. – стал оправдываться Шрам. – Пойдемте к старости, и он подтвердит всё…»
«Отец мёртв». – сухо пояснил сын старосты.
«Мне жаль… – сказал Шрам. – если бы я мог…»
«Мы видели, что может Шрам. – подключился старший группы. – Я, лично, много слышал, о Вашей доблести и подвигах. Но, каюсь, были сомнения определенные. Звучало, как-то не убедительно. Но когда мы выбежали на звуки взрывов, я всё увидел собственными глазами».
«Что именно? – спросил Шрам. – Я не помню ничего особенного. Кроме того, что считал себя уже мертвым».
«Как же? – удивился старший группы. – Вы были у приюта, видимо, пытаясь остановить взрыв, тащили старосту от армии карателей. И когда они вас догнали, вы без тени страха, раскинув руки, приняли весь удар на себя, как тогда, днем, с женой старосты. И что самое поразительное, ни одна пуля не попала!»
«Почти не одна. – сухо повторился сын старосты, скрестив на груди руки и облокотившись на дверной косяк. – Но в целом, рассказ верен. Ты, Шрам, делаешь то, о чем никто из ныне живущих, даже подумать бы не осмелился. Любой из твоих подвигов смертельный по определению, но ты, вопреки логике, до сих пор жив».
«Именно. – подхватил старший группы. – Я бежал один из первых. Я лично видел, как замертво падают мои сородичи, и как Вы стоите. Если бы один из наших раненных, падая не утащил бы Вас за собой, готов поспорить, вы бы простояли весь бой. А он длился ОЧЕНЬ долго!»
«Как долго? – перебил Шрам. – Я не помню почти ничего».
«До утра». – ответил сын старосты.
«И кто победил?» – опять спросил Шрам.
«Однозначной победы не было. – замялся старший группы. – Бой был в целом равный, до тех пор, пока силы противника не начали использовать взрывные устройства. Они кидали в нашу сторону небольшие свертки, и те, упав, через мгновение, взрывались. Это привело к перевесу в сторону армии карателей и нам пришлось отступить».
«Мы многих раненых там оставили». – добавил сын старосты.
«И еще больше оставили мертвых. – покачал головой старший группы. – Я уж не говорю о приюте. Десятки невинных жертв».
«Я не понимаю, что тут происходит? – уже полностью прейдя в себя начал Шрам. – Моя вчерашняя стычка с партийцами и драка в трактире развязали войну? Войну, в которой уже сотни убиты и неизвестно сколько ранено? Как это возможно, вообще? Зачем партийцам, пытаясь поймать меня, убивать десятки невинных? Зачем вы лезете защищать неизвестного последователя, рискуя своими жизнями?»
«Ты видимо не до конца понимаешь, что на самом деле происходит. – ответил сын старосты, подойдя к Шраму. – Никто тебя не ловит, и никто не пытается заступиться за беззащитного последователя. Тут всё наоборот. Конфликт между апатридами и партией назревал давно. И как бы мой отец не был уверен в негласных и не рушимых правилах, я всегда говорил о том, что это вопрос времени. Мир до первого косого взгляда. То, что произошло и так бы произошло, даже без тебя. С разницей лишь в том, что никто бы не заступился за моего брата. Никто бы не отомстил за мою мать. И никто бы не попытался спасти приют, отца и сотни сородичей. И уж точно никто бы не выжил и в одной из этих переделок».
«Вот тут ты не прав! – возразил Шрам. – Перед самым взрывом, мы уже обсуждали с твоим отцом мои мотивы…»
«Вот и хорошо. Мне бы очень хотелось услышать последние слова своего отца. – перебил Шрама сын старосты. – Давай с тобой обсудим это наедине. А наши спутники пока проверят, как там остальные».
Поняв намек, старший группы развернулся и выскочил в дверь. Кабан, немного постояв, но поняв, что при нем разговор не продолжится, схватил, что-то со стола и так же покинул комнату.
«Я приблизительно представляю, о чем ты пытаешься мне сказать Шрам. – убедившись в отсутствии лишних ушей начал сын старосты. – Наверное, о том, что ты не Спаситель, и не заговоренный. И скорее всего – навалил полные штаны от страха…»
Сын старосты усмехнулся и, подобно Кабану, схватив, что-то со стола, продолжил.
«По крайней мере, я, да и любой другой здравомыслящий поступил бы таким образом. И, наверное, ты говорил с отцом, что двигает тобой отнюдь не желание помогать нам, низшим слоям общества. – сын старосты исполнил реверанс, показывая, что он тот самый низший слой общества. – Это всё понятно, Шрам. Никто тебя за это не винит, я бы и сам, на твоем месте, не переживал бы за жизнь «недолюдей». Так же у вас называют апатридов? Или это в партии? Я уже немного запутался, но не суть…»
«Ну, в целом так и есть. – согласился Шрам. – Разве что, ни я, ни даже мои «сородичи» не отзываются так об апатридах, как это делаешь ты. Согласен, ваша жизнь меня особо не волновала. Да она и сейчас меня не волнует. Но истреблять! Это мне кажется перебор!»
«Моя уничижительная форма, направлена, что бы подчеркнуть то, как вы нас видите. – ответил сын старосты. – Я люблю свой народ, а главное, в связи со смертью отца и матери, теперь мне придется взять на себя роль старосты».
«И как теперь тебя называть? – усмехнулся Шрам. – Староста младший? Или старший брат староста? У тебя же еще брат есть и, насколько я его помню – младший».
«Вернулось чувство юмора? – поинтересовался сын старосты. – Значит, уже полностью оклемался. Это хорошо. Называть меня можешь – как захочется, тут важнее как называют тебя. Мои сородичи разрознены и напуганы, но их необходимо сплотить и направить в нужном направлении. И как ты понимаешь, направление это – аббатство».
«Погоди, так с кем война-то? – остановил сына старосты Шрам. – С партийцами или с аббатами?»
«Со всеми. Боюсь, что в этой войне, даже последователям придется выступить на чьей-то стороне. – тяжело вздохнул сын старосты. – Ты думаешь партия делает чего-нибудь без распоряжения аббатов? Нет. Они даже дышат с их благословения».
«Но аббаты «мудрейшие мира сего». – заметил Шрам. – Зачем истреблять свой же народ?»
«Ну, тут я тебе ответа не дам. – сказал сын старосты. – Я и сам пока не знаю. Но уверен, что очень скоро, они озвучат свои мотивы. Давай вернемся к основной теме. Мне, Шрам, нужна твоя помощь. Я, конечно, теперь староста и наделен определенной властью, даже при нашей идеологии «равных». Но власти моей не хватит, что бы собрать и повести за собой народ. Для этого мне и нужен ты. Ты, в глазах сородичей, некий мессия. Они даже человеком тебя не считают. В хорошем смысле этого слова. Для них ты, что-то вроде, вашего спасителя, только не из книжек, а реальный».
«Э, нет. – замотал головой Шрам. – Я уже твоему отцу объяснял, что сто раз пожалел о содеянном. Поэтому, ты уж, как-нибудь без меня народом своим управляй. Если хочешь, можешь говорить от моего имени, но без меня. Я, действительно, никакой не спаситель и даже изображать его не буду. К тому же мне не очень хочется умирать в чужой войне за чужие идеалы».
«А война эта твоя, Шрам. – заметил сын старосты. – Не поведешь народ? Хорошо, но тогда нас быстро истребят поодиночке. Ты-то где в этот момент будешь? К последователям вернешься? Ах, да, тебе же нельзя обратно. Тогда, наверное, единственным местом остается внутренний город. К партийцам пойдешь? Какие у тебя варианты?»
«Проще сразу к партийцам. – ответил Шрам. – В чем разница? Повести твой народ и умереть, или сдаться партийцам и умереть. Ответ очевиден – партийцы хотя бы казнят быстро».
«С чего ты взял? Видел много казней? – поинтересовался сын старосты. – На самом деле разница в том, что там тебя казнят, а здесь ты можешь возглавить самую многочисленную армию, которая под должным руководством, сможет стереть с лица земли всю партию. И это, напомню, называется – власть! Реальная власть! Чем ты занимался до этого? Уверен, ничем особенным. Скучная жизнь «серого» последователя. Даже если бы у тебя был шанс всё исправить, куда бы ты вернулся?»
«На свиноферму. – грустно ответил сам себе Шрам, понимаю всю никчемность реальной жизни. – Я бы вернулся на эту поганую свиноферму, к грёбанному Барину».
«Не сомневаюсь, что это очень занятная жизнь. – саркастично заметил сын старосты. –Наверное, столько всего происходит ежедневно. Сможешь рассказать о любом занятном случае, произошедшим с тобой ранее, чем за два последних дня? Думаю, что не сможешь. Занятных случаев не бывает в пустой жизни. Ты был тот самый «незнакомый» человек, о котором, обычно, даже не вспоминают в разговорах. А за последние два дня? О тебе заговорили абсолютно все! Апатриды – боготворят, последователи – обсуждают, партийцы – ненавидят. Готов поспорить, что твоё имя уже хоть раз, но произносили и аббаты».
«Тебе бы, с таким языком, в храмах службы вести. – присоединился к волне сарказма Шрам. – Прям, всё жду, когда же ты, наконец, скажешь, что и трон и титул мне отдашь. И не забудь добавить, что после победы над партийцами и аббатами, всем Я править буду. У тебя всё, конечно, красиво звучит, но на деле всё выглядит немного иначе. Начнем с того, что твои партийцы не такие уж и беспомощные. И весьма кровожадные. Они мало того, что сожгли приют с людьми без каких либо объяснений и поводов, они еще и стрелять без предупреждения начали. А если вспомнить, как они бесцеремонно, днем ранее, вытаскивали из того же приюта людей, а потом поливали оскорблениями последователей в их же трактире, то я не удивлюсь, если они уже сейчас, попросту, идут по твоим трущобам и непринужденно уничтожают твою «самую многочисленную» армию. Прямо сейчас, пока мы с тобой тут обсуждаем захват власти!»
«Смешно. – спокойно ответил сын старосты. – Не совсем понял значение слов «трон» и «титул», но в остальном суть ясна. Не побоялся сравнить меня с жрецом? Видимо, даже в умах прилежных последователей возникают здравые, но богохульные мысли. Есть ведь сомнения, в том, что может не всё правда, что в храме говорят? Это хорошо. Да, возможно, ты действительно прав. Возможно, партийцы уже идут и истребляют нас. И поэтому времени на принятие решения у тебя нет. А главное и выбора у тебя нет. Ведь, если не с нами, то и остаться тебе не с кем».
«Хорошо. – сдался Шрам. – Тогда ответь мне на вопрос, на который твой отец ответить не смог. Как я должен повести за собой твоих людей? Речь какую-то произнести или как?»
«Думаю, тут проблемы не будет. – ответил сын старосты. – Просто говори им, что делать. Твои действия всё обозначили лучше любой пламенной речи».
«И, что мне им говорить? – спросил Шрам, – Я в этом ничего не понимаю. Просто окружим город и возьмем штурмом аббатство?»
«Возможно ты не в курсе, но формально, мы и так окружаем город. – ответил сын старосты. – Мы живем вокруг внешнего города, который, в свою очередь, располагается вокруг внутреннего города, в центре которого аббатство. И, наверное, ты так же не знал, что в целом, города устроены по одному принципу – «крестом». Из аббатства всегда есть четыре дороги, в четырех направлениях: на восток, запад, север и юг, через одноименные ворота. Это сделано неспроста. Во-первых, так проще управлять последователями, которые технически, также разделены на четыре крупных района. В каждом районе, одинаковое количество и расположение магазинов, трактиров и храмов. Количество стражи, их маршруты, количество лекарей и жрецов – всё схоже. Во-вторых, у нас есть предположения, что и внутренний город устроен также. На деле мы, конечно, не знаем, туда у нас доступа нет, но доказательств собрано достаточно, чтобы эта версия казалась правдоподобной. В-третьих, как ты мог уже заметить, мы не такие глупые, как вас с детства убеждала партия. Например, все современные карты местности, которые ты мог когда-нибудь видеть – сделаны именно нами. Но не стоит сейчас мысленно винить во лжи партийных жрецов и лекарей ДоПов, они и сами свято верят в то, что вам вдалбливают».
«Крест. Символ старой веры. – многозначительно произнес Шрам. – И с районами ты меня удивил, не знал о таком. Мы вообще считали районом пару соседних домов, а оказывается все наши районы – это один большой район».
«Ну не стоит себя так укорять, вы много в чем заблуждаетесь. Тем более, какая разница сколько домов считать районом? Тут суть в другом. – успокоил сын старосты. – И не нужно везде искать религиозную подоплеку. Крест – это не символ старой веры, а обычная управленческая хитрость. Так проще управлять и меньше шансов на восстание. Технически, эти четыре района ничем не отделены друг от друга и представляют собой, в совокупности, один целый внешний город. Но ты можешь вспомнить, когда последний раз ходил, скажем, в северную часть города?»
Сын старосты посмотрел на Шрама, который толи усердно пытался вспомнить, толи уже осознавал, что в действительности ни разу не был за пределами своего района.
«Можешь не отвечать. – не дожидаясь ответа сказал сын старосты. – Ты не был в других частях города. Представляешь? Вам строго запрещено посещать внутренний город, а свой внешний вы не посещаете по собственной воле. Какова ирония. Но ничего в этом удивительного нет, и нужды по факту тоже нет, потому как в других частях нет ничего, чего бы не было в твоей части. Везде всё одинаковое».
«Еще один нарисованный круг. – по философски подытожил Шрам. – Твой отец рассказывал подобное».
«Ха. – усмехнулся сын старосты. – Тут любой может тебе о десятке таких кругов рассказать. Вы, последователи, вообще какие-то странные. Живёте как забитые звери, ходите только по прямой, боясь нечаянно свернуть или оступиться. При этом считаете себя самыми счастливыми, умудряясь сочувствовать незавидной доле более сытых партийцев и смеяться над глупостью, более просвещенных апатридов. Ваша жизнь сплошной парадокс. При этом всех кормите именно вы».
«Ладно, хватит болтать, а то я и так уже всех ненавижу, включая свою собственную жизнь. – подвел итог Шрам, направляясь к выходу. – Пойдём захватывать аббатов».
«Как скажите, Спаситель. – с наигранной учтивостью согласился сын старосты, направляясь следом за Шрамом. – Давно пора».
«Всё же, как интересно получилось? – уже спускаясь по лестнице, начал сын старосты. – Всю жизнь партия учила любить и восхищаться ею. И это настолько глубоко сидит в каждом последователе, что даже оскорбления, страх расправы и пули не в состоянии изменить отношения. Но, пара слов глупого апатрида и всё. Вместо любви – ненависть, партия – враг. Сила слова. Поэтому партия и выбрала метод проповедей в храмах. Даже самый пытливый ум сломается, если его хотя бы единожды заставить поверить во что-то противоречивое. В любую не логичную чушь. Это называется – вера. Потом этот разум можно убедить в чем угодно, он сам будет игнорировать логику, и воспринимать всё на веру. Даже когда его будут убеждать в обратном. Ночь светла! – кричат жрецы. Считаешь по другому? В тебе просто недостаточно веры, глупец, ты воспринимаешь всё буквально и не в состоянии узреть истину. Но ты же не глупец? И тут, ты начинаешь вдумываться и вспоминать, что вчера действительно ночь была потемнее, а когда-то давно, однажды, вообще ничего не было видно. А если при этом, сидеть с полуночи до обеда, то можно полностью уверовать и убедиться в правдивости жрецов».
«Хватит философствовать – уже выходя из дома сказал Шрам. – Для этого жрецы есть. Лучше скажи, что первым делом предпримем? Я в тактике не силён, а вот у тебя, я предполагаю, уже есть план».
«Да. – согласился сын старосты. – План есть. И первые действия весьма простые – мы пойдем во внешний город».
«Ты хочешь напасть на последователей?» – удивился Шрам.
«Нет. – ответил сын старосты. – Последователи, пока даже не вовлечены в конфликт, ну, кроме вас с Кабаном, конечно же. Мы просто пройдем с оружием по внешнему городу до восточных ворот. Этим мы, во-первых, обозначим, что мы не боимся стражи, а во-вторых, спровоцируем партийцев, что-то срочно предпринять. Они может и готовы к войне, но точно не готовы к тому, что мы сразу, бесцеремонно, постучим в двери их дома. Пусть они совершают необдуманные глупости, а мы будем этим пользоваться».
«Странно. А ты не рассматривал такой вариант, что они просто начнут в нас стрелять? – предположил Шрам. – Как тебе такой ответ на нашу бесцеремонность? И почему только к восточным воротам? Почему не ко всем сразу?»
«К восточным, потому что, как я уже говорил ранее, всё одинаковое. Дойдем до восточных ворот, оттянем к ним основные силы противника, и тогда остальные части города легко возьмут и без нашего присутствия. Тем более, сюда уже стянулась часть сил из других районов. – ответил сын старосты. – А по поводу стрельбы – маловероятно. Сейчас последователи не понимают, что происходит, и если мы мирно пройдём мимо, а партия начнет по нам стрелять посреди улиц внешнего города, то кто в таком случае, в глазах, партийцев будет «злом»?»
«Мы. – не задумываясь ответил Шрам. – Огромная толпа апатридов на улицах внешнего города, сразу напугает последователей. И когда стража откроет огонь, все только вздохнут с облегчением, даже если при этом зацепят десяток последователей. Так уже было у приюта. Никто не готов к переменам, всё новое пугает, и в этом случае последователи ждут действий от партийцев».
«Одно дело, когда ты зевака на улице, и совсем другое, когда пули летят в твой дом. – пояснил сын старосты. – В любом случае, придется идти. Столетия мира – никто не готовился к войне, сейчас самое время для определения «линии фронта». Промедлим, и партия закрепится во внешнем городе, откуда их будет тяжело выбить. Мы должны эту часть города занять первыми».
«Но в одном ты прав. – добавил сын старосты. – Последователи, действительно, не готовы к переменам, и ждут действий от партии. Одно дело высказывать своё «пьяное» мнение в трактирах, и совсем другое, что-то сделать самому. Никто не станет рисковать своим иллюзорным благополучием, боясь потерять всё, что нажил. Хотя на деле терять-то нечего».
«Вот и я о том, – многозначительно подытожил Шрам. – всё давно устоялось, и мы сейчас пытаемся эти устои разрушить».
На улице Шрама с новым старостой уже ждали сотни апатридов. Они заполнили собой все близлежащие улицы, и, по-видимому, еще продолжали подходить, заполняя собой пространства уже где-то далеко за линией обзора. Все прибывшие стояли в ожидании первых распоряжений нового Спасителя, а так же первых слов нового старосты. Во главе, ближе всех, стояли Кабан и старший группы.
Шрам, понимая, что предводитель он формальный, предпочел право торжественной речи оставить старосте.
«Сородиче! Благодарю Вас, за столь оперативную помощь! – начал свою речь староста. – Менее чем за день, мы полностью организовались и приготовились к борьбе с бедой, о которой говорили десятки лет! Мы не знали когда и при каких обстоятельствах это произойдет. Но мы знали, что произойдет обязательно! Также как и то, что придёт человек, который поможет нам эту беду пережить. Вот он! Вы все о нём слышали. Слышали о его подвигах, череда которых только началась. Многие уже лично убедились в том, что он избранный, заговорённый и является всеобщим спасителем. Его не берут пули, ему неведом страх. Его первые слова, которые он произнёс сегодня в качестве нашего нового всенародного лидера: «На аббатство!». Поэтому не будем терять времени сородичи! Время не на нашей стороне. Но на нашей стороне правда и наш новый заступник! Несколько часов назад он был ранен, но уже сейчас готов лично вести нас в бой!»
«На аббатство!» – подключился воодушевленный Шрам, подняв руку вверх, что бы показать перебинтованный бок.
«На аббатство! На аббатство!» – толпа зашумела и начала поднимать вверх руки, восприняв жест Шрама как часть какого-то обряда.
«К восточным воротам». – староста негромко оповестил старшего группы. Тот, свистнув, подал какие-то знаки рукой и пошел вдоль по улице в сторону внешнего города.
Толпа, вытягиваясь в шеренгу, последовала за старшим группу. Шрам, Кабан и староста, немного подождав, примкнули к колонне.
Всю дорогу Шрам разглядывал, присоединившиеся к ним повозки, которые тянули за собой какие-то странные, ранее невиданные им, животные. Они были похожи на худых свиней, но только волосатые и с мордами крыс.
«Псы. – пояснил староста, заметив как Шрам и Кабан сопровождают взглядом повозки с припасами. – Единственные животные, которых мы можем содержать. Их даже кормить не нужно, они сами себе находят пропитание, достаточно их выпускать иногда за городом».
«Чем-то вас по описанию напоминают». – усмехнулся Кабан.
«Да, мы тоже это замечаем. Наверное, поэтому они у нас и прижились.– согласился староста. – Дай нам живую свинью, и она бы у нас через пару дней сдохла. А эти живут и не худеют».
«А почему мы их никогда не видели раньше?» – поинтересовался Шрам.
«А вы вообще мало чего видите. – усмехнулся староста. – Псы обитают далеко за пределами любого города, к человеку стараются не подходить. Но мы их ловим и приручаем. Ну, а прирученный пёс к вам, во внешний город, без команды не пойдёт. И, как вы понимаете, до сегодняшнего дня, такой команды не было. Это, кстати, одно из наших преимуществ. Псы преданные и бесстрашные воины».
«Ты знаешь, Шрам, – обратился к другу Кабан, – мне начинает казаться, что в этом мире мы, последователи, находимся не на той ступени развития, на которой себя представляем».
«И самое печальное в этом, не то, что я считаю также, – ответил Шрам, – а то, что об этом даже апатриды открыто говорят».
Бесконечная колонна вошла в границы внешнего города и маршем направилась по центральной улице к воротам города внутреннего. Оживленные районы пустели, растворяясь перед авангардом армии Шрама. Спешащие работяги и голосистые торговки исчезали с улиц, превращаясь в тайных наблюдателей, едва заметных из приоткрытых окон. Смельчаков, желающих остаться на пути шествия, не осталось, каждый считал своим долгом скрыться. И хоть апатриды вели себя спокойно, не провоцируя окружающих, сопровождала их лишь пыль, поднимаемая ими самими и разбегающимися последователями.
Шрам шел в центре колонны по родным улицам, скрываемый от бывших соседей пыльным облаком. Всего несколько дней назад, он бы трудился тут, неподалеку, на свиноферме, с единственной мечтой, освободиться пораньше и пойти в трактир. Вот кто был истинным «серым» последователем, ничем не отличающимся от остальных. Но уже сегодня, его сопровождали свои собственные последователи, которым он, возможно, в скором времени, и сам начнет читать проповеди.
«Впервые вижу, чтобы в глазах последователей читался страх, а не презрение. – с ухмылкой произнёс какой-то молодой апатрид, идущий рядом. – Чаще всего на нас смотрят как на крыс. Омерзительная, вызывающая отвращение, но, к сожалению, необходимая часть общества. Примерно такое описание обычно прослеживается в их взглядах».
«Хватит. – обрубил староста. – Мы не с ними сражаемся. И ведёт тебя сейчас, тоже, один из последователей. Имей уважение! К тому же загнанный зверь – самый опасный».
«Я не…» – засмущался апатрид, но не успел закончить.
«Следуй молча!» – перебил староста.
«Тут нет ничего обидного. – подключился Шрам. – Я бы, наверное, тоже испугался бы. Они боятся не апатридов. Они боятся неизвестности. Кто мы? Почему нас так много? Что это за волосатые свиньи? Вот, что их пугает. Боюсь, что об истинных причинах они даже не думают».
«Не думают. – согласился староста, указывая пальцем вперед. – Но скоро узнают!»
Впереди, авангард колонны уже упирался в восточные ворота внутреннего города. Подходящие обозы выстраивались вдоль дороги, а апатриды, заполонив собой все подступы к воротам, начали заполнять близлежащие здания.
Сказать, что наступление было неожиданным – нельзя. На стенах уже скопилась партийная стража, молча наблюдающая за происходящим. По мелькающим головам, было видно, как многие стражи бегают, видимо готовясь к предстоящей битве. Но большинство, просто, наблюдали свысока за незваными гостями.
«Скажи людям, чтобы вышли из этих зданий! – с опаской сказал Шрам. – Ближайшие к воротам постройки выше, безопасных этажей. В них опасно находиться, в любой момент они могут рухнуть».
«Мы всё же рискнём. – с ухмылкой ответил староста. – Пойдём. Предводитель должен подавать пример своим последователям».
Шрам и Кабан молча последовали за старостой, который нырнул в только что разбаррикадированную дверь здания, чей внешний вид не внушал доверия. На удивление, внутри всё выглядело не так уж и опасно. Вековая пыль и грязь, конечно же, являлись несомненным атрибутом лестничных пролётов, но при этом мощные балки и не скрипящие лестницы вызывали доверие и ощущение надежности.
Поднявшись на четвертый этаж, староста повернул в одну из комнат в которой, судя по голосам, уже находились апатриды. Шрам с другом, не задумываясь, последовали за ним.
В комнате, через разбитое окно, на расстоянии нескольких десятков метров, открывался вид на границу города, совсем под другим углом. Тут Шрам оказался на одном уровне, на равных, со стражей расположенной на стенах. Но поражала его не недосягаемая ранее высота, и даже не величественный вид стены, на которую доселе обычный последователь мог лицезреть лишь издали и снизу. Шрама поразил вид за стеной, который теперь открывался во всей красе со своими ровными дорогами и фонтанами. С деревьями и блестящими зданиями. Оказывается, аббатство не ограничивалось несколькими высотками посередине города. Теперь было видно, что внутри существуют сотни более мелких, ранее скрытых от глаз последователя, зданий.
Теперь, наконец, Шраму стало понятно, насколько он был глуп. Вся его жизнь была не больше, чем шутка, рожденная чьей-то больной фантазией. Видимо, партийцы действительно считали последователей примитивными. А вдруг, так и было? Возможно, тот партиец в трактире был прав. Может быть, действительно, последователю и не стоит думать? Может он и не думает вовсе? Может лишь пытается думать? Или, даже, попросту, только думает, что может думать?
Всё это приводило Шрама в уныние. Апатия невольно рождала мысль о том, что может быть, единственный действительно обдуманный шаг – это шаг в то самое окно. Прямо сейчас, просто взять и шагнуть. Ведь, всё, что он знал, всё, во что он верил – всё ложь. За пару дней были разрушены иллюзии строившиеся десятками лет. Причем больше всего Шрама оскорблял тот факт, что тут не было сложных схем и страшных тайн. Шрам, как и любой другой последователь, сам верил во всю чушь, которую ему изо дня в день внушали. Ему ничего не мешало в любой момент, и без помощи апатридов, подняться сюда и посмотреть на мир с другого ракурса. Но он осознано запрещал себе это делать. Не стража и не партийные жрецы – он сам. Каждый последователь сам себя держит в неведении, цепляясь за иллюзорную стабильность и вымышленные ценности, боясь потерять то, что нажил. А ведь, терять-то, и вправду – нечего.
