Kitabı oku: «Укрощение дьявола», sayfa 11

Этот рассказ произвел на Сару столь сильное впечатление, что она на минуту-другую потеряла себя. А когда пришла в чувства, то уперлась подбородком в сжатые в кулак руки, мечтательно вздохнула и не отрывая глаз от карты произнесла:

–Тут и думать нечего. Я хочу на остров Святой Елены. Это мое третье желание. Я соберу чемодан за один вечер. А ты не хочешь?

–Хочу, но не могу.

–Тогда поеду одна. Я сгораю от нетерпения. Вот видишь, как хорошо ты сделал, что послал меня в библиотеку, чтобы я узнала на какой руке нет пальца у какого-то там Чейса. Не могу поверить, что окажусь на этом удивительном острове. Это путешествие принесет мне душевное отдохновение. Я уже счастлива.

–И я тоже.

–Я напишу большую книгу о днях, проведенных на острове Святой Елены. Слава богу, все увижу своими глазами. Вдали от всего мира я буду спокойно жить там. Я знала на что потрачу третье желание, но не думала, что зайду так далеко. Это феноменальный случай! Когда я могу отправиться в это невероятное путешествие?

–Когда угодно. Хоть завтра!

Сказав это, Вельзевул внимательно посмотрел на возбужденную Сару. Эта женщина большого самомнения вошла в его жизнь с твердым намерением больше не расставаться с ним. Она дала ему много поводов считать себя разочарованным в ней. И потом, он тоже любил спокойствие.

–Тебе будут нужны деньги на расходы, на отель, питание, развлечения, покупки и все такое. Можешь тратить сколько хочешь.

23. Еще не чувствуя себя обманутой, Сара шла весь день вперед, она хотела прийти к людям. Ее окружала девственная природа, но голодная и измотанная, она была равнодушна к красоте целого мира. Спала на пляже, укутавшись во все одежды, которые достала из чемодана. Проснулась рано, до восхода солнца: лежала на боку, вдыхая соленый воздух смотрела на серый океан и серое небо и боялась думать, что она на безлюдном острове. Какие-то второстепенные признаки указывали на то, что это действительно так. В таком случае она должна сделать только одно: приготовиться к смерти. Нет. Нет! – рвалось изнутри. Она не примет смерть покорно. В полдень другого дня, устав тащить чемодан, Сара села отдохнуть в тени. Она все еще не хочет даже думать о том, что остров, на котором она оказалась по злой воле Вилли, всего лишь место ее ссылки, а может быть и последнее место на Земле, очень к тому же подходящее для медленной смерти, где она, … очень тяжело, больно об этом думать, скоро умрет от голода. Надежды нет ни на что. Сара в волнении прослезилась. Еще три дня назад она ходила по комнатам, обдумывала дальнейшую их судьбу с Вилли. А теперь она здесь, в этом богом забытом месте! Для нее унизительно быть отвергнутой и таким образом за все грехи наказанной. По совести говоря, она всеми силами старалась при всяком подходящем случае навязать себя мужчине. В тех любовных излияниях не было ничего достойного, учитывая, что Вельзевул действительно был в шоке от желания Сары переспать с ним. И все-таки! Что она сделала ужасного, чтобы заслужить такое отношение к себе. Какой вероломный способ мести! Уже второй день она идет вдоль берега, когда ее путь упирался в скалы, которые уходили в море, она обходила их, с другой стороны, для этого ей приходилось углубляться в поросшие лесом склоны, она поднималась наверх и тащила за собой чемодан, проклиная все на свете. Но что происходит? Обычно раздражение, как и любое другое негативное чувство ищет выход, логика не повинуется нам, мы чувствуем, что больше не можем терпеть и тогда прямо-таки поднимается буря. Несчастная жертва в растерянности и мало что может возразить. Тут надо просто понимать, что это случается с теми, кто выводит нас из себя. Что в результате? Да всякое бывает. Вот Сара, например, чтобы облегчить вес взяла и выбросила некоторые вещи – вниз полетели серебристые туфли, духи, средство от выпадения волос и книга. Это случилось уже после того, как она взобралась на вершину и убедилась, что идти дальше этим путем невозможно, так как сплошное нагромождение скал исключало малейшую надежду на проход между ними. До этого она выбросила зеркало с ручкой из слоновой кости и кожаный ремень. Немного отдохнув на камне, она пнула ногой чемодан и встала, полная решимости спуститься вниз и уже по плоской земле двигаться вдоль берега. С того места, где она стояла, открывался необъятный простор, во все стороны, куда ни посмотри, простирался океан, в эти минуты такой тихий, что его поверхность казалась зеркалом, в котором отражалось безоблачное небо. Здесь ей стало ясно по спокойному размышлению, что, собственно Святая Елена так далеко отстоит от этого острова, что ее надо искать за горизонтом. Что предпринять? Начинало темнеть, а Сара все еще брела по лесу. Хотя идти по земле было намного легче, здесь тоже встречались препятствия в виде поваленных деревьев или глубоких оврагов. Вот и получалось, что их приходилось обходить. Наконец, когда уже совсем стемнело, она спустилась в обширную долину, за отсутствием лиственных деревьев склоны были покрыты кустарниками, преимущественно шиповником и терном, часто попадались папоротники. Открытый простор как бы говорил: если ты находишься здесь, то это означает конец всех надежд. Добравшись до берега, Сара села на камне отдохнуть, пока сидела, смотрела по сторонам, а когда она уже хотела уходить, то увидела кокосовую пальму, отнесла чемодан и стала устраиваться на ночлег: она надергала травы, чтобы приспособить ее под матрас, сверху расстелила платье, из одежды, которая попалась под руку сделала подушку, две шерстяные кофты оставила, чтобы укрыться. Когда с этими приготовлениями было закончено, она уселась на то, что служило ей постелью, уперлась спиной о ствол дерева, сняла туфли и отбросив их в сторону, вытянула ноги. Вдали блестела жемчугом под луной поверхность океана, над ним раскинулось действительно черное и, надо вам сказать, бесконечное небо, звезд было мало, да и те тускло мерцали. Сара накинула на плечи кашемировую кофту. Под ней сразу стало тепло и было бы все хорошо, вот только мучил пустой желудок. Это невыносимое чувство заставило ее жевать кору ветвей с того дерева, под которым она устроила себе ночлег. Вкус был горький и вяжущий, вызывал обилие слюны. Но Сара продолжала жевать, засовывая в рот и листья. Недовольная тем и этим, она подумала о Вилли, который злонамеренно так усложнил ее жизнь и у нее вырвалось: «Позер, щегол, безродный выродок!» Куда делась полная слез любовь к Вилли? Едва умолкли эти слова, как Сара, уже жалобным голосом, воскликнула: «О Вилли! Разреши мне поговорить с тобой!» Минуту- другую она ждала ответа, склонив голову перед воображаемым Вилли. Затем, исполнившись негодования, вся во власти мстительных чувств, Сара подняла свой голос до крика. Внутри нее – бунт. И безмятежный покой ночи сотрясли гневные слова: «Скотина! Ты понимаешь теперь: я тебя ненавижу! Предатель! Я объявляю тебе войну!» По-прежнему было очень тихо и очень, очень темно. Это был не шепот, не ворчание, исходила тоской и отчаянием несчастная душа примерно в таких словах: «Я хочу только одного: продолжить свою собственную жизнь. Без тебя! Хорошо? Если вернешь меня в Нью-Йорк немедленно – я не скажу ни слова в упрек. Пусть будет так! Ну, что решил? Молчишь? Молчи и дальше. Эй, Вилли, где ты? Прячешься, как мальчишка. А ну-ка дай мне на тебя посмотреть! Сидишь сейчас, наверное, в шелковом халате за столом и ешь хорошо прожаренный стейк. Эй, нельзя ли мне крохотный кусочек мяса? Голод сводит меня с ума!» Среди этих внятных фраз было еще что-то не очень понятное.

Оставшись один, Вельзевул, не имея больше источника раздражения, как-то неожиданно для себя ощутил пустоту в своей упорядоченной и богатой жизни. Он знал, что никто не был ему более предан, чем Сара. Знал он и упрямство ее и изворотливость и лишь удивлялся, что эти качества он не мог увидеть в ней в день их встречи. Хотя Сара не посягала на его уединение и почти не вмешивалась в его дела, уже одним своим присутствием она лишила его покоя. Размышляя о ней, он не мог не признать, что она предана ему и что более важно, она заставила его испытать чувства, которые он не знал раньше. Ему приходилось притворяться, быть терпеливым, обходительным, он льстил, лукавил, умилялся и все ради того, чтобы не обидеть женщину, которая привязалась к нему. Он знал, как тяжело ей приходится на острове, какой беспомощной она чувствует себя перед неумолимым величием природы. Однако, он твердо решил избавиться от нее, а значит муки голода, которые она терпела и отчаяние, которым была полна, всего лишь неизбежное следствие известных обстоятельств, и как таковое оно не может считаться жестоким уже потому, что таким должен быть результат.

В ночь уходил вечер третьего дня. С беспокойством и тревогой смотрела Сара как темнело небо, как за горизонт заходило солнце. Целый день, изнемогая от усталости, она шла по берегу, прихватив с собой палку, на которую она повесила чемодан и таким образом несла его на плече, конечно, большим облегчением было то, что она избавилась от жажды. На пути ей встретилась впадавшая в океан маловодная река. Она вдоволь напилась. Чтобы запастись водой, Сара вылила из пластмассовой бутылки свой самый любимый шампунь «Даллас», тщательно прополоскала ее и наполнила водой. Между тем, пока несчастная женщина, разбитая своей мукой, слонялась по пляжу, прилив вынес на берег небольшую рыбу. К радости своей, Сара съела ее сырой, разумеется, не без отвращения и стонов. Эту ночь она провела на берегу. Принесла из леса хворост и соорудила из него что-то вроде крыши. Работа не требовала больших усилий, палки легко входили в песок. При других обстоятельствах Сара нашла бы эту теплую спокойную ночь вполне романтической, а ее душа к ней восприимчивая, наполнилась бы вдохновением. Но Сара была сама не своя от переживаний и словно ничего не слышала. Какая-то отрешенная, на все смотрела отсутствующим взглядом. Понадобился бы удар грома, чтобы ее встряхнуть. Мысли Сары были спутаны, но чувства текли уже потоком. Гнев, страх, надежда, отчаяние, протест смешались между собой и сделали ее невменяемой. К тому же от голода мутился ум. Она смотрела на волны, медленно набегавшие на берег, блестевший в лунном свете, и ничего не видела. Все чем она дорожила было далеко от нее. Теперь уже ничто в ее жизни не имеет смысла. Всего одна такая мысль может сокрушить дух и сделать нас неспособными. Когда мы больше не можем жить ради кого-то, мы теряем интерес и к собственной жизни. Это настоящее, жестокое испытание, причем самое жестокое, какое только выпадает на долю человека. Но постепенно она пришла в себя, да и то лишь тогда, когда вспомнила о своих драгоценностях. Они стоили целое состояние. И у нее были большие планы. От ругательств и проклятий никакого толку не было, и Сара решила умилостивить дьявола. Она разговаривала сама с собой и в то же время с Вилли, который, как она надеялась, мог и скорее всего слышал ее. Ведь нельзя допустить, что все это время он не наблюдает за ней.

–С тобой я провела золотые дни моей жизни, – говорила она, вперяя взгляд в темноту. – Ты пленил мое воображение. Я тебя очень, очень люблю и не могу без тебя жить. Ты великий, непревзойденный, единственный. Богом клянусь, что я никогда не хотела причинить тебе вред. Я благодарна тебе за то, что ты сделал мою жизнь красивой и новой! Не понимаю как ты, любящий тех, кто трудится, терпит и побеждает, можешь быть таким деспотичным с умной женщиной, которая жаждет новых впечатлений, которая готова на все ради достижения своих целей! Я американка, в моей стране много работают и добиваются успеха только те, кто достоин своей победы. За что ты, презирая, бросил меня? Я честная и добрая. Сам знаешь. Почему хочешь сделать наше прощание таким ужасным! Мог бы просто сказать, что я уже больше не нужна тебе. (После непродолжительного молчания) Об одном прошу: спаси меня! Я здесь! (Сара огляделась вокруг и разводит руками). Не знаю, где. Нет вообще никого. Все остальное очень хорошо. Одно только плохо – нет еды. Я обезумела от голода. Почему ты пренебрегал мною, я догадываюсь, понять не могу почему бросил меня. Прямо какое-то безумие! Умоляю, милость дьявольскую окажи – спаси меня, молю из последних сил. Я невиновна! Вилли, ты не зря пел дантовские строфы: «Тот страдает высшей мукой, кто радостные помнит времена в несчастьи…» Не отрицаю, что была несносна и навязчива. Послушать тебя, так выходит, что я от нервного возбуждения стала чокнутой. Ты же понимаешь, что я от любви сошла с ума – и все. Вот именно поэтому и пожалей меня. Неужели ты еще не понял, что я хорошая. Ты вообще видел женщину, которая была безупречной? Не будем забывать, что я много старалась для тебя! Я люблю только тебя! Что ж, теперь ты будешь делать без меня? Ты поступил плохо. Очень глупо с твоей стороны. Чего ты хочешь? Хочешь, чтобы я умерла здесь в муках? Мне кажется, это уже слишком! Прости за все. Ах да, конечно, я же еще не признала себя виновной. Вот, смотри я стою на коленях перед тобой. Доволен? (Пауза, длительностью в минуту с четвертью) Садист! Думаешь, я поверю, что ты забыл меня на этом острове! Ты совсем сошел с ума, не знаешь, что делаешь. Верни меня домой! Сейчас же! Слышишь меня? Даю тебе полчаса – прими решение. Потом будет поздно. Я прокляну тебя. Вот увидишь, какой устрою скандал! (Теперь следует долгая пауза. Уже другой тон, в голосе вина и сожаление) В конце концов я и сама начинаю понимать, что достала тебя. Дорогой, не злись. Ведь сказала же я, что очень жалею…. А ты разве не виноват? Ты знаешь это не хуже меня, потому что все время провоцировал и злил меня. Это правда. Послушать тебя, так выходит, будто я прямо-таки стерва какая-то. Это ты так считаешь. Давай серьезно поговорим.

После этих возгласов, Сара ползет по песку до самого края приливной волны, юбка ее намокла, но она этого не замечает, стоит на коленях в воде и сложив перед собой руки устремляет умоляющий взор вдаль. Стон и одновременно выдох, за которым разбитое сердце исторгает страстные слова:

– О, дьявол души моей! Я верю в твое величие!

Минуту-другую, она стоит застывшая в позе просительницы. Потом отползает назад, валится на песок и уже лежа на спине и глядя на звезды, говорит:

–Если на земле имеется еще более отдаленное место, отправь меня туда, но пусть там будет какая-нибудь еда!

Следует опять продолжительное молчание. Сара в мокром платье дрожит от холода и что-то бормочет. Надо подойти к ней очень близко, чтобы разобраться в том, что она несет в состоянии настоящего умопомрачения.

–Я хочу есть, хочу домой… Мне нужна постель. Я устала. У меня нет больше сил ни на что! С меня достаточно того, что было вчера. Бог не оставит меня, я верю в него…. А-а, как же тяжело выносить этот голод.

Вы, наверное, очень удивитесь, но несколько минут спустя, Сара взобралась на огромный камень, бывший обломком скалы. Из жалкой, униженной и отверженной женщины она преобразилась в себя спесивую. Ее героическая поза олицетворяет несокрушимое достоинство. И решительность, с какой лезут на баррикады. Она поднимает руку и голос ее, в котором звучит протест и возмущение, возносится к небесам:

–Я обвиняю тебя, Вельзевул, князь тьмы во всех… (как-то неуверенно) бессмертных грехах!

Сара оглядывается, но зрителей нет, на сцене она одна, а значит, успех не очевиден, но это не останавливает ее, она кипит негодованием. Она полна этим чувством, возникшем по случаю. Молчание Вилли вызывает еще большее озлобление. И она продолжает, тем же голосом, в той же непреклонной позе:

–Ты не властен над духом моим! Я так сильна, что могу гору обрушить на тебя! И это еще не самое трудное. Ты бессовестный, безответственный… Как ты мог! Это недостойно твоего имени! А, ну тебя! Иди к черту! Я пошла спать.

А потом внезапно происходит нечто такое, чего никто не ожидал. После фразы: «Я пошла спать!» следует душераздирающий монолог, своего рода откровение. Это какой-то взрыв фанатизма! Сколько борьбы с самой собою! Боль и возмущение, которым была проникнута ее тирада и нагромождение этих чувств одного на другое, вполне годится для наивной театральной трагедии, где нет ничего нового, но уже один счастливый исход, предваряет мелодраму. Это была Жанна д Арк на костре. Не сломленная, гордая, бросающая вызов своим мучителям, невозмутимо спокойная. Если, конечно, можно быть такой, горя в огне. Странный способ выражать свои взгляды. Вместе с тем, было в ней и что-то от Фальстафа, который в совершенстве владел артистизмом комедианта.

–Ах, дьявол всемогущий! Но чего стоит твоя власть, если ты не можешь заставить меня тебя бояться! Напрасно стараешься, я не сдамся! Во мне божий дух, моя плоть полна соков, я молода и здорова. Можешь прийти на меня посмотреть. А ты, мой дорогой, мой сиятельный дьявол, сделан из дерьма! Я смеюсь над тобой. Думала, что ты дьявол-маньяк, а ты всего лишь дьявол-дилетант, поверь мне. Да, я получила раны и нанесла их тебе! Вот так! Ты сам боишься, но не меня, конечно, ты боишься спасителя нашего Христа! Твои возможности ограничены. Решил меня наказать! Это, по-твоему, наказание? Я же умираю от голода. Это ты видишь? За свои муки я тебя заставлю дорого заплатить. Негодяй. Рассказывал воодушевленно мне про острова, а сам плел интригу! Я почти три месяца трудилась на тебя. Мог бы и поощрить меня. Почему ты не сделал этого? Я дура в библиотеку ходила, чтобы узнать про твоего Чейса. У него нет пальца, а у тебя мозгов. Где бы ты не прятался в заоблачной башне или на дне бездны, мои слова долетят до тебя и потрясут твою убогую душу. Я вот что хочу тебе сказать: твоя власть – дым. Способен ли ты признать, упиваясь своим величием, что тот, другой царь, создал то, что превосходит тебя и все когда-либо тобой сделанное. Я плюю на тебя. Обойдусь без твоих фокусов. И это уже понял ты. Мне совсем не страшно. Я верю в самое главное чудо – спасение души.

С этими словами Сара снимает с шеи крест, целует его, поднимает над собой и, повышая голос до крика, вопит:

–Я люблю Бога! И это для меня – защита против тебя! На всю жизнь!

Неожиданность на сцене. Сара темпераментная, талантливая артистка, которая в трагикомическом амплуа не имеет себе равных. Это признал бы даже Вельзевул, хотя он и смотрит снисходительно на неофитов.

Была уже глубокая ночь. Луна куда-то исчезла, черное небо было усыпано мерцавшими звездами, воздух стал более влажным и пронизывающим. Сара куталась во все одежды, которые остались и уныло смотрела на океан. У нее снова несчастный вид. Она так много кричала, что потеряла голос. Она понимает, что должна освободиться от своей привязанности к Вилли. Тем, что такая мысль возникла – она обязана Вилли, только ему, но об этом Сара даже не подумала. Не давало покоя только одно: ее прислал сюда с недобрыми намерениями, тот кого она боготворила. И что еще хуже, он не стремился к примирению, а значит на него не действуют уговоры. Внутри нее еще тлела искра протеста и тут, совершенно неожиданно для нее самой, эта искра вспыхнула и как горящий факел осветила тьму, ее окружавшую гробовой тишиной.

–Можешь быть уверен: все что я могла сделать против тебя, я сделала. И сделаю еще!

Не успела ночь поглотить эти полные ненависти и бессилия слова, как в лицо Сары ударил ветер и поднял со лба пряди спутанных волос. Но Сара была слишком поглощена собой, чтобы обратить внимание на то, что внезапный порыв ветра взялся из ниоткуда. Тяжелый и влажный воздух ночи был неподвижен, а тишина казалась полной оттого, что в ней потонули все внешние звуки.

Представление Сары приятно удивило Вельзевула и еще больше расположило его к ней. Почему прощая грехи другим, к Саре он не знает снисхождения и так жестоко обошелся с ней? Расставание длилось уже три дня и на четвертый, в субботу, бродя по комнатам, которые она заполняла собой, Вельзевул почувствовал, что скучает по ней, ему не хватает общества умной, беспокойной и в то же время заботливой женщины, он тоскует по тем вечерам, которые они проводили вместе. И вот как он поступил. Он позвал черта по имени Протей и обязал его невидимым появиться на острове и посмотреть в каком состоянии находиться Сара. В тот же день маленькое сомнительное существо с темным прошлым и с громким именем Протей явилось с докладом.

–Видел я твою-то! Ну, это, я тебе скажу, босс, отчаянная женщина!

Вельзевул с минуту смотрел на него и молчал, потом покачал головой, видимо, в знак согласия, и спросил:

–Она жива и здорова?

–Да, слава дьяволу, жива!

–Где же она?

–Как где? Там. Только она теперь без туфлей и косметики, бродит в рваном платье похожем на тряпку. Непостижимо, что в тряпке ходит. Но она научилась ее носить с сознанием своего достоинства. Если не умрет, далеко пойдет. Сидит в тени и читает «Полный курс бухгалтерии в двенадцати уроках». Потом, обедает.

–Что там у нее? – Вельзевул глубоко озабочен.

– Весь ее обед – водоросли.

–Наказание голодом не слишком-то действует! Ну, во всяком случае, не тогда, когда дело доверено не одному, а сразу трем чертям. Человек готов к смерти, когда теряет веру в себя. Пока у нее есть еда, даже такая, вряд ли она отчается и покорится судьбе.

– Все случай – как видишь. Она время от времени в лес ходит. Нет ли там еще чего-нибудь. Короче, вид имеет неприглядный, потеряла половину своей привлекательности. Похудела. Днем бродит под зонтом, ночью спит где придется. Только заснет, так сразу храпеть начинает. Но это еще не все, босс. Она громогласно обвиняет тебя в предательстве.

Вельзевул расхохотался.

–Ругается? – спрашивает.

–Смотря по обстоятельствам. Вчера много и долго. Я так думаю, что она ругается в утешение своей скорби. Вообрази себе, зашла она в воду по колени, приставила руки к бокам и давай всматриваться в небо, будто ты там в облаках прячешься, потом усмехнулась и говорит: «Ну что ты там придумал, глупый дьявол?» В общем, целый день слоняется по берегу, если скалы, обходит их стороной, сидит в тени, иногда ходит к источнику набрать воды. А сегодня созрела для отдыха – ходила купаться в одних трусиках, а потом улеглась спать на песке, я ближе подошел, вижу у нее родинка на правом плече, как у Дженни и колени угловатые, тоже как у нее – отчего почувствовал к ней еще большее расположение.

–Как это понять?

–Как я понимаю. Помнишь служанку Дженни Поулк. Ее казнили в Лондоне за то, что она отравила одного старого дипломата, он был послом при португальском дворе в Париже. Его отозвали назад и в ожидании лучшего он писал для газеты: «Размышления о французской революции».

Вельзевул удивленно посмотрел на него.

–Что за вздор!

–Так я про Дженни. Ведь вот несчастная! Ты был вершителем ее судьбы. Помнишь ее?

–Как не помнить! Гроб ночью стоял у меня под лестницей. С тех пор прошло уже много лет.

–Так вот, Дженни и Сара, как две капли воды похожи между собой.

–Вот как, и что же, мне думать?

–Об этом я еще не думал, – проговорил черт, теребя свою бороду. – Наверное, вы с Сарой поссорились. Если ты не против, босс, я бы за ней побегал. Она мне нравится.

–Даже и не думай.

–А что я не имею права попытать счастья, как другие?

–Кто, другие?

–Я про Огбола и Флоп-оверкиля. Они ходили посмотреть на нее. Флоп, ты его помнишь? Он сказал, надо же и нам иметь свою женщину. Он ночью следил за Сарой, спрятавшись в траве, а Огбол, он… ты не будешь меня ругать, когда я все расскажу?

–Нет. Я утратил всякий интерес к судьбе этой женщины и отрекаюсь от нее. Что Огбол?

– Он почувствовал к ней жалость, это он сам говорит, но я думаю, он надеялся на то, что она позволит себя поцеловать. Не мог он видеть, как она мучается от голода, сказал, что ты довел ее до этого и послал ей рыбу. Маленькую.

–Я его накажу. Значит, Огбол в отношении женщины проявил большое сочувствие. Хорошо, что у меня есть свидетель!

–Я даже не знаю, кто у нас будет свидетелем!

–Ты, кто же еще, болван!

–Ни за что! Мне нельзя, – в отчаянии, вскричал черт. – Ты не понимаешь мое положение.

–А ты подумай о моем!

–Все равно не могу, – чуть не плача, взмолился Протей. – Ты хочешь отнять его у меня! В свидетели не пойду. Огбол мой единственный друг. Мы ночью с ним ходим на кладбище.

–Что же мне теперь делать? – воскликнул пораженный Вельзевул.

–Заставь Флопа. Он что-то такое говорил…

–Не буду.

–Представляешь, у него большие виды на твою женщину.

–Представляю! Но мне нужен ты.

–Меня не обязывай. Пойми, если я выдам Огбола, ведь он тогда поругается со мной, а не с тобой! Я его тебе не отдам, хоть режь меня на куски, – сказал черт, бледный и взволнованный.

–От тебя и целого нет никакой пользы. Выходит, Огбол похотливо настроен и грезит о Саре, как о своей женщине.

–У него уже была какая-то история с женой маклера, который спекулировал акциями, но Огбол говорит, что ничего не было.

–Идиоты! Черти, безмозглые. Вы не должны себя обнаруживать, тем более быть у всех на виду. Пора знать такие вещи. Определенно мечтательные фанатики – им только скажи, они и рады стараться. Хорошо, продолжай. Расскажи мне все – обстоятельно и подробно.

–Даже не знаю, с чего начать.

–Перестань чесаться!

–Не могу. Я больной. У меня нервный зуд по всему телу.

–Ладно, рассказывай, подлая твоя душа, что ты видел.

–Ах, как мне все это нравится. Она сняла кольцо с пальца, и бросила его в океан, а перед этим сказала: «В Нью-Йорке я заплатила двадцать тысяч долларов, а здесь кольцо ничего не стоит». Знаешь, она целый день кричит, что это ты виноват в ее страданиях. Кулаком тебе грозила. Надо тебе рассказать, что она выкинула.

–Вот ты и расскажи.

–Да, да. Побольше бы таких женщин, как Сара!

–Протей, ты тревожишь мою совесть, я полагал, что любая беда, если она заставит ее мучиться, будет мне по душе.

–Ты к ней приходил?

–Только по ночам.

–Признаюсь тебе кое в чем. То кольцо с бриллиантом, я достал. Надену это кольцо ей на палец, когда она будет мертвой.

Вельзевул был изумлен. Эта откровение стало для него неожиданностью.

–Зачем? – в волнении спросил он.

–Надо думать, от голода эта язва твоя умрет через неделю. А может через две. Кто знает! Я похороню ее на пляже. Вот тогда и ты приходи ночью на ее могилу. Там я тебе все расскажу. Достанет ли у тебя терпения ждать того дня?

Вельзевул не мог удержаться от смеха.

–Я не собираюсь так долго ждать. Приказываю тебе, изложи свой план сейчас.

–Ну, хорошо, – доверительно продолжил черт. – Видишь ли, босс, поразмыслив, я решил, раз Сара обречена на смерть, – а это твое дело, а не мое, то почему бы мне не извлечь отсюда выгоду. Я ведь не могу жениться на Саре. Если при жизни она моей не может быть, то она может стать моей после смерти. Ой, что это?

–Это зубы у меня стучат от злости! – прогремел Вельзевул. – А ну-ка, пошел вон отсюда, пока я тебя не убил. Дурак!

–Я?

–А кто ж, как не ты!

Повинуясь этому приказанию и дрожа от страха, Протей пустился бежать.

В эту ночь Сара спала глубоким сном, накопилась усталость. К тому же давали знать о себе две минувшие ночи, которые она провела почти без сна. Вместе с темнотой все живое в природе замирает в каком-то тревожном оцепенении. Представьте себе, что вы один в лесу, между тем ночь погружает все в безмолвный мрак, следовательно наступает момент, когда вы перестаете что-либо видеть. Вряд ли вы будете испытывать спокойное удовлетворение при мысли, что раз вы один, то ничто вам не угрожает. Вот доказательство того, что так не бывает. Времени для размышлений было много и Сара, чувствуя себя равно беззащитной и беспомощной, стала впадать в наивное заблуждение, будто она может спастись молитвой. Только теперь уяснила себе несчастная Сара весь печальный ход событий, однако она жила надеждой, что судьба не допустит, чтобы с ней случилась беда. «И поднялся ветер и перенес меня туда, где я хочу быть» бормотала она в исступлении. Тут где-то в стороне послышался легкий шорох, и Сара сразу же напрягла слух, чтобы определить его источник. Видеть она ничего не могла, природа при свете дня изумляла своей живописной красотой, но сейчас все утонуло в сплошном мраке. Снова тот же шорох, но теперь в нем угадывалось присутствие живого существа. Сара оцепенела – все в ней перевернулось от мысли, что совсем рядом прячется зверь. Какое-то существо из травы наблюдает за ней, издавая беспомощные, слабые звуки. Они были короткими, едва слышными, но была в них тихая жалоба, сдавленная от страха и голодного безумия. И при всем при том, услышав эти стоны или вообразив их, Сара с ужасом ждала появление животного, которое в своих обстоятельствах было так же несчастно и одиноко, как и она сама. Стараясь проникнуть взглядом в темноту, Сара могла видеть впереди себя лишь призрачные контуры деревьев, тогда как справа от нее отчетливо обозначались очертания гор, тянувших цепью на юго-запад. С высоты, на которой она находилась видна была темная линия горизонта, ближе к берегу скользили по воде блики лунного света, а ветер доносил до нее легкий бриз. И снова, все больше беспокоясь, ждала Сара появление дикого зверя мрачного вида, ведь могло быть, что он набросится на нее и растерзает. Но животное не спешило нападать, видимо, оно почувствовало в женщине родственную душу, а поскольку чувство это было взаимным, можно предположить, что самой инстинкт выживания заставляет его быть сдержанным, а в таком положении и животному не свойственно действовать решительно. Враждебного тут ничего не могло быть. Просто они сознательно тянули время, чтобы несколько лишних минут побыть друг с другом. На этом как будто все и кончилось, и усталая Сара забылась сном.

Утро четвертого дня, ничем не отличалось от дней минувших. Погода замечательная. Природа вокруг поражает сознание своей девственной красотой, она богаче, красочнее, разнообразнее. Изумляет своей свежестью воздух. Он такой чистый и прозрачный. Царит покой, чарующий волшебной определенностью. Такое возможно лишь на краю мира. Высказав все, что накопилось за эти мятежные дни у нее в душе, Сара стала несколько спокойнее и заметно сдержаннее. Воображение и действительность редко совпадают, в случае с Сарой следует сказать, они мало соответствовали друг другу. Дикая природа острова удивляла гармонией, царившей в изумрудной зелени лесов, волшебной была идиллия безлюдного пляжа с белым песком, цепь гор возносилась к небесам двумя высокими вершинами, за которые цеплялись облака, а тишина и безмятежный покой здесь будоражили ум абсолютной безопасностью, какую не встретишь в мире, населенном людьми. Но эта чистая гармония не раскрывала всей правды: видимость обманчива, красота коварна и требует жертв. Абсолютная красота, как и истина, поглощают того, кто не может им противостоять хотя бы из безразличия. Восхищение – только цена за предстоящие муки, ибо страдание, будь оно чувственным или духовным, не просто преходящее переживание момента, а сама жизнь. Вчера она натолкнулась на стаю крачек, но при ее приближении птицы поднялись в воздух. Сара спряталась в зарослях высокой травы и, дождавшись их возвращения, принялась бросать в них камни, надеясь убить одну. Без еды и крыши над головой, Сара бродила с унылым лицом и красивые виды, которые она не могла воспринимать непосредственно, перестали ее трогать: куда больше ее заботили жизненные потребности, материальная сторона возобладала над духовной, и Сара испытывала острую нужду в вещах, которым в привычной жизни она не придавала большого значения. Золото и бриллианты, которыми она владела, упали в цене так низко, что она готова была отдать все свои драгоценности за кусок хлеба. Сара не находила себе места от голода, который усиливался ночью. Он терзал ее изнутри и заставлял мучиться. В летний сезон на деревьях нет плодов, поэтому она не могла утолить свой голод какой-нибудь растительной пищей. Как же так, на острове, где изобилие живой флоры поражает воображение совершенно нет никакой еды. Размышляя о себе и Вельзевуле, а без него обстоятельства, в которых хотела она разобраться мало что значили, Сара, как ни старалась, не могла соблюдать ту последовательность, с которой мысли следуют одна за другой. Была она слишком измучена нуждой. К тому же страх, что Вельзевул бросил ее на безлюдном острове вносил в душу смятение. Сара принялась переставлять в обратном порядке события не без того, чтобы разобраться в их следствиях и понять, как случилось то, что случилось. Не укладывалось в сознании, что голодная смерть на острове венчает ее судьбу. Исчерпав весь запас ругательств, Сара ударилась в иную крайность – стала жаловаться и просить. «Верни меня назад, хотя бы ради того, чтобы увидеть, как я приползу к твоим ногам и буду молить о прощении» – твердила она. Каких-нибудь пять дней назад Сара допускала, что она женщина с большим будущим. Но как осуществить намеченные ей цели, когда обстоятельства, в которые она была ввергнута вероломством Вельзевула, лишили ее всех возможностей. Блестящее будущее утонуло в бирюзовых водах, омывающих берега этого райского острова. Переживая муки предательства, Сара все больше убеждалась в том, что Вельзевул с самого начала был настроен против нее. Вместо того, чтобы винить себя, она кипела возмущением и ненавистью. За что обрек он ее на страдания? Она бесилась от своего бессилия и здесь была похожа на упрямую женщину, которая не сказала еще последнего слова. Не могла новая жизнь, едва начавшись, закончиться так бессмысленно на этом богом забытом острове! Неужели здесь ей предстоит умереть от голода? С высоты смотрела она на океан, зиявший у ног бесконечным простором. Но это была всего лишь иллюзия, простор заключала тонкая линия горизонта, днем она была едва заметна и потому происходило слияние воды и неба. Ни монотонный шум приливных волн, ни блики солнца на их поверхности, ни чистый прозрачный воздух, ни абсолютная тишина, ни сочная зелень деревьев, густо покрывавших землю, ни белый песок пляжа не радовали больше Сару. То, что еще недавно заставляло душу ее ликовать, теперь вызывало в ней отвращение. Природа острова во всех его видах олицетворяла собой идиллию. Но эта отрешенная от цивилизованного мира красота сеяла зерна страха в уме Сары, она отказывалась быть ее жертвой. С каким-то тупым унынием смотрела Сара на белую птицу. Широко раскинув крылья, она парила в воздухе. Потеряв к ней интерес, Сара стала смотреть вдаль, а когда снова устремила глаза к небу, то увидела эту птицу над своей головой – она в когтях держала рыбу. Где-то на камне или в гнезде она будет терзать еще живую рыбу, но агония будет недолгой, рыба умрет раньше, чем птица ее съест, пронеслось в голове у Сары. Вот и ее жизнь на своем исходе! В природе каждый миг завершается чьей-то смертью. Одна жизнь приносится в жертву, чтобы продолжалась другая, и никто в этом не повинен! Эта жестокость, отмеченная печатью неизбежности, обеспечивает процветание. Не судьбе своей она обязана знакомству с Дьяволом. Жизнь – игра случая.