Kitabı oku: «Укрощение дьявола», sayfa 12
Наступила четвертая ночь изгнания. Днем она мало двигалась, и куда вообще идти, когда находишься на диком острове, где нет ни людей, ни следов их древнего присутствия. Сара нашла идеальное место для существования – обрыв берега, с края вниз опускались длинные корни усохшего дерева, они расходились в противоположные стороны и своим расположением удачно подходили для того, чтобы привязать к ним концы платьев и тем самым обеспечить себе крышу и тень от солнца. Беря одну вещь за другой и связывая их между собой, она думала: «Какой бренд! Какой покрой!» На землю бросила темно-синий пиджак с золотыми пуговицами от Шанель. Она ненавидела этот вульгарный бренд, но пиджак все же купила, он был приталенный и хорошо на ней сидел. Внизу обрыва имелось углубление, достаточно вместительное, чтобы можно было спрятаться от дождя. Как обычно она бродила по лесу в поисках пищи, не уходя слишком далеко от берега. В середине дня она поймала странное существо, это был рак-отшельник, она размозжила его камнем, но проглотить не смогла, ее чуть не вырвало, таким сильным был приступ тошноты. Не все было так плохо, вчера она пообедала рыбой. Вкус у нее был отвратительный, поэтому Сара глотала куски, не пережевывая. На десерт были водоросли. Вполне даже съедобные. Сара собрала этих водорослей достаточное количество, женщина сообразительная, она разложила их все на камнях, предполагая, что высушенные они будут более пригодны для еды. И теперь она питалась исключительно одними водорослями. Она ругала себя за то, что выбросила зеркало. В нем не было нужды, пока она не насытилась рыбой. Замещением чувства голода, который изнуряет наши силы и укрощает дух, была потребность увидеть свое лицо. Не в нашей власти превозмочь природу. А пока это остается так, наше настроение всегда будет находиться в прямой зависимости от того, что мы съели. Она знала, что у рыбаков и их жен как правило грубые и обветренные лица. После обеда рыбой она возымела неуемное желание узнать, как она вообще выглядит и стала щупать свое лицо. Кожа показалась ей грубой и обветренной. Недолго думая, она решила, что завтра сделает на лицо маску из водорослей. Волосы! Черт с ними! Расческу она потеряла. Весьма аккуратная во всем, что касается ухода за телом, она превратилась в опустившуюся, неряшливую женщину с растрепанными волосами, ставшими тяжелыми от пыли и влажного соленого воздуха. То, что Вельзевул в идиллическом тоне говорил ей о райской природе далеких островов, подошло бы при известных условиях. Она так старалась быть привлекательной и вот здесь обрела свой окончательный вид. С чего это вдруг ее стала заботить собственная внешность? Может внутри нее зрела надежда? Очень может быть, что это и так. Как бы там ни было Сара приободрилась настолько, что пропела мелодию «рисовой арии» Россини. “Di tanti palpiti…” начиналась она, а в речитативе была такой: «После тревожных дней, полных страданий, жду я милого моего». Но это, между прочим. Итак, в воде недостатка не было, рядом из-под камней проистекал ручей. Из своего горького опыта Сара сделала вывод, что чувство голода притупляется, если пить много воды. Сара пошла еще дальше, она принесла из леса желтые цветы и стала употреблять их в пищу, запивая водой. Получалось, что она ела и пила одновременно, не принуждая себя ни к тому, ни к другому. От цветов было мало пользы, есть она все равно хотела постоянно. С этим неприятным чувством она прожила и этот, напомню, четвертый день. Опять ночь. Лунная, тихая, сказочная в своей отрешенной красоте. Сара находилась на берегу красивой лагуны. Вдаль тянулся белой лентой берег, над ним там и тут склонились на длинных тонких стволах пальмы. Их длинные похожие на веер ветви шелестели на ветру, а прозрачные тени от них так хорошо ложились на мягкий песок. В лунную ночь этот вид изумлял своей выразительностью, да и вообще было в нем что-то волшебное, так всегда это чувствуешь, особенно когда вокруг все дышит покоем. Только здесь безмятежность была исполнена постоянства, которое имело свои истоки и только здесь, где легко забываешь о времени, было так много ее проявлений. Сара смотрит на необъятное небо и немного удивляется тому, что раньше не обращала на него особого внимания; она выбилась из сил, но не спешит ложиться спать, – она не устает смотреть на открытое море, на блики лунного света, которые скользят и сливаются на поверхности волн, а когда не видит их, – взгляд ее погружен в темноту – она слышит, как с мерным, нарастающим шумом они накатываются на берег. Одна оставшаяся была растеряна, – да мало сказать растеряна, она просто ошеломлена, – когда, проникнув мыслью в бесконечность, ощутила страх перед бездной. Вся ее жизнь была всего лишь отражением на воде, она не нужна никому, даже собственному брату, чью жизнь она старалась улучшить, она в себе не уверена, еще того менее – что Вилли встретит ее радостно, когда она вернется к нему. Ее родители, единственные люди на земле, которых она любила, умерли раньше времени, мысль о том, что ее ждет вечная разлука с ними была невыносимой, нет никаких доказательств того, что смерть уничтожает только тело, а душу не трогает. Сара содрогнулась от ужаса, что ее жизни скоро придет конец. Нет, это невозможно! Ее мытарства не предусмотрены соглашением. Она никак не может стать фигурой трагической, так как все истории, которые начинаются в рождество, имеют счастливый конец. Все, что окружает ее и все, что она угадывает вдали, объединяется на этом острове в гармонию. Гармония эта чистая и всеобъемлющая, но какая злая сила обретается в ней!
Тем временем в Нью-Йорке. Каждый раз думая о Саре, которая в это время терпит муки голода и полна отчаяния, Вельзевул проникался мыслью, что он несправедлив к ней. Он уже был не уверен, что хочет ее наказывать – в этом нет никакой необходимости. Его цель была простой и ясной: было бы хорошо, если бы Сара отреклась от своих претензий, которых он чуждался, он надеялся, что, оказавшись совсем одна, она начнет думать и размышляя о себе, она наконец поймет его озабоченность ее сумасбродствами. При том, что Вельзевул следовал своему назначению и как таковой сеял повсюду зло, он ничего не мог сделать против чувства такта, которое запрещало ему мучать женщину к нему расположенную и которую он привел в свой дом. Привести ее в свой дом, значило дать обязательство на покровительство и защиту. С другой стороны, он устал от Сары, он отправил ее на дикий остров потому, что хотел избавиться от нее. Но это вовсе не означает, что он ей смерти желает. И даже понимая какие Сара терпит муки, он, не зная, как быть просто тянул время. Прошли пять дней ее полной изоляции. После завтрака Вельзевул полил фиалки, стоявшие в керамических горшках на его окне, потом пошел в гостиную, сел за рояль и непроизвольно стал играть «Траурный марш» из сонаты Шопена. Играя, он то и дело отвлекался и подолгу смотрел в окно. Что с ним твориться в это холодное зимнее утро? Он этого не понимает. Неожиданно он осознал, что мешает ему играть. Желание увидеть Сару было таким сильным, что он путался в нотах, мысли его ускользали к ней. Он встал и стал бродить по комнате в сомнениях. Он хотел увидеть Сару. В сущности, его взбудоражило чувство вины, на которое, казалось, он не способен. Однако себя он сдерживал в порывах. Ведь стоит ему оказаться с Сарой лицом к лицу, он, недолго думая, простит ее. Девять против одного, что так и будет! Тогда Вельзевул принял самое простое и единственно возможное решение: невидимым он появится на острове и собственными глазами увидит в каком состоянии находится Сара. Зная в каком часовом поясе, находится остров он легко определил, что в данный момент там полдень. Хорошо. И вот он невидимый на острове. Он сразу же увидел Сару. Она сидела под зонтом, на плоской поверхности высокого камня, опустив ноги на нижний камень, среди нагромождения больших и гладких камней. Справа от нее стоял белый чемодан, на его поверхности красной помадой были написаны какие-то слова. Любопытство заставило Вельзевула приблизиться, оставаясь при этом невидимым. Каково же было его изумление, когда он прочел следующие слова: «Бессмертные слывут милосердными». Это ведь обращение к нему!
В тот самый день на пляже – что бы вы думали? – появился Вельзевул. Лицо бледное и смотрит как-то странно. Саре даже не по себе стало, ведь в глазах его была вина.
–Прости, Сара. Я забыл про тебя. Поверишь, до того я заработался, – не заметил, как дни прошли.
Сара возмутилась, но ответила спокойно:
–Да что ты! Неужто и вправду забыл! Подлец! Все произошло оттого, что ты чересчур увлекся своей игрой.
–Для меня жизнь – игра!
–Стоишь тут передо мной с виновным видом и рассказываешь, что забыл меня на этом проклятом острове. Вили, врать ты не умеешь.
–Ты не устала бороться сама с собой?
–Я никогда не устану от жизни и пока живу буду бороться за все, что хочу получить.
–Ты уже много чего получила за свои труды и старания.
–Господи, до чего же мне хочется задушить тебя – будет счастье мне.
– Почему ты так смотришь на меня? Я дал тебе добрый совет, но ты им пренебрегла и была наказана за свою строптивость. Я предупреждал тебя серьезно, по-настоящему серьезно, чтобы ты не трогала меня. Я тебе поверил, забыв, что женщина способна изобретать самые вероломные козни – она мать всех сумасбродств и подлостей! Ты обещала, что воду мутить не будешь. И что? А то, что ты продолжила плести свою сеть, но сама угодила в нее.
–Дорогой, просить женщину не играть с чувствами, все равно что просить контрабандиста отказаться от торговли контрабандой! Ты все-таки пришел за мной. Значит, ты беспокоился обо мне.
–Я здесь по другой причине. Просто, кое-что разозлило меня. Да что там! Меня взбесили твои слова. Помнишь, что ты сказала?
–Я много чего говорила…
–Ты назвала меня дилетантом.
–А-а, забудь. Это я от злости.
–Ты слишком многого требовала от дилетанта.
–Вилли, ты как ребенок – надулся от глупой обиды. Хотя, если подумать, в некоторых вопросах ты самый настоящий дилетант.
–Даже не буду ничего спрашивать. Послушай, Сара в том, что случилось есть немного моей вины. Я искал способ заставить тебя смириться. Но не нашел его. Недавно я ходил в парк. Помнишь то место, где мы встретились?
–Зачем ты ходил туда? Тебя совесть замучила? – флегматичным тоном спросила Сара.
Вельзевул отрицательно мотнул головой. Он поколебался, бросил взгляд на Сару, чьи губы разошлись в улыбке и ответил:
–Скажу, если уберешь с лица улыбку.
–Я и не думаю улыбаться.
–Я вспомнил тот вечер и тебя на скамье, а настроение было грустное и тоскливое, – проговорил он негромко.
–Да, я иногда думаю о той скамье в парке.
Вельзевул сразу стал серьезным и сказал с чувством:
–Именно там начались мои проблемы.
–Ты поступил великодушно.
– Ну, не знаю. Как все это странно – то, что у нас получилось, не правда ли.
–Ты жалеешь о нашей встрече?
–Нет, я бы так не сказал. Нет. Прости за то, что отправил тебя сюда.
Сара взглянула на Вельзевула полными слез глазами.
–Ты дал мне возможность по-новому увидеть себя, – сказала она, волнуясь.
–Я не очень понимаю тебя, – пробормотал Вельзевул, смущенный ее слезами.
–Было о чем подумать, когда я осталась совсем одна. Как легко можно потерять всякое удовольствие от жизни!
–Ну, так скажи, что времени у тебя было мало.
–О нет! Эти четыре дня станут самым ужасным событием в моем прошлом.
–Я могу сделать так, что ты навсегда о них забудешь.
Тут Сара вздрогнула и возразила решительным тоном:
–О чем ты говоришь? Нет, Вилли, этого мне не надо. И вообще мне все равно забуду или нет, дело в том, что я изменилась, я уже не та, какой была прежде. Не зря ты послал меня сюда. Видишь ли, если говорить откровенно, то именно здесь, на этом острове, я получила широкое представление о жизни.
–Значит, причина была хорошей. Теперь я знаю, почему люди становятся проповедниками. Скажи, а тебе не казалось будто тобою движет какая-то сила, которая находится вне тебя, а ты только позволяла вести тебя?
–Да, я чувствовала чудесное вмешательство своего ангела-хранителя. Он мне рыбу послал.
Вельзевул улыбнулся.
–У твоего ангела очень странное имя: Флоп-оверкиль.
–Как мило! Ты пока ничего не понял!
–Ну вот, теперь ты скажи, что я должен понимать.
–Мне было страшно и больно: может я и получила то, что заслужила, но я все-таки второсортная жертва в этой истории твоего падения. Я верила в тебя, хотя никто во всем мире в тебя не верит. Ты не имел права оставить меня здесь одну. Надеюсь, эти мои страдания заставили тебя понять, что надо быть негодяем, чтобы отправить меня в наказание на остров, где я плакала из-за тебя и была в отчаянии, что умру голодной смертью. Ты знал, как я тебя люблю: я все готова была для тебя сделать.
–Ради бога, не заставляй меня оправдываться. Тебе мало того, что я себя виновным чувствую! Черт тебя возьми, Сара! Впервые в жизни мне стыдно. И перед кем? Женщиной!
–Я не позволю, чтобы ты отмахнулся от меня, как от какой-то уличной девки!
–Пойдем домой.
–Проклятый мизантроп! Ты всех гонишь от себя. А недавно убить меня хотел. Я соберу свои вещи и уйду. Я не могу жить с мужчиной, который ненавидит меня так сильно, что хочет моей смерти.
–Ну, раз ты уж сама об этом сказала, не будем говорить о том, почему мы должны расстаться.
Сара ничего не ответила, и больше они об этом не говорили.
24. Сара действительно изменилась. Душевное потрясение оставило след в душе и повлияло на ее отношение к Вилли. В этом свете возвращение в Нью-Йорк ничего не значило для них обоих. Говорят, что все истории, в которых торжествуют темные силы, свидетельствуют о том, что какой бы вид не принимал дьявол, он всегда притворяется, а осуществив коварный замысел заставляет жертву дорого заплатить за свое посягательство. Но наш дьявол чувствителен ко всему великому и красивому. К тому же у него отменное чувство юмора. Вышеупомянутое предположение содержит в себе два утверждения, с последним согласиться трудно, так как все в нашей истории противоречит ему. Изгнание Сары на дикий остров обошлось без серьезных последствий, мучительные состояние, которое она испытывала на протяжении четырех дней, все-таки имело положительный результат – она избавилась от иллюзий в отношении Вельзевула. Страдания исцелили ее от любовной лихорадки. Сара так и не узнала, что своим спасением обязана только уму и находчивости, которые она проявила самым блестящим образом. Помните, что она написала губной помадой на чемодане? Это изречение, если не образумило Вельзевула, то хотя бы создала нужное настроение.
Какой бы роскошной не была его квартира, притягательная сила ее общего великолепия иссякла, Сара больше не хотела ни находиться в ней, ни быть хозяйкой этих королевских апартаментов. Она хотела только одного – вернуться к себе домой, в родительский дом, ставший таким дорогим после всех переживаний. И это желание не было омрачено неизбежной встречей с братом и его женой. Сара не испытывала больше к ним злобы и презрения, наконец она поняла, что именно мешало ей принять их такими, какие они есть. Она и дальше готова мириться с их присутствием, лишь бы они не мешали ей обрести полное уединение в доме, который она любила. И все-таки какое это было прекрасное время, когда она жила с Вилли! Она всеми силами старалась понравиться ему и наслаждалась красивой жизнью в доме его, располагающая обстановка которого удовлетворяла ее тонкий художественный вкус. Вернувшись с острова, Сара не без горечи поняла: как снег весной ее надежды растаяли в воздухе. За три месяца она ничего не добилась, домогательства пошли прахом в безнадежном для нее деле. Но поражение не было сокрушительным, ведь она может поставить себе в заслугу, что вела игру, в которую вовлекла самого дьявола. И все-таки какое-то смутное, не осознанное чувство тяготило ее и не давало покоя. Не было ничего противоестественного в том, что она пленилась Вельзевулом и пыталась его соблазнить. Она исполнилась сего рвения – не только потому, что была увлечена мужчиной, которого считала лучшим, но и потому, что внушила себе самой, что достойна его. Сара почти требовала исключительности. Она одна, единственная достойна любви Вельзевула. Никаких соперниц! Они оба любили Голливуд, музыку, литературу, оперу, путешествия и Сара полагала, что взаимный интерес ко всему этому и будет той силой, которая бросит их друг другу в объятия. Весной Вельзевул собирался поехать в Португалию и предложил Саре поехать с ним, на что она, не раздумывая, дала свое согласие. Говоря о великолепной архитектуре Лиссабона, он сказал справедливые слова: «Мало кто, путешествуя по миру, задумывался о том, что лучшая часть человечества, которую составляли аристократы, дворяне, духовенство, увенчали свое процветание строительством красивейших зданий, будь то дворцы, замки или церкви».
–До сих пор я не могу понять откуда архитекторы, художники, композиторы, поэты черпают свои идеи и как приходит к ним вдохновение. В этом есть тайна?
–Несомненно. Я тоже задавался вопросом, почему получается так, что один-единственный человек становится выразителем идеи, которую в разных странах, независимо друг от друга, вынашивали сотни людей. Такими людьми в науке были Тесла и Т. Эдиссон, в литературе Э. По, Байрон, в музыке Моцарт, Бах, Бетховен, в живописи Элвгрен, Н. Рокуэлл и многие другие. Эти выдающиеся люди рождались, чтобы подвести великий итог и часто за это они платили собственной жизнью.
Разумеется, по возвращении Сара не допускала вероятия того, что они с Вельзевулом поедут в Португалию. Все шло к тому, чтобы они расстались. Но за Сарой было еще одно желание и обещание разоблачить Вельзевула, открыв его тайну. Но все это мало трогало Сару, она трепетала от радости, когда вернулась в Нью-Йорк. Никакие воспоминания прошлого не могли омрачить радости настоящего! Она была взволнована до слез. Сколько замечательных мест было в этом великом городе. Сара была охвачена нетерпением увидеть их снова.
–О, Вилли, что ты наделал!
–Что я сделал?
–Ты плюнул мне в душу!
Вельзевул даже растерялся от такой по-женски бессмысленной жалобы.
–Когда я с тобой, я не вижу в тебе дьявола и люблю человека, – сказала она.
–Я ограничен своей природой и следую ей, потому что иначе не могу.
–Ты ужаснее Сталина и безумнее Гитлера.
–Гитлера и Сталина считают большими злодеями. Я воздержусь от того, чтобы дать каждому характеристику, но скажу, что у обоих были хорошие идеи.
–Как тебе только в голову пришло отправить меня на муки! Тебе что заняться было не чем? Лучше писал бы стихи. У тебя есть чувство ритма и богатое воображение.
–Этого мало бывает. Шлегель в совершенстве владел метрикой, но большим поэтом не стал.
–Нет, не могу больше, – простонала Сара. – Твоя эрудиция меня подавляет.
–Тогда не спорь со мной.
–Ты уже большой мальчик. Пора меняться! Есть много вещей, чему ты мог бы научиться.
–А ты научилась держать в узде свои чувства?
–Вот, опять. Опять ты заставляешь меня оправдываться! Совести у тебя нету, а еще человеком притворяешься!
–А ты много знаешь людей с совестью? У тебя самой ее нет! Ты спокойно смотрела на меня измотанного бессонницей и ничего не делала.
–А почему ты не спал?
–Мог ли я спать, когда у меня под матрасом Библия? На твоем месте я бы не упустил случая помолчать. Ты совсем не та женщина, которую я привел в свой дом.
–Мне это уже надоело, как многое другое, что я терплю.
–Я тебя не держу, уходи.
–Что ж, мое решение будет вынужденным.
–Ты когда-нибудь тяготилась самой собою?
Сара ничего не ответила.
–Я хотел бы, чтобы мы расстались по обоюдному согласию.
–Я голову ломала над вопросом, почему ты хотел моей смерти и только теперь поняла, что ты мстил мне за то, что я хотела тебя. А чего ты хотел от женщины, которую к себе приблизил?
–Многие женщины старались увлечь меня, но мало кому это удалось. Ты бесишься от того, что не смогла соблазнить меня. Вот и все. Я думаю о том, что часто, без всякой к тому необходимости, угождаю тебе и не могу себе представить, что ты имеешь основания для предположения будто я ищу твоей любви. Неужели ты предполагала у меня иные намерения, кроме простого желания избавиться от одиночества.
–Ты слишком горд, чтобы признаться в своих чувствах. Только и всего. Я не раз чувствовала, что ты хочешь меня, но не осмеливаешься. Сейчас, я тебе разрешаю! Возьми меня!
–Что?! Дай мне перевести дух! – взмолился Вельзевул. – Лучше давай ругаться.
–Я уже исчерпала весь свой запас.
–Да, на острове ты выплеснула на меня весь свой гнев.
–Это была очень плохая идея, Вилли. Я четыре дня умирала.
–И при этом занималась визуализацией. Я надеялся, что ты в чрезвычайных условиях обуздаешь свое сладострастие.
–Я мола бы использовать это время лучше. Ты не торопился прийти за мной.
–Я думал, может отдохнешь там.
–Какое-то время я бушевала, протестовала, но потом успокоилась. Если отнять у человека надежду, от него ничего не останется. А я верила в то, что ты спасешь меня. Но все это было так неожиданно, как будто гора на меня обрушилась.
–Дьявол ответил тебе вероломством на вероломство.
–Ты демонстрируешь уверенность в собственном дьявольском превосходстве, ко всему роду человеческому относишься с презрением, а на самом деле ты озабочен лишь ненасытным желанием получать больше и больше материальных благ и удовольствий. С рвением и неуемным желанием насытиться, ты покупаешь красивые вещи, восхищаешься красотой и величием церквей, наслаждаешься музыкой, ценишь картины и искусство. Но все это создают люди! Ты всего лишь потребитель. Три месяца я наблюдала за тобой, за твоей насыщенной жизнью. Я слушала тебя и старалась понять, где в ней место для меня?
–Тебе хоть раз приходило в голову, что мое холодное сердце не всегда чуждалось мысли о добром поступке?
–Ты ожесточен против людей, меня не ценил по-настоящему. А я старалась все сделать лучше. В одном я ошиблась – я внушила себе, что ты нуждаешься в нежности.
–Ты все сводила к этому. Я не знаю и не хочу знать, что есть любовь, долг, совесть, стыд, привязанность…
–Боюсь подумать, сколько людей ты сделал несчастными!
–Я дьявол, не знающий жалости и обречен быть таким вечность! Но с тобой я был прежде всего человеком, который хочет чувствовать и развиваться.
–Я этого хочу тоже! Неужели ты не видел во мне перемены?
–Видел. Но каждая из них была прелюдией к новым осложнениям. Я устал от тебя. Мы сейчас говорим откровенно, и я признаюсь тебе, что мое самолюбие было уязвлено тем, что ты не доверяла мне. Ты не доверяла тому, кто дал тебе все! Ты употребила во зло мою привязанность к тебе. Этот твой талисман, узлы, святая вода и все такое.
–Я лишь хотела иметь средство защиты от твоего неистовства.
–Значит, я внушил тебе страх, был причиной его.
–Одного я понять не могу, почему ты такой вездесущий не смог увидеть всего, что я делала против тебя?
–Клянусь своей бессмертной душой, я преднамеренно помогал осуществлению твоих дерзких планов.
–Зачем?
–Мне нравилось распутывать твои козни. Просто я начал не с того и в какой-то момент перестал понимать тебя.
–Вилли, ты исполнил мои желания, много говорил обо мне, мало о себе, как о человеке. Ты мучишь себя, быть может, понимая, что внутри тебя есть потребность, смысл которой пугает тебя и ты боишься уяснить себе ее содержание. Я обнаружила в тебе противоречивость твоих порывов. Я увидела в тебе мучительное желание быть человеком. Это твоя тайна.
–Ну, раз ты знаешь тайну дьявола, нас больше ничто не держит.
–Кроме моего последнего желания. Я определилась: хочу миллион долларов наличными.
Финал.
Вельзевул оставил Кадиллак Эскалейд на парковке и оттуда они пошли в парк к тому месту где встретились.
–В тот злополучный день, когда я встретил тебя у меня было плохое настроение, я бродил по улицам без всякого интереса, одним словом, я не искал повода с кем-нибудь познакомиться. Теперь ты знаешь, как я оказался в парке. Твой несчастный вид тронул меня, я чувствовал себя очень одиноким и каким-то потерянным, а тут ты, тоже очень одинокая, неприкаянная. Я слушал твою историю, удивило меня не то, что ты говорила, а как: твоя манера была отмечена печатью большой оригинальности, тогда я начал понимать, что любая дискуссия с тобой будет соревнованием умов. Мне показалось, что мы с тобой жертвы нетерпимости: твой брат и его жена настроены против тебя, не будем говорить об обстоятельствах, они тут ни при чем, в то же время все были против меня. Твое самолюбие было уязвлено. Мое тоже. Вдруг ты стала предметом моих симпатий. Встреча с тобой дала мне случай сделать новую попытку установить дружеские отношения с человеком близким мне по духу. Кроме того, из твоего рассказа я вынес мысль, что ты, терпя несправедливость от тех, кто тебя не любит, стараешься скромно утвердить свое право на место в собственном доме. Искренность твоих чувств, глубина твоей обиды и бессознательное желание обратить против себя накопившуюся в душе горечь, потрясли меня. Ты желала зла самой себе, а не тем, кто заставлял тебя страдать. Отсюда понятно какое сильное желание я возымел помочь тебе. Тогда я не понимал, что твоя оригинальность принадлежит к явлениям патологии. Ничто еще не указывало на то, что ты психопатична, похотлива, навязчива, строптива…
–Слушая тебя не могу удержаться от двух возражений.
–Какие еще возражения? Ты заставила меня спать на Библии, принесла в мой дом руководство по изгнанию дьявола, поила меня святой водой, защищалась от меня талисманом, крестом, узлами и лавандовым маслом. А эти твои уловки, с помощью которых ты старалась возбудить к себе мое внимание?
–Ответить легко.
–Мне не нужны твои оправдания.
–Как ты жесток!
–Я жертвую чувства истине! Ты хорошая женщина Сара, и Бог бы с тобой, если бы ты не обладала темпераментом истерички. Разрываясь между влечением, которое ты испытывала ко мне и отвращением, которое вызывала у тебя природа Зверя, ты стала учить меня милосердию и терпимости! Но и тогда твоя ненормальность была еще не очевидна. Постепенно прошли месяцы…
–и ты не переставал жаловаться, – вставила Сара.
–За этот период времени, – невозмутимо продолжил Вельзевул – заметные изменения в тебе были предположительны, твою аффектацию я принимал за обычные сумасбродства и только удивлялся тому, как легко ты ухитрялась вносить юмор в серьезные отношения, как забавно ты играла моими чувствами и как умело подавляла свои.
– Вилли, жизнь тебя ничему не учит. Я не та женщина, которая отдается без любви. Да, я домогалась тебя, не раз хотела наброситься на тебя, обрушив всю свою страсть. Но не говори, что ты не простишь мне этого.
–Ты надоела мне своей чрезмерной любовью!
–Любовь – божественный дар!
–Гениальность – это дар бога, а любовь всего лишь плотский инстинкт. Откровенно говоря, меня тошнит от тех женщин, которым мало того, что они чувствуют, что их любят и они говорят: «Дорогой, докажи мне, что любишь меня».
–Ах, вот как! – восклицает Сара. – Кому из женщин, начиная с Евы не приходилось бороться за свою счастье? Женщина пытается соблазнить мужчину – мужчина преследует женщину… Это старая история, которая повторяется не одну тысячу лет и будет повторяться до тех пор, пока существует мир – сплошная игра, и никакой любви!
–Сара, я старался понять твои импровизации, но не понял.
–Это оттого, что ты на ногах стоял.
–Что ты пытаешься сказать?
–Когда вернешься домой, прими положение голова вниз, на акробатический манер.
–Как это?
–Нужно поднять ноги вверх, руками упереться в пол. В таком положении побудь хотя бы минуту. Может быть, так сможешь понять.
Вельзевул улыбнулся на шутку Сары и сказал:
–Просто мое стремление к идеалу натолкнулось на логику.
–Скажи мне, пожалуйста, как ты думаешь сочетать любовь с логикой, когда сама жизнь восстает против нее?
Говоря это, Сара акцентировала каждое слово.
–Это верно. Чтобы далеко не ходить за примером, ты сама, Сара, разве не поступала так, как говоришь? Твои любовные арии были для меня кошмаром.
–Женщина, охваченная страстью, выглядит так же непристойно, как «Хабанера» на китайском языке.
–Мир охвачен каким-то безумием! Я не удивлюсь, если либретто Кармен переложат на китайский текст.
–И все же, почему ты отказался от меня?
–Признаюсь, я не ожидал встретить такую страстную женщину, какой ты оказалась.
–Я все еще такая!
–Пойми, я нахожусь в возрасте, когда чувства уже не воспламеняют душу, а скорее ее разлагают. Мне три тысячи лет, время берет свое, так что я готовлюсь к тому, чтобы самому разложиться. Ты не зря упрекала меня в старомодности. Я действительно тяготею к добрым старым временам своей молодости. О, не подумай только, что я устал от жизни. У меня есть красивый дом, музыка, фиалки, а больше мне ничего не нужно.
–В тебе больше человеческого, чем дьявольского. Ты благороден.
–Выходит, что мое благородство дает тебе возможность говорить о «изысканном дьяволе».
–О, что я сказала! О тебе я думаю, как о «покаянном дьяволе», великодушие которого превышает все его злые дела. Я буду отстаивать именно такой взгляд на тебя. Я оцениваю тебя как дьявола, с глубоким умом и сознанием своей силы, который боится обнаружить то прекрасное, за что я ему благодарна.
–Я ценю все исключительное. Это большое дело. Но ты ошибаешься во мне. Я чудовище, которое распространяет зло.
–Вилли, перестань быть чудовищем!
–Я должен им быть! Я не могу подняться до звезд, но я смогу возвыситься над миром.
–Ты никогда не возвысишься над моей страной. Мы великая нация возвышаемся над всем миром, и Бог благословляет наше процветание!
–Я хочу о тебе говорить.
–К чему? – спросила Сара. – Лучше признайся, у тебя были другие женщины? Ну, до меня.
–По правде говоря, мало.
–Сколько, мало? Ты ведь не тридцать лет живешь.
–Не больше пятидесяти, может даже меньше…
–А что с ними было?
–Я обеспечил всем им будущее.
–Мне тоже, – вырвалось у Сары. Она держала в руке чемодан, в котором был миллион долларов и чувствовала их приятную тяжесть.
–Современные женщины мне не нравятся, – проговорил Вельзевул, продолжая оправдываться с таким видом, словно ему было стыдно.
–Ответ простой и наивный, – сказала Сара. – Ты бы хотел влюбиться?
–Да. Но не в женщину.
–Я от всего сердца желаю тебе в этом удачи.
–Пойми, я не… Я… женщину тоже могу любить… Пусть тебе не кажется, что влечение к юношам и восхищение женской красотой никак не согласуются.
–О, что ты! Когда мне было тринадцать лет я была увлечена одной девочкой из школы. Мы скрывали наши чувства от всех, но все равно нас пытались поссорить. Мы гуляли по улице держась за руки, а оставшись одни обнимались и целовались. Помню, как у меня кружилась голова от счастья. Дай тебе бог дожить до пяти тысяч лет, чтобы ты смог понять это упоительное чувство! О, милый, не надо так волноваться! Ты плохо чувствуешь себя?
