Kitabı oku: «Меган и Гарри: подлинная история», sayfa 4

В то время как Меган блистала в школе и университете, Гарри, который родился через три года и один месяц после нее, 15 сентября 1984 года, ничем особо не отличался. Притом что их аттестационные ведомости кажутся настолько противоположными, насколько это возможно, их приход в этот мир имел параллели.

Брак принца и принцессы Уэльских разбился о скалы вскоре после рождения Гарри, и, хотя они оставались вместе в течение последующих восьми лет, брак распался раньше. Супруги представляли собой парный этюд, участники которого избегали появления вместе, за исключением официальных событий.

Чарльз обосновался в Хайгроуве в Глостершире, в доме, который герцогство Корнуолл купило для него у виконта и виконтессы Макмиллан из Овендена в 1980 году, до его женитьбы в 1981 году. По словам тогдашнего камердинера Чарльза Стивена Барри, возившего Диану между Букингемским дворцом и Хайгроувом на полуночные встречи с принцем, она внесла большой вклад в отделку дома. Однако после того, как брак распался, Диана решила оставаться в будни в Лондоне в Кенсингтонском дворце, а Чарльз поселился в Хайгроуве. Пара редко бывала вместе даже на выходных. Часто случалось, что, когда Диана собиралась посетить Хайгроув, Чарльз как раз отправлялся навестить друзей. Договоренность была настолько цивилизованной, что Чарльз позволял Диане развлекать ее любовника Джеймса Хьюитта¹⁰ даже за городом. Известный наездник, с благословения Чарльза он также научил Диану и мальчиков верховой езде.

Хотя между Чарльзом и Дианой, Томом и Дорией было сходное отсутствие близости, обе пары нашли способ преодолеть множество разочарований до такой степени, что их дети смогли установить хорошие отношения с обоими родителями. На первый взгляд, обе родительские пары стремились к отсутствию открытой враждебности, но только Марклам удалось поддерживать подобный стиль общения. Во многом это было связано с эмоциональным состоянием Дианы. Если бы она была счастлива с любовником, то у них с Чарльзом сложились бы относительно цивилизованные, даже устойчивые отношения. Иногда это могла быть даже нежность, как у брата и сестры, которые не особенно близки, но испытывают врожденную привязанность друг к другу. Это было особенно актуально во второй половине восьмидесятых, когда роман Дианы с Джеймсом Хьюиттом процветал. Однако всякий раз, когда ее личная жизнь была неудовлетворительной, Диана стреляла в Чарльза залпом из всех орудий, выбивая из него всю безмятежность.

В такие моменты все происходило по его вине. Это он разрушил ее жизнь, будучи не тем мужчиной, которого она хотела. Если бы не он, ее жизнь была бы идеальной. Эти сцены были травмирующими для всех, кого это касалось, в том числе для детей. Хотя Чарльз сохранял миролюбие и делал все, что в его силах, чтобы избежать спора, Диана была его полной противоположностью. Когда она готовилась к драке, она должна была удостовериться, что у нее есть что сказать и что все узнают об этом. Она кричала на весь дом. Она буйствовала часами. Она швыряла оскорбления и предметы и всегда доводила себя до слез разочарования и истерии. Поскольку Диана никогда не была верна ни одному любовнику, от Джеймса Хьюитта и Хасната Хана¹¹, двух мужчин, в которых, как она позже утверждала, была по-настоящему влюблена, до Доди аль-Файеда¹², и поскольку она всегда искала идеального мужчину, который сделал бы ее жизнь полной, ее любовная жизнь была непостоянной, даже когда была относительно стабильной. Всегда существовала опасность, что ее взорвет, и предсказать взрыв было невозможно, поскольку ее побудительные мотивы не имели никакого отношения к мужу или даже поведению ее возлюбленного. Дело было в ее внутренней потребности чувствовать себя любимой и сознавать, что эта любовь была чем-то, на что она могла положиться. Диана всегда старалась направить вспышки своего гнева на мужа, а не на любовников, и это не способствовало созданию стабильной или счастливой атмосферы в доме. Затем, когда все успокаивалось, она становилась тихой, адекватной Дианой, которая понимает, что должна оставаться замужем за Чарльзом и лучший путь для них – продолжать вести раздельную, но цивилизованную жизнь, он – со своей любовницей, она – со своим любовником.

Однако когда Диана приблизилась к тридцатилетию, она начала задаваться вопросом, почему должна оставаться замужем за Чарльзом. Она откровенно сказала, что хочет брака по любви и мечтала о дочери. Это внесло в ее семейную жизнь совершенно новый уровень нестабильности. Спусковым крючком теперь было не только ее недовольство личной жизнью. Даже будучи довольной ею и фантазируя о разводе со своим мужем и о том, чтобы выйти замуж за кого-то из своих любовников (основными кандидатами были Джеймс Хьюитт, Оливер Хоар¹³ и Хаснат Хан), она устраивала разгром в своем стремлении к свободе.

У Дианы было преимущество перед Чарльзом, которого не имели ни Том, ни Дориа, но которое есть у Меган. Обе женщины с раннего детства росли в семьях с разрушенными отношениями. Они с раннего возраста научились перемещаться между противоборствующими фракциями, понимая, как спровоцировать конфликт, чтобы получить то, что они хотели. Обе были мягкими и милыми, но при этом жесткими под якобы уязвимой внешностью. Обе развили тактические способности, уникальные для детей из неблагополучных семей. В раннем возрасте они научились умиротворять, вести переговоры и использовать любые инструменты, которые им хорошо помогали для достижения своей цели, какой бы она ни была.

Хотя Меган воспитывалась в более миролюбивой на первый взгляд обстановке, Диана при всем своем непостоянстве была любящей и покладистой матерью. Она также была высшим авторитетом для детей и мужа.

Она настаивала на том, чтобы ее дети росли энергичными. Диана решила, что они не будут такими дисциплинированными, как другие королевские дети, чтобы они были живыми. Чарльзу не разрешалось вмешиваться, и возможностей для вмешательства королевы также не было.

Формальная глава семьи, Елизавета II, известная как Лилибет, не была ее фактической главой. Таковым был ее муж герцог Эдинбургский, роль которого постоянно оспаривалась и часто подрывалась могущественной матерью Лилибет, королевой-матерью Елизаветой. Поэтому Лилибет привыкла к двум доминирующим фигурам среди своих ближайших родственников, к своему мужу и к матери, ни один из которых не любил другого, и обоих она старалась умиротворить в своем желании иметь счастливую и гармоничную семейную жизнь. Такое ее отношение только еще больше подрывало влияние, которое она и ее муж имели на своего старшего сына и, соответственно, на его жену.

Хотя Филипп изо всех сил старался установить основные правила в своей собственной, Маунтбеттен-Виндзорской ветви семьи, королева-мать была в постоянной оппозиции, когда дело касалось Чарльза. И так было всегда, с тех пор как он был еще совсем маленьким. При этом с тремя младшими детьми королевской четы подобных проблем не возникало, а потому многие родственники понимали, что единственная причина, по которой королева-мать вмешивалась в воспитание Чарльза, заключалась в том, что однажды тот станет королем. Она позаботилась о том, чтобы сохранить свое решающее влияние на корону за счет контроля своей дочери-королевы, а теперь и внука, будущего короля. Ее общепризнанный подход в отношении Лилибет заключался в том, что она лучше всех знала, что нужно короне, а в случае с Чарльзом – что ни один из его родителей не «понимал» его так, как она. Она чувствовала, что это ее право, как бабушки и как королевы-матери, – ободрять, направлять его и давать ему всю любовь, в чем, по ее мнению, он нуждался.

Поддерживать мужчину, который не справляется со своей женой, – это не способ решить основную проблему: как воспитывать дисциплину у детей. Таким образом королева-мать непреднамеренно ослабляла и без того близкое к нулю влияние Чарльза на его собственную семью. Тот же эффект оказывали и его родители, не вмешивавшиеся в ситуацию, с которыми он находился в противостоянии, поскольку к этому времени отношения Чарльза и с королевой, и с принцем Филиппом были отнюдь не теплыми.

По мере того как Уильям и Гарри росли, становясь все более дикими, в аристократических кругах начали распространяться слухи о том, что они вышли из-под контроля. Покойный Кеннет Роуз, один из самых влиятельных журналистов своего времени, который лично дружил с несколькими членами королевской семьи, сделал заметки в своем дневнике после выходных, проведенных с двоюродной сестрой Филиппа, леди Памелой Маунтбеттен и ее мужем Дэвидом Хиксом. Он отметил, что тринадцатилетний принц Уильям утомителен и всегда привлекает к себе внимание. Это было неудивительно, когда его так избаловало перетягивание каната между родителями, придворные, слуги и частные детективы. Гарри был избалован еще больше.

Хотя принц Филипп был отцом семьи, имевшим огромное влияние на остальных троих своих детей, отсутствие его влияния на Чарльза было примечательно. Положение его и королевы как родителей Чарльза было настолько подорвано королевой-матерью за эти годы, что они и сын фактически разошлись. Они старались видеться как можно меньше, а когда были вместе, вели себя вежливо, как незнакомцы. «Между ними не было абсолютно никакой теплоты. Я думаю, что королева и герцог Эдинбургский хотели бы, чтобы все было по-другому, но Чарльз просто не был в этом заинтересован», – сказал мне один из принцев. Таким образом, Филипп был не в состоянии оказать критическое вмешательство, которое, по мнению каждого члена семьи, было необходимо Уильяму и Гарри, чтобы они воспитывались дисциплинированными и в итоге могли правильно выполнять свои королевские обязанности. Двух мальчиков продолжали воспитывать дикими, а все взрослые королевские особы сетовали на отсутствие дисциплины, которое их мать считала уместным.

В то время никто из членов королевской семьи не осознавал, что Диана на самом деле поощряла непокорность в своих сыновьях и побуждала Гарри развивать бунтарскую жилку, которая пронизывала ее характер. Это мальчики непреднамеренно раскроют позже, когда скажут, что она говорила им: «Меня не волнует, что вы делаете, пока вас не поймают».

Конечно, Диана ожидала, что они всегда будут относиться к персоналу хорошо. Она никогда не потерпела бы, чтобы они грубили незнакомцам на публике. Она постоянно повторяла, что всегда нужно помнить, что они королевские особы и поэтому им следует относиться к миру в целом по-королевски. Но при всем этом Диана проповедовала то же, что и Джозеф Кеннеди¹⁴ своим мальчикам: вы можете нарушать правила, пока вас не обнаружили. Дело не в правилах, а в том, чтобы никто не поймал вас, когда вы их нарушаете. Пока вы не страдаете от последствий нарушения, все в порядке. Часто говорят, что Джо Кеннеди поощрял своих сыновей быть аморальными, внушая этот кодекс. Если это правда, Диана поступала так же.

Это своевольное отношение было проклятием для королевской семьи. Правила имели значение. Люди, будучи людьми, иногда нарушали правила. Но осознание того, что вы подчиняетесь нормам, а не ставите себя выше их, было важной частью правильного королевского поведения. Никто не продемонстрировал этого лучше, чем король Георг VI и его жена королева Елизавета. Королева-мать правила своими ближайшими родственниками, известными им самим как Мы Четверо, железной рукой в бархатной перчатке с самого начала своего брака. Король находился под большим пальцем своей жены еще до того, как надел ей кольцо на палец. Их две дочери, принцессы Елизавета и Маргарет, тоже с рождения воспитывались в подчинении своей матери. Бывшая леди Элизабет Боуз-Лайон была сторонницей счастливой семейной жизни, основанной на хороших манерах и традиционных ценностях. Это совершенно не противоречило королевскому укладу. Действительно, то, как будущая королева-мать устроила свою семейную жизнь, укрепляло ее, поскольку она к железной дисциплине добавила очарование и харизму, при этом всегда придерживаясь традиционных королевских кодексов поведения. Таким образом, Лилибет и ее сестра Маргарет воспитывались как идеальные принцессы, и только после смерти королевы-матери раскрылась менее формальная сторона Лилибет. А до тех пор она должна была быть застегнута на все пуговицы, как того требовала ее мать.

Учитывая, что королеве было за семьдесят, когда умерла ее мать, степень контроля со стороны королевы-матери поражала. Контраст между этим королевским укладом и тем, которого придерживалась Диана, не мог быть более резким. Хотя и Лилибет, и принцесса Маргарет в значительной степени принадлежали сами себе, старшая сестра по природе сдержанна, хотя и ужасная подражательница, но в то же время обладает остроумием и любит забавы. При этом младшая явно более общительна и неортодоксальна, скандальна и даже весела, однако все это в рамках дисциплинированного королевского поведения.

Несмотря на свой веселый характер, ни одна из сестер никогда не выходила за рамки королевских границ, воспитывая детей. Все шестеро – принц Чарльз, принцесса Анна, принц Эндрю, принц Эдвард, лорд Линли и леди Сара Армстронг-Джонс – воспитывались в соответствии с древними королевскими и аристократическими традициями. Это были хорошо воспитанные дети, которые выросли в хорошо дисциплинированных и отличавшихся традиционным поведением королевских особ и аристократов. Это означало, что, когда они были на публике, они вели себя так, как от них ожидали, а не так, как они сами хотели, даже несмотря на то, что в домашнем уединении их стандарты могли соблюдаться не так строго.

Это определенно не относилось к детям Дианы. По словам принцессы Маргарет, обоим мальчикам было позволено «разгуляться». К тому времени, когда первенцу Дианы и Чарльза, Уильяму, исполнилось три года, Елизавета II сетовала на его недисциплинированность. В 1986 году, когда он был пажом на свадьбе своего дяди Эндрю с Сарой Фергюсон¹⁵, он понравился публике, но не своей семье ерзаньем, высунутым языком и в целом поведением непослушного четырехлетнего ребенка, каким он и был. Гарри в возрасте одного года был еще слишком мал, чтобы кто-либо знал, пойдет ли он по стопам своего брата, однако особенности его поведения не предвещали ничего хорошего. Диана поощряла недисциплинированность и в итоге получила дикое поведение сына.

До этого момента в британской королевской семье был только один «дикий» ребенок, который приходит на память. Это Джон, покойный дядя королевы, младший сын покойного короля Георга V и королевы Марии – эпилептик и (судя по его поведению) аутист. Он был неконтролируемым: его отец говорил, что Джон – единственный человек, которого он никогда не мог заставить подчиняться. Неуправляемый, но несчастный Джон умер в возрасте тринадцати лет от эпилептического припадка в 1919 году, через два месяца после окончания Первой мировой войны. Хотя родители любили его, был почти слышен вздох облегчения оттого, что природа пришла на помощь, поскольку имелись все признаки того, что Джон стал бы серьезным препятствием для монархии, если бы дожил до взрослых лет.

Было неясно, пойдут ли Уильям и Гарри по пути двоюродного прадеда Джона, но вопрос о том, как следует дисциплинировать мальчиков, оставался сложным в силу истории развития семьи. Чарльз был любимым внуком королевы-матери Елизаветы. По ее мнению, он не мог сделать ничего плохого. Если он хотел закрыть глаза на то, как воспитываются его дети, она не считала, что ей следует вмешиваться. Более того, королева понимала затруднительное положение Чарльза и сочувствовала его бессилию как отца и мужа перед лицом такой сильной жены, как Диана.

Королеве-матери было известно о поведении Дианы не только из того, что она знала от своей собственной семьи, но и от самой Дианы. Одной из дам в опочивальне королевы-матери была бабушка Дианы – Рут, леди Фермой, которая категорически не одобряла поведение Дианы, причем до такой степени, что к моменту своей смерти в 1993 году больше не разговаривала с внучкой. Леди Фермой считала Диану коварной, опасной и безответственной. Она чувствовала, что та была ужасной принцессой Уэльской, подрывавшей монархию, плохой дочерью и внучкой, была чем угодно, только не хорошей женой и, кроме того, оказалась опасно нетребовательной матерью.

С другой стороны, Диана думала, что ее собственная семья и королевская семья оторвались от нравов своего времени. По ее мнению, им всем нужно было немного расслабиться, меньше заботиться о хорошем поведении и больше уделять внимание своим чувствам. Всегда держаться молодцом – это не для нее. Была ли она счастлива или грустна, она заботилась о том, чтобы все знали об этом. Она считала важным испытывать чувства и показывать их, а не скрывать за фасадом хорошего поведения.

Во многих отношениях ценности Дианы больше соответствовали ее времени, чем семье, в которой она родилась или вышла замуж. Она была полна решимости вырастить детей не в смирительной рубашке в соответствии с приличиями, как раньше воспитывались королевские дети и, в меньшей степени, дети в аристократических семьях. Королевские особы всегда были изолированы от повседневной жизни и даже от обычной дружбы. Даже в поколении Чарльза все члены британской королевской семьи ожидали, что их самые близкие друзья и часто родственники более низкого ранга будут обращаться к ним «сэр» и «мэм», а не по имени. Все подруги Чарльза были обязаны называть его сэром, а брат королевы-матери, сэр Дэвид Боуз-Лайон, должен был обращаться к сестре «мэм», даже когда развлекал ее в своем доме, в Уолден Бери, хотя единственным присутствующим при этом человеком был его хороший друг и сосед Бернетт Пэвитт. Именно этот уровень формальности Диана справедливо стремилась изменить. Живя в менее регламентированном мире, она была убеждена, что воспитание ее детей позволит им общаться с людьми на человеческом уровне и что они будут свободны от разрушительных формальностей, наложенных на членов королевской семьи. Сотрудники должны были называть их «Уиллс» или «Уильям» и «Гарри», а не «Ваше Королевское Высочество» или «сэр». Они могли пойти и побеспокоить персонал на кухне. Они будут в первую очередь людьми, а во вторую – принцами.

У Гарри, однако, был один непреодолимый недостаток. Он был вторым сыном. Вторые сыновья считаются в королевских или аристократических кругах лишь запасными. Все достается первенцу. Может быть только один король, герцог, маркиз, граф, виконт, барон или баронет. Только первенец может унаследовать трон, дворец, замок, поместье и все его движимое имущество. Вторые сыновья, конечно, что-то наследуют. У них есть второстепенные титулы, вторичная собственность, вторичный доход, который соответствует их статусу. Но единственный способ сохранить гегемонию – отдать практически все первенцу.

В мире, в котором родился Гарри, вторые сыновья – граждане второго сорта. Явление настолько хорошо известно, что даже имеет собственное название: синдром второго сына. Это не обязательно должно быть проблемой. Парень, который у меня был до замужества, был вторым сыном; я вышла замуж за второго сына; и после моего замужества у меня в течение долгого времени был бойфренд – тоже второй сын в своей семье. Некоторые вторые сыновья лучше других справляются со своим положением. Оба моих бойфренда хорошо с этим справлялись, но слишком многие вторые сыновья горько завидуют своим старшим братьям. Их возмущает тот факт, что случайность при рождении помешала им получить львиную долю денег, статуса, власти и привилегий. Они забывают, что их статус наследников привилегий также является случайностью рождения и что они могли в равной степени родиться в нищете в Сомали, а не в роскоши в Великобритании.

Некоторые матери справляются с синдромом второго сына лучше, чем другие. И воспитывают своих детей, чтобы они признали, что жизнь несправедлива, что вы должны считать свои благословения и быть благодарными как за маленькие, так и за большие милости и не желать жены, осла или имущества брата, в соответствии с десятой заповедью. Они указывают своим вторым сыновьям, как тем повезло, что им не придется жить с отцовским наследием, которое может сопровождаться привилегиями, но в значительной степени компенсируется сокрушительным грузом ответственности, к которой природа, возможно, не подготовила ни одного сына, но все же первенец должен будет научиться нести эту ответственность, независимо от того, склонен он к этому или нет. Другие матери настолько открыто превозносят ребенка, который унаследует трон или звание пэра, что вредят как первому, так и второму сыну на всю оставшуюся жизнь. Есть еще те, кто делает то же, что и Диана. Они проявляют чрезмерную заботу. Хотя она всегда поддерживала мальчиков, зная, что только Уильям однажды станет королем, она, тем не менее, пыталась уравновесить неравную ситуацию, ошибочно полагая, что может восстановить равновесие, обеспечив Гарри дополнительной эмоциональной безопасностью. Даррен Макгрейди, шеф-повар Кенсингтонского дворца с 1993 по 1997 год, вспоминал слова Дианы: «Позаботься о наследнике, а я позабочусь о запасном». Она открыто сказала, что знает, что с Уильямом всегда будет все в порядке; а о Гарри надо заботиться. Она говорила, что Гарри был «таким же ротозеем, как и я», а Уильям «похож на своего отца». Это побуждало ее защищать Гарри и более снисходительно относиться к нему.

Как юная Меган чувствовала, что расовая проблема влияет на нее сильнее, чем думали окружающие, точно так же и Гарри с раннего возраста осознавал неравенство между собой и старшим братом. Он имел обыкновение жаловаться, что королева-мать осыпала Уильяма вниманием, при этом фактически игнорируя его; что она усаживала Уильяма рядом с собой, в то время как его отправляли подальше, когда они приходили к ней в гости.

Однажды он был ужасно расстроен, когда дворецкий принес бутерброды для нее и Уильяма, но не для него. Мне трудно поверить, что Елизавета, королева-мать, допустила бы такое пренебрежение, и подозреваю, что при повествовании был упущен какой-то важный элемент этой истории. Тем не менее факт остается фактом: с раннего возраста Гарри до такой степени осознавал разницу между собой и Уильямом, что, как рассказывает офицер охраны Дианы Кен Уорф, когда Гарри было четыре или пять лет, он сообщил их няне: «В любом случае это не имеет значения, потому что Уильям станет королем». Уорф счел удивительным, что Гарри даже в столь нежном возрасте осознавал этот факт.

Двухлетняя разница в возрасте означала, что оба мальчика находились на разных стадиях развития. Гарри был мягким и милым ребенком, который ничего не любил больше, чем свернуться калачиком на диване рядом с матерью и смотреть с ней фильмы или шоу по телевизору. Он не стыдился быть маменькиным сынком, в то время как его старший брат проявлял себя в такой независимой, поистине агрессивной манере, что его прозвали «Бандитом».

Если у детей есть выбор, им гораздо больше нравится проводить время за городом, чем оставаться в городе. Дворцы мало чем отличаются от обычных домов, за исключением размеров, и обоим мальчикам больше всего было по душе отправляться на выходные в Хайгроув с отцом. Вопреки дезинформации, которую Диана позже распространила о своем муже, Чарльз был хорошим и неравнодушным отцом, которого дети любили так же сильно, как он их. Он играл с ними, как и его собственный отец, балагур, играл с ним. Он построил для них специальную яму, наполненную разноцветными шарами, и нырял в нее вместе с ними. Он построил для них дом на дереве. Он брал их на долгие прогулки по поместью, открывая им глаза на красоту природы и рассказывая о флоре, которая была его страстью. Он водил их посмотреть новорожденных ягнят, поощрял детей держать домашних животных – их мать не любила животных – и показал Гарри, как ему ухаживать за своим любимцем, кроликом. Чарльз любил сельскую местность, и когда мальчики выросли, они тоже полюбили ее. Они научились стрелять в кроликов, получать удовольствие от пребывания на открытом воздухе, что определенно не нравилось их матери, «столичной красотке».

У Гарри и Уильяма были пони, и с раннего возраста Гарри учился ездить верхом сначала у местного инструктора по имени Марион Кокс, а затем у Джеймса Хьюитта. Молодой принц был бесстрашным и имел то, что его тетя Анна, олимпийская наездница, золотая медалистка состязаний в Бергли, называла «хорошей посадкой». Королевская семья, разумеется, обожала лошадей. И королева, и королева-мать были завсегдатаями скачек. Принц Филипп был игроком в поло мирового класса и, выйдя на пенсию, увлекся ездой на конных упряжках. Принц Чарльз также играл в поло, и принцесса Анна разглядела в Гарри природные способности, позволявшие ему вырасти до участия в соревнованиях, если бы он посвятил себя спорту.

Больше, чем лошади, которых Гарри любил с раннего возраста, его восхищало все, что относилось к военной службе. Джеймс Хьюитт рассказывал мне в 1990-х, что у Гарри была детская униформа, изготовленная для обоих принцев, и что они обожали в ней шествовать, особенно после того, как Джеймс научил их правильно отдавать честь. Но именно Гарри, а не Уильям по-настоящему наслаждался армией, и даже в таком раннем возрасте было очевидно, что его стезей будет карьера в вооруженных силах. Это было к лучшему: как только Гарри пошел в школу, быстро стало ясно, что он такой же неакадемичный, как и его мать. В возрасте трех лет он последовал за Уильямом в детский сад Монтессори, в дошкольную подготовительную группу миссис Майнорс в виллах Чепстоу, Ноттинг-Хилл, в пяти минутах езды от Кенсингтонского дворца. Джейн Майнорс была дочерью епископа, ее тридцать шесть подопечных начинали свой день с молитвы, после чего переходили к пению, резанию ножницами бумаги и лепке фигур или игре на улице. Все годы, пока дети готовились к формальному обучению, от них ожидали, что они научатся рисовать и петь, но не читать. Хотя Гарри, казалось, начинал достаточно хорошо, его развитию явно не способствовала склонность Дианы позволять ему прогуливать занятия. Он предпочитал оставаться с ней дома, часами обнимаясь, сидя у нее на коленях, пока они смотрели фильмы, а не ходить в сад. Подруга Дианы, Симона Симмонс, вспомнила, что «он чаще кашлял и простужался, чем Уильям, но в этом не было ничего серьезного. Я думаю, что большую часть времени он просто хотел быть дома со своей мамой. Он любил, чтобы она принадлежала ему без соревнования с Уильямом».

Диане также нравилось, когда он был с ней. Пребывание Гарри в группе миссис Майнорс совпало с разгаром любовной связи Дианы с Джеймсом Хьюиттом. В разное время она поддавалась фантазиям о браке с ним, что было чревато разочарованием, несовместимым с безмятежной жизнью. Ее дети, особенно Гарри, были ее утешением, и она получала от общения с ними такое же эмоциональное удовлетворение, как и они от нее.

Раз в неделю, по средам, Диана водила мальчиков на чай с их бабушкой королевой. Она предупреждала их, чтобы они вели себя наилучшим образом, и, несомненно, они думали, что так и есть, но они отличались несдержанностью, что было очевидно даже тогда, когда они вели себя хорошо.

По словам подруги Дианы Кэролайн Бартоломью, Гарри был особенно «демонстративным и ласковым, самым обнимаемым мальчиком», что само по себе указывало на определенную степень эмоциональности. Это не соответствовало королевскому образу жизни, при котором эмоциональная сдержанность ценится выше демонстративности. Уже были опасения, что под присмотром Дианы мальчики вырастут такими же гиперэмоциональными, как и она сама. И этого никто не хотел, поскольку публичные роли лучше всего исполнять, сдерживая эмоции, а не упиваясь ими.

В возрасте пяти лет Гарри последовал за Уильямом в подготовительную школу Уэтерби в Уэтерби-Гарденс, Кенсингтон. Это было даже ближе к Кенсингтонскому дворцу, чем учреждение миссис Майнорс. Теперь, когда Гарри стал намного старше, сидеть дома, свернувшись калачиком на диване, и смотреть фильмы с мамой было не так привлекательно, поэтому его показатели посещаемости улучшились.

Он был популярным среди одноклассников, шумным и веселым – эти качества он сохранил во взрослой жизни, по крайней мере до брака. После школы он часто посещал помещения персонала, болтал со служащими и умолял Кена Уорфа, офицера охраны его матери, дать ему какое-нибудь задание. Ничего Гарри не любил больше, чем военные задания. К этому времени все были уверены, что его будущее связано с армией.

Гарри был также прирожденным спортсменом. Он был хорош во всем, что делал. Научившись кататься на лыжах в возрасте шести лет, он был бесстрашен на склонах, хотя иногда не мог остановиться. Однажды его пришлось выкапывать из грязи, когда он вылетел со снежной трассы и оказался в кустах.

Вскоре у него появилось больше возможностей для занятий спортом. В сентябре 1992 года Гарри отправили в Ладгроув, подготовительную школу в Уокингеме, графство Беркшир, недалеко от Виндзорского замка и еще ближе к ипподрому его бабушки в Аскоте. Уильям уже учился там. Присутствие там старшего брата облегчило для Гарри переход. В течение первых нескольких недель он, как и большинство новичков, тосковал по дому, но позже приспособился: частично с помощью Уильяма, а частично – обнаружив, что теперь у него есть множество спортивных занятий на выбор. Вскоре он с энтузиазмом начал играть в футбол, теннис, регби и крикет, и его физические возможности компенсировали недостаток интеллекта. Быстро стало очевидно, что Диана права. Гарри был сыном своей матери. У него не просматривалось никаких академических наклонностей. Это оказалось чем-то вроде разочарования для его отца и школы, поскольку Уильям пошел по стопам Чарльза и проявлял интеллектуальный интерес ко множеству предметов.

Позже королева назовет 1992 год своим annus horribilis¹⁶. Гарри было нелегко поступить в школу-интернат в разгар войны между принцем и принцессой Уэльскими, когда стало известно о зрелищном развитии брачной истории его родителей. Первым выстрелом стала публикация в марте того же года моей книги «Наедине с Дианой: принцесса, которую никто не знает», в ней говорилось, что и принц, и принцесса Уэльские имели внебрачные связи, что она хотела развестись, что она страдала булимией и даже что она считала, что ее покойный любовник Барри Маннаки, бывший офицер ее охраны, был уничтожен, чтобы помешать ему рассказать об их романе. Она позже подтвердит это убеждение в печати и по телевидению. (Автор этих строк никогда не разделяла ее убеждения и всегда считала, что Маннаки погиб в реальной автокатастрофе.) Книга стала мировым бестселлером, попав в соответствующие списки The New York Times и The London Times. Несколько месяцев спустя была опубликована книга Эндрю Мортона «Диана: ее правдивая история». Когда стало очевидно, что это было написано с молчаливого согласия Дианы, книга произвела еще больший фурор, поскольку публика наивно полагала, что ее содержание должно быть правдой, коль скоро за публикацией стояла сама принцесса. Реальность же заключалась в том, что Диана внесла свой вклад в содержание обеих книг, и причина, по которой была написана книга Мортона, состояла в том, что она и этот автор поссорились. Это произошло из-за решимости Дианы продвигать версию своего рассказа, так сильно подкорректированную в ее пользу, что это больше походило на рекламу, чем на изложение фактов. Однако, с точки зрения детей, самым мучительным инцидентом, вероятно, стала публикация 23 августа 1992 года с расшифровками телефонных разговоров Дианы в самом популярном британском таблоиде The Sun. Эти записи можно было также прослушать за плату, и, хотя самые интимные минуты были вырезаны, остальные не оставляли места для сомнений. У Дианы был роман с Джеймсом Гилби¹⁷, и, что еще более важно, ее презрение к королевской семье стало очевидным. Как она выразилась, она была возмущена тем, что они не были более благодарны за ее присутствие среди них, «после всего, что я сделала для этой гребаной семьи».